Паук

Глава 97.

Сага лежит в палате Каролинской клиники в Худдинге, на плече у неё стерильная повязка.

Пуля Йоны раздробила верхнюю часть плечевой кости, но хирургу удалось стабилизировать перелом и остановить кровотечение.

Утреннее солнце пробивается сквозь бледно-розовые занавески, освещает томик «Великой теоремы Ферма» на прикроватном столике и ушибленную голень Саги.

В дверь стучат, и в комнату входит Йона. Он смотрит на неё сверху вниз, словно на младшую сестру, затем протягивает руку и гладит по щеке.

— Как вы? — спрашивает он.

— Вы же знаете, как больно, когда в тебя стреляют, правда? — говорит она.

— Мне очень жаль, но времени сделать что-то другое у меня не было.

— Что произошло?

Йона ставит девятую фигурку на тумбочку. Солнце блестит на тускло-сером металле.

Статуэтка изображает молодую женщину с растрёпанными волосами. Она стоит, широко расставив ноги, руки опущены по бокам, в правой руке пистолет.

Сомнений нет. Мара Макарова была девятой жертвой.

— Я думала, последняя фигурка — это вы, — говорит Сага.

— Я тоже. Но на самом деле всё время речь шла о вас и о ней, и ни о ком больше, — отвечает Йона.

— Но открытки, угрозы вам… Я не понимаю.

— Это была всего лишь часть её паутины.

— И я в неё попалась, — вздыхает Сага.

— Маре удалось найти погибшую семью, пользуясь теми же материалами, что были и у вас, поэтому она решила, что вы тоже обязаны были их найти — пока они ещё были живы.

— Это так, я знаю. Это моя вина, что они…

— Нет, не ваша. Виноват Юрек, но Мара взвалила всю вину на вас… Она хотела, чтобы вас осудили за девять убийств.

— Понимаю, — бормочет Сага.

Йона придвигает стул к кровати и садится. Сага берёт фигурку и рассматривает её со всех сторон.

— Под автострадой, — продолжает Йона, — когда Мара повернулась к вам, она вовсе не собиралась стрелять. Она просто хотела, чтобы вы застрелили её.

— Значит, всё это был тщательно продуманный план самоубийства?

— Да.

— А вы выстрелили в меня, чтобы помешать мне её убить, — говорит Сага, опуская фигурку.

— Потому что иначе вас бы осудили за все убийства. Или, по крайней мере, за последнее, — спокойно говорит он. — Среди одеял на полу мы нашли письмо, где было написано, как вы угрожали ей, чтобы она не рассказала свою историю прессе.

— Она продумала всё, — произносит Сага.

— Мара винила вас в том, что вы не смогли спасти её семью, но больше всего она винит себя. Именно ей одной удалось выбраться из бункера, и остальные, вероятно, думали, что это значит, что их спасут, что она вернётся с помощью. Но она была так слаба после долгого времени в темноте, что просто шла и шла, почти не понимая, где находится.

— Кроме указателя на Мораберг… — тихо говорит Сага. — Это она постоянно повторяла психологу, но он её не понимал. Если бы у неё не случился нервный срыв и её не забрали в больницу, её семья выжила бы.

— Тяжёлое бремя.

— И именно поэтому она решила, что заслуживает вернуться туда, где держали остальных, и умереть вместе с ними.

— Как вы нашли место под автострадой? — спрашивает Сага.

— Девять мест захоронений образовали огромную букву «М» или «W» с основанием примерно в сто километров… И когда я увидела девятую фигурку, поняла, что место убийства и место захоронения совпадут.

— Потому что Мара уже не смогла бы сама перемещаться, — кивает Сага.

— Именно. Следуя её логике, я знала, где будет последнее захоронение.

— Вы учитесь, — говорит она с лёгкой улыбкой.

Как и предполагал Йона, после захвата в бункере Мара полностью раскрыла свой план, и сомнений нет: её осудят за убийства.

Они ещё какое-то время говорят о жертвах, и Сага бледнеет, когда заходит речь о Марго и Вернере, но только при описании отчаянной борьбы Рэнди за жизнь её лицо искажается, и по щекам текут слёзы.

— Почему все должны умереть? — шепчет она.

— Иногда кажется, что цена… слишком высока.

— Да.

— Юрек всё ещё сидит у меня в голове… Иногда я всё ещё думаю, что похож на него, — говорит Йона.

— Вы не такой.

— Просто… всё это становится всё тяжелее. После каждого дела я будто снова иду по окровавленному полю битвы.

— Знаю.

— Мне приходится останавливаться у каждого погибшего и заново переживать их страх и страдания, и то горе, что остаётся после них.

— Я тоже не могу перестать думать о жертвах, — шепчет Сага.

Йона встречается с ней взглядом.

— Уже давно я думаю, что делаю мир мрачнее, — признаётся он.

— Но вы лучший, — говорит она.

— Нет, это вы. Нам стоит чаще работать вместе.

— Нам действительно стоит, — отвечает она с улыбкой, вытирая слёзы.

Сага остаётся лежать, глядя в потолок, когда Йона поднимается и уходит. Она слышит, как он обменивается парой фраз с дежурными у двери, затем его шаги затихают в коридоре.

Она закрывает глаза и вспоминает длинную лестницу, как тьма сгущалась над ней, и незаметно засыпает, просыпаясь только от громких голосов снаружи.

— Отпустите меня! Мне нужно…

— Отойдите, пожалуйста, — говорит один из офицеров. — Нам нужно удостоверение личности и…

— Я имею право увидеть свою девушку! Мне нужно…

— Успокойтесь, — говорит другой офицер. — Если вы не успокоитесь и не сделаете шаг назад…

— Что, вы меня застрелите?

— Никто стрелять не будет, но нам придётся вас задержать, если вы не выполните наши указания.

Через пару мгновений дверь открывается, и в комнату входит один из офицеров со смущённым выражением.

— К вам пришёл некто по имени Карл Спеллер, — говорит он.

— Можете его впустить, — отвечает Сага с улыбкой. — Но я точно не его девушка.

Карл входит, скаля острые зубы в ухмылке. С огромной повязкой на голове он выглядит точь-в-точь как поэт Аполлинер.

На нём чёрная футболка с надписью «Мандариновая мечта» спереди, в руках большой букет красных роз.

— Вам когда-нибудь говорили, что вы похожи на принцессу? — спрашивает он.

— Нет.

— Пуля выбила у меня кусок виска, — говорит он, небрежно указывая на голову.

— Не думаю, что ваша новая причёска стала от этого лучше, — отвечает она, сдерживая улыбку.