105

Оксфордский крематорий


В часовне крематория можно было только стоять. Те, кому не хватило места, теснились плечом к плечу в коридоре, остальные высыпали во двор и на лужайку. Ниш затронул жизни очень многих.

«Красные Фреды» были в полном составе, как и его товарищи по Пара Рег, и, конечно же, ребята из Седьмого Отряда, среди которых теперь был и Динджер. Я даже мельком увидел соседку Ниша. Меня бы ничуть не удивило, если бы там были парень из магазина на углу Росс-роуд и медсестра, на которую он набросился.

Гарри оглядел всех и запнулся посреди траурной речи. Не было песнопений. Ниш хотел, чтобы его просто сожгли и покончили со всем этим раз и навсегда.

Затем мы отправились на аэродром, где он прыгал. В клабхаусе было так же многолюдно, как и в часовне, но гораздо шумнее. Это было настоящее празднование, а не обреченно-унылое мероприятие.

Многие из нас давно не виделись. В одном из углов сидел Кен. Ходили слухи, что у него дела с какими-то русскими. Никто не задавал вопросов; если он захочет, чтобы вы знали, то скажет. Он болтал с Седлбэгсом, тыкая его в грудь. Он выглядел так, будто собирался навалять ему. Наверное, он просто рассказывал ему анекдот.

Кен был прав насчет стратегии войны в Северной Ирландии. После начала мирных переговоров стало совершенно ясно, что нашей задачей было устранить тех, кто не собирался расставаться с оружием. Мартин Макгиннесс и Джерри Адамс хотели действовать политическими средствами, и мы расчистили им путь. Сторонники жесткой линии, проскользнувшие сквозь сеть, вновь появились в виде Настоящей ИРА (Real IRA).

Сэддлбэгс работал в Сити начальником службы безопасности какого-то финансового учреждения, у него теперь была машина Гуччи, а квартира-лофт даже еще более Гуччи.

Тини готовился стать учителем физики. Не хотел бы я оказаться в его классе. У детей будут кошмары.

Крис нянчил бутылку пилса. Теперь он занимался выращиванием свиней. Я подумал, что это ему очень подходит. Ему не нужно было много разговаривать с ними; достаточно было лишь обмениваться с ними хрюканьем и время от времени обнюхиваться.

Пол был на Схеме, здесь, там и повсюду. Дес Дум и Швепси были в костюмах и выглядели как магнаты: они занимались охранным бизнесом, и дело процветало. Примерно месяц назад я увидел Швепси из такси в Сити. Он был в костюме в полоску и с портфелем в руках, целеустремленно шагая к входу в офисное здание. Какой-то бедняга вот-вот получит мощную взбучку. Я высунулся из окна и крикнул: «Эгей, придурок!», но он не оглянулся. Такое обращение явно не могло быть адресовано ему.

Гарри остался в Шамони, все еще тронувшийся башкой на почве лазанья по горам. Его волосы почти полностью выпали. Вероятно, это делало его более обтекаемым на высоте.

По мере того, как тени становились длиннее, повествования набирали темп и громкость. Мы обменивались воспоминаниями о пердеже, проделках и стычках Ниша — как ему бы и хотелось — а также о его мужестве и мастерстве, лидерстве и сострадании, что, как мы знали, он бы ненавидел.

Я сидел в углу ранним утром и на мгновение отключился. Мой сон повторился: они втроем, словно фокусники, летят в свободном падении всего в нескольких метрах от меня. Их улыбки становились шире, когда они смотрели, как новичок дерьмошапка изо всех сил старается удержаться в стабильном положении.

Я был единственным, кто остался в живых.

Страдал ли Ниш от химического дисбаланса? Был ли это кумулятивный эффект от множества эпизодов гипоксии? Или это было посттравматическое стрессовое расстройство? Я знал, что он так и не оправился после смерти Эла и Хиллибилли. Или, может быть, он просто подумал: «Ну все нахер, с меня довольно», — и прыгнул? Есть люди, которые идут напролом, как в жизни, так и в смерти — и если так пойдет дальше, парень из магазинчика на углу сможет рано уйти на пенсию.

Я улыбнулся. Я знал, что Ниш смеялся до самой земли. Он, наверное, выбрал точное место, куда хотел воткнуться, и направился туда.

Теперь я точно знал, что он все это спланировал. Это не было импульсивным порывом.

Он рассказал остальным ту же историю с номером мобильного. Это был его предлог позвонить нам и попрощаться, как это сделал Фрэнк в день вечеринки, но я этого не понял. Может быть, оттуда у него и возникла эта идея. Я вспомнил, как он сказал мне на похоронах Фрэнка: «Ты сможешь покончить с собой только когда решишься…»

Я поднял за него бокал. Я не знал, грустить мне или радоваться. Я потерял еще одного друга, но он погиб, делая то, что хотел — и как можно отказать другу в этом?

Загрузка...