Седьмой отряд

59

Нишу, возможно, не слишком нравилось все это, но я был счастлив. Это было как на вербовочных плакатах. Иногда я еще парил под куполом, когда C-130 приземлялся в пустыне подо мной. Иногда я разглядывал маленькие португальские форты и сторожевые башни на склонах холмов, выглядящие как нечто из времен крестовых походов. Вокруг меня была история. Я обожал это дело.

Мы перешли к прыжкам с кислородом, с 18000 футов (5,500 м), затем с 24000 (7300 м), поднимаясь все выше и выше. К сожалению, газ имеет тенденцию расширяться по мере набора высоты, и мы следовали за Нишем в его начинании. Грузовая кабина самолета воняла как канализация: все пердели совершенно безудержно.

По той же причине нужно было убедиться, что ваши зубы в хорошем состоянии. Любой воздух в полости зуба расширится. Не было ничего необычного в том, что зубы разрушались. Парни также сильно страдали, когда летали с заложенными пазухами.

До последней минуты мы дышали кислородом, которым нас снабжал C-130. Двое выпускающих Королевских ВВС ходили с закрепленными на головах фонариками, светившими тускло-красным, чтобы не нарушать наше ночное зрение. У каждого был шланг, тянущийся пуповиной от его кислородной маски, и их руки инстинктивно двигались, контролируя, чтобы он не зацепился и не отсоединился от источника кислорода.

Внутренности самолета не были герметичны, поэтому маски пришлось надевать на 12000 футов. И чем выше мы забирались, тем холоднее становилось.

В одну из ночей мы прыгали с 24000 футов. Я проверил свои альти, по одному на каждом запястье. Теперь это были не старые «будильники» с бомбардировщика «Ланкастер», а маленькие пластиковые коммерческие. Как и почти все спортивное снаряжение, они были намного лучше выдаваемого штатного. Мы были чуть ниже высоты прыжка. Поступила команда снаряжаться. Из-за шума выпускающие делали это, держа карточки формата А4 и подсвечивая их своими красными фонариками. Их всегда показывали в установленном порядке, чтобы выполнить все проверки.

Я поместил свой Берген позади ног и просунул ботинки через плечевые лямки, зацепив карабины по его бокам за подвесную систему. Теперь на мне висело больше ста пятидесяти фунтов (68 кг). Помимо парашюта, на мне было двадцать четыре фунта (10,8 кг) GPMG, закрепленного вдоль левой стороны тела. Приклад был отсоединен, чтобы не торчал над плечами и не мешал стропам купола, и упрятан внутри Бергена вместе с четырьмя сотнями патронов, весящих еще двадцать четыре фунта, запасными батареями для радиостанции патруля и, разумеется, моим собственным снаряжением.

Мы отсоединили кислородные маски от главной консоли, и перешли на индивидуальные баллоны. Они были рассчитаны всего на двадцать минут и крепились на поясе.

Посредством карточки мы получили команду встать. Берген висел вверх дном на моей подвесной. Я затянул плечевые ремни вокруг бедер, чтобы иметь возможность использовать ноги в падении. С таким большим весом, висящим на мне, моя спина стремилась выгнуться. Старший выпускающий через нашлемное переговорное устройство связался с кабиной пилотов, и рампа открылась. Хотя на мне был шлем, я услышал мощный поток воздуха, а затем резкий порыв хлестнул по моему комбинезону. Чернильную черноту пронзала только неясная точка света далеко внизу.

Самолет качался влево и вправо, набирал и терял высоту, пока пилот направлял его к зоне выброски. Мы выстроились в две цепочки возле рампы. Я был третьим в левой. Мы получили команду двигаться, и обе цепочки склонились под тяжестью, прежде чем двинуться вперед, переваливаясь, как утки. Мне пришлось ухватиться за ранец Тини для опоры.

Передние парни, Ниш и Крис, встали носками прямо на обрез рампы. Мы приготовились, приноравливаясь к покачиванию самолета и порывам ветра.

Выпускающий скомандовал финальную проверку шпилек. Я расстегнул липучку клапана на ранце Тини, чтобы осмотреть стальную шпильку вытяжного троса, которая удерживала его купол на месте. Легче сказать, чем сделать в тусклом красном свете — к этому времени моя кислородная маска уже стала мокрой внутри, а очки начали запотевать.

Шпилька Тини выглядела нормально. Она располагалась правильно, и не было никаких препятствий, которые могли бы помешать ей высвободиться. Потяни Тини кольцо, стальной тросик в свою очередь без помех вытянет шпильку из ранца и откроет клапана, удерживающие купол внутри. Под воздействием пружины вытяжной парашют будет вытолкнут из ранца и захватит воздух. Он, в свою очередь, вытянет основной купол и стропы, прикрепленные к подвесной.

Я хлопнул его по правому плечу, чтобы дать понять. Я получил то же самое от Пола позади меня.

Двое выпускающих теперь пристегнулись к фюзеляжу страховочными лямками и стояли на краю рампы, удерживая Криса и Ниша, чтобы они не выпали, пока самолет выходил на цель. Вскоре они выставили два пальца перед лицами передних парней и крикнули. Ниш и Крис полуобернулись и проделали то же самое для двоих позади них, дальше это пошло по цепочке.

Две минуты!

Это приходилось орать. И все равно едва можно было расслышать сквозь рев ветра и гул четырех турбовинтовых двигателей, и, конечно, на нас были кислородные маски.

Я сильно прижался к Тини, пока самолет раскачивался из стороны в сторону. За открытым задним бортом больше не было никаких точек света, могущих служить ориентиром. Небо и земля выглядели одинаково.

Я смотрел на консоли сигнальных огней слева и справа от рампы. Обе лампы не горели.

Мои очки снова запотели. Я держался левой рукой за Тини, а правой приподнял линзы, чтобы впустить немного воздуха.

«КРАСНЫЙ ВКЛЮЧЕН! КРАСНЫЙ ВКЛЮЧЕН!»

Красные сигнальные огни загорелись по обе стороны рампы.

Каждый из нас повернулся и прокричал это парню позади, чтобы все услышали.

«КРАСНЫЙ! КРАСНЫЙ!»

Красный свет сменился зеленым.

Все дружно закричали: «ПРИГОТОВИТЬСЯ…»

«ВНИМАНИЕ…»

Мы синхронно качнулись назад.

«ПОШЕЛ!»

Мы быстро заковыляли к заднему борту, каждый подталкивал того, кто шел впереди. Тини мгновенно исчез в темноте, и я вывалился вслед за ним.

Поток воздуха от самолета подхватил меня и понес на себе. Я почувствовал огромное облегчение, когда вес исчез, но я был вверх ногами, и меня по-прежнему болтало в потоке. Я расставил руки и ноги и прогнул спину. Меня тут же перевернуло в устойчивое положение.

Мои очки мгновенно отпотели. Движения головой — единственное, что не влияет на устойчивость во время свободного падения. Я огляделся, пытаясь разглядеть другие тела в кромешной тьме.

Это должно было быть двухминутное свободное падение. У меня было всего 120 секунд, чтобы найти кого-то, с кем можно было бы сцепиться, стараясь при этом ни в кого не врезаться, и чтобы никто не врезался в меня. Я знал, что они всего в нескольких метрах, когда вглядывался в темноту, но по-прежнему ничего не мог разглядеть. Открытую кожу на моем лице трепало набегающим потоком от падения.

Несколько звезд надо мной на секунду заслонило, когда кто-то пролетел надо мной слева направо.

Мое тело дернулось, когда кто-то схватил меня за руку и потянул к себе.

Затем из темноты появилась еще одна пара рук, схватившихся за мою правую руку, чтобы присоединиться к нам.

Мы держались за комбинезоны друг друга, не понимая, кто есть кто, и вытянули ноги, чтобы переместиться ближе друг к другу.

На 4000 футов (1220 м) мы тряхнули друг другу руки, отпустили их, развернулись и быстро отошли друг от друга, чтобы оказаться на некотором расстоянии, прежде чем раскрыться.

Я сверился со своим светящимся альти и потянул правое кольцо на 3600.

Ранец слегка колыхался из стороны в сторону, когда медуза вытягивала основной купол.

Я ждал, но не получил удара сковородой. Это было больше похоже на потряхивание, когда меня потянуло в вертикальное положение. Не было никакого усилия. Я висел в сидячем положении.