Седьмой отряд

25

Во второй раз в Брайз-Нортоне все было веселее. На курсе было всего четверо парней из Специальной Лодочной Службы (Special Boat Service — SBS) и я. Технически мы уже были частью братства, и инструкторы относились к нам почти по-приятельски. Мне было почти жаль всех тех молодых парашютистов, которых дрючили на курсе принудительного раскрытия. Почти.

Большинство инструкторов были членами «Соколов», показательной группы Королевских ВВС. Они сразу же извинились, что вещи, которым они собирались нас научить, устарели. «Мы должны следовать руководству, хотя оно устарело еще до того, как было напечатано». Вдобавок ко всему, они не прыгали с теми системами, что использовали мы, но нам нужно было с чего-то начинать. Мне было все равно, мы могли бы использовать те, что были у Ноя на Ковчеге.

Мне нравилось иметь длинные волосы при подготовке к Северной Ирландии. Мне нравилось носить мой берет песочного цвета. Я чувствовал, что должен ощущать актер или певец, когда они достигают крупного успеха, хотя, конечно, я этого не показывал. Мне еще многому предстояло научиться. Слова RSM все еще гремели у меня в голове: «Не вздумайте из себя строить, смотрите и слушайте».

Мальчик-солдат, который начинал в сентябре 1976 года, не собираясь долго пробыть в армии, определенно облажался с этим планом. Первые три месяца в батальоне младших пехотных командиров (Infantry Junior Leaders Battalion — IJLB) в Шорнклиффе, Кент, не было ничего, кроме маршировки, бредятины и криков, но у меня всегда была горячая вода, собственная кровать и шкафчик, и мы даже внесли свой вклад в экономию оборонного бюджета. В IJLB можно было использовать только три листка туалетной бумаги: одним вверх, одним вниз, одним начисто.

Больше, чем материальные блага, мне нравилось быть частью чего-то, то, как сержанты-инструкторы выкрикивали слова вроде «мы» и «нас». Я не мог понять, почему некоторые парни не выдерживали курс до конца. Возможно, у них имелось что-то получше, к чему можно было вернуться.

Даже учителя, которым приходилось брать таких ребят, как я, которые читали и писали намного хуже, чем полагалось в их возрасте, заставляли меня чувствовать себя особенным. Мой первый день в образовательном блоке изменил мою жизнь. Капитан, старый служака, прошедший все ступени карьерной лестницы, и теперь хотевший что-то передать новому поколению, вошел в класс с двадцатью прыщавыми шестнадцатилетними подростками в форме и указал за окно.

«Там, по ту сторону проволоки, считают, что вы все тупые, как дерьмо». Он остановился и посмотрел на нас, как будто мы собирались не согласиться. Я, конечно же, нет. Я был в пехоте, потому что никто другой в армии не пожелал взять меня.

«Ну, они ошибаются. Единственная причина, по которой вы не умеете читать или писать — это потому, что вы не читаете и не пишете».

Он бродил между столами, осматривая покоцаные, рябые лица. В армии брились, даже если не было необходимости.

«Но с сегодняшнего дня, молодые солдаты, это прекратится».

Армия не только дала мне образование, мне даже платили за то, чтобы я был зол и дрался. Я стал чемпионом армии среди юниоров в полусреднем весе — о чем, конечно, не собирался рассказывать Кену. Все началось с ротных соревнований по «боксу». Это был не тот бокс, каким его должен был знать Мухаммед Али. Армия называла это «махаловом». У тебя было две минуты, чтобы выбить дерьмо из другого парня. Если ты выигрывал слишком легко, ты шел и дрался снова; если ты проигрывал слишком легко, ты шел и дрался снова; и если ты не устоял, ты шел и дрался снова. После шести или семи боев IJLB собрал свою боксерскую команду.

Меня это полностью устраивало. Они хотели, чтобы я сражался и убивал людей, а взамен дали мне прекрасную жизнь и образование. Мне это нравилось. Наконец-то я нашел то, в чем был хорош. Я даже выиграл Меч Легкой Дивизии как самый перспективный мальчик-солдат. Для меня каждый день был лучше предыдущего.

Занятия по фрифоллу в Брайз-Нортоне были индивидуальными, и моего личного инструктора звали Роб. Первое, что он спросил, это в какой отряд я иду.

«Седьмой».

Его лицо сморщилось. «Ты знаешь Ниша?» — спросил я.

Разумеется, да. Круг военных парашютистов, прыгающих со свободным падением, был невелик. Поскольку Ниш был «Красным Фредом», а они — «Соколами», они совершили вместе множество прыжков, по гражданке и на развлекательных мероприятиях, а также военных.

Первые несколько занятий были немного неловкими для всех нас. Я чувствовал себя странно, обучаясь ради обучения, а они чувствовали себя странно, преподавая это. Я было думал, что всякая сбивающая с толку чушь осталась позади. Основная проблема заключалась в том, что фрифолл был движим скорее спортом, нежели военными. Спортивные клубы были тем местом, где совершенствовались все системы и методики. Их адаптировали для военного использования, но это заняло очень много времени. Обычно было наоборот. Военные технологии двигали гражданские, особенно во времена конфликтов.

В течение следующих двух дней все стало лучше, хотя я только учился надевать базовое снаряжение. Наш первый прыжок должен был быть очень простым: свободным падением с высоты 12000 футов (3657 м), длящимся около пятидесяти секунд, с круглым куполом, называемым PB6, очень похожим на тот, что использовался для прыжков с принудительным раскрытием. Затем мы переходили к TAP, устаревшей штуковине, которая все еще не была квадратным парашютом, как спортивные, которые использовали инструктора. Он больше походил на четверть апельсина. Все, что можно было сделать, это повернуть влево или вправо.