Седьмой отряд

87

Январь 1991 г.

Мы уже находились в Саудовской Аравии какое-то время, но теперь война в Персидском заливе была в самом разгаре. Вертолет «Чинук» повез нас на вражескую территорию к северо-западу от Багдада. На борту находился пеший патруль из восьми человек под моим командованием. Наш радиопозывной был «Браво Два Ноль».

Наша задача была проста: уничтожить оптоволоконный кабель, идущий из Багдада в западные и северо-западные пустыни, откуда Саддам применял свои ракеты «Скад»[104] против Израиля. Его рассуждения были просты. Если «Скады» продолжат сыпаться на Тель-Авив и Хайфу, израильтяне будут спровоцированы на вступление в войну на стороне антисаддамовской коалиции, и альянс распадется. Саудовская Аравия или другие страны ни за что не согласились бы стать братьями по оружию с израильтянами, даже если они будут просто заниматься собственными проблемами.

Полуэскадронные группы из эскадронов «A» и «D» уже прочесывали пустыни, но столкнулись с трудностями. Пусковые установки «Скад» были небольшими и мобильными. Если только им не выпадала удача наткнуться на одну из них, все, что они могли сделать, это дождаться пуска, а затем попытаться выследить и уничтожить ее.

В какой-то момент все израильские ВВС кружили в своем воздушном пространстве, готовые к ответному удару. Джордж Буш заключил сделку с Ицхаком Шамиром: израильтяне дали коалиции двухнедельный срок для устранения угрозы «Скадов». Если мы потерпим неудачу, Израиль нанесет удар.

Все наше планирование и подготовка изменились в одночасье. Мы отвлечемся от традиционных задач SAS, таких как нарушение линий снабжения и связи, устранение ключевых целей и диверсии на промышленных объектах.

Мы, как и остальные, страдали от нехватки снаряжения. Нам приходилось самостоятельно мастерить противопехотные мины «Клеймор» из гаек и болтов, пластиковой взрывчатки и коробок из-под мороженого. Все остальное мы выпрашивали, воровали и одалживали, вплоть до патронов и 40-мм гранат для наших штурмовых винтовок с М-203.

И, конечно же, мы отправились туда в такой спешке, что у нас не было почти никакой информации. Никто толком не знал, где проходил кабель, не говоря уже о том, как его лучше уничтожить. Картографические данные представляли собой аэрофотоснимки, на которых были только основные объекты и черты местности. Но мы относились к этому так: хрен с ним, в этом и заключается суть спецназа — работать с тем, что есть, а остальное импровизировать.

Ничего нового. Когда патрули из Эскадрона «B» отправились на материковую часть Аргентины, чтобы провести разведку перед ударом по казармам морской пехоты и аэродромам, все, что у них было, чтобы выйти к объекту, это карты из мишленовских ресторанных путеводителей. Там было множество подробностей об атмосфере различных ресторанов Огненной Земли и качестве их стейков, но, как ни странно, полный голяк о местонахождении ближайших казарм морской пехоты, путях подхода к ним и системе обороны. Но это было все, что им удалось раздобыть на тот момент, так что они ими и воспользовались.

Так или иначе, первоочередной задачей спецназа было получение информации. Поэтому в девяти случаях из десяти мы шли без нее.

Браво Два Ноль высадилась, но кабель мы так и не нашли. Лишь позже мы обнаружили, что он шел вдоль северного главного пути снабжения (main supply route — MSR), идущего из Багдада на северо-запад к сирийской границе. Однако на рассвете следующего утра мы обнаружили пару зенитных орудий С-60 всего в четырехстах метрах от нашей лежки (lying-up position — LUP).

Это не было большой проблемой. Нашим главным оружием на такого рода заданиях были не штурмовая винтовка, 60-мм ракета или ручной пулемет, а скрытность. Мы просто затаивались днем, двигались ночью и делали свое дело. Проблемой было то, что наши рации не работали.

Стив «Быстроногий» Лейн и Динджер перепробовали все возможное, чтобы отправить наш ситреп. Мне нравился Быстроногий. У него были самые длинные и тощие ноги из всех, что я когда-либо видел, что делало его похожим на бегущую по земле змею, даже с Бергеном на спине. Он начал свою армейскую жизнь в Королевских инженерах, а затем перевелся в парашютисты и все еще добивался признания после прохождения Отбора примерно полгода назад. Как и все новички, он был несколько молчалив, но крепко подружился с Динджером.

Это было несложно. Динджер был высоким, с жесткими светлыми волосами, и он был неугомонным. Он также был из парашютного полка и новичком в Седьмом Отряде, и занял место Ниша в качестве нашего постоянного курильщика и острослова. Думаю, они даже были родом из одной части света. Наверное, это как-то связано с водой. С ним было очень приятно общаться, как и с Нишем, и я сразу к нему привязался.

Что бы ни пытался сделать штаб Полка, мы не могли сообщить им, что живы, и продолжаем выполнение задачи. Но отсутствие связи не означало, что все остановилось: мы все равно должны были продолжать работу. Это было для нас самым главным. Все остальное не имело значения.

На случай отказа радиосвязи существовал запасной план: RV с вертолетом следующей ночью. Но сначала мне было нужно на рассвете выйти разведывательным патрулем из четырех человек, чтобы еще раз попытаться найти оптоволоконный кабель.

Винс Филлипс, мой заместитель, останется старшим на LUP. Он пришел из Артиллерийского корпуса. В тридцать семь лет ему оставалось служить в Полку чуть меньше трех лет. Это был здоровенный старина, и невероятно сильный — не только телом, но и духом. Я ценил его честность и реализм. Его растрепанные, жесткие, вьющиеся волосы, усы и бакенбарды делали его похожим на сумасшедшего горца, кем он, по сути, и был. Опытный альпинист, дайвер и лыжник, он ходил так, будто под каждой подмышкой у него было по бочонку пива. Большинство вещей для него были либо «дерьмом», либо «долбаным дерьмом», но о чем он жалел больше всего в жизни, это что его срок службы в Полку подходил к концу.

Мы укрывались в маленькой вади, ожидая последних лучей солнца. Примерно в 16:30 мы услышали движение метрах в пятидесяти. Парнишка пас своих коз, и у вожака был колокольчик. Мы замерли.

Козел подошел и заглянул через край. Он уставился на нас, и сжевал кусок перекати-поля, затем подошли его приятели и тоже оглядели нас. Мы слышали крик мальчишки, и вскоре он уже смотрел на нас сверху вниз, а мы — на него. Он понятия не имел, что видит, но восемь стволов подсказали ему, что дело страшное. Он повернулся и бросился прочь.

Винс выбрался наверх из вади, но было слишком поздно. Парень мчался прямиком к С-60. Мы были раскрыты.

Даже если бы мы его поймали, мы не стали бы его убивать. Спецназ не рыщет по окрестностям с обнаженными кинжалами. Мы не станем убивать мирного жителя, если это не будет абсолютно необходимо, и это диктуется скорее инстинктом самосохранения, нежели соображениями морали. Если группа вражеских солдат окажется на окраине Бирмингема или Манчестера и расстреляет первого попавшегося мальчишку, они не проживут и пяти минут, когда окажутся в плену.

Были и тактические соображения. Нам пришлось бы нести мертвый груз, потому что все, что мы брали с собой приходя, мы забирали с собой, когда уходили. Это называлось жестким режимом. Мы мочились в контейнеры и испражнялись в пластиковые пакеты. Мы не готовили еду, не курили — что Динджер ненавидел — и не оставляли ничего, что могло бы дать знать врагу о нашем присутствии.

Если бы Винс поймал мальчишку, тот оказался бы связанным, вне видимости С-60, с желудком, полным пайкового шоколада, чтобы осчастливить его. Возможно, у него случилась бы передозировка батончиками «Йорки», но он остался бы жив.

У нас не было другого выбора, кроме как отправиться в Сирию, находящуюся примерно в 180 километрах. ЦРУ организовало «крысиную тропу» для сбитых пилотов и таких, как мы, и нам сказали, что у нашего связного в первой же деревне, где мы окажемся, перейдя границу, из окна будет свисать белая простыня.

Когда мы перестали смеяться, то решили, что лучше пройдем мимо и просто найдем дружественное посольство в Дамаске.