Февраль 1993 г.
Робокопы, дежурившие у главных ворот, были полицейскими Минобороны, но на них было навешано достаточно оружия, чтобы справиться с мировой преступностью. Было очень странно выезжать мимо них из лагеря, в последний раз видя Лейнс в зеркале заднего вида.
Мне даже было жаль прощаться с краснокирпичными зданиями кампуса, разрушающимися не то из-за халтурного ремонта, не то из-за проседания грунта — в зависимости от того, чьим юристом вы работали. Они были моим домом последние десять лет. Я простил себе маленький комок в горле.
Друзья и отношения никуда не исчезали, но я терял то, что было моей жизнью с шестнадцати лет. Теперь я понимал, что чувствовали Ниш и Фрэнк. И, как и у них, все, что у меня осталось, это мои парадный ремень и берет.
Мне пришлось походить по разным отделам, чтобы подписать документы об увольнении, разобраться с жалованием и налогами, выслушать кучу вопросов о том, куда я иду, в какую охранную компанию я записался. Я также испытал тот самый короткий, резкий и агрессивный разрыв с системой, о котором все говорили.
Вручение пивных кружек стало последним гвоздем в крышку моего армейского гроба: одной от Эскадрона «B», одной от Крыла, плюс статуэтка военного парашютиста от Седьмого Отряда. Как только получаешь это, пути назад уже не будет.
Вот и все, ты выбыл, удачи тебе. Я утешал себя мыслью, что этот день все равно настанет, нравится мне это или нет, так что можно просто продолжить жить дальше.
Чему не суждено было случиться, так это моим семи месяцам безделья с конским хвостом, в шортах и шлепанцах. Эндрю было нужно, чтобы я приступил к работе немедленно, и произошло еще кое-что.
Перед самым Рождеством ко мне подошел офицер и расспросил про «Браво Два Ноль». Он сказал, что кое-кто интересовался моими мыслями, потому что в прессе было очень много домыслов об этом патруле. Нам приписывали все: от взрыва электростанции в Багдаде до попытки покушения на Саддама. Даже главное здание Министерства обороны в Уайт-холле гудело от теорий. Это начинало жить собственной жизнью.
Было высказано предположение, что, возможно, рассказ правдивой истории положит конец слухам и покончит со всем этим. Я не возражал, а еще мне предложили, что если я соглашусь изложить эту историю, она может стать частью более обширной истории Полка. Я сказал, что подумаю. Поразмыслив, я решил, что если кто-то и должен ее рассказать, то пусть это буду я.
Я познакомился с Джоном Николом и Джоном Питерсом, членами экипажа «Торнадо», сбитого над Ираком в 91-м и выставленными, избитыми и покрытыми синяками, перед телекамерами на всеобщее обозрение. Более того, мы с Николом стояли рядом в очереди пленных, ожидавших освобождения в аэропорту Багдада. По возвращении, они, еще будучи на службе в британских ВВС, написали книгу о том, что им пришлось пережить, названную «Торнадо сбит». Я позвонил им и получил несколько советов.
Я решил пойти на это. Это не было тем катарсическим переживанием, в котором, по мнению Фрэнка, я нуждался, но будет хорошим памятным моментом, а несколько тысяч, которые, как я надеялся, мне заплатят, оказались бы весьма кстати.
Несколько месяцев спустя рукопись была отправлена в Министерство обороны. Они потребовали внести ряд изменений, которые меня вполне устроили. Так, оптоволоконный кабель пришлось назвать телефонным, и они предложили изменить местонахождение района действий патруля, а также попросили меня не упоминать о некоторых элементах оснащения, которые все еще представляли тактический интерес. С этим я тоже был вполне согласен. Я хотел рассказать историю Браво Два Ноль, а не раскрывать сведения о снаряжении и ставить под угрозу будущие операции.
Процесс проверки был очень корректным, и когда книга была наконец опубликована, ко мне поступило несколько запросов от Министерства обороны на подписанные экземпляры.
Пока это происходило, я продолжал работать на Эндрю. Я не собирался бросать основную работу.