Седьмой отряд

3

Теория состоит в том, что вы начинаете с четырех кусков дерева длиной около двух метров. Свяжите каждую пару вместе на одном конце, разведите их, чтобы образовалась буква Л, затем установите примерно в двух метрах друг от друга. Возьмите еще пару кольев длиной около трех метров и не более двух или трех дюймов (5 — 7,6 см) в диаметре, достаточно прочных, чтобы выдержать ваш вес, просуньте их через боковые рукава гамака, наденьте концами на вершины обеих Л-образных стоек и осадите как можно ниже, пока гамак не натянется. И, наконец, обвяжите имеющиеся на каждом углу оттяжки, за которые гамак обычно привязывается к дереву, вокруг стоек, чтобы он не полз вверх. Если все сделано как надо, у вас получается койка, находящаяся в паре футов (60 см) от земли.

Сделав это, вы закрепляете сверху тент, растягивая его к ближайшим деревьям. Теперь вы защищены от дождя. Все, что осталось, это противомоскитная сетка. Спать без нее, это не крутизна, это безумие. Если вас искусают, все открытые участки кожи распухает втрое против обычного, и это значит, что вы менее способны действовать. Если потратите время, чтобы как следует устроиться, тона следующий день будете гораздо более ценным ресурсом.

В общем, такова была теория. Я делал Л-раму только один раз, и это было во время Отбора пару месяцев назад. Теперь все, сидя под навесами, смотрели, как я творю полную хрень во второй.

Отбор, казалось, был целую вечность назад, когда я пытался обрубить ветки до нужной длины. Всякий раз, когда я поднимал шесты, чтобы расставить их буквой Л, они падали, но в итоге у меня получилась пара более-менее приличных стоек. Затем мне потребовалось растянуть тент, чтобы мой гамак оставался сухим, пока я проталкивал через него два шеста. Публика получала удовольствие.

Крис подошел и что-то пробормотал о «заварухе» позже с коктейлями. Он повернулся и свалил так же быстро, как и пришел.

Заваруха? Коктейли?

Не желая навязываться, я несколько раз преувеличенно зевнул и приготовился отбиться. Я снял мокрый комплект, скатал его и положил наверх рамы. Затем надел сухой, залез под москитку и растянулся там.

Последние шесть месяцев я потел, орал, цеплялся и полз к этому моменту. «Отбор, это не учения», — сказали в группе подготовки двум сотням прибывших претендентов. «Это пытка. Он экономит наше время и деньги налогоплательщиков, отсеивая тех, кто не может с этим справиться. Мы не проваливаем вас на Отборе: вы проваливаетесь сами».

Отбор был прост и жесток. Пленных не брали. Из первоначальных двухсот в первый день восемь месяцев назад прошли только восемь. И, вдобавок ко всему, я отказался от звания сержанта и теперь должен был начать все заново в качестве рядового бойца.

Более того, прежде чем я смогу получать зарплату спецназовца, мне придется освоить больше чем прыжки со свободным падением. Мне нужно будет получить хотя бы одну патрульную специализацию: связь, минно-взрывное дело, иностранный язык, медицина. Это означало урезанное жалование на протяжении года, но я считал, что это будет стоить каждого пенни. Я хотел стать частью элиты. Но эти ребята были скорее людьми с особенностями, чем особенными людьми. Казалось, все, что они делали, это дрыхли и пили чай.

Из темноты раздался долгий, протяжный звук, похожий на туманный горн. «Вууууууу…»

В последний раз я чувствовал такое разочарование, когда меня отправили в исправительный центр для несовершеннолетних, и тогда я был зол на себя за то, что был таким идиотом. Воровство стало глупостью. Наша шайка не могла пройти мимо магазина подержанной мебели с товаром, выставленным на тротуаре, не стащив что-нибудь, чтобы продать в следующий за углом. Мы фланировали мимо старушек, сидящих на скамейках в парках в шикарных местах наподобие Далвича, районах, которые, по нашему мнению, заслуживали быть ограбленными, хватали их сумочки и убегали.

Если мы видели арендованную машину или авто с иностранными номерами, мы всегда знали, что в багажнике что-то есть. Я воровал из карманов родственников. Я даже опускался до того, что опрокидывал кабинки уличных туалетов на временной парковке в Пекхэме, чтобы выхватить вещи у мокрых, шокированных и напуганных пассажиров.

Я ненавидел всех и вся, в основном потому, что у меня не было того, что было у них. Я провел первые пятнадцать лет своей жизни в Южном Лондоне. Несмотря на то, во что вас заставит поверить «Только дураки и лошади»[15], Пекхэм никогда не был полон нахальных парней типа Дэль Боя[16], зубоскалящих за рыночными прилавками, а затем отправляющихся пить яркие коктейли в местный бар. Он был полон безработицы, наркотиков, оружия и бессмысленного вандализма.

Я был зол на людей, у которых были блестящие новые машины или безупречно чистые мотоциклы. Настолько, что пинал их, оставляя вмятины, просто потому что мог. Я громил людям магазины, портил их барахло, потому, что у них оно было, а у меня нет.

В возрасте от пяти до пятнадцати лет я сменил девять разных школ, так что у меня было много учителей, на которых можно было злиться. Я злился на то, что они продолжали отправлять меня в классы для отстающих, но ничего не делал, чтобы выбраться из них. Если на то пошло, мне нравилось быть последним в классе. Это давало мне еще один повод злиться. Мне нравилось чувствовать, что все против меня. Я был частью клуба избранных. Это оправдывало мое негодование: я имел право творить то, что другие не могли или не должны были делать.

Прошло совсем немного времени, прежде чем я оказался в мире дерьма, и в тот момент решил, что все изменю. Но что мне было делать? У меня не было квалификации, чтобы получить приличную работу. У меня вообще не было квалификации, ни для какой работы. Так почему бы не пойти в армию? Почему бы не отбыть три года, посмотреть, каково это? Все, что угодно, лишь бы выбраться из этой клетки…

Я пошел на службу в шестнадцать, со способностями к чтению на уровне одиннадцатилетнего, возможно, поэтому мне не позволили стать пилотом вертолета, как парню в ролике о вербовке. Но нахождение в пехоте имело свои преимущества. Я оказался там, где от меня хотели, чтобы я злился. И мне платили за это.

Я убил своего первого человека в девятнадцать и получил повышение в звании, намного превышающее мои способности, став самым молодым полным капралом пехоты. Я был награжден Военной медалью за перестрелку, в которой мне повезло выжить. Я был повышен до сержанта, когда мне было всего двадцать три, и обнаружил, что командую стрелками, бывшими гораздо старше.

Это было год назад, а теперь я был в Седьмом Отряде. Но я не был так уверен, что это то место, где мне стоит быть, как всего двадцать четыре часа назад. Как будто для того, чтобы подчеркнуть это, кто-то испустил громкий пердеж в ответ на горн, и все вокруг заржали как кони.