Времени нет

1.9

— Стой! — снова приказало видение. — Дуло в пол.

Эдем опустил пистолет. Похоже, он допился до чертиков. Нельзя лишать себя жизни в хмельном порыве — холодными должны оставаться и сердце, и голова.

— Когда вернешься, я еще буду здесь, — предупредила фигуру.

«Откуда вернусь?» — хотел поинтересоваться Эдем, но не успел — бросился к унитазу выворачивать желудок.

Когда поток наконец иссяк, Эдем подставил лицо под прохладную воду. Продолжая вытираться, он вышел в прихожую и обнаружил, что в голове не прояснилось — седой мужчина тоже смотрел на него из зеркала.

— А ты крепкий хлоп, — похвалил он. — Редко обходится без истерик.

Эдем закрыл лицо полотенцем и прислонился к стене. С минуту он глубоко дышал, восстанавливая сердечный ритм. Вспомнил, что оставил телефон в палате — если и вызвать скорую, то разве что от соседей. Да что он скажет диспетчеру: приезжайте, потому что у меня психоз?

Человек в зеркале нетерпеливо перебирал пальцами.

— Достаточно попыток объяснять очевидное, — он заметил, как Эдем смотрит из-под полотенца. — Я не выдумка, а у тебя не белая горячка — хотя с тем, как ты в последнее время пил, это было бы неудивительно. Перейдем к делу. Возьми колоду карт.

Эдем коснулся зеркала. И хотя на ощупь оно было таким, как всегда, он решил, что кто-то решил разыграть его и заменил зеркало тонким дисплеем.

— Карты в верхней тумбочке шкафа, — напомнил мужчина.

Эдем не удивился, что зрительный гость знал это место. Вероятно, карты были частью сценария, и Эдему стало интересно подыграть ему. Он бросил полотенце на спинку стула и пошел за картой.

Незнакомец заставил Эдема вздрогнуть, появившись в зеркале стенового шкафа. Кто действительно всерьез потратился на розыгрыш, если установил экран и здесь.

— Хорошо перетасуй и вынь любую. Это будет красная семерка.

Эдем проверил карты: обычные, из глянцевого картона, гнутся, как и положено, разной масти и разной ценности. Эдем их перетасовал и приподнял верхнюю.

Красная семерка.

Эдем разорвал карту пополам. Так и есть — обычный картон.

— Следующим будет виновный король, а потом — виновата восьмерка, — муж вынул откуда-то зубочистку и теперь скучно чистил грязь под ногтями.

Эдем перетасовал, вытащил карту изнутри. Виновный король. Потащил следующую.

— Смотри. Смелее, — подбодрил мужчина.

Следующей оказалась восьмерка той же масти.

— Как ты это делаешь? — заговорил наконец Эдем.

— Это пустяки, — незнакомец махнул рукой, и зубочистка улетела в неизвестность, — достаточно уметь видеть будущее. Едем дальше. Теперь возьми с полки любую книгу, разверни на любой странице и ткни пальцем. «Может, с моего лица ей стало понятно, что я не за тем пришел, что мне нужны не советы, а приветствие: зев изменила улыбка».

Эдем был не из тех, кто плодит беспорядок, но сейчас он бросил карты на стол и мгновенно очутился у книг. Он их возил с собой из квартиры в квартиру не так уж много — только самые лучшие. Но разве можно отгадать абзац? Отвернувшись, чтобы подсознание не повлияло на выбор, Эдем вытащил первую попавшуюся книгу и, развернув страницу наугад, прочитал: «Может, с моего лица ей стало понятно…»

— Черт! — сказал Эдем.

— Не совсем, — ответило отражение.

Эдем попятился и сел на кровать.

— Убедился, что я не галлюцинация, попробуем ли телевизор? Собственно, это самая эффектная из задумок. Я говорю фразу — ты переключаешь канал и проверяешь, прав ли я. Можем тестировать мои способности сколько угодно, но давай договоримся: когда ты убедишься в моем умении, мы, наконец, пойдем дальше. Согласие?

Эдем кивнул.

— Итак, первое соглашение у нас уже есть. Но я появился в этом зеркале с разводами не ради нее. Так что, включишь телевизор?

— Ты кто?

— Правильный вопрос лицу, без разрешения врывающемуся в твое зеркало в самый ответственный, так сказать, момент. Называй меня Саатчи. Я — джин. Можешь поверить?

— Я ведь юрист. Я даже в справедливость не верю, а тем более в джинны, которые появляются без лампы. Если я разобью все зеркала в квартире, ты исчезнешь?

Саатчи театрально схватился за голову, как Эдем не был его единственным зрителем.

— Вижу, смелость возвращается к тебе, как к прыщавому юноше, который впервые в жизни коснулся одной женской груди и понял, что может взять всей ладонью другую. Чтобы я скрылся, не надо портить имущества — достаточно попросить. Однако нерационально отказываться от сделки раньше, чем тебе успели озвучить его условия.

— Соглашение? Ты для этого явился?

Эдем налил себе воды — избавиться от неприятного вкуса во рту. Глотнув дважды, стал напротив зеркала и стал рассматривать незваного гостя. Высокие сапоги, мешковатые штаны, оранжевый пиджак в большую клеточку. Седые волосы пострижены ежом. Худое продолговатое лицо, тонкий нос и бескровные губы. И глаза, наполненные серыми чернилами вместо белков — зрачок едва можно рассмотреть, и потому непонятно, куда смотрит собеседник. Эти глаза загипнотизировали Эдема.

Вдруг в правом глазу появились два белых пятна: одно имело форму мужского члена, второе изображало мужской профиль. Картинка шевельнулась: член начал стучать по профилю.

— Достаточно меня разглядывать, — предупредил Саатчи, — потому что сейчас там окажется твоя голова.

Эдем вышел из оцепенения. Белые контуры рассеялись в сером озере глаз.

— Ты сегодня говорил своему другу Артуру, — Саатчи как-то зловеще улыбнулся, — что глупо перед смертью забрасываться контрабандным экстази и купать двух проституток в ванне с молоком. А Артур заявил, что голливудские сценаристы, отправляющие героев на пороге смерти покорять горы или прыгать с парашютом, вынюхали свою фантазию вместе с кокаином.

— Звучало не совсем так, — возразил Эдем.

— Правильно не по букве, но по духу. Я согласен с вами обоими. Все это слишком мелко для такого великого существа, как человек. Есть сотни других вещей, которые следует попробовать перед смертью. Увидеть, как незнакомец сознательно жертвует для тебя самым ценным. Испытать настоящую ненависть, способную превратить тебя в сгусток огня. Опубликовать роман, который научит людей снова читать. Безлунной ночью снести памятник сомнительному историческому деятелю. Ограбить банк и рассеять деньги над городом, чтобы даже спустя годы кто-то находил купюру в трубе. Оказаться для кого-то последней канатой и оправдать эту надежду — вытащить человека из водоворота. Похитить поп-звезду из гостиничного номера и убедить ее отправиться вместе с тобой на чужую свадьбу. В один день высадить на пустыре парк.

— Сколько хороших фантазий для существа с серыми глазами.

— Так и я стою не перед ворюгой. Но хочешь — перед театральной премьерой заменим бутафорский пистолет на настоящий?

При всей своей фантасмагоричности ситуация начала Эдема смешить.

— Это и есть та сделка, ради которой ты явился?

— Это кусочки хлеба.

Услышав о хлебе, Эдем подумал, что алкоголя сегодня было многовато, а вот с закуской не повезло. Чувство голода просыпалось и ходило на цыпочках рядом с потревоженной жаждой жизни.

— Ты же любишь рыбалку, — Саатчи сделал паузу, но поняв, что Эдем не попросит раскрыть метафору, сдался сам. — Я разбрасывал хлеб, чтобы приманить тебя к наживке, а потом подсечь соглашением. Понял?

Теперь он напоминал Эдему обиженного ребенка. Остатки страха исчезли.

— Похоже, тебе нужно поучиться стратегии ведения деловых переговоров. Что за сделка?

Саатчи вынул из кармана пиджака монокль на цепочке, протер его рукавом и с серьезным видом вставил в глазную впадину.

— Традиционная: исполнение желаний в обмен на душу.

— По моей бессмертной душе, ты хотел сказать. Нет, спасибо. Предложение не соответствует плате.

Саатчи от удивления выпустил монокль, и цепочка змейкой выскользнула из кармана вслед за линзой.

— Странная наглость для человека, который минуту назад держал пистолет у подбородка. Ты знаешь, куда попадают души самоубийц?

— И зачем ты меня остановил, если все равно моя душа попала бы в ад?

— Попала бы, но без моего посредничества. И что мне тогда за выгоду?

Вспомнив о пистолете, Эдем вернулся в ванную, забрал его из изразца у унитаза и поставил на предохранитель. Положил на стол рядом с картами. Саатчи с любопытством наблюдал.

— Я не заключаю невыгодных сделок, даже с джиннами. Если ты умеешь видеть будущее, то должен это понять, — заявил Эдем.

— Ближайшее будущее. Но пока ты перестанешь вести торг, человечество уже успеет отрицать теорию Эйнштейна и найдет внеземную цивилизацию.

Эдем принялся листать роман, делая вид, что ему неинтересно.

— Вот он согласился на сделку ради большой вещи, — кивнул Саатчи на книгу.

— Ради большой вещи на 150 страниц? Уже могли бы предложить хотя бы Улисса.

— К сожалению, «Улисс» случился без нашего участия.

Саатчи принялся разминать пальцы, отчего в комнате захрустело так, будто кто-то бродит по осеннему лесу.

— Ладно. Эксклюзивное предложение: жизнь в теле другого человека.

Эдем оторвался от книги.

— Ты контролируешь его тело, его память, и делаешь то, чего не мог бы сделать в своем. И ложечка черной икры на этой порции суши — человек, чье место ты займешь, может обладать огромными возможностями. Властью, богатством, славой, харизмой или такой степенью сексуальности, что ни одна женщина не сможет отказать. А может, у тебя нестандартные фантазии на этот счет. Оказаться в теле самого сильного футболиста и почувствовать, как ноги сами ведут игру, как мяч, покоренный твоей воле, летит в угол ворот, а трибуны ревут. Стать хирургом и за операционным столом понять, что сложный механизм человеческого тела для тебя — развернутая книга, и хитрая операция дается тебе без всяких усилий… О чем ты мечтал в детстве?

Эдем отвернулся к книжной полке и принялся переставлять книги по размеру: от грубейших до карманных.

— Чтобы родители гордились мной.

Саатчи набрал воздух для следующего спича, но после ответа Эдема так и замер с разинутым ртом.

— А технически? — спросил Эдем. Он выставил все как следует, но не оборачивался к зеркалу, продолжая поглаживать подушечками пальцев корешки книг.

— Технически… — белки глаз Саатчи посветлели. — Насчет памяти: достаточно будет захотеть что-нибудь вспомнить, как чужое знание сразу же придет. Если же говорить о характере — это как кофе со сливками. Твой характер и модель поведения — это кофе, а аватара — сливки. Отделить их уже нельзя, но кофе — всегда основа. Если ты совершишь что-то такое, что не согласуется с характером и принципами этого человека, вернувшись в свой ум, он решит, что вчера его обмарило, что он дал слабину или что-то похожее. Но твои собственные воспоминания не останутся в ее голове — об этом можешь не беспокоиться. Захочешь дать аватару больше воли — выпей чего-нибудь покрепче, но даже тогда у него нет решающего контроля над тобой. Бонус к этому предложению — техническое обслуживание. Будут вопросы — найди зеркало и позови меня.

— Сколько времени я смогу провести в чужом теле? — в обороне Эдема расползалась трещина.

— Один человек — один день.

— Один день — это ничто. Смысл был бы, если бы речь шла о году.

— Год в чужом теле? Да ты снова схватишься за пистолет!

— Ты сам знаешь, что это плохое соглашение, — заявил Эдем и пошел на кухню. Ему не помешал бы кофе и, поскольку самоубийство не удалось, что-нибудь перехватить. Найдя только растворимую, Эдем выключил электрочайника и почувствовал себя участником театра абсурда, который пытается противостоять окружающему его хаосу с помощью простых и обыденных поступков.

В холодильнике нашлась последняя упаковка сливок. Эдем не вылил в чашку всю порцию, только капнул, и понаблюдал, как белое пятно вроде бы исчезает в напитке, — после этого кофе однозначно черным уже не назовешь.

Саатчи терпеливо ждал своего собеседника в коридорном зеркале, и, как начал подозревать Эдем, во всех зеркалах квартиры. Увидев в руках Эдема чашку, он потянул ноздрями, словно зеркало могло пропускать запахи, и расстроился.

— Растворимая, — сказал разочарованно и добавил: — Сто лет не пил кофе, а тут такое.

— А мне предлагаешь только один день, — сразу парировал Эдем.

Саатчи стал серьезнее, провел рукой по груди, и магическим образом на его рубашке появился узкий оранжевый галстук.

— Ты прав. Достаточно глупостей. Вот тебе хорошая сделка. Окончательная, — в глазах Саатчи появились блики пламени. — Четыре дня в телах четырех человек. Трех определяю я, выбор последнего — за тобой. Мой выбор будет шаблонным, ведь шаблон — это закрепленный традицией идеал: слава, богатство, власть. Мы оба знаем, что предложение хорошее, поэтому хорошо подумай. Если тебя она не устраивает, я исчезну, а ты можешь доживать последние дни на больничной койке.

Эдем вообразил: а если все это правда? Если это не игра больного ума, не устроен ли кем-то розыгрыш? Если по ту сторону зеркала действительно джин, и озвученное им предложение реально? Слава, богатство и власть. Ни того, ни второго, ни третьего у Эдема никогда не было. И теперь он мог испытать все это по очереди. Надо играть картами, которые у тебя на руках, — сказал сегодня Артур. Сейчас Эдему предлагали руку с козырями.

— Значит, выбор четвертого — за мной?

Саатчи важно кивнул, будто согласие Эдема было мелкой формальностью.

— Можешь выбрать, в чьем теле хочешь оказаться на четвертый день — либо сейчас, либо позже.

— Позже, — произнес Эдем и только потом осознал, что это было согласие.

Саатчи махнул рукой, и в его руке возник свиток. Джин развернул его, лизнул пальцы и приложил к левому нижнему углу.

— Договор, — Саатчи повернул свиток к Эдему и прижал со своей стороны стекла. В углу чернел отпечаток, идентичный человеческому. Справа оставалось место еще для одного.

С чувством, словно вонзая руку в пасть к тигра, Эдем коснулся зеркала большим пальцем. Оно оказалось сносно горячим. На палевом поле свитка запечатлелся его отпечаток.

— Договор, — сказал Эдем.

Пламя во взгляде Саатчи исчезло, глаза снова превратились в отшлифованный графит. Джин развернул свиток. Заметив нить, выглядывающую из изнанки галстука, он подцепил ее и вытащил длинный кусок. Этой оранжевой нитью Саатчи перевязал договор и помахал им.

— Один вопрос, — остановил его Эдем. — Расскажи, а что там, в Раю?

— Хочется узнать, что ты потерял… — в уголках губ джина появились морщинки, превратив его в мечтателя. — Хотелось бы сказать, что у Рая нет тоски, а реки наполнены не молоком, а вдохновением. Что в Раю ты можешь заниматься своим любимым делом. Не тем, на что тебе пришлось выучиться, не тем, что давало тебе деньги, а любимым делом, которое доставляет наслаждение. Что на твоих часах — бесконечность, чтобы отточить это дело до совершенства…, но рядом — души, имеющие фору в сотни, а то и тысячи лет на то же, — попробуй сделать лучше их. Хотелось бы рассказать обо всем этом, но, к сожалению, джины не имеют права разглашать информацию самого высокого уровня секретности.

Саатчи расправил сбежавшийся из-за вытянутой нитки галстук, щелкнул пальцем — и исчез, оставив в память о себе только нагретое стекло.

Теперь из зеркала на Эдема смотрел человек, только что заплативший за сделку собственной душой.