Времени нет

2.10

— Не таким я представлял этот день, — качал головой Эдем.

Они с продюсером Паштетом поднимались по лестнице Олимпийского. За ними спешил директор стадиона: белобородый старичок в жилетке, с аккуратной прической, которому для полноты портрета не хватало карманных часов на цепочке или стетоскопа на шее. Директор жаловался на хулиганов, которые по ночам пробираются на стадион, прыгая с деревьев у забора, и его слушали рассеянно. Паштет вызвонил Эдему после прокуратуры и десять минут назад подобрал его в толпе поклонников Богдана Хмельницкого. В субботу на этом стадионе в «Времени нет» был запланирован концерт, но сейчас они пришли сюда не потому.

— А каким же? — возмутился Паштет. — Я подобрал тебя в очереди за лепешкой! Пожалуй, я успел сделать в жизни что-то хорошее, собаку через дорогу перевел или бабушку накормил, раз небеса помогли мне добраться до тебя раньше, чем ты успел попасть в объективы телефонов с сосиской за щекой. Это прямо какой-то дилетантский пиар прошлого века, когда слова "пиар" еще не знали. Что с тобой сегодня?

— Я решил для себя кое-что важное, — ответил Эдем.

Он хотел выяснить, известна ли Паштету настоящая история о «Фиалке», но память тут же усердно подсказала: конечно, он знает.

— Напомни, что мы здесь делаем? — поинтересовался он вместо этого.

Паштет оглянулся на старика, который пас задних.

— Мне позвонили влиятельные люди. Нам кое-что намекнули. Мы получили проверить намек.

Они остановились и подождали запыхавшегося директора. Выбравшись наверх, тот по-своему облокотился на плечо Эдема и несколько секунд тяжело дышал.

— Простите, — директор убрал руку. — Я столько лет уже слушаю ваши песни, которые воспринимаю вас как друга, и забыл, что это дружба в одну сторону. Невозможно представить: каково это, когда тебя знают в каждом доме.

— Не так интересно, как могло показаться сначала.

— Возможно, вы просто не задумывались… — директор полез в карман пиджака и обратным движением рассыпал маленькие спортивные свистки, упакованные в целлофан. — Вот зевака! Это я ношу на случай, если познакомят с каким-нибудь малышом. Нет сюрприза, лучше свистка, — директор тяжело опустился на колено, и Эдем взялся ему помогать. — А вы просто не задумывались, как много людей считают вас другом. Для кого-то вы с вашими песнями стали убежищем среди житейских ураганов, для кого-то — единственным собеседником, для кого-то — вдохновением, надеждой и советчиком. Представьте карту Украины, она вся будет отмечена такими точками — от села Соломоново до Ранней Зари, от мыса Сарыч до Гремяч — людьми, частью существования которых вы стали.

Эдем растерялся, не зная, что ответить, но директор стадиона и не ожидал отклика. Он наконец поднялся и протянул музыканту то, ради чего полез в карман, — свою визитку.

— Дальше вы дойдете сами — вас ждут за той дверью, — махнул он рукой. — Если вдруг захотите провести репетицию на пустом стадионе до концерта, пожалуйста, наши ворота всегда открыты для вас.

Эдем пожал его тонкую, но крепкую руку. Все сказанное предназначалось не ему, а настоящему Крепкому, но мысли и чувства Крепкого были на один день частью его мыслей и чувств. В чашке был кофе, говорил джин, но ведь были и сливки.

За дверью оказался тесный бар. Белые стулья на стальных ножках, напоминавшие срезанное острым ножом яйцо, были расставлены по краям и вплотную придвинуты к стойке. Но два стула оставались в центре — они ждали гостей. Бармен за стойкой монотонно вытирал стакан. Кроме него здесь никого не было.

Эдем заказал латте с абрикосовым сиропом, Паштет остановил свой выбор на стакане виски, сок и черный кофе. Оба синхронно вынули телефоны, проверяя время. Бармен подал виски, отдельно — стакан со льдом и выцедил кофе в чашки.

— Может, мы неправильно его поняли, и нас ждут в другом месте? — сказал Эдем.

— Вы все поняли правильно, — бесцветным голосом ответил вместо продюсера бармен. — Это предварительная беседа, но даже о ней никто не должен знать. Если вас спросят, говорите, что досматривали стадион перед концертом.

Эдем и Паштет с удивлением уставились на бармена. Будь здесь посторонний наблюдатель, явка была бы провалена. Бармен вынул из-за стойки небольшой ящик.

— Еще одно требование безопасности — сложите сюда свои телефоны.

Он был гладко выбрит, ни волевого подбородка, ни морщинок, ни особой формы ушей, ни горбинки на носу. Даже глаза были тускло-карие. Ни за что не зацепишься. Безликий. Эдем его снова через десять минут — кто знает, узнал бы. Человек, с которым не хочется иметь дела.

Безликий убрал коробку с телефонами и снова принялся протирать чистый стакан. Паштету стало смешно, и он отхлебнул кофе, чтобы не нарушить глупую торжественность встречи.

— Знаете Ольгинскую улицу? — начал Безликий.

Эдем и Паштет переглянулись.

— Нет, — ответил Паштет.

— Попытка номер два. Знаете улицу Шелковичную?

Оба кивнули.

— Так вот, я с соседней улицы.

Паштет закатил глаза и принялся шевелить губами.

— Наш собеседник хочет сказать, что он из Администрации президента, — подсказал ему понявший ранее Эдем.

Паштет уставился на Эдема.

— Я знаю, что он из Администрации президента, меня предупредили. Иначе, думаешь, я бы вытащил тебя сюда? Ел бы ты сейчас свою сосиску в тесте и жмурился бы от вспышек телефонов.

— Может, он не знает, что ты знаешь, потому и загадал загадку с параллельной улицей.

Безликий кашлянул, но все еще полировал один и тот же стакан.

— Теперь я, кажется, вспомнил, где Ольгинская, — отметил Паштет.

Уже не чувствуя никаких сомнений, он сделал хороший глоток виски и стал потягивать сок.

— У вас в субботу здесь концерт, — начал Безликий. — Соберете целый стадион.

Эдем и Паштет кивнули. Солнце встает с востока, вода замерзает при нулевой температуре, в эту субботу будет концерт.

— Президент тоже хотел бы прийти. Без каких-либо поступлений. Прямо как зритель. Мы могли бы рассчитывать на официальное приглашение?

— Пошлем, — Паштет почесал подбородок. — Президент плюс один. Могу поспорить, что вместо первой леди он возьмет главу своей администрации.

Безликий был безразличен к язвительным шуткам.

— Вы только для этого нас пригласили? — Паштет заглянул за стойку, поискал глазами коробку с телефонами, что при его весе было поистине акробатическим трюком.

— После того, как президент снова победит на выборах, он сменит правительство, — продолжил Безликий. — Это естественный процесс. Нам понадобится новый министр культуры. Профессионал, которого знает и доверяет общественность. Не чиновник, а достойнейший представитель этой сферы. Возможно, музыкант — политика ведь тоже как музыка.

Эдем и Паштет даже не переглянулись.

— Для музыканта это станет хорошим стартом его политической карьеры. Культура — не министерство ЖКХ, она не сжигает рейтинг, — продолжил Безликий. — И в нем хватит бюджетных средств для интересных проектов.

И снова ни слова в ответ.

— Уважаемый музыкант во главе министерства… Культура нуждается в реформах, — Безликий повторялся, но терпения не терял.

— Нам хотят сказать, что я мог бы стать хорошим министром культуры в новом правительстве, если президента изберут во второй раз, — наконец объяснил Эдем Паштету, как будто они были там сами. — Наверное, из-за моей утренней пресс-конференции они решили, что я собираюсь в политику.

— Это я понял, друг. Но меня смутило слово «если». Все знают, что президент даже во второй тур не выйдет, — ответил Паштет.

— Нельзя даже думать о таком, если ты в команде президента, — предупредил его Эдем. — Это неспортивное поведение.

Безликий кашлянул.

— Президент выигрывает эти выборы, — он не позволил себе ни иронии, ни тени сомнения. — Но даже если… если! этого не произойдет, подконтрольное ему большинство в парламенте никуда не денется. А формировать новое правительство будет именно она. Потому предложение остается в силе.

— Нас хотят убедить, что после смены президента депутаты не побегут договариваться с новым центром силы, как они делали последнюю четверть века, — снова принялся объяснять Паштету Эдем.

— Я это понял, — ответил тот. — Но теперь меня смутило слово «предложение». Нам не сказали, чего хотят взамен.

— Наверное, речь пойдет о поддержке кандидата в президенты.

— Я догадываюсь, но как именно? — Паштет умышленно задавал вопрос своему подопечному, а не безликому бармену. — Бесплатное участие во всеукраинском туре в поддержку кандидата? Нужно ли сняться в рекламе? А может, хватит того, что мы публично выразим свою симпатию?

Безликий снова кашлянул. Похоже, его арсенал для беседы был невелик.

— Было бы правильно, чтобы имели место все три варианта. Участие в туре не бесплатное — мы ведь не социалисты, в конце концов, — сказал он. — Имейте в виду также и то, что через пять лет президент не сможет выдвинуть свою кандидатуру в третий раз, и ему придется поддержать того члена своей команды, у которого самый большой рейтинг. А культура — это не министерство ЖКХ, она…

— Не сжигает рейтинг, — Эдем и Паштет произнесли это хором, в честь чего продюсер протянул руку — получить «пять».

— Нам хотят дать надежду, что еще несколько лет — и я вполне смогу претендовать на пост главы государства, — Эдем хлопнул по протянутой ладони. — А тебе тогда может добраться Фонд госимущества.

Паштет свистнул, снова перегнулся через барную стойку, но вместо коробки с телефонами вынул бутылку и налил себе еще виски.

— Хорошая картинка, — ответил он. — Будто Моне постарался.

— Моне или Мане?

— Один черт.

— Тогда пусть будет Моне, — уточнил Эдем и обратился к Безликому. — Хорошая картинка, но, боюсь, буду вынужден вам отказать. Я не собираюсь уходить в политику. Я не написал еще все свои песни и не собрал еще все свои стадионы. Думаю, президент справится и без моей поддержки.

Стакан с треском раскололся. Безликий спокойно свернул тряпкой занозы со стойки на пол и бросил тряпку туда же. На руку даже не взглянул.

— Тогда зачем вам все это? — спросил он. — К чему ваше сегодняшнее заявление на пресс-конференции?

— Может, потому что я наконец-то смог сделать нечто большее, чем обычно.

Безликий убрал со стойки грязную посуду.

— Возможно, вы успели договориться с кем-нибудь из других кандидатов, — заметил он. — Тогда это не самый лучший вариант для вашей карьеры. Слава — вещь очень хрупкая. А президента, уверяю вас, изберут на второй срок.

— Вы не поняли. Ему это не нужно, — Паштет встал, и Эдем увидел, как добродушный толстяк превращается в льва, защищающего свой прайд. — Вам и вашему сборищу бесталанных мерзавцев, которые не смогли найти себя ни в чем другом, трудно представить, что кто-то не стремится к власти? Да? Что кто-то с высоким рейтингом не собирается использовать это доверие в политике. Но у него, — Паштет схватил Эдема за плечо, — больше власти над умами и сердцами, чем у вас. Своими песнями он утешает, он советует, он вдохновляет. У него есть талант, — Паштет вытащил из кармана скомканную купюру и положил ее на стойку. — А какой талант у вас? Делать хороший кофе? Ну что ж, когда президент уедет из администрации, вы точно не останетесь без работы.

Они развернулись и ушли от человека, с которым не хочется иметь дел.

Уже в машине они как по команде захохотали.

— Было бы нуль в нашу пользу, — заметил Паштет, отсмеявшись. — Только мы там телефоны забыли.