Времени нет

4.12

— А если бы ты была акробаткой в цирке Дю Солей?

Инара вытянула ногу и прочертила в воздухе восьмерку бесконечности, оценивая упругость собственных мускул.

— Я бы не позволила родителям приходить на спектакли, чтобы из цирка они не получились седыми. Я бы никогда не флиртовала с партнером, чтобы у него не закралась как-то мысль не поймать меня. Я бы оставляла себе на память карту каждого города, куда мы приезжали с гастролями, а на старости оклеила бы всю свою квартиру этими картами как обоями. И в минуты одиночества они напоминали бы мне, что вместо своей семьи я получила целый мир.

Эдем был поражен практичностью ее суждений.

— Теперь моя очередь. Будь ты именным партнером в «Бейкер Маккензи»?

Эдем погрузил ладонь в теплый песок. Думать об этом было приятно.

— Это значит, что я прославил фамилию своих родителей. Это меньше всего, что я мог бы для них сделать за их решение, принятое однажды в тесном детском приюте.

Они лежали на одном покрывале, наблюдая, как солнечный диск в красном мареве касается желейного моря, и играли в «А если?» Волны щекотали их пятки, а их бедра, касаясь, — их мысли. Это была первая совместная поездка к морю — незапланированная вылазка на выходные, клад, купленный на студенческие копейки.

— Это не ответ. Я не спрашиваю, что бы это означало, я спрашиваю, что ты сделал бы, — настаивала Инара.

— Ну ладно. Я бы подружился со старым наставником, и после каждого успешного дела мы пили бы виски на балконе с видом на Днепр и курили сигары. Я бы до самой отставки не прекращал тщательно готовить заключительное слово. О, какие бы это были речи! Из тех, что заставляют затаить дыхание и поверить в лучшее в человеке. И благодаря мне невинные люди поверили — в этом мире все же существует справедливость.

Эдем оперся на локте, делая вид, что наблюдает за чайкой над волной, а на самом деле проверяя, не вызвала ли описанная им картина улыбку у Инары. Но с ее лица не сходила печать безмятежности. Вот один из тех дней, ради которых стоит жить, подумал он. — Что бы ни произошло, как бы ни сложились наши судьбы, этот день с рыжей девушкой на пляже, которая лежит на песке, полузакрыв глаза и слушая мои фантазии, — этот день навсегда останется особенным»…

«А вспоминает ли она об этом дне?» — думал Эдем сейчас, наблюдая, как Инара просматривает бумаги.

Они сидели в большом кабинете за длинным деревянным столом, где главный врач обычно собирал каждую понедельник. Президента посадили в центре, хоть он и не участвовал в подписании четырехстороннего договора. На противоположном конце села Ахат. Она первой кивнула Эдему, когда он вошел, и последней опустилась на стул. Не прошло и пол дня с их встречи в бассейне, а президент уже выполнил то, о чем договаривались, это вызвало у нее уважение. Минздрав здравоохранения с появлением Эдема сразу же постаралась сесть справа от него, оттеснив одного из юристов — парня с прической, которая наверняка стоила как старенький автомобиль. Рядом с министершей пристроился главврач и, пользуясь случаем, время от времени шептал ей в ухо что-то остроумное. Похоже, именно от него распространялся тот стойкий запах спирта, что подавлял весь ансамбль окружающих духов. Артура не было, и Эдем решил, что он отдыхает после ночного дежурства.

Судя по тому, что Инари досталось место между нотариусом и врачом в туго накрахмаленном халате, который непонятно почему оказался за столом, она не выбирала стула, а села на первый попавшийся. Заходя в кабинет, Эдем увидел под столом краешек ее лежавшей боком туфельки — значит, президента она встречала босой.

Пока все изучали документы, Ахат рассказала о том, как сложный и длительный процесс производства лекарств. Затем слово взяло министерша; она подчеркнула, что заказы на их производство будут внедрены до завершения первой каденции действующего президента. Министерша тактично умолчала о том, что вместе с главой государства со своего поста уйдет и она.

Эдем их не слушал. В душном кабинете, где людей было больше, чем в очереди за бесплатной дегустацией крафтового пива на осенней ярмарке, сложно было сосредоточиться и думать о море. Но Эдему это удалось. Он слышал не обещание главного врача — отдать в аренду помещение под лабораторию, где могли бы работать над лекарствами, а звонкий смех Инары, который однажды, много лет назад, бежал змейкой по песку.

Однажды, много лет назад, они были юны, и весь мир в его вдохновенном разнообразии лежал перед ними. Тысячи закрытых дверей привлекали возможностями — казалось, стоит только толкнуть их… Время сжалось, чтобы оказаться в часах на запястье Инары.

Рыжая девушка лежала на теплом песке и слушала планы будущего юриста. О мечтах, которые — разве кто посмеет сомневаться — когда-нибудь сбудутся. Одна рука заменяла ей подушку, другая лежала на животе, поднимаясь и погружаясь в такт дыхания. Веснушки на ее лице принимали солнечные ванны. Голубой купальник был заарканным кусочком неба.

Когда Инара поняла, что любит его? Может, именно тогда, когда подставляла свое тело соленым брызгам? Эдем мог спросить об этом завтра. Он достаточно сделал за последние три дня, не имея ни плана, ни времени подготовить свой последний день. Но теперь у него была возможность его распланировать — день, который он хотел посвятить Инари.

Ахат отвечала на вопросы врачей. Но Эдем не вслушивался в ее слова. В его голове кричали чайки и волны разбивались о песчаный берег. А босая женщина в персиковом костюме, которая сейчас внимательно читала договор, на самом деле лежала на пляже и касалась его бедром. Самому Эдему было немного за двадцать. Он верил в свое предназначение и он был влюблен.

«Завтра, когда я очнусь, мне придется знакомиться с ней снова, — думал Эдем. — Как это будет? Признается ли она о нерожденном ребенке? Расскажу ли я, что остался мне только день? Будет ли это банальная встреча в кафе? Решусь ли я пригласить ее в парк? А может, вытащим на прогулку мальчика Ореста по кличке Зуб?»

Наконец-то договор о намерениях был подписан. Последним свой автограф поставила министерша здравоохранения и победно подняла его над головой. Присутствующие зааплодировали. Прессы в кабинете не было, но некоторые врачи фиксировали исторический момент на телефоны. Насладившись минутой славы, министерша передала документ Эдему — не потому, что это было справедливо, а потому, что она сама от этого ничего не теряла. Аплодисменты президенту были не столь слаженными, но Инара впервые за весь вечер улыбнулась.