2.5

Пресссекретарь Олеся Мицного встретила Эдема перед входом в здание, где через несколько минут должна была начаться пресс-конференция «Времени нет». Пятна на ее щеках объяснили Эдему: до сих пор такого не случалось, чтобы Крепкий пришел на встречу с журналистами, не обсудив с ней стратегию заранее.

— Где ты был? — возмутилась она.

— Надо было распечатать некоторые документы, — он постучал по папке под мышкой. — Не волнуйся, все будет хорошо.

Он и сам успел поверить в это. Махнул рукой незнакомому прохожему, поздравившему музыканта, и, напомнив себе, что он — Олесь Мицный, потянул стеклянную дверь.

Путем в конференц-зал он успел дать два комментария всеукраинским телеканалам — для Мицного это было обычное дело. Эдем за свою адвокатскую карьеру встречался с журналистами нечасто, но достаточно, чтобы приучить себя не беспокоиться при включенной камере и говорить короткими предложениями, которые потом будет удобно монтировать.

Ударник, бас-гитарист и клавишник уже расположились за столом, специально выбрав места напротив табличек с именами соседа. Это была их давняя игра — обманывать журналистов, а потом выискивать в сети, кого из них подписали чужим именем. Помещение на сто мест не было заполнено и наполовину, но это не повод считать пресс-конференцию провальной: ее транслировали онлайн. Поэтому зал обычно набивался тележурналистами, которым нужна была эксклюзивная картинка, пришедшими с заранее подготовленным вопросом корреспондентами и студентами. Остальные строчили новости, не отходя от офисного компьютера.

Собравшиеся оживились, когда Крепкий зашел и начал давить руки музыкантам. Фотографы металлов вспышки на сцене.

— Как твоя нога? — спросил бас-гитарист, и Эдем вспомнил, что в прошлую субботу Крепкий растянул ногу на баскетбольной площадке. Он постучал по бедру, давая понять: уже не болит. Пресссекретарь провела его к пустому креслу, словно он мог куда-то убежать.

Эдем протянул ей флешку.

— Передай это мужу за проектором. Здесь фото, его нужно будет вывести на экран, когда я подам знак.

— Что за фото? — пресс-секретари не нравились сюрпризы.

— Парня, которого ты не знаешь. Вообще никто его не знает.

Эдем изучал зал. Единственный человек, лицо которого нельзя было разглядеть, — человек в бейсболке, углубившийся в телефон. Инары не было. Не пришел и Паштет, но это делалось умышленно — так продюсер становился тросом страховки на случай форс-мажора: если какой-нибудь вопрос выбьет членов группы из колеи, пресс-секретарь переадресует ее отсутствующему продюсеру, а значит, будет шанс сократить имиджевые потери.

Самым молодым и симпатичным участником группы был клавишник, но журналистки прикипали взглядами к Крепкому. Он был звездой даже для людей, привыкших общаться со знаменитостями.

Пресс-конференция началась с анонса концерта, запланированного на вечер субботы. Рассказ от имени другого человека, когда нужная информация поступает во время разговора, оказался для Эдема очень увлекательным приключением. Он был как эрудит на интеллектуальном шоу, испытывающем экстаз прозрения перед каждым последующим предложением. От концертной темы перешли к новому альбому «Времени нет», а затем начались вопросы.

— Сколько времени вы писали этот альбом? — поднялся с места юноша с блокнотом в руках, очевидно начинающий журналист.

— Пятнадцать месяцев. Первая песня появилась в июне прошлого года. За это время можно зачать ребенка, выносить его, родить и дождаться его первого шага. А мы вот создали альбом.

Дверь в конце зала ни на миг не оставалась в покое: корреспонденты, операторы и фотографы сновали вперед-назад. Эдем упустил момент, когда вошла Инара, — увидел уже, как она усаживалась где-то посреди зала.

"Сколько старых вещей войдет в концерт?" — «Сколько концертов по стране вы собираетесь дать?» — Почему от альбома к альбому в вашем творчестве усиливается социальный подтекст? — «Сколько стоит пригласить вас на корпоратив?» — «Летаете ли вы эконом-классом?» — Эдем передавал слово другим участникам группы. Он не хотел, чтобы пресс-конференция превратилась в бенефис.

Инара сначала прислушалась к ответам, потом ее взгляд остановился на какой-то точке позади музыкантов.

«Время», — решил Эдем. То, что он задумал, точно не оставит ее равнодушным. Идея сорвать перед журналистами медиа-бомбу посетила его еще в душе гостиничного номера, а встречу с Инарой утвердила в этом решении.

— Да, мы все запомнили этот концерт, — Эдем пришлось перебить клавишника, чтобы перехватить инициативу. — Я благодарю вас за хорошие вопросы. Нам было интересно отвечать, а вам надеюсь слушать. Здесь на теме нашего творчества мы хотели бы поставить точку. Вы можете смело забирать ребят для эксклюзивных комментариев. Ну а я хочу поговорить с вами о том, что не имеет отношения ни к группе, ни к музыке вообще. Признаюсь, это не касается и меня как музыканта. Разве как гражданина.

Зал оживился. Парень в бейсболке, который после словесных реверансов Крепкого хлопнул стулом, вернулся на место. Пресссекретарь бросала молнии в форме вопросительных знаков. Теперь Эдема слушала даже Инара.

— Выведите фотографию на экран, — попросил Эдем невидимого ему мужчину за проектором.

Музыканты с удивлением уставились на жизнерадостного мужчину с рюкзаком за плечами, фотография которого сменила афишу концерта.

— Его зовут Олег Фростов, — сказал Эдем.

Годы работы юристом научили его, что мерзавцы всегда боятся гласности. Эдем пытался сделать дело Фростова публичным, но кто его раньше слушал? Какой журналист захотел бы часами или днями изучать историю Фростова, при этом зная, что она не слишком заинтересует читателей или зрителей? Но теперь — другое дело. Теперь об этом говорит сам Олесь Крепкий.

— Его зовут Олег Фростов, — повторил Эдем. — Бухгалтер строительной компании братьев Билевичей. Фото сделано в мае прошлого года. Прекрасное время — один из последних дней, когда Олег был счастлив. А потом Фростов нашел на работе мошенническую схему. К несчастью, он был слишком принципиальным мужчиной, чтобы молчать. Знаете, к чему это приводит в нашем мире? Мошенничество, которое обнаружил Олег, на него и столкнули. Дело было шито белыми нитями, но разве доказательная база имеет значение для нашего правосудия, если в игру вступают деньги? Наша Фемида иначе. В одной руке у нее чаша с деньгами, в другой — индульгенция, а повязку на глазах она превратила в подвязку стриптизерши. И наша Фемида приговорила Олега к шести годам.

Больше никто не выходил из зала. Фотографы снова щелкали аппаратами. Журналисты осатанело избивали по клавишам ноутбуков или со смартфонами в руках запускали прямые эфиры на свои страницы в соцсетях. Юноша с блокнотом очарованно наблюдал за историей, живым свидетелем которой был сам.

— Ко мне обратились юристы, попросили помощи, — Эдем мастерски смешивал правду с необходимой ложью. — На их пресс-конференцию в свое время пришли только трое ваших коллег. Проблема только тогда перестает быть частной, сказали мне, когда становится проблемой публичного лица. Они меня убедили.

Эдем встал. Его тень легла на изображение Фростова.

— Честный человек — не всегда крепкий боец, но он и не должен быть таким. Этот честный человек вчера сломался, отчаялся — и сделал отчаянную глупость. Вчера Олег Фростов покончил с собой.

Стучали клавиши, в углу зала чуть слышно гудел кондиционер.

— Мы не смогли его защитить. И теперь мы должны защитить его честное имя.

Эдем стукнул папкой. Это вывело собравшихся из оцепенения. Операторы защелкали кабелями от камер, чтобы успеть первыми схватить у Крепкого эксклюзивный комментарий. Журналисты устроили многоголосие дополнительных вопросов.

— Что это, к черту, значит? — если остальные музыканты были растеряны, то бас-гитарист справа от Мицного — разъяренным.

— Вся информация и необходимые контакты в папке. А мне, к сожалению, пора бежать, — в последний раз ошарашил журналистов Крепкий. Он кивнул Инари и быстро вышел из зала. Эдем сделал то, что должен сделать, и совсем не собирался тратить еще пол часа на объяснения и комментарии.

Застучали каблуки. Инара догнала его у лифта.

— Вы сегодня Эверетт и Линкольн в одном лице: две минуты пожара после двух часов тления.

— Ну что вы. Я вспомнил, что рядом продают легендарную киевскую лепешку — и решил, что пора уже заканчивать. Остро захотелось вспомнить ее вкус.

Дверца лифта остановила жилистая рука. Мужчина в бейсболке, который на протяжении всей пресс-конференции не показывал лицо Эдема, теперь стал к ним спиной.

— Он был вашим другом? — спросила Инара.

— Я не знаю, — ответил Эдем.

Но он знал. Фростов не был рядовым клиентом, но и другом он не стал. Волей судьбы — из-за очевидной фальсификации обвинения, из-за возмутительной несправедливости, из-за своей невероятной беззащитности, но главным образом из-за диагноза, поставленного Эдему, — Фростов оказался важнейшим клиентом в его карьере. Следом, который он мог оставить в профессии. Судьбой, которую можно было спасти.

Это был поступок, я не ожидал, — вдруг сказал мужчина, стоявший спиной к ним. — Я планировал сегодня тоже сказать пару слов, но знаешь: что было — это было. Люди меняются.

Он снял бейсболку и вернулся в Эдем.

Тарас, бывший басист «Времени нет», о котором Эдем вспоминал сегодня утром, обнаружив в ящике Крепкого белый платок. Друг, готовый заслонить от шара. Человек, которого Крепкий не видел много лет.

— Ты можешь сегодня со спокойной душой идти на свою передачу, — продолжил Тарас. — Скандала не будет. Мы все меняемся.

Хлопнула дверца лифта. Тарас снова скрылся под бейсболкой. Эдем пытался извлечь из памяти Крепкого нужное воспоминание, чтобы понять, о чем идет речь, но завяз в тумане — словно Крепкий умышленно пытался забыть эту часть своего прошлого.

— Просто знай это, — сказал Тарас напоследок и направился к выходу.

Инара с любопытством следила за реакцией Эдема.

— Я же сказала — две минуты пожара, — она коснулась плеча Эдема, направляя его к заднему выходу. — Перепечкой предлагаю перекусить чуть позже. Кажется, вы неплохо позавтракали. А моя машина припаркована во внутреннем дворе.

Загрузка...