Времени нет

2.16

Размеренно урчал двигатель микроавтобуса. В зеркале заднего вида Эдем видел мальчишек, изнеможенных от впечатлений. Они склонялись друг на друга и уснули. Опершись локтем о дверцу, Инара не отрывала взгляда от дороги, словно водителем была она.

Автомобильные часы предупреждали: до полуночи оставалось меньше часа. Эдем вспомнил, что не договаривался с джином о временных рамках, но подозревал, что ровно в двенадцать «карета станет тыквой» — и Крепкий начнет лично контролировать собственное тело. А значит, осталось не так уж много времени, чтобы развезти всех по домам и вернуть микроавтобус на стоянку.

— Похоже, сегодня вы нашли свой божественный огонь, — нарушила молчание Инара.

— Пришлось заплатить за него репутацией.

— Платить приходится всегда. Но если вы готовы так же вдохновенно отыграть с U2, то мы закроем глаза на вашу славу покаянного плагиатора, вора автомобилей и детей.

Эдем рассмеялся.

— Вы же знаете: все это, — он кивнул на мальчишек, — было не для того, чтобы заставить вас передумать?

Инара обернулась и теперь не могла отвести взора от сонных ребят.

— Так сладко спят. Надеюсь, в детском доме не забили тревогу.

— Инар, не волнуйтесь, такой вечер не может закончиться плохо.

— Если узнают, нам запретят видеться. Несмотря ни на что.

— Несмотря на болезнь Митча? — осторожно спросил Эдем.

На несколько секунд Инара закрыла глаза — уже одно только это слово причиняло ей боль — и снова села прямо.

— Он сам вам сказал?

— Еще днем, когда мы ждали вас у кабинета директора. Орест держится. Настоящий боец.

— Порой мне кажется, что бойцов не существует. Мы просто держимся, пока не можем, пока не нащупаем свой предел. Знаете, почему его прозвище Зуб?

— Может разгрызть жестяную банку с колой.

Она неопределенно кивнула. Эдем не стал расспрашивать о прогнозах врачей, о лекарствах, которых не существует, о том, не начал ли Орест упасть в обморок…

— Вы узнали о болезни уже после того, как решили его усыновить? — спросил он.

— Нет, к. Но пока болезнь не перешла во вторую стадию, это не имело значения. Это не вопрос гуманизма — усыновить смертельно больного ребенка. Поверьте, у меня нет такой смелости. Это произошло вне моего желания. Когда я увидела Ореста, я поняла, что именно таким мог быть мой сын. Вот именно таким.

Инара отвернулась к окну. Дорога наматывалась рулоном на передние колеса.

— Инаро, но вы молоды, в браке, еще не поздно завести своего ребенка. Я не имею в виду отказаться от Ореста, ни в коем случае, но зачать малыша.

Некоторое время Эдему казалось, что женщина его не услышала. Они свернули с проспекта. Справа начался сосновый лес.

— В двадцать два года я совершила страшную ошибку, — сказала Инара. — И никогда не прощу за это.

Эдем понял не сразу, но когда весь пазл сложился, стальная варежка сжала ему сердце. И он не мог говорить дальше.

Так же размеренно гудел двигатель, но Эдем его не слышал. Впереди появились огни детского дома. Не сообразив, Эдем остановился у ворот, но тут же отъехал под тень сосен.

Теперь он знал, почему пятнадцать лет назад Инара вдруг перестала писать, а потом исчезла, оставив прощальное письмо.

Не было никакого парня и новой любви, как она утверждала в письме. Был их возможный ребенок, и его решение, которое он принял за двоих.