Времени нет

5.9

Они вошли в комнату для допросов без стука: двое полицейских и двухметровый бритый налысо здоровило с телефоном, который в его руке казался манящей детской игрушкой. Чистая гора мышц. Я не мог удержаться от мысли, как же ему удается своими бревнами набирать номера на такой крохе.

Мой собеседник взглянул на гостей с плохо скрываемым раздражением, но стоявший позади здоровила полицейский пожал плечами, очевидно считая это достаточным объяснением.

— Господин Эдем, я ваш адвокат, и мы уходим, — отрезал здоровье. За все время, пока мы были в комнате, он так и не взглянул ни на кого другого. — Директор интерната просит прощения за это небольшое недоразумение с мальчиком. Этот инцидент не будет зафиксирован ни в каких документах, кроме журнала участка, но это не страшно.

Deus ex machina, подумал я. Ни разу — ни в собственном кабинете, ни в комнате для свиданий, ни в зале суда — я не сталкивался с ситуацией, когда из-за холмов появляется кавалерия и спасает моего клиента. И уж точно не ожидал, что однажды конница ворвется в гущу боя ради меня самого.

Мне торопливо вернули изъятые вещи, так, словно в противном случае мой адвокат мог заграбастать своим лапищем заборного работника полиции и стукнуть им о вылинявшую стену.

Со спасателем в дорогом костюме я заговорил только оказавшись на улице.

— Сроду у меня не было своего адвоката, — сказал я.

— Зато у меня в свое время было их много, — ответил крепыш не сходя с места.

Секунд через десять стало ясно, чего он ждал. Перед входом в участок плавно остановилась двухдверная «Тесла» — и я почувствовал себя второстепенным персонажем элитной рекламы. Этим парнем, которому суждено наблюдать за этим чудом со стороны и у которого нет никаких шансов оказаться в салоне такого автомобиля.

— Прежде чем уехать, объясните, кто вы, откуда обо мне узнали и почему решили вытащить из участка? — скороговоркой выпалил я, потому что ступи эта гора мышц хоть шаг — и лавины уже не остановить. Но признаюсь, даже если бы он решил рассказать подробно, наверное, половину его спича я бы пропустил — мысли были заняты только одним: как он собирается втиснуться в эту «Теслу»?

Адвокат сказал коротко, но и тут ему пришлось повторить.

— Это приехали за вами, коллега. Там все расскажут.

Он приветливо хлопнул меня по плечу — так, что я чуть не скатился с лестницы, и двинулся к стоянке. Полы его пиджака не смели развеваться на ветру.

Дверца «Теслы» открылась, и водитель — широкоплечий, скуластый, с улыбкой Такеси Китано — кивнул, торопя меня.

— Куда мы едем?

— Домой к Виктору Шевченко, — ответил водитель. — Слышали о таком?

— Приходилось, — пробормотал я.

Я вспомнил о визитке Виктора Шевченко в своем кармане. Так что она появилась в моей палате неслучайно. Что еще я успел пропустить за время запятые?

— Он решил отправить за вами «Теслу», чтобы вы чувствовали себя в большей безопасности, — добавил водитель, когда полицейский участок был уже позади.

— Как это связано? — удивился я.

— Ну-у-у, — затянул водитель, — например, никто не похищает людей на «Тесле».

— А вот теперь мне становится страшно, — сказал я.

Память всегда запечатлеет момент вашего знакомства с миллиардером, даже если он был обставлен совершенно тривиально. Но мне было что запомнить: когда я увидел Виктора Шевченко, он держал в руке молоток.

— Рад видеть вас на ногах, Эдем! — воскликнул он мне как старому знакомому. — Вам не кажется, что криво висит?

Стоя на нижних ступенях широкой лестницы и опираясь на мраморные перила, Шевченко примерялся к фотографии в рамке. На ней вздымались в небо постройки из синего стекла. Три кита — я их знал, хотя мне не приходилось в них бывать. Они поражали своим видом, и фото было сделано мастерски, но удивляло другое — городской пейзаж именно на этом месте, ведь это первое, что бросалось в глаза человеку, который заходил в дом. Впрочем, присмотревшись к изображениям, расположенным рядом, я убедился, что все они подобраны без особой логики: несколько фотографий самого Шевченко, натюрморт с бутылкой вина, портрет незнакомого мне старого… Так что снимок «Трех китов» не выходил за пределы допустимой вычурности этой частной фото.

— Надо немного поднять правый край, — посоветовал я.

Шевченко повиновался. Затем вытянул шею и крикнул куда-то в сторону: «Папа, папа!» В ответ — звон посуды.

— Папа решил сегодня нас удивить и побыть шеф-поваром, — заявил Шевченко, будто давно меня ждал. — Как вы себя чувствуете? Я удивился, узнав, что вы исчезли из больницы. Пока мне не сообщили, что вы в отделении полиции, у меня даже было мнение, что вас угнали прямо с кровати.

— Да кому я нужен, — отмахнулся я.

— Вот и мне хотелось бы это выяснить.

Слева от меня послышался шорох и из соседней двери вошел остроухий дедушка. Он поздравил меня кивком головы и сразу же достал из кармана пиджака очки — видимо, чтобы увидеть, с кем он поздоровался. На правой руке не хватало двух пальцев.

— Еще минут двадцать придется подождать, но Лука говорит, что вы такого еще не готовили, — обратился он к сыну. — Значит, для тебя и твоего гостя этот обед будет сюрпризом.

— Прекрасно, папа. Посмотри, нормально повесил?

Старик долго изучал выстроенную на стене композицию — было видно, что для него очень важно как можно более тщательно выполнить просьбу.

— Хорошо получилось, — старик сглотнул слюну и добавил: — Сынок.

Фотографии на стенах — это привилегия собственного жилья. Мое поколение годами переезжает из одной съемной квартиры в другую. Мы мобильны. Мы меняем виды из окна, города, а иногда и страны. Но фотография на стене для нас — это роскошь, ведь нужно согласовывать с арендатором каждый забитый гвоздь. Ты можешь постараться и получить разрешение на одно или два отверстия, но никто не позволит развернуть в съемной квартире целую цепочку воспоминаний.

Разве что на работе у тебя есть свой кабинет, подумал я. И вдруг вспомнил, где я видел интернат Ореста до того, как привез его туда сегодня. Он был на фото в комнате, где я за эти два года провел много времени. Странно, но я никогда не спрашивал ни себя, ни хозяина кабинета, что это за здание на фотографии и почему оно там оказалось? Холодок пробежал между лопаток, и рой вопросов, как потревоженные в гнезде шершни, угрожающе загудел над моей головой.

— Что-то вы заскучали, — вместо молотка в руках Шевченко уже было два стакана с виски, один из которых он предложил мне. — Пока обед не готов, покажу вам сад.

— Так я приглашен на обед?

От виски я обычно не отказываюсь. Пить пока не собирался, но если захочется, вот он, стакан, в руке.

— Такова судьба гостя, который приходит к тебе в обед. Может, вместо виски вы хотите кофе?

Я отказался, и Шевченко повел меня не во двор, а неожиданно вверх. Одна лента фотографий плавно перешла в другую. Некоторые были так непосредственны, что оставалось только думать, почему они оказались в этой галерее.

— Надеюсь, вы терпимы к влажности, — сказал Шевченко, толкая стеклянную дверь.

Да, атмосфера здесь была совсем другой. Удивляло, как эту дикую смесь запахов — компоста, цитрусов, дождя, орхидей и мха — сумели поместить и держать в стеклянных стенах, не давая просочиться в дом.

В центре сада из покрытого мхом камня был искусственный источник. На одном из лимонных деревьев налился сочный плод, а среди карликовых пальм дизайнер искусно вписал три плетеных кресла и столик.

— Впервые вижу сад на втором этаже, — признался я.

— Это из-за мамы. В последние годы ей было уже нелегко спускаться вниз, а оборудовать дом лифтом она запретила — мол, она же не бабка какая-нибудь. Тогда я решил сделать оранжерею рядом с ее комнатой и комнатами детей. Правда, виски мама не одобрила — она была крайне нетерпима к алкоголю.

Он не отпивал из своего стакана, только наблюдал, как янтарный напиток липнет к прозрачным стенкам.

Что я знал о Викторе Шевченко? Человек, заработавший свое состояние в финансовой сфере. В отличие от многих состоятельных людей нашей страны, он собрал свой капитал не из осколков советского наследия и не присасывался к бюджетным потокам — одного этого было достаточно, чтобы считать его порядочным человеком. Добавьте еще отсутствие политических амбиций и громких скандалов за плечами — Шевченко уже кажется ангелом. Но что такое человеку могло потребоваться от меня?

— Ну кто начнет первым? — нарушил он молчание.

— Мне не с чего начинать, — удивился я. — Это ведь по вашей воле меня вытащили из полицейского участка, посадили в «Теслу» и привезли сюда. Почему я здесь?

Шевченко рассмеялся.

— Я хочу спросить вас то же: почему вы здесь?

Я затянул паузу, давая Шевченко шанс продолжить. Но он отставил стакан и принялся опрыскивать из пульверизатора лимонные деревья.

— Если вы думаете, что я должен вам что-то сказать, вы взяли не того человека. Я адвокат, я не играю в игру «Угадай, о чем я хочу тебя спросить», потому что в ней всегда побеждает спрашивающий.

Отложив пульверизатор, Шевченко принялся собирать с лимона листья.

— Рекомендуют прореживать листья, чтобы крона выглядела более компактно. Мама следила за тем, чтобы садовник делал все правильно. Вы можете управлять многомиллионным бизнесом, в котором все работают как швейцарские часы, а между тем в вашем собственном доме садовник работает кое-как. Ну, теперь будет кому за ним присматривать.

— Может, садовник почувствовал, что сад уже стал для вас не столь важным?

Шевченко бросил на меня взгляд из-под бровей, вернулся в кресло и рассыпал собранные листья на столике.

— Последние пару дней я только и думаю о том, что важно. Прощать слабого — честно? Или это оскорбление памяти тех, кто оставался сильным и не позволял себе ошибаться? Каким должно быть твое наследие? Виноват ли ты не помогавшему обществу, а наоборот, вставляло палки в колеса на твоем пути вверх, или правильнее — сосредоточиться только на ближайших людях? И зачем нам дарованное время? Может, чтобы встревожить нас туманным будущим или наоборот — дать надежду на перемены? И почему люди, экономящие деньги, так бездумно разбрасываются часами своей жизни? Но в ряде этих вопросов есть еще один. Какое отношение ко всему, что произошло за последние два дня, имеете ли вы, Эдем?

Меня начало морозить. Шевченко подался вперед, оперся руками о колени и просвечивал меня рентгеновским взглядом. На мгновение мне показалось, что он сошел с ума, что он отвел мне определенную роль в своей тайной игре, не спросив согласия и не сообщив правилам.

— Какое отношение я имею? Я никогда не встречался ни с вами, ни с вашей компанией, а последние три дня вообще находился в коме!

— Однако я почему-то решил посетить вас в палате. Я изучал поражение Митча, хотя узнал о существовании такой болезни только позавчера. Я занялся людьми, замешанными в деле Фростова — о котором я раньше никогда не слышал. Почему я сделал это? Я не знаю. Я человек практический и не верю в паранормальные глупости, но ощущение такое, будто мой разум вобрал в себя часть чужого. И вчера вроде бы все вернулось на свое место, но у меня до сих пор ощущение, что я так и не освободился от этого полностью. Знаете… а может, я бы и не хотел! Знаете, так бывает: мыслевирусы попадают в сознание и остаются в его фундаменте, становясь частью убеждений.

Он говорил странные вещи, однако при этом выглядел не сумасшедшего, а человека со здравым смыслом, который столкнулся с сверхъестественным и теперь должен найти этому объяснение, но руководствуется только известными человечеству законами мироздания.

— Я просто не понимаю, о чем вы говорите, — честно ответил я.

— Я общаюсь с вами впервые, как будто знакомы много лет. Если этого не сможете объяснить мне вы, тогда я уже и не знаю, кто сможет. Мои люди все проверили — вы действительно находились в коме. Они изучили все и нашли только одну ниточку, которая косвенно связывает вас со мной. Одна ниточка — Инара.

Это стало похоже на плохой розыгрыш. Именно так я бы и воспринял, если бы напротив меня был кто-то другой. Но для фигуры калибра Виктора Шевченко я слишком мелкая рыбка, чтобы зачем-то меня разыгрывать.

— Боюсь, что у меня тоже нет ответов. Это Инара подсказала вам найти меня в отделении полиции и задать все эти вопросы?

Шевченко откинулся в кресле, но и дальше посылал гамма-лучи.

— Нет, Инара поняла, что наговорила вам лишнего, и попросила меня вытащить вас из участка. Так я узнал, что вы уже пришли в себя.

— Кто она вам?

— Будущий руководитель одного из самых важных моих проектов. А кто вам она?

Я все же сделал глоток из стакана. Виски стекло по желобку языка приятным теплом.

— Она — мое прошлое.

— Странно.

Я долго молчал, прежде чем продолжить, но длительная пауза не смущала Шевченко. Этот человек знал цену времени, однако позволял себе тратить его на игру в молчание со мной.

— Что в этом странного? — наконец не выдержал я.

— Папа сказал, что здесь не хватает пения птиц. Но я против клеток, — Шевченко сомкнул листья лимона в кипу и положил его под ножку столика. Нет, похоже, он со мной не играл — скорее продолжал изучать, надеясь найти ответ на беспокоившие его вопросы. — А удивительно в том, что я впервые встретил Инару именно в вашей палате. И то, какой она была… — он запнулся. — Женщина не смотрит такими глазами на мужчину, если речь идет только о прошлом.

Эт, не видел Шевченко, как Инара прошла мимо меня лишь скользнув взглядом и оставила в холле слушать ворчание лифта… Или, может, в тот день она таки узнала меня и ее безразличие было притворным? А что потом? Она искала меня намеренно или увидела случайно, когда посещала Ореста? И имело ли это теперь какое-нибудь значение?

Наверное, мало, раз мне сейчас хотелось только одного: чтобы Шевченко не молчал. Чтобы он подробно описал эту картину: как выглядела Инара в моей палате, не держала ли меня за руку, которая говорила, переливался ли свет в ее волосах…

Совсем недавно моя душа бултыхнулась в черную дыру. Казалось, я почувствовал такую потерю, после которой уже не приходят в себя. Но ведь я потерял то, чего у меня и так не было, о чем я и так не знал!

А как все это время чувствовала себя она?

— Извинитесь от меня у отца — я не останусь на обед, — сказал я. — И дайте мне номер Инары.

Пора включить телефон.