Времени нет

3.10

Не успел судья Назаров отъехать от суда и на сотню метров, как его машину подрезали. Судья нажал на тормоза, выматерился и уже собирался выйти и разложить обидчика на атомы, как дверца пассажира открылась и на сиденье проскользнул Эдем.

— Здравствуйте, ваша честь, — он был уверен, что судья не может не знать Виктора Шевченко. — Мы еще не знакомы с вами официально, но думаю, что это начало прекрасной дружбы. Поехали, уехали, некрасиво стоять на дороге.

Гнев судьи сменился растерянностью. Его маленькие глазки жалили, как комары, передавая сигнал мозгу: да, рядом с ним действительно сидит миллиардер Виктор Шевченко. Вжавшись в кресло, судья время от времени косился на пассажира, и Эдем представил, как движутся шестерни в его голове в потугах определить, какое дело в производстве судьи могло заинтересовать бизнесмена.

— Я собирался обедать с коллегой, но сервировать столик могут и на троих, — сказал судья, но было ясно, что это только проявление вежливости.

— Когда придет время разливать шампанское, я непременно составлю вам компанию. А пока наша неожиданная встреча на дороге обойдется без внимания широкой общественности.

Судья поправил зеркало заднего вида. Машина, подрезавшая его на дороге, теперь ехала за ними.

— Я знаю, что такое конфиденциальность, — заметил он, и в голосе его слышалось облегчение. К нему пришли не с оскорблением, не с угрозами, а с делом, и эту ситуацию он понимал.

— Что ж, прекрасно, значит, я могу позволить себе быть откровенным, а это невиданная роскошь в наши дни.

Судья пожал плечами, давая понять, что он ни к чему не принуждает. Если гость хочет быть откровенным — то, пожалуйста, как ему удобно, но от хозяина машины этой любезности в ответ ожидать не стоит.

— Вы слышали о том, что в Верховном суде одно место станет вакантным?

— Чье? — удивился судья.

— Ну, не стоит путать откровенность со исповедью, — подмигнул Эдем. — Думаю, у вас достаточно связей, чтобы узнать подробности. А вот у меня связей недостаточно. Скажу больше: в Верховном суде у меня их вообще нет.

Они затормозили на светофоре.

— Для человека ваших возможностей это не должно стать проблемой.

— Проблема надежных людей существует всегда, какие бы у тебя ни были возможности. Надежных всегда не хватает. Потому я решил сесть в машину к судье с репутацией надежного человека. Человека, умеющего решать вопрос не привлекая лишнего внимания. Человека, который соблюдает договоренности и всегда доводит дело до конца.

— Спасибо, — склонил голову судья. Скажи такое кто-то другой, он бы решил, что оказался под колпаком и сейчас его пишет прокуратура или спецслужбы, но люди уровня Виктора Шевченко не занимаются такими пустяками.

— Уверен, то же вы слышали обо мне.

— Слово Шевченко крепче, чем печать. Да, кажется, говорят.

— Теперь я благодарю, — Эдем приложил руку к груди, хотя такую характеристику слышал впервые. Возможно, судья ее только что придумал. — Значит, мы оба знаем цену репутации. Поэтому я подумал: с вашим опытом вы бы вполне могли стать судьей Верховного суда. Лишь бы желание.

Он умолк, выжидая реакции судьи и снова представляя, как вращаются шестерни в его голове и образуют вихрь. Так они прошли несколько кварталов.

— Знаете историю о блохе и овечьей шерсти? — начал Назаров. — Жила-была блоха. Жила она на собаке. Не голодала, но и условия были, мягко говоря, собачьи. Но как-то зимой хозяева собаки заколебались, собака прокралась в дом и улеглась на овечью шкуру у камина. Овечья шерсть была так мягка, а комната так тепла, что без лишних раздумий блоха прыгнула с собаки и, счастливая, начала обустраиваться в своем новом жилище. Тем все для нее и кончилось.

Эдем сделал из этой басни свои выводы и засмеялся.

— Даже Лафонтен не смог бы передать ваше мнение точнее, — сказал он. — Но эта басня не о нас. Речь идет о том, чтобы с собаки перепрыгнуть на льва. У львов кровь слаще.

Судья достал из бардачка сигарету и закурил в открытое окно. Эдем его не торопил. Пока из сценария, который они составили в кабинете Иванки, выбивался лишь один важный элемент — судья ехал на машине с рулем вправо.

— Это будет непросто, — наконец сказал судья.

Окурок полетел в окно.

— Нет ничего невозможного, когда рядом друг, — Эдем подчеркнул последнее слово. — У вас есть связи, у меня есть связи, но больше всего связей у бумажек с изображением Бенджамина Франклина.

Отправляясь сюда, он боялся, что не выдержит, сорвется, заедет судьи по лицу или еще что-то утнет — слишком уж ненавистным за время процесса стало это лицо с двойным подбородком и напыщенным выражением хозяина жизни. Но опасения оказались тщетными. Эдем чувствовал себя режиссером спектакля, в котором зрители становятся актерами, сами того не подозревая. Он играл с отличием, словно этой безумной ненавистью был полон не он, а кто-то другой, кто лежит сейчас неподвижно в пустой палате, у головы его трости, а под кроватью — тапочки.

— Что ж, можно попробовать. Но я должен понимать все условия нашей дружбы, — судья решил говорить прямо, чем удивил Эдема, который уже сушил мозги над тем, как заставить судью перейти от языка Эзопа к языку Трампа.

Судья вернул на стоянку ближайшей автозаправки. Машине сопровождения пришлось припарковаться рядом.

— Вы хотите знать, зачем мне это нужно? Ведь если бы речь шла о конкретном деле, мне проще было бы искать выходы на ведущего его судью.

Назаров вынул из пачки еще одну папиросу, но, вспомнив, что он на заправке, прикуривать не стал.

— Ну что ж, тогда пора проверить серьезность наших намерений взаимной откровенностью. Если то, что я вам скажу, выйдет за пределы этой машины, вместо друга вы получите врага.

Глаза Эдема сверкнули. Он понял, что хорошо выполняет свою роль, когда судья сомкнул руки. Сигарета торчала среди его пальцев как зенитка в ожидании воздушного флота противника.

— Вы знаете условия ведения бизнеса в нашей стране: каким бы умелым ты ни был, без политической поддержки тебя перегонит конкурент, который разжирел на госзаказе. Пока я один из немногих, кто может вести свой корабль среди бурь, не занимаясь политикой, Эдем заглянул в стекло заднего вида, словно проверял, не вызывали ли они лишнего внимания, но я привык думать на три шага вперед. Впереди президентские выборы. Действующий глава государства их проиграет, а значит изменится вся вертикаль власти. Вон Хижняк уже распродает свое имущество за бесценок.

Судья кивнул. Об этих поспешных действиях владельца «Трех китов» он слышал.

— Вот почему я решил открыть себе дорогу в политику. Но прежде чем заявить о намерениях, мне нужно укрепить свои тылы. И начать я решил, среди прочего, с судебной системы. В Высшем совете правосудия и в административном судопроизводстве я уже добился определенных успехов. И теперь пришел к вам.

Судья разомкнул руки. Эта полуправда Эдема была ему понятна и не таила очевидной опасности, а упоминание о коллегах было не менее эффективно, чем пятнадцать капель успокаивающего.

— Даю слово: от меня о ваших намерениях никто не узнает, — судья вложил в свои слова столько искренности, сколько мог. — Не в моих интересах, чтобы стервятники начали кружить над вами раньше, чем у вас будет достаточное количество ружей.

Теперь надо было сделать вид, что стадия недоверия прошла, и Эдем откинулся на спинку кресла.

— Откровенность за откровенность, — вся предыдущая беседа была только разминкой, теперь он непосредственно переходил к действию. — Прежде чем сесть к вам в машину, я попросил своих людей изучить, какие риски будет поддерживать вашу кандидатуру, что может выплыть на поверхность и ударить по вам и по моим капиталам. Если компромата не найдут они, вряд ли найдет кто-нибудь другой — у меня сильная команда. Их ответ меня почти удовлетворил.

— Почти? — казалось, судья удивился не отсутствию дыр в его щите, а наоборот — потому, что их мало.

— Пустите меня за руль.

Судья растерялся.

— Зачем?

— Иногда о тяжелых вещах легче говорить в движении. Сделайте мне такую ласку.

Он вышел из машины, не давая судье времени на возражение. Из соседнего автомобиля вдруг выпал Затойчи, но Эдем махнул ему рукой: разговор с судьей еще не окончен.

Автомобиль с правосторонним рулем, новенький, как с конвейера. У Эдема было с таким дело — первая иномарка, которую еще в 90-х купил отец и которую пригнали из Великобритании, тоже была правосторонняя.

— Кругляков Владимир Иванович по кличке Борец, — Эдем завел машину и, обхватив руками руль, почувствовал себя вдвое моложе. — К счастью, наши бизнесы не пересекаются и Борец мне не конкурент. К несчастью, племянник Борца имеет ту же фамилию, что и дядя. И уж совсем горе то, что Кругляков-племянник наехал на пешехода и отделался условным сроком. Мне нужно понимать слабые места этого дела.

— В открытом судебном реестре фамилий нет, — судья принялся за пояс безопасности, раздумывая, стоит ли пристегнуться. Он впервые ехал на пассажирском сиденье своего автомобиля.

— Дело свежее, вот в чем проблема. Если вы нацелитесь на Верховный суд, кто-то непременно начнет изучать ваши последние решения и наткнется на то, что кажется ему… несовершенным, скажем. А уж как обнаружит известную фамилию… Мои люди действовали именно так.

Восемь шагов. Так выглядел первый план, разработанный Эдемом, Иванкой и Затойчи. Он был изощрен, остроумен и позволял авторам поднять свою самооценку.

— Недостаток у него только один: совершенно неизвестно, как его выполнить, — перефразировала Иванка цитату из любимой книги по математике.

В следующем было уже пять шагов: более простой, эффективный, но так же много узлов, зависящих от правильного понимания человеческой психологии. Эдем и Иванка обсуждали возможные проблемные нюансы, когда Затойчи не выдержал.

— Выведите его на откровенный разговор и запишите на видео. Вот и все, — сказал он и с презрением свалил группу солдатиков на бок.

— Слишком небольшая потеря для Борца. С сегодняшнего аукциона его точно не выбьет, — сказала Иванка.

Так и родился у них двухступенчатый план. Проще предыдущих, но не менее эффективен. И теперь Эдем набирал скорость на машине судьи, корректируя этот план, а тот жалел, что удовлетворил просьбу уступить место водителя. Но мог ли он отказать будущему партнеру?

— Не очень удобно с правосторонним рулем, — вздыхал судья, надеясь, что Виктор Шевченко уловит намек.

— Зато интереснее, — отвечал Эдем, и прибавил скорости. — Давайте поразмышляем, за что может вцепиться враг по делу Круглякова?

Сто километров в час. Чувство самосохранения победило желание не показаться слабаком, и судья пристегнулся. Да он же банальный трус, подумал Эдем, — забери у него должность судьи, и блестящий шар сразу сдувается и станет липким вонючей клубком.

— Зацепиться не за что. С родными погибшей Кругляковы договорились. Ну, то есть Борец договорился. Дочери все равно не вернешь, а внукам нужно за что-то жить. Потому от них никаких претензий не будет.

Сто двадцать километров в час.

— А как насчет условного приговора? Не хватало оснований?

Судья испуганно следил за мелькавшими за окном билбордами — от них начинало рябить в глазах.

— Здесь тоже отразимся. Главные аргументы: плохие погодные условия и вина пешехода… Здесь нельзя так быстро.

Сто сорок километров в час.

— Если слетим, у меня есть лицензия пилота. А экспертиза крови Круглякова-племянника? Алкоголь, наркотики? Я что-то слышал о веремии с выводами экспертов.

Судья перестал скрывать волнение, уперся руками в бардачок. Единственное, что его сейчас интересовало, — стрелка спидометра.

— Первая экспертиза показала алкоголь, но вмешался Борец и эксперты признали свою ошибку. Меня это точно не коснется. Да достаточно уж, у этой машины нет крыльев!

— Есть крылья, есть! — Эдем уже почти кричал. — А деньги, которые вам передал Борец?

— Вы о чем? — перешел на крик и судья.

Сто шестьдесят в час.

— Чем вам отблагодарил Борец за нужное решение?

Эдем обгонял КрАЗа, когда на встречной полосе появился внедорожник со вторым ценителем крейсерской скорости за рулем. Эдем добавил газа и в последний момент выехал на свою полосу перед грузовиком. Встречная просвистела, а КрАЗ злобно загудел.

— Твоя мать! — судья состарился лет на десять.

— Не деньги ли это, а какая-то услуга, и вы связаны больше, чем я думаю? — Эдем не отвлекался от главного.

— Деньгами.

— Передавал кто? Он? Его люди? И кому? Вам? Посреднику, который может выдать?

— Здесь тоже все чисто.

Машина ревела, как разъяренный слон, но Эдем кричал еще громче.

— Кто передавал вам деньги?

— Лично Кругляков. Лично! — кричал ответный судья.

Эдем сбавил скорость.

— А следует денег? — внешне он был спокоен, словно вел паровозик в зоопарке. — Не найдется ли он в покупках, не соответствующих прибылям? Этот дракон, на котором мы летим, на кого записан?

— На тестя. Все будет хорошо. Я умею прятать доходы. Мне нужно возвращаться.

Эдем плавно затормозил. Судья тяжело дышал, словно пробежал эти километры ногами. Отстегнулся и полез под сиденье в поисках сигарет.

— Повезло, что я поймал вас до обеда, а не после — потому что пришлось бы отмывать салон, — Эдем по-панибратски хлопнул судью по плечу так, что тот ударился головой о бардачок. — Что ж, я доволен результатами разговора, — и это была чистейшая правда.

Он оставил судью копаться под сиденьем, а сам пошел к своей машине, пару раз отставшей из-за трафика, но все же сумевшей догнать их.

— Я как листок на ветру! — крикнул он Затойчи, вылезшему из автомобиля с неспешностью мудреца.

Тот сплюнул на дорогу, давая понять, что он думает о манере боссовой езды.

— В своем гениальном плане мы не учли, что у судьи машина с правосторонним рулем. Если бы мне не удалось пересесть в водительское кресло, камера в моем пиджаке снимала бы не судью, а замечательные киевские пейзажи, — Эдем поднял руку, как футболист, забивший гол. — Хотя они действительно замечательные!

— Это я виноват, что мы этого не учли, — как редко заблуждающийся человек Затойчи не искал оправданий. — Но зачем было так лететь? — не удержался он от упрека.

— Ну, я же летел не к Солнцу, — ответил Эдем.