Времени нет

2.1

Над тяжелой кистью налитого красным нектаром винограда кружил шмель. Виноградник был всюду, куда хватало глаз. Солнце стояло в зените, но не пекло. Ветер, заметный из трепета тонких, как паутина, листьев, нес не прохладу, а музыку. Эдем слышал эту мелодию впервые. В ней жаловалась детским голосом свирель, гитарная струна отзывалась эхом бескрайних полей, барабаны пытались докричаться из дальних бездонных колодцев. Тщетно Эдем вслушивался, пытаясь определить источник этой музыки, тщетно продираясь сквозь препятствия из проволоки и виноградной лозы. Музыка была нигде и всюду. Ее напевал сам ветер.

Эдем проснулся, но не открывал глаз. Он хотел сохранить эту волшебную мелодию в памяти, превратить ее в запечатленные навсегда строчки неизвестных нот, озвучить эту песню ветра. Но ему это не удавалось: мелодия оставалась там, в винограднике, а Эдем был здесь, на смятых простынях, наивно стремясь схватить то, что схватить невозможно. Эдем застонал от бессилия и тут же вздрогнул: кто-то лизнул ему руку.

На свободной половине широкой кровати, спрятав под голову лапу, лежал английский мастиф. Комната была драпирована кофейными обоями, а треугольные светильники на потолке создавали пирамиду. Эдем проснулся в чужой квартире.

Пес поднял голову и с любопытством наблюдал, как хозяин сначала чуть не упал с кровати, потом бросился к окну, дернул занавеску, выругался и наконец вскочил в ближайшую дверь — в ванную. Мастиф двинулся за ним и увидел, что хозяин устраивает потоп у умывальника.

Вода не помогла. Эдем то и дело подводил лицо к зеркалу — и видел там чужое отражение. Чужое, но знакомое. На него смотрел Олесь Мицный, фронтмен легендарной группы «Времени нет», один из самых популярных украинцев.

Субъект в зеркале пообещал ему переселение в чужое тело. Может, это и есть продолжение того тягучего сна?

— Олесь Крепкий, — повторил Эдем несколько раз: хотелось услышать, как звучит его голос.

Он не смог долго смотреть в зеркало из-за естественного отторжения — люди переключают канал, увидев хирургическую операцию. Эдем насухо вытерся и присел на крышку унитаза.

Все это было наяву. Татуировка трембита на бицепсе, гладко выбритые ноги, шрам от аппендицита — все это принадлежало чужому телу и в то же время казалось вполне естественным. Так же, как и вид за окном. Ничто не убеждало в реальности происходящего сильнее, чем это знание неизвестного. Эдем открыл полированную дверцу шкафчика и нашел за ней то, что ожидал — запасы мыла и туалетной бумаги, поломанный фен и украденную из львовского бара чистую пепельницу.

Мастиф подошел и ткнулся мордой в его колено, словно хотел напомнить, что хозяину нечего пугаться — есть друг, который его защитит. Эдем с осторожностью потрепал собаку за глыбу.

— Я не твой хозяин, Арбитр, — сказал Эдем, удивляясь тому, как легко смог вспомнить кличку пса, которого увидел сегодня впервые.

Арбитр потащил его за край штанины, и Эдем двинулся в столовую, чтобы открыть дверь пса в задний двор. За эти несколько метров он пережил больше дежавю, чем за всю свою жизнь. Эдем ходил по чужому дому, но каждая мелочь в каждой комнате была ему знакома. Шкафы и торшеры, деревянные фигурки на полочках, гитары на стенах, скрипучий паркет, колокольчики фурина над открытой дверью, ободранный псом стул, коллекция пластинок, вмятина на потолке от пробки из-под шампанского и не вымытая после жарки.

Допустим, сделка была настоящая… Гм, он не ожидал от себя, что так легко примет эту гипотезу, и удивился пластичности веры. Первое, что пообещал ему джин, — это слава, и в выборе своем он был не только честным, но и порядочным. Олесь Мицный не только один из самых известных в стране музыкантов, он еще и один из самых уважаемых деятелей культуры — не запятнал себя ни скандалами, ни политикой, ни резкими высказываниями на низкопробных шоу.

Может, стоит поднять задницу и насладиться этим днем сполна?

Вчерашнее отчаяние выглядывало из-под кровати: Эдем знал, что его причины никуда не делись, но удручающее настроение осталось в старом теле. От себя не уйдешь, это старая истина, но разве ее автор мог предусмотреть соглашение с джином?

Эдем включил кофемашину и под ее завывание попытался вспомнить прошлое крепкого — проверить, как работает память. Однако создавалось впечатление, что жернова мололи не только кофе, но и мысли: даже распорядок дня музыканта был завешен туманом.

На такой случай Эдем уже наработал собственное правило: в любой непонятной ситуации беги. Утренняя пробежка очистила бы мозги и подсказала бы, как провести день так, чтобы выдоить из этой коровы все ее молоко.

Он мог сесть за руль — в теле Крепкого опасность внезапной потери сознания ему не угрожала, но вспомнил, что джип музыканта уже вторую неделю в ремонте. Не беда. Эдем вытащил из зарядки телефон и, игнорируя сообщения о двух пропущенных звонках, по памяти набрал номер Капитана. О том, что ему сказать, Эдем задумался только после того, как услышал голос водителя и тепло передалось с динамика на кончики пальцев.

— Капитан, здравствуйте! М-м-м-м… Эдем сегодня не будет бегать, а могли бы вы отвезти меня на пробежку? Отправлю адрес в сообщении, о том, насколько подозрительным мог показаться Капитану этот звонок, Эдем задумался лишь нажав кнопку отбоя.

Следующим номером, по которому он позвонил, был его собственный. Никто не ответил.

Эдем порылся в адресной книге телефона. Звезды шоу-бизнеса, политики, бизнесмены, журналисты и один хоккеист — о существовании многих из них Эдем знал и раньше, но львиную долю памяти, конечно, занимали номера не публичных людей: просто знакомые, водители, риелторы, офисные феи, радиодиджеи, портные, фотографы, блоггеры и даже один поставщик марихуаны. Телефоны ближайших людей Крепкий скрыл за прозвищами — на случай, если злоумышленник сломает этот самый надежный из всех имеющихся в продаже аппарат и доберется до личной информации. По этой же причине он вычистил фотобанк: сейчас там оставалась только сотня совершенно безобидных изображений. Но самой скучной оказалась переписка, из пропущенных смысловых пробелов которой было понятно, что Крепкий просто зациклен на безопасности личной информации.

Зато стал очевидным принцип работы памяти для Эдема: он мог без труда упомянуть то, с чем непосредственно сталкивался, а воспоминания без всякой привязки требовали чрезмерных усилий.

Эдем захлопнул дверь во двор, чтобы ему не помешал пес, и принялся странствовать по комнатам и чужой жизни. Он забирался в ящики, рассматривал фотографии на стенах, перебирал раритетные пластинки, ревизировал коробку с огрызками бумаги, на которых почерком Крепкого были нацарапаны стихи. Занятие казалось не таким уж увлекательным, пока Эдем не наткнулся на ящик с кодовым замком. Как в детстве, Эдем легко отпер ее не вставая с колен — и погрузился в чужие тайны. В ящике лежали мелочи, имевшие значение только для Олеся Крепкого.

С самого верха прижимала нехитрое сокровище фоторамка, под стеклом которой лежала засушенная фиалка — цветок, изменивший жизнь Крепкого.

Эдем вспомнил летнюю сцену, скользкие от пота струны, ломоту в ногах из-за количества тяжелой аппаратуры, которую им пришлось таскать перед концертом, и мошкару. Многие мошкары. «Нет времени» выступала в экваторе лайн-апа — третьей группой из пяти. Они должны были исполнить четыре песни — два кавера и две оригинальные. Последней играли «Фиалку в конверте».

Крепкий смотрел не на девушек, которые танцевали под сценой, не на ребят, трясших кулаками в такт, его адресатами были люди из полумрака, слушатели из дальних уголков площади, простые прохожие. Услышав "Фиалку", они переставали говорить о своем и подходили к сцене. Когда басист Тарас сорвал последний аккорд, толпа на мгновение окунулась в молчание, будто слушатели поняли, с чем им довелось встретиться, а потом взорвался криками и восторженным свистом. Крепкий понял: он готов посвятить оставшуюся жизнь тому, чтобы еще раз услышать эту секунду тишины перед взрывом.

Пять групп, девятнадцать песен. Концерт подошел к концу, и самыми громкими были голоса тех, кто требовал на бис песню о фиалке.

Через год они переставили слова в названии и «Времени нет» выпустил первый альбом с ужасным качеством звучания, двумя неплохими песнями и одним хитом на все времена.

Вторым раритетом из коробки, который взбудоражил в Эдеме чужие воспоминания, оказалась картонная карточка с изображением хоккеиста Вейна Грецки.

Отец Крепкого, известный в Онтарио экономист и обеспеченный человек, в 90-е перевез семью в Ивано-Франковск со святой целью использовать свои знания для развития и процветания родины своих предков. Он выкупил тот самый дом, который когда-то должен был покинуть его дед, — и это было единственной бесполезной инвестицией, поскольку привыкший к комфорту отец предпочел бы устроить семью в более удобных апартаментах.

Но маленького Олеся интересовали не горячая вода и теплая квартира. Он потерял друзей, привычную атмосферу общения, язык.

Самым ощутимым ударом стала потеря хоккея. На новом месте не было ледовой арены, поэтому Олесю не суждено было стать вторым The Great One. Поняв это, Олесь перестал мечтать о взрослом будущем и собирал урожай смешков и неожиданных возгласов, когда на вопрос, кем он хочет стать, отвечал патологоанатомом. От детской мечты у него осталась только карточка из Грецки.

Значительную часть коробки занимал сложенный квадратом белый платок.

Альбом «Цепь» был наиболее социально ориентирован в дискографии группы, а песня «Звено номер два» — громким манифестом. Однажды перед концертом Олесь обнаружил в гримерке запечатанный конверт с надписью «Времени нет». Они с басистом Тарасом только что вошли, комната была пуста. Из конверта выпал автоматный патрон и выскользнул лист с угрозой: если группа начнет исполнять «Звено номер два», то Олеся остановят пулей.

— Мы не должны играть, — заявил Тарас.

Они позвали капитана милиции, который заботился о безопасности на концерте. Зрители уже собрались на стадионе. Капитан заверил — они утроят бдительность, но повторил слова Тараса: "Вы не должны ее играть".

Олесь начал «Звено номер два» на автомате, только потому, что привык выполнять ее следующей после «Вертикали». Ну, а после первых аккордов отступать уже было нельзя. Пальцы едва подчинялись. Схватив стойку с микрофоном, он сделал два шага в глубину сцены. Но для возможного снайпера музыкант все равно оставался как на ладони. Олесь вглядывался в толпу, и на одной из строк песни его голос предательски вздрогнул.

Оформитель сцены привязал к микрофону белый платок. Олесь уже не смотрел вниз — он сосредоточился на ней. Шелковая, без пятнышка. Прекрасно будет сочетаться с вишневой кровью. Созревая последний припев, Олесь поднял глаза и увидел Тараса, который изменил привычную позицию на сцене и всю песню отыграл стоя между ним и толпой.

Две непогашенные марки. Олесь обещал написать письмо девушке, с которой у него был яркий курортный роман. Имя ее он уже не помнил, адреса не сохранил, зато марки напоминали о чуде безоблачного счастья, возможном без славы и почти без денег.

Миниатюрный ловец снов. Это одна из первых гастролей в Штаты.

Карманное зеркальце. Его он украл на память у девушки, с которой лишился целомудрия.

Компасс. Подарок второго детства, умершего еще подростком.

Коробка спичек с номером телефона. Так начинался самый серьезный из его романов, который длился четыре года и закончился синим носком — она случайно попала вместе с ее белыми вещами в стиральную машину.

Написанное от руки объявление. Барабанщик собирает группу. Это настоящий раритет, когда-то вывешенный на студенческой доске объявлений в общежитии. Олесь там не бывал, но девушка, с которой он тогда встречался, сорвала эту бумажку для него. Так создавалось то, что стало группой «Времени нет». Крепкий учился на экономическом факультете — пошел по стопам отца — и не думал о том, чтобы зарабатывать на хлеб музыкой. Когда они записывали первый альбом, отец внес львиную долю необходимой суммы с условием, что Олесь не покинет учебу. Но он и не собирался — это было бы совсем непрактично. Олесю приходилось учить дисциплины в качении автобусов, в гостиницах с тараканами, на парковых скамейках, но диплом экономиста он все же получил. Даже с отличием — не в последнюю очередь благодаря популярности. Спустя десять лет Олесь даже защитил кандидатскую. Отец был доволен, хотя Олесь ни дня не работал по специальности. Главное, что у сына был тыл — обеспеченная дипломом профессия, и они оба это ценили. Через месяц после того, как университет выпустил крепкого во взрослую жизнь, «Времени нет» отправился завоевывать Киев — и в итоге завоевал страну.

"Не так уж много для всей жизни", — подумал Эдем.

Он повернул вещи в коробку. В сутках было недостаточно часов, чтобы продолжать тратить время на чужую ностальгию.