Времени нет

2.6

Была злая ирония в том, чтобы оказаться в «ауде», за которым Эдем гонялся по Киеву. Оранжевый отсвет в салоне — вот что досталось ему вчера. А кроме него — безразличный взгляд в лифте, который теперь казался сбоем в матрице, нереальным событием или событием, которое неправильно поняли.

Паштет позвонил, когда они свернули на Владимирскую, иначе и быть не могло. Первым порывом Эдема было выключить телефон и избежать выговора, но потом он решил, что скандала не будет — у Паштета был другой взгляд на жизнь.

— На главу администрации не рассчитываю — по Хомке и шапка. Мне хватает поста управделами, — Паштет был в хорошем настроении.

— Ты о чем? — удивился Эдем.

— Оставь! Мне должен был сказать первому. Но я не обижаюсь. Я понимаю, есть вещи, которые иногда можно раскрыть чужим, но трудно признаться в них близким. Например, что ты плачешь в кино, или решился на ипотеку в валюте, или у тебя ребенок от женщины, которой ты не любишь, или… что ты хочешь идти в политику и стать президентом. Хорошая мечта — ведь у других получалось. И я тебя в этом стремлении поддерживаю и рассчитываю на пост управляющего делами. Интересно, там нужно проходить конкурс или хватит твоего указа?

— Я не собираюсь в политику!

Инара, оказавшаяся вынужденной слушательницей, резнула Эдема оценивающим взглядом — как журналистка на пресс-конференции — и на ее губах заиграла скептическая улыбка.

— На эти президентские выборы ты не успел, — не унимался Паштет. — Но идти в политику — самое время. И трамплин ты выбрал отличный, поганец! Может, и хорошо, что не посоветовался со мной — я бы по глупости тебя отказал. А так — Олесь Крепкий — борец за права униженных и обиженных. Это здорово.

Телефон вздрогнул от хохота. Все было хорошо. Паштет говорил не всерьез.

— Я буду хорошим управляющим, — не унимался он. — Тем более, я единственный из нашей гоп-компании умею считать. Имущество президента будет надежно…

— Скажи мне вот что, — вмешался в его фантазии Эдем. — Сегодня я встретил Тараса…

— Нашого басиста?

— Бывшего басиста. И не совсем разобрал, что он хотел сказать. Понял только одно: на вечерней программе все будет хорошо.

— Успокоился, значит. А мне пытался угрожать. Похоже, твое заявление на пресс-конференции убило двух зайцев.

— Чем угрожал? Почему?

Паштет проигнорировал вопрос.

— Готовься к сегодняшней программе, — сказал он. — Это нужно ребятам, это нужно фанам, это нужно продавцам наших билетов. Последним — самое сильное. Только не вздумай сделать еще что-нибудь такое. Одного доброго дела за день хватит даже тебе.

Машина прошла арку Северного моста. От респектабельной Оболони они ехали на северо-восток, где кошельки тоньше, а ночи темнее. Эдем мечтался, увидев на середине Днепра густо обсаженный деревьями островок, на берегу которого не было ни души. Еще одно место, где он уже никогда не побывает.

— Вы действительно не будете идти во власть?

— Это проклятие нашего времени — стоит выйти за рамки, как критики приписывают тебе какие-то планы.

— О, я понимаю вас как никто другой. Когда ты занимаешься благотворительностью, в этом всегда стараются найти лицемерие. Вот, к примеру, эта машина.

— А что она?

— Она недорогая. Или нарочито дешевая, как сказали бы критики, уверенные, что в гараже я держу роллс-ройс, а на этой приезжаю на благотворительные вечера. Но мне просто не нужна дорога. Если понадобится ройс, я арендую его.

— Как вы пришли к благотворительности? — спросил Эдем. — Такие вещи не случаются внезапно.

— Напротив, — возразила Инара. — Это происходит как раз внезапно. Сначала ты помогаешь своей коллеге собрать денег на лечение ребенка и обнаруживаешь, что таких детей много, потом приходишь на его выписку из больницы, а однажды встречаешь бизнесмена, для которого благотворительность больше, чем просто попытка укрыться от налогов.

Они миновали Радужный массив и на Керченской площади свернули налево. Путь вел их на Троещину.

— А я думал, что вы познакомились с мистером Домановским еще студенткой.

Итак, парень, из-за которого Инара когда-то покинула Эдема, так и не стал ее мужем.

— Чего бы это? Это жизнь, а не телешоу для домохозяек.

Они ехали малолюдным проспектом, мимо однотипных бетонных коробок, белых киосков, которых здесь было много, и мимо супермаркетов, от безысходности заселившихся в здания, возведенных еще при Союзе. Размеренный мир окрестности Киева.

Инара заехала в один из внутренних дворов и остановила машину у десятиэтажки, отличавшуюся среди других разве что скупой вывеской «Гитары». Магазин, в который они ехали через пол города, размещался в подвале.

— Никогда не был здесь, — признался Эдем и за себя, и за Крепкого.

— Что вы тогда за музыкант, если не знакомы с нашим, украинским, Гибсоном?