За тебя, Родина!

Глава 10

Голландия, линия Греббе.

13 мая 1940 года.

Гюнтер Шольке.

Как же достать эту троицу, ломал голову Гюнтер. А тем временем ДОТ продолжал делать то для чего и был построен — уничтожал врагов. Грохот стрельбы и крики не смолкали.

— Ни у кого гранаты не осталось? — на всякий случай спросил он, ни на что не надеясь. Ответом ему было красноречивое покачивание голов. «Сосиска» сокрушённо вздохнул и пожал плечами, словно это была его вина. Шольке от досады стукнул кулаком по стене траншеи. Цель так близко но не подобраться… А если поверху⁈

Осторожно высунув голову наружу он мельком посмотрел налево. Там были измочаленные взрывами кусты и доносились возгласы на голландском. Показался и тут же исчез в зарослях вражеский солдат, что-то проорав товарищам и махнув рукой… Нет, так тоже не получится. Едва они вылезут на бруствер и их сразу перебьют как крыс… Гранаты-гранаты, у кого бы их достать? Подожди-ка!

— Хольт, ты взял гранаты у тех двух наших товарищей которые погибли от пулемётчика? — встрепенулся Гюнтер и посмотрел на солдата с появившейся надеждой.

— Нет, оберштурмфюрер, не успел… — виновато шмыгнул носом подчинённый и поправил заляпанный землёй шлем.

— Хольт, ты полный болван! — не сдержался Гюнтер, осознав что незадачливый боец снова опростоволосился с гранатами. Сначала тот потерял их в первый раз, а теперь забыл во второй? — Живо беги назад и принеси их сюда!

Эсэсовец молча кивнул и, пригибаясь, быстро двинулся назад. Да уж, не ожидал Шольке что такой вот растяпа окажется в его подчинении. Интересно, как он прошёл суровую муштру учебного лагеря СС? Загадка…

Через несколько минут довольный Хольт, улыбаясь, протянул ему… ОДНУ гранату!

— И всё⁈ — удивлённо спросил Гюнтер, рассматривая «толкушку».

— Да, оберштурмфюрер, только одна и была… — подтвердил солдат, привалившись к стенке и тяжело дыша. — Я всё осмотрел вокруг но остальные, наверное, они уже использовали.

Не густо, прямо скажем… Что ж, хотя бы одна. Значит и попытка тоже одна. Отложив пистолет-пулемёт, Шольке подполз к углу траншеи и снова выглянул.

Пулемётчик лежал и сосредоточенно осматривал своё оружие а двое стрелков тихо переговаривались. Отлично, они ничего не подозревают! Хоть в этом повезло… Ну, граната, не подведи!

Открутив колпачок и дёрнув за верёвку Гюнтер задержал в руке отполированную деревянную рукоятку «толкушки», чувствуя как по спине ползут мурашки. Хоть он и знал что запал у «М-24» горит не меньше шести секунд но вдруг ошибся? Всё, пора! Четыре секунды прошли, можно бросать гостинец! Размахнувшись, Шольке со все силы бросил гранату в расчёт флангового прикрытия ДОТа поверх траншеи и, не удержавшись, выглянув из-за угла. «Толкушка» сработала безупречно, он всё рассчитал верно…

«Гостинец» свалился на врагов в буквальном смысле, прямо на шлем пулемётчика. И, не успел тот понять в чём дело, взорвалась… От того месива, которое образовалось в результате взрыва в замкнутом с двух сторон пространстве в нескольких сантиметрах от голландцев, Гюнтера чуть не вырвало, хоть он и считал себя привычным к таким картинам войны. Больше всего не повезло одному из стрелков, изуродованный и мало чем напоминающий человека, он был ещё жив и судорожно раскрывал рот, пытаясь издать хотя бы звук. Но не мог… Трудно это сделать с разорванным осколком горлом. Единственное чем мог ему помочь подбежавший Гюнтер, это проявить милосердие и пристрелить солдата, избавив от мучений и нестерпимой боли. Что он и сделал, дав короткую очередь в упор.

Вот, наконец, они у цели! Подобравшись ко входу в дот, они все четверо расположились с двух сторон от по виду толстой, бронированной двери с маленькой бойницей вверху. Гранат у них больше не было, зато был в наличии «Сосиска» с его огнемётом. Вот только как его использовать если дверь закрыта?

Приказав обоим стрелкам контролировать траншею с двух сторон, чтобы исключить неприятные сюрпризы, Шольке стал размышлять, внимательно оглядывая дверь. Хотя… Зачем нужна дверь если есть бойница? Гюнтер покачал головой, изумившись что не додумался до такой простой вещи.

— Сосиска! Тьфу ты, Раух! — поправился он. — Сейчас надо подобраться вдоль стены к бойнице, засунуть туда раструб огнемёта и поджарить этих любителей тюльпанов в их бетонном гробу! Сможешь?

Боец слегка высунул голову, чтобы посмотреть на небольшое квадратное отверстие откуда продолжал грохотать пулемёт, и слегка улыбнулся.

— Да, оберштурмфюрер, думаю, смогу. Только… — замялся он.

— Что?

— Надо бы нашим парням дать знать что мы здесь, иначе они пристрелят меня как только увидят. Или шальная пуля попадёт… — посоветовал Раух и Гюнтер понял что тот прав. Такая опасность действительно была.

— Дело говоришь, парень! Сейчас я посмотрю что можно сделать… — ответил Шольке и, чуть приподнявшись, стал отчаянно размахивать руками. Но стрельба не прекращалась. Эсэсовцы не видели его сигналов, или же думали что это голландцы… Проклятье! Ладно, попробуем по-другому…

Отбежав от ДОТа метров на двадцать, чтобы не попасть под дружеский огонь и быть вне зоны обстрела из бойницы, он приподнялся из окопа и встал на бруствер, снова махая рукой с зажатым в ней носовым платком. Да, это было смертельно опасно, разгорячённые боем солдаты могли сначала стрелять а уж потом смотреть кто там такой сумасшедший пляшет под пулями. Но Гюнтер надеялся что его форма образумит товарищей…

Сначала, видимо, никто не обратил на него внимания но потом сразу несколько пуль взрыли бруствер рядом с ним.

«Только попробуйте продырявить меня, чёртовы кретины! Если выживу, обязательно узнаю виновника и руки узлом завяжу!» — злился Шольке, падая на землю и холодея от страха. Вдвойне обидно поймать пулю от своих…

Ещё несколько секунд свинцовые гостинцы продолжали пролетать в опасной близости но, наконец, лежащий на животе и продолжающий махать руками Гюнтер ощутил что смерть немного отступила от него. Приподняв голову и оглядевшись он внезапно заметил вдалеке Пауля, который что-то крича, пытался заставить солдат прекратить стрелять в Шольке. Ну вот, и друг нашёлся, улыбнулся Гюнтер, наблюдая как Пауль, добившись того что солдаты снова перенесли огонь на ДОТ, снял свой шлем и помахал им, показывая что узнал товарища. Отлично!

Гюнтер, быстро вскочив на ноги, на виду у множества эсэсовцев, стал подбираться к ДОТу. Стрелки, видя что он уже совсем рядом с укреплением, резко ослабили стрельбу, боясь зацепить его и с напряжением наблюдали, гадая что он задумал. Очутившись сбоку от бойницы, продолжавшей изрыгать длинные очереди, Шольке махнул рукой вниз, показывая «Сосиске» что теперь тот сможет сделать свою работу. Раух не заставил себя ждать.

Подкравшись, несмотря на свою могучую комплекцию, совсем близко к маленькому отверстию в бетоне он обернулся и вопросительно посмотрел на Гюнтера. Тот, спрыгнув в траншею и подхватив свой «МР-38», замер сбоку от бронированной двери, ожидая что выжившие могут попытаться выбежать из огненной ловушки в которую сейчас превратится ДОТ. Увидев что огнемётчик смотрит на него, Шольке решительно кивнул.

Раух глубоко вздохнул, крепче сжал руками свой «Flammenwerfer», засунул раструб в бойницу, чуть слева от ствола пулемёта, и нажал на спуск. Раздалось шипение и внутрь бетонной коробки хлынуло море огня… Тут же изнутри раздались душераздирающие крики и все пулемёты разом прекратили огонь. Не удовлетворившись этим, огнемётчик снова добавил огня, так сказать, для закрепления результата…

Гюнтер, стоя в напряжённом ожидании, услышал как в дверь изнутри стали гулко колотить, пытаясь выбраться.

— Приготовиться! — приказал он, не сводя взгляда с выхода из дота. Впрочем, это было не нужно, оба его бойца и так были наготове.

Наконец, дверь распахнулась и наружу буквально вывалилась толпа голландцев, неистово вопя. На некоторых горела форма, у других были видны жуткие ожоги на руках и открытых участках тела. Шольке тут же открыл огонь в упор, всаживая во врагов весь магазин. Так же выстрелили из своих винтовок оба подчинённых. Но увы, это не помогло…

Обезумевшие об страха и боли вражеские солдаты буквально навалились на них. Первые двое или трое из них были убиты Гюнтером но спасли своих товарищей от пуль, прикрыв своими телами. В тесноте траншеи завязалась отчаянная схватка!

На Шольке напали сразу двое голландцев. Один упорно пытался выстрелить в него из пистолета но обгорелые, скрюченные пальцы не слушались хозяина. Поняв что не сумеет выстрелить противник что-то злобно прокричал и попытался пнуть его в лицо. Второй солдат, лежащий на Гюнтере, из всех сил старался задушить его, сжав горло грязными руками. К счастью, Шольке успел опустить подбородок и, в положении лёжа, бестолково размахивал пистолетом-пулемётом, пытаясь ударить голландца по голове, одновременно уворачиваясь от пинков первого врага.

Краем глаза Гюнтер заметил как оба его бойца тоже вступили в схватку… Впрочем, уже один. Второй, получив в живот и грудь сразу два штыка, медленно сползал по стенке траншеи, выпучив глаза и мыча от боли… Остался только Хольт, с бешеным взглядом орудующий окровавленным прикладом своей винтовки.

Внезапно рядом раздался какой-то медвежий рёв и могучая сила снесла голландца, пытающегося запинать его. Гюнтер, полностью сосредоточившись на втором противнике, не разглядел спасителя, всецело занятый борьбой. Отбросив бесполезный «МР-38» с пустым магазином он схватился за свой эсэсовский кортик, мысленно костеря себя за то что так поздно о нём вспомнил. Крепко сжав его в руке Шольке приготовился было пырнуть голландца ножом но сильнейший удар кулаком в лицо едва не лишил его сознания. Это противник, отчаявшись задушить Гюнтера, решил расквасить ему нос мужицким ударом.

Ощутив сильную боль и кровь на разбитых губах Шольке зарычал от ярости и, вместо того чтобы пырнуть врага, быстрым движением провёл лезвием тому по горлу. В следующее мгновение он увидел как на заросшем щетиной кадыке голландца открылась широкая рана, тут же расширившись ещё больше. А потом на него потоком хлынула кровь и Гюнтер, ничего не видя своими залитыми глазами, наугад тыкал кортиком, стараясь попасть в тело. Но это уже было лишним, потому что вражеский солдат всем своим весом навалился на него, слабо подрагивая и что-то шепча слабеющим голосом…

Через несколько секунд, с трудом спихнув с себя ещё тёплое тело, Гюнтер смог вытереть глаза от липкой крови и осмотреться вокруг. Рядом с ним и чуть поодаль лежали трупы голландцев из гарнизона дота. Почти у всех была обожжена форма и отравляла воздух запахом палёной ткани и мяса. Из бетонного укрепления, стоящего с распахнутой настежь дверью, тянуло удушливым чёрным дымом и слышались частые щелчки патронов, детонирующих в огне.

Рядом с ним стоял Раух, тяжело дыша и в распахнутом маскхалате на груди. Без баллона, видимо скинутого перед рукопашной, и с расширенными от адреналина глазами, он выглядел настоящим медведем из самой глуши Шварцвальда. У его ног лежало тело второго противника Гюнтера с неестественно вывернутой шеей.

С другой стороны послышался болезненный стон и обернувшийся Шольке заметил Хольта который, в изнеможении закрыв глаза, сидел на корточках. Приклад его винтовки был весь забрызган кровью, руки мелко дрожали. Оцепенелый Гюнтер стоял и просто смотрел на это побоище пустым взглядом словно заглючивший робот…

Послышался шорох земли и в траншею свалился Пауль с пистолетом наготове. Быстро огляделся, не обнаружив опасности, и подошёл к нему.

— Вот это вы тут повоевали, дружище… — присвистнул он, разглядывая Гюнтера и Рауха. — Как будто в мясорубке побывали.

Опустошённый Шольке равнодушно посмотрел на груду трупов и медленно опустился на дно траншеи. Накатила сильнейшая усталость, хотелось просто сидеть, а ещё лучше лежать, и чтобы никто не отвлекал. Нечто похожее было с ним в Польше, когда загнанные в угол поляки пытались вырваться из ловушки на Бзуре и едва не смяли его роту, но сейчас на него накатило гораздо сильнее.

— Слушай, Гюнтер… Я хочу тебе сказать одну вещь… — донёсся до него голос Пауля словно издалека. — Огромное спасибо за то что ты разобрался с этой проклятой бетонной коробкой! Я потерял пятерых убитыми и двенадцать ранеными из-за этой кучи бетона. И если бы не ты, то вполне мог бы и сам тут остаться вместе с остатками своих людей…

В горле першило, сильно хотелось пить. Он пошарил рукой на ремне но фляжки не было. Видимо, сорвало где-то… Лицо неприятно щипало и Гюнтер машинально провёл по нему рукой.

— Чёрт, не трогай лицо! Оно у тебя всё в крови… — сказал Пауль, присев рядом с ним на корточки.

В траншею, тем временем, спрыгивали другие эсэсовцы которые тут же разбегались в стороны или же пробирались вглубь обороны, расширяя зону прорыва. Стрельба по-прежнему била Гюнтеру в уши но уже отдалилась и не была такой оглушительной.

— Дай попить! — прохрипел Шольке и посмотрел на друга.

Тот молча отцепил флягу с пояса и протянул ему. Но воды там оказалось всего на пару глотков и Гюнтер смог только слегка промочить горло. Отдав пустую посудину обратно он с трудом поднялся на ноги. Отходняк от зверской рукопашной проходил и Гюнтер медленно возвращался к реальности. Надо было идти, искать своих…

— Кстати, я конечно, восхищён тобой, дружище, но какого чёрта ты тут забыл? Я глазам своим не поверил увидев что ты выскочил под наши пули, размахивая руками как ветряная мельница! — снова разболтался Хофбауэр, помогая ему встать. — Ты же командуешь своими броневиками и должен быть там!

— Пауль! Помолчи, пожалуйста! — выставил он ладонь вперёд. Сейчас явно было не то настроение чтобы всё ему обстоятельно рассказывать, что именно его толкнуло на такую пехотную глупость. Как-нибудь позже…

По траншее быстро пробирался какой-то шарфюрер, останавливая и спрашивая что-то у всех кого видел.

— Мне нужен оберштурмфюрер Шольке, командир разведчиков! — устало выдохнул он, добравшись до них.

— Это он! — кивнул Пауль на Гюнтера.

Тот облизнул пересохшие губы и ответил:

— Это я, шарфюрер. Что вы хотите?

Незнакомец, посмотрев на него, невольно сглотнул:

— Э-э… Вы оберштурмфюрер Шольке? Вас срочно вызывает к себе наш Дитрих!

Неужели он так страшно выглядит, раз этот шарфюрер смотрит на него как на привидение? Впрочем, плевать! На Гюнтера напала вялая апатия и ему было глубоко безразлично на свой внешний вид. В конце концов, он был на поле боя а не в кабинете, поэтому нечего требовать от него сверкающих сапог и белого подворотничка. Главное, жив остался и даже не ранен, остальное неважно.

— Передайте что я уже иду! — ответил он и отпустил посланца.

Тот убежал обратно а Гюнтер, снова проведя по лицу рукой, хотел было направиться следом но остановился. Надо было сделать ещё кое-что… Развернувшись и подойдя к Рауху, который кряхтя, надевал на себя свой баллон, Шольке остановился перед ним и посмотрел ему в лицо. «Сосиска», обнаружив его перед собой, замер и невольно вытянулся, автоматически поправляя ворот маскхалата.

Гюнтер смотрел на него секунд десять а потом протянул свою руку. Тот непонимающе глянул вниз и осторожно пожал её. При этом вид у могучего огнемётчика был донельзя смущённый, словно он сам себя стеснялся.

— Я совсем недавно благодарил тебя за то что ты спас мне жизнь… — начал Шольке, не отводя взгляда. — Сейчас делаю это снова. Я дважды обязан тебе, Раух. Поверь, этого никогда не забуду и при случае обязательно отблагодарю чем смогу. Можешь смело рассчитывать на меня в любом случае! И заодно, предлагаю тебе перейти ко мне! Нам, разведчикам, платят гораздо больше чем вам, поэтому в деньгах точно не потеряешь. Что скажешь?

«Сосиска» замялся, переступил ногами, растерянно глянул на Пауля, молча стоящего рядом, и неуверенно проговорил:

— В общем, я-то не против, но…

— Что? — подбодрил его Гюнтер. — Говори, не стесняйся!

— Если только вы договоритесь с моим командиром… — начал он, но Шольке тут же ответил:

— Считай, уже сделано!

— … И возьмёте с собой моего брата Карла. Он пулемётчик в нашем взводе… — по-доброму улыбнулся Раух. — Мы с ним всегда вместе, с самого Брауншвейга! Нам сам Дитрих разрешил служить вместе! — добавил огнемётчик.

— Ох ты и нахал, Сосиска! — усмехнулся Пауль. — Сразу двух таких бойцов лишаешь своего взводного, унтерштурмфюрера Цольнера. Ему это вряд ли понравится…

— Виноват! — вздохнул Раух, поправив баллон на плечах.

— Ничего, это уже моя забота! — сказал Гюнтер и хлопнул того по плечу. — Собирай вещи, готовься, скорее всего, через несколько часов вы с братом будете уже разведчиками.

— Слушаюсь! — снова вытянулся Раух.

Шольке развернулся, кивнул Паулю и направился по траншее, искать временный штаб Дитриха. Определённо, ему влетит за то что он бросил своё подразделение на произвол судьбы но Гюнтер ведь не в тыл сбежал. Так что, на его взгляд, ему было чем оправдаться.

Пробираясь по изрытому воронками полю и глядя себе под ноги чтобы не наступить на уцелевшую мину, по направлению к штабной машине полка, Гюнтер оглянулся назад, на позиции захваченной линии Греббе. Стрельба ещё больше стихала а на поле уже орудовали команды санитаров и ремонтников, каждая по своей специальности, оказывая помощь солдатам и технике… День клонился к вечеру. Что ж, теперь дорога вперёд открыта и их ждёт Роттердам!

Шольке невольно улыбнулся, настроение повысилось. Он жив, задача выполнена, что ещё надо? Только чувство стыда за брошенных подчинённых грызло его. Если Папаша начнёт снимать с него за это стружку то вполне справедливо. Отныне, поклялся сам себе Гюнтер, такого больше не повторится! Больше он своих не бросит, поддавшись пехотному инстинкту! В конце концов, каждый должен воевать на своём месте! Именно это и делает немецкую армию такой сильной и эффективной. Так и должно быть!

Завидев вдали знакомую штабную машину он ускорил шаг. Оберштурмфюрер СС Гюнтер Шольке к разносу готов!

Подмосковье.

13 мая 1940 года. Вечер.

Александр Самсонов.

Солнце уже зашло. На околице деревни, где сейчас расположился на высохшем бревне Саша, было удивительно красиво по меркам горожанина. Мягкая зелёная трава ласкала натруженные за долгий день ноги, от речки за крайними домами слышались крики детей а по пыльной дороге тянулось домой мычащее стадо коров, подгоняемое двумя бойкими подростками с прутьями в руках. Им помогали несколько собак, не давая разбредаться скотине.

Деревенский аромат заставлял Александра улыбаться. Чистый воздух, напоенный запахом полевых цветов, тихий шелест берёз и тополей во дворах… Всё буквально располагало к неспешной жизни русской деревни, в которой никто никуда не торопится, всё делают спокойно и основательно.

Сама деревня была небольшой, располагалась южнее магистрали Москва-Смоленск, и довольно аккуратной. Избы, в большинстве своём, были крепкими, не подгнившими. Люди тоже не выглядели последними босяками. Простая но чистая одежда, что у мужиков что у баб, обувь тоже наличествовала, хоть и не новая… Разве что мальчишки все носились голоногие, но это почти везде так.

Сюда Саша добрался всего два часа назад, после долгого дня… Сначала доехал на автобусе до конечной. Потом, поймав «попутную» телегу, долго выбирался из Москвы окольными дорогами вместе с каким-то селянином, который хмуро глядел на него из-под кустистых бровей. Высадив его на перекрёстке двух дорог и буркнув что недалеко находится Вырубово, возница хлестнул заморённую лошадку и свернул на юг. В качестве платы взял бутылку водки, предусмотрительно купленную Сашей ещё в Москве в качестве универсального платёжного средства.

Вздохнув и оглядевшись, Александр поудобнее поправил вещмешок и направился по дороге на запад. Никто ему навстречу не попадался, хоть дорога и была довольно утоптана. Светило солнце, пели птицы, шумели деревья… Даже и не скажешь что в его время тут уже считалась почти Москва.

Прошагав так несколько часов он расположился недалеко от дороги, в тени деревьев и наскоро перекусил тем что заботливо положила ему армянка. После этого его потянуло в сон но Саша решил воспользоваться световым днём и добраться до какой-нибудь деревни чтобы не ночевать на природе. Конечно, после учебного лагеря ему это было не страшно, но зачем? Можно же с комфортом выспаться как белый человек а не бомж. Успеет ещё привыкнуть к ночёвке на природе…

Наконец, когда ноги уже гудели, лесная дорога расступилась и перед ним открылась эта деревня, под названием Малые пруды. Здесь и решил Саша попроситься переночевать… Подойдя к вихрастому мальчишке лет тринадцати, сосредоточенно точившему косу у крайнего дома, он поздоровался и вежливо спросил где тут можно переночевать.

Тот внимательно оглядел его, сделал какие-то выводы, отложил косу и сказал что его зовут Витька. Потом встал и важно направился к центру деревни. По пути Саша ловил на себе любопытные взгляды нескольких сельчан и сам не стеснялся, оглядываясь вокруг. Людей было мало, видимо, все на полях трудятся или на своих участках, решил он.

Витька привёл его к одному из домов над входом в который лениво развевался потрёпанный временем красный флаг. Это что, типа сельсовет? Навстречу ему, видимо увидев в окно, вышел пожилой мужик в распахнутом мятом пиджаке и окладистой бородой:

— Витька, ты что пришёл? И кого привёл? — спросил он, с любопытством оглядев Александра. Саша сделал то же самое.

Председатель, или кем он там являлся, напоминал собой, на взгляд Александра, постаревшего актёра Гостюхина из «Дальнобойщиков», если тому сбрить усы и отпустить бороду. Прищуренные глаза с хитрецой внимательно осмотрели его. Мозолистые ладони сразу выдавали того кто привык много и тяжело работать именно руками. Обут он был в пыльные и растоптанные сапоги, а на голове красовался картуз с лакированным козырьком.

— Так это, Силантий Дмитрич… Человек переночевать хочет! — пожал плечами парнишка, кивнув на него. — Вот я его и привёл.

— Понятно… — хмыкнул мужик, сняв картуз и проведя рукой по голове. Похоже, он слегка растерялся, не зная что делать с неожиданным гостем, но быстро определился. — Молодец, Витька, что привёл гражданина сюда. А где коса-то твоя? Наточил уже?

— Да нет пока… — шмыгнул носом Витька, переминаясь. — Ещё немного осталось.

— Ну вот и иди, доделывай работу. Негоже бросать на полпути… Давай-давай, я сам здесь разберусь! — махнул рукой Силантий Дмитрич.

Печально вздохнув, парнишка направился обратно, а мужик протянул руку и представился:

— Трошин Силантий Дмитрич! Председатель сельсовета… А вы кто, товарищ?

— Горбунов Сергей Петрович, студент-филолог из московского института! — пожал ему руку улыбнувшийся Саша. — Направлен в окрестные сёла чтобы узнать о деревенских порядках, обычаях, песнях, сказаниях. В общем, понять корни русской деревни!

— Точнее, советской? — подмигнул ему мужик.

— Да, извините, конечно, советской! — поправился Александр.

— Что ж, товарищ Горбунов, вот и познакомились! Приятно видеть гостя из самой Москвы! — пригласил его пройти внутрь Силантий Дмитрич. — Пройдёмте пока внутрь, а позже я вас отведу туда где можно переночевать!

Саша не стал отказываться и, поднявшись на несколько ступенек, прошёл в избу, полюбовавшись затейливой резьбой на перилах.

Сначала он очутился в… сенях? Александр, как горожанин, плохо разбирался в деревенских жилищах и теперь гадал как называются комнаты внутри. В общем, это было маленькое помещение в котором стояли несколько лопат, граблей, мотыг. На стене висели тазик, деревянные салазки, валенки и связки каких-то трав. В углу виднелся топор с отполированной рукояткой.

Сбоку в стене виднелась ещё одна дверь с высоким порогом. Там, скорее всего, и была жилая комната. Разувшись и оставшись в одних портянках Саша прошёл к этой двери и, пригнувшись, оказался внутри.

Он оказался в большой комнате, освещаемой заходящим солнцем из нескольких окон, причём они располагались сразу с двух сторон. В одном из углов была небольшая полочка на которой раньше сельчане устанавливали иконы, но сейчас там было пусто. Видимо, староста опасался того что безбожные коммунисты могут докопаться и не осмеливался их поставить. Или же сам стал атеистом.

Справа от входа стояла широкая лавка, ограждённая деревянными досками. Саша смутно помнил что, вроде бы, это был так называемый, «мужской угол». Здесь, в основном, было рабочее место хозяина дома.

С другой стороны располагалась знаменитая русская печь с нишами для разной утвари. Рядом с ней стоял ухват и несколько горшков, больших и малых. Часть печи была огорожена ситцевой занавеской за которой кто-то шуршал.

Вдоль стен также стояли лавки, изукрашенные резьбой. Над ними висели красиво вышитые полотенца, каждый со своим особенным узором, а на полу лежали половики. В одной из стен был ещё один проход в другую комнату, тоже прикрытый занавеской. Судя по отсутствию кровати или второй лавки там была спальня хозяев.

— Проходите, товарищ Горбунов, не стесняйтесь! — добродушно сказал председатель и позвал: — Варвара! Принимай гостя!

Занавеска откинулась и оттуда степенно вышла женщина лет сорока с натруженными руками, испачканными мукой. Одетая в бесформенное платье и платок, завязанный на затылке, с приятным полным лицом, Варвара улыбнулась и сказала:

— Здравствуйте, молодой человек… Садитесь, пожалуйста, не побрезгуйте нашим угощением!

Голос её был мягким и каким-то домашним. Саше почему-то захотелось вернуться в детство и чтобы у его матери был именно такой голос…

— Спасибо, Варвара… как вас по отчеству? А я Сергей! — спросил он, усаживаясь за стол.

Женщина, тем временем, вынесла из-за занавески чугунок с пахучим содержимым и поставила его на стол.

— Варвара Михайловна я… — снова улыбнулась она и вынесла в дополнение к чугунку тарелку, ложку и несколько кусков хлеба. — Да вы не стесняйтесь, Сергей, кушайте!

Ноздрей снова проголодавшегося Александра коснулся запах свежесваренного супа, вроде бы щей. И правда, женщина, взяв половник, зачерпнула содержимое горшка и вылила в тарелку часть содержимого. Желудок довольно заурчал, почуяв что ему снова привалило…

Удобно устроившись за столом и уже взяв в руки ложку Саша внезапно обнаружил что хозяева не спешат присоединиться к нему.

— А как же вы, Силантий Дмитрич и Варвара Михайловна? — растерялся он.

Мужчина рассмеялся, сидя с другого конца стола:

— Я уже поел час назад, а ты ешь, молодой…

Ему вторила хозяйка:

— Да, Сергей, мы уже покушали так что не стесняйтесь, пожалуйста! В городе-то, небось, так вкусно не кормят? — спросила женщина, стоя возле печи.

Говорить с набитым ртом было трудно поэтому Александр просто кивнул, отдавая должное кулинарным способностям жены председателя. А тот вкратце рассказал что Саше нужно где-то переночевать и добавил:

— Думаю устроить его к Савельичу… Всё равно один живёт так что…

— Нет уж! — решительно покачала головой Варвара Михайловна, грозно нахмурившись на мужа. — Знаю я твоего Савельича! Лишь бы своего самогона напиться и потом буянить по селу! Хватило уже того что он устроил на прошлой неделе… Стыд и позор! А ты, муженёк, я смотрю, частенько к нему захаживаешь?

— Да я… — смущённо попытался оправдаться Силантий Дмитрич, но жена ещё не закончила.

— Не работает, обормот такой, только и знает что пить… А ещё колхозник называется! Тьфу на него! — разошлась женщина, в волнении поправляя платок. — Нет, нельзя нашего гостя к нему вести. Лучше отведи-ка Сергея к Слепцовым. Они нормальные, работящие, не то что твой Савельич… — снова уколола мужа хозяйка. — Вы не беспокойтесь, Сергей, Алексей Георгиевич и Наталья только рады будут тому что вы у них переночуете. Очень добрые и хорошие люди.

Трошин только вздохнул, не решившись спорить. Похоже, в доме главы села была главной его жена а не он сам. Впрочем, Саша не заморачивался этим. В каждой семье свои порядки и не его дело лезть туда со своими соображениями. Как говорится, в чужой монастырь со своим уставом ни-ни…

Ужин прошёл спокойно. Хозяева спрашивали его о жизни в Москве, учёбе, родных… Александр отвечал скупо: Да, учиться ему нравится. Нет, товарища Сталина лично он не видел. В Кремле не бывал, но сам город очень красивый. Трошины, хоть и жили совсем недалеко от Москвы, бывали там редко да и то лишь на самой окраине когда ездили в магазин покупать необходимые вещи нужные в хозяйстве.

Вечерело… Солнце почти зашло. Сидящий на бревне Саша, разомлевший от плотного ужина, провожал глазами возвращающееся стадо и ждал председателя который отведёт его к неким Слепцовым где и должен был заночевать Александр.

Наконец, минут через двадцать, к нему подошёл Трошин который, непонятно чему улыбаясь, махнул рукой и пригласил гостя следовать за ним. Саша тяжело поднялся и направился следом, посматривая по сторонам.

Улицы села, или деревни, он так и не понял в чём состоит эта разница, с наступлением вечера заполнились народом. То и дело мимо проходили парочки или группы молодёжи которые весело смеялись, шутили и подначивали друг друга. У одного дома, возле густо разросшегося дуба, сидела стайка девушек в разноцветных платках накинутых на плечи и слушала гармониста который наяривал что-то весёлое… Возле них крутились несколько парней, с важным видом разговаривающих друг с другом и кидающих быстрые взгляды на девушек. Те тоже шептались между собой, хихикали… Словом, вечерний флирт и завязывающиеся отношения в полном разгаре. Чуть позже наверняка кто-то кого-то пойдёт провожать и постарается урвать от объекта своей симпатии хотя бы поцелуй…

Его провожатый, Силантий Дмитрич, по пути коротко разговаривал с односельчанами, одних хвалил, других строго распекал. Было видно что главу села уважают. С ним здоровались все, от подростков до степенных мужиков и баб, не забывая с любопытством поглядывать на Сашу. Трошин не вдавался в подробности насчёт его личности и шёл дальше, на окраину.

Остановились они почти на краю села, возле добротного пятистенного дома, сложенного из толстых брёвен. На ступенях, возле входа, сидел мужик возрастом не моложе чем сам председатель и курил «козью ножку», пуская клубы дыма. Рядом с ним вертелся шести-семилетний мальчонка в одной рубашонке, изгвазданной и мятой.

Трошин открыл слегка скрипнувшую калитку, вошёл сам и махнул рукой Александру.

— Доброго здоровья тебе, Афанасьич! — поздоровался он, подойдя к хозяину дома.

— И тебе не хворать, Дмитрич! — крепко пожал ему руку медленно вставший мужик, и при этом окинул взглядом Сашу. — Что зашёл? По делу или как?

— По делу, Афанасьич, по делу… — отозвался тот, присаживаясь вместе с ним на ступеньки и тоже скручивая себе самодельную папиросу. — Знакомьтесь, товарищ Горбунов, Слепцов Аристарх Афанасьевич! А это Сергей Горбунов, студент-филолог, из Москвы. Приехал к нам чтобы понять, так сказать, корни советского народа и, в частности, крестьянства!

— О как! — фыркнул мужик, протягивая руку Александру. — Аж самые корни? А для чего это вам, товарищ Горбунов? И почему к нам?

— Да погоди ты, Афанасьич! — осадил его Силантий Дмитрич, осуждающе посмотрев на мужика. — Человек, можно сказать, только появился а ты уже в душу лезешь… Кстати, я вот подумал что Сергей у тебя переночевать сможет, верно? Ну а с тобой потом я рассчитаюсь чем смогу, по-дружески. Согласен?

— А чего ж нет? Я со всем своим удовольствием! Только вот… — хитро прищурился тот… — это ты решил или Варвара твоя? Как в прошлый раз?

Трошин закашлялся, видимо, дым пошёл не в то горло.

— Ты это, Афанасьич, мою Варвару не трожь… А то не посмотрю что с тобой когда-то сам Ленин говорил! — ответил он, хрипло кашляя. — Враз соберу собрание и…

— Ладно-ладно, Дмитрич… Это ж я так, шутя… — пошёл тот на попятную. — Что ты сразу? И ничего я не имел против твоей Варвары! Сам знаешь, уважаю её!

— Вот и ладно! — совсем успокоился Трошин. — А вы, товарищ Горбунов, проходите в избу, там вам Наташка покажет что и как. А мы с тобой, Афанасьич, здесь посидим, потолкуем…

Кивнув, Александр оставил их на крыльце и вошёл в сени. Там всё было почти также как и в доме председателя, отличия были только в мелочах. Поэтому Саша не стал задерживаться и прошёл в жилую часть дома. Отворив бесшумно открывшуюся дверь и нагнувшись, он переступил высокий порог и оказался внутри.

Комната была в полумраке, лишь на столе тускло светилась керосиновая лампа, чему он изрядно удивился. Насколько Александр знал, в деревнях такие лампы, а особенно керосин, были довольно редкими, и их наличие указывало на какой-никакой достаток. Из-за недостатка света Саша так и не смог толком разглядеть обстановку и растерянно остановился, гадая что делать дальше и где ему искать неизвестную Наташу. Но та нашлась сама…

Сбоку раздался шорох и в полумраке в него ткнулась какая-то тень.

— Ой! Это вы, Аристарх Афанасьевич? — раздался рядом с ним женский голос. — Подождите, но вы не…

— Здравствуйте! Меня зовут Сергей! — решил он взять дело в свои руки. — А вы Наталья, верно?

— Да… — растерянно протянула смутно видимая женщина, комкающая в руках какую-то тряпку. — Сергей? А откуда…

— Меня к вам на ночёвку определили, Трошин и его жена… Вот я и зашёл узнать чтобы вы мне сказали где смогу передохнуть до завтра! — вкратце объяснил Александр самую суть.

— Варвара Михайловна так сказала? — похоже, женщина смутилась ещё больше.

— Да, а что такое? — удивился Саша. — Что-то не то?

— Нет-нет, проходите, Сергей! — встрепенулась женщина. — Вы здесь посидите, я сейчас! — и тут же выскочила за дверь, так и не дав ему возможности разглядеть себя более основательно. Было видно лишь что женщина стройная и довольно маленького роста, примерно до подбородка Александру.

Пожав плечами он присел на лавку и положил у ног вещмешок. В доме было тихо, лишь где-то в углу начал свою песню сверчок. На улице слышались неразборчивые мужские голоса, прерываемые еле слышным женским. Саша уже начал прикидывать где его положат когда вдруг вспомнил что в деревенских избах, помимо мышей, частыми гостями бывают клопы и тараканы. Правда это или нет он не знал и мысленно настроился на худшее.

Через несколько минут дверь в комнату открылась и на пороге возникла смутная тень женщины.

— Сергей? Пойдёмте со мной, пожалуйста, я покажу где вы сможете переночевать… — и упорхнула вглубь сеней.

Он послушно подхватил свои вещи и вышел наружу. Пройдя мимо оживлённо беседующих мужиков на крыльце Саша, двигаясь вслед за женщиной, обошёл дом и оказался на, как ему показалось, хозяйственном дворе. Здесь стояли несколько сараев в которых, судя по звукам, обитали куры, гуси и корова. Александр невольно замедлил шаг, гадая куда его ведёт Наталья, но та снова махнула рукой и он отбросил сомнения. В конце концов глупо бояться что та захочет причинить ему вред. Он же не параноик какой-то, видящий во всём подставы и угрозы…

Метрах в десяти за сараями стоял ещё один, гораздо больший. Ворота в него были чуть приоткрыты и Саша увидел как Наталья зашла внутрь. Неужели он будет спать здесь? Мда… Не слишком похоже на удобный отель. Тяжело вздохнув Александр подошёл к сараю и вошёл в него.

В нос ему ударил запах сухой травы и сена. Вот оно что… Это, оказывается, сеновал! Внизу было пусто а наверх вела деревянная лестница. Хотя самого сена, по случаю весны, почти не было но этого остатка вполне бы хватило чтобы зарыться в него с головой, как определил Саша, забравшись наверх вслед за Натальей. Прямо на пахучей траве было разложено широкое, цветастое покрывало, видимо, как раз для гостя. Ну что, наслаждайся настоящим деревенским колоритом, Александр! Самоирония помогла и, под любопытным взглядом женщины Саша, раскинув руки, с улыбкой повалился спиной на покрывало.

Не выдержав, женщина прыснула от смеха в полумраке и проговорила:

— Вы пока тут распологайтесь а через минут двадцать приходите в избу, баня как раз готова!

И, не успел он расспросить подробности, услышал как слегка заскрипела лестница под быстрыми ногами Натальи.

Баня? Что ж, это отлично! Как раз то что нужно после долгого дня! К тому же он не мылся нормально Бог знает сколько дней. В больнице лишь наспех сполоснулся, опасаясь что его заметят. Вот только чистой одежды мало… Да и ладно, главное что тело будет помытым…

Когда, по его прикидкам, прошло нужное время Саша снова зашёл в избу. На крыльце уже никого не было, все оказались внутри. На этот раз света в комнате было гораздо больше и Александр, наконец, смог получше разглядеть таинственную Наталью.

Это была невысокая стройная женщина лет двадцати пяти-двадцати восьми. Волосы спрятаны под платком, живое, симпатичное лицо с чёрными глазами и маленькими губами. Одета в нарядное домотканное платье с узорами на груди, плечах и рукавах. Двигается быстро, прямо так и порхает по дому, иногда кидая на него непонятные взгляды. В комнате чисто, ничего не разбросано, значит хорошая хозяйка, сделал вывод Саша. Рядом с ней вертелся мальчонка, скорее всего, сынок женщины.

— Ну что, Сергей, банька готова! С долгой дороги помыться хорошенько… оно самое то что нужно! — глубокомысленно сказал Аристарх Афанасьевич, взяв с лавки заранее приготовленную для себя чистую одежду. — А ты, Дмитрич, с нами али как?

— Нет, я уже у себя сегодня днём… — отказался тот, усаживаясь за стол. — Вы идите, а я пока посижу, поснедаю маленько… — и, хитро подмигнув хозяину, кивнул на бутылку с мутной жидкостью, которую откуда-то вытащила Наталья.

Рассмеявшись, мужик вышел в сени и направился на улицу. Саша, напоследок снова поймав взгляд хозяйки, двинулся за ним.

Баня располагалась в самом углу небольшого огородика, под сенью двух берёз над её крышей. Зайдя внутрь Александр ощутил неповторимый запах, который есть только там. Быстро раздевшись и аккуратно сложив одежду на скамью в маленьком предбаннике он, вместе с Аристархом Афанасьевичем, нырнул внутрь помещения, в котором почти ничего не было видно, кроме пары свечей в углу.

С непривычки от горячего воздуха перехватило дыхание и он пригнулся вниз, зная что так дышать легче, вызвав снисходительную усмешку хозяина. Наверняка подумал что изнеженный городской парень не выдержит жара и поскорее выйдет наружу… Ну-ну, пусть думает. На вид стены помещения не были чёрными, значит, баня «белая». Но сто процентов за это он бы не дал.

Тело быстро вспотело и Александр шагнул к тазику… Сам процесс мытья прошёл обыденно. Мужик почти не разговаривал, ограничиваясь просьбами подать тазик, воду в ковшике и тому подобные вещи. Разве что веником он его отходил так что Саша еле выдержал, стиснув зубы. Кожа горела, дышать было трудно… Такое ощущение что его пытают. Но он терпел. В конце концов, учебный лагерь НКВД с его немыслимыми нагрузками не сломил Александра, а тут какая-то баня?

Наконец, пытка закончилась и он, с трудом сполоснувшись, чуть ли не ползком выбрался в предбанник, жадно хватая ртом свежий воздух, проникающий внутрь из слегка приоткрытой двери.

— Ну что, студент, живой? — рассмеялся мужик, натягивая рубаху и наблюдая как Саша вяло растёкся по скамье, приходя в себя.

— Не дождётесь… — с трудом усмехнулся он, протягивая руку за банкой морса, появившейся в то время пока они были в парилке. Наверное, заботливая Наталья притащила. Выдув почти полбанки Александр почувствовал как возвращается к жизни. Тело почти высохло, приятно обвеваемое мягким сквозняком, а кожа, после веника и мочалки, была чистая и розовая. Тут, несмотря на то что ужин был совсем недавно, желудок снова дал о себе знать. Видимо, баня подействовала.

К тому времени, быстро одевшись, Аристарх Афанасьевич уже вернулся в избу и оставил его одного.

Собираясь одеваться Саша заметил что его одежда куда-то пропала а вместо неё лежит мужская рубаха с кальсонами. Ага… получается, хозяйка и его тряпки решила постирать а пока выдала на замену чужую? Что ж, неплохо, завтра можно будет отправиться дальше, не только с чистым телом но и одеждой, с признательностью подумал он.

Натянув рубаху, кальсоны и какие-то галоши вместо своих сапог и портянок, тоже куда-то пропавших, Александр направился в избу, чувствуя себя заново рождённым. Да, гражданская жизнь намного лучше чем служба, даже в таком могущественном ведомстве как НКВД. Никто не приказывает тебе что делать, куда идти и так далее… Ты сам себе хозяин.

Дорога в полной темноте прошла нормально, хоть он едва не навернулся о какую-то доску лежащую на земле. Шаркая по земле галошами Саша поднялся по лестнице, вошёл в сени и толкнул дверь в жилое помещение. И тут же встал как столб, услышав грозное:

— Ты что же, сукин сын, против советской власти⁈..