За тебя, Родина!

Глава 62

г. Львов, УССР.

27 мая 1940 года. Ранний вечер.

Александр Самсонов.

Саша, одетый как простой рабочий, беззаботно шёл по улице, пытаясь сдержать всплеск адреналина от того что собирался сделать. На этот раз он был полностью готов и не собирался надеяться только на нож, поэтому за поясом на спине у него оказался заткнут пистолет, прикрытый наброшенной сверху курткой. Да, это было опасно, в случае если вдруг до него докопается какой-нибудь милиционер, ну тут уж риск есть риск. Являться в гости к врагу без огнестрельного оружия явно глупо. И недавняя оплошность с оружием, когда ему пришлось сражаться с двумя националистами только ножом, это лишний раз подтвердила.

Конечно, лучше бы такой визит нанести ночью, но в незнакомом месте в темноте сделать всё тихо вряд ли получится. Стоит чуть нашуметь и свидетелей найдётся выше крыши. Поэтому надо получше замаскироваться и идти сейчас. А вообще день начался с хорошей новости…

…Рано утром, едва рассвело, семейство Субботиных сделало то о чём его главе настойчиво намекнул Александр на кухне совсем недавно. Оно переезжало. Куда и зачем Сашу не интересовало. Главное, что эта неприятная троица больше не будет отравлять им жизнь своими закидонами и бесцеремонностью.

Мужчина на него не смотрел, молча выйдя из квартиры на лестничную площадку с двумя чемоданами в руках. Его лицо было мрачным, показывая как неохотно он делает то что его вынуждают. Их сын в весёлом настроении вихрем выбежал наружу и понёсся по лестнице вниз, задорно ухая, видимо, мальчишка легче всего принял решение родителей. Лишь жена главы семьи, сжимая в руке свою сумку, с нескрываемым сожалением окинула обстановку квартиры, бросила взгляд на невозмутимого Сашу, стоящего в коридоре, и чуть слышно прошипела:

— Буржуи проклятые… — а потом быстро вышла наружу, с грохотом закрыв дверь.

Александр усмехнулся её завистливой реплике и повернулся к стоящей чуть позади Матильде Витольдовне, которая за всё время провожания Субботиных также хранила молчание:

— Ну вот, сударыня, мы с вами снова остались одни… С чем я вас и поздравляю!

Потом они завтракали, квартирная хозяйка на пару часов подвергла его уроку польского языка, на котором он уже сносно начал говорить, благо часть слов были близки по смыслу, а затем начал заниматься физзарядкой, мужественно подавив желание улечься на своей перине и покемарить немного. Тело сейчас у него находилось в отличной форме, благодаря интенсивным нагрузкам в учебном лагере месяц назад, но стоит его запустить то скоро появится пузо, с которым особо не побегаешь в случае чего.

Дверь в комнату он дальновидно до конца закрывать не стал, разделся до трусов, и начал делать комплекс упражнений. Наклоны, повороты, махи руками и ногами… Потом решил немного вспомнить «бой с тенью». Судя по звукам Матильда Витольдовна погремела на кухне посудой а потом затихла. Но случайно бросив взгляд в проём двери Саша увидел неясную тень на полу в коридоре. Всё-таки подкралась и подглядывает? Или нет?

Александр чуть заметно улыбнулся и, закончив очередное упражнение, упал на пол в положение для отжиманий. Десяток есть… а вот и второй! Руки постепенно наливались усталостью но Саша продолжал. Тридцать! Ладно, пока хватит…

— Ух, хорошо! — вслух сказал он, вскочив на ноги, и взял в руки полотенце чтобы идти в ванную. Тень на полу в коридоре пропала, а уши уловили едва слышный шорох платья удаляющийся в сторону кухни. Снова улыбнувшись Александр вышел из своей комнаты, от удовольствия насвистывая «Бременских музыкантов»…

Потом они обедали вдвоём, причём Матильда Витольдовна почему-то то и дело краснела под его деланно удивлённым взглядом. После этого Саша сдался своему организму и добрался-таки до кровати, устроив себе очередной сеанс сиесты. Проснувшись около четырёх часов дня Александр погрузился в раздумья, решая чем заняться в первую очередь.

Напрашивался вариант использовать информацию про важную «шишку» Дмитро Мирона, захватить его, выбить новую информацию и подниматься выше по иерархии ОУН. Но проблема была в том что его конкретное местонахождение националист не знал, поскольку не выдал даже под пытками. И как его искать, учитывая что Львов густонаселённый город? Тут даже не иголка в стоге сена а, скорее, пылинка в старом амбаре. Можно искать годами без всякой надежды на успех… Значит придётся использовать окольный путь, воспользоваться сведениями «Хохла» и нанести визит по одному из двух адресов, где живут члены одной из ячеек украинских националистов, благо что один из адресов находился не слишком далеко от жилья Матильды Витольдовны.

Некий Павло Сердюк, 32 лет от роду, тоже состоит в местной ячейке, как и погибший «Хохол». Его внешность и место работы в запале допроса Саша выяснить забыл. Что тут скажешь, обмишулился… Конечно, такой допрос он проводил пусть и не впервые но опять продумал не все детали, неудивительно что не всё получилось гладко. Но если снова придётся это сделать то, естественно, ошибки учтёт. Вот только опять возникло сильное неприятие того что снова понадобится резать живых людей, выбивая из них нужные сведения. Но Александр, честно говоря, был даже рад этому чувству. Оно показывало что Саша не превратился в мясника, который воспринимает кровь и боль своей жертвы равнодушно, как само собой разумеющееся. И уж тем более не стал маньяком, получающим удовольствие от страданий других. А значит он по-прежнему человек, выполняющий вынужденную но уж точно не приятную работу ради тех кто будет жить рядом с ним и после него.

…Вот и нужный дом. Двухэтажная постройка в глубине квартала по соседству с другими похожими строениями. В центре двора растёт какое-то раскидистое дерево, в его тени несколько скамеек, на которых сидят четверо женщин и болтают друг с другом, то и дело поглядывая на своих детей, играющих по всему двору. Возле нужного подъезда на лавочке расположились аккуратные старушки, наслаждаясь весенним солнцем. Это было бы проблемой, не позаботься Саша о маскировке заранее. Усы, круглые очки с толстыми линзами, чуть хромающая походка… На чужой взгляд самый настоящий рабочий паренёк с плохим зрением, то и дело поправляющий очки.

Как ни в чём не бывало Александр приблизился к старушкам, цепко устремившим на него свои взгляды, страдальчески сморщился и схватился за щеку, имитируя острую зубную боль. Старые польки, видя какую боль испытывает незнакомый молодой человек, воздержались от любопытных вопросов и продолжили обсуждение цен и новой власти, утратив к нему интерес. Благодаря регулярным урокам Матильды Витольдовны Саша уже много что понимал из польской речи и даже мог кое-как говорить, правда с явным акцентом. С украинским языком было хуже, женщина сама его почти не знала. Понятно, что его внешность эти бабушки запомнили и, в случае чего, обязательно опишут её милиции, но искать странного «ботаника» потом будет затруднительно, так как избавиться от усов и очков дело одной минуты, даже меньше.

Зашёл в прохладный подъезд, пахнущий из жилья самыми разными ароматами, и поднялся на второй этаж. Вот и седьмая квартира, нужная ему. Обшарпанная дверь с потёртой дверной ручкой, точно знавшая лучшие времена. Почти лысый коврик внизу… Явно заметно что уровень жилья сильно уступает тому дому где сейчас жил сам Александр в квартире Матильды Витольдовны.

Там подъезд чистый и уютный, приятно смотреть. С другой стороны, чем больше денег человек готов заплатить за свой комфорт тем больше он его и получает, всё логично. Саша был на сто процентов уверен что снимать здесь жильё намного дешевле чем у его квартирной хозяйки, так что рыночные законы по-прежнему действовали, несмотря на то что Львов теперь входил в состав первого в мире социалистического государства. Впрочем, так оно и дальше будет. Те же «Берёзки», ведомственные санатории и элитное жильё для партаппарата, высшего офицерства и культурной прослойки СССР. Вроде бы все равны но нюансы упорно бросаются в глаза, особенно тем кто живёт в бараках или коммуналках… С желанием людей жить лучше чем все остальные не справится никто и ничто, это неистребимо.

Ещё одна проблема возникла прямо сейчас, когда Александр стоял перед дверью, занеся руку чтобы постучать. А один ли живёт этот Павло Сердюк? Вдруг у него семья? Жена, дети, родители? За дверью было тихо, но мало ли? И что делать тогда? Естественно, валить не вариант. Вот чёрт, опять не продумал эту возможность… Может, вызвать его из квартиры? А толк? Шум-то всё равно услышат! Ладно, в крайнем случае, если в квартире окажутся посторонние, он просто спросит здесь ли проживает Павло и уйдёт. А потом уже выцепит его на улице, когда тот решит выйти наружу. Ему бы хоть взгляд на него бросить, чтобы внешность запомнить…

Глубоко вздохнул, сделал на лице чуть стеснительное выражение и постучал в дверь. Подождал секунд пять но никто не ответил. Неужели тот куда-то ушёл? Вполне такое могло быть… Ну ладно, надо попробовать ещё. На этот раз он грохнул по двери кулаком, чтобы уж точно было слышно обитателям квартиры. И только через несколько секунд за деревянной преградой что-то зашуршало и через мгновение щёлкнул замок двери.

Она приоткрылась на ширину ладони и Саша увидел в узкой щели чуть настороженное лицо мужчины. Тот вперился в него взглядом и чуть нахмурился, явно не узнавая.

— Вы кто? — спросил он по-польски, тоже не слишком чисто.

Александр стеснительно поправил свои круглые очки и громко прошептал на том же языке:

— Я Андрий… Друг Михася… — вспомнил он настоящее имя «Хохла», узнанное при допросе. — А вы… Павло Сердюк?

Тот снова окинул его взглядом, заглянул ему за спину, словно за Сашей кто-то прятался, и пробурчал:

— Допустим… Что за Андрий? Он мне не говорил о тебе.

Александр пугливо оглянулся, снова поправил очки и зашептал:

— Извините, вы один? Просто я случайно увидел что случилось с Михасем но сделать уже ничего не успел… Можно мне войти?

Образ стеснительного и зашуганного «ботаника», видимо, расслабил подозрительного Сердюка, явно не увидевшего от него опасности. Тот дёрнул уголком рта, смерил его насмешливым взглядом, и распахнул дверь:

— Заходи, Андрий… Но пока постой в коридоре, у меня тут… гость. Сейчас уйдёт, потом пройдём в комнату… — сказал он, захлопнув за ним дверь.

Торопливо закивав головой Саша остался стоять в маленькой прихожей, благодаря себя за то что сумел сдержаться и не начать действовать. Хорошо что Павло сам признался что не один, иначе пришлось бы отвлекаться на гостя и решать что делать с посторонним человеком. А теперь Сердюк лично того выпроводит и останется с Александром один на один.

В глубине квартиры раздались приглушенные голоса и через минуту в коридор торопливо вышла довольно симпатичная девушка, одетая в зауженное на талии платье в горошек. Рыжеватые волосы чуть растрёпаны, щёки румяные от смущения. Аккуратный носик, живые серые глазки, пухлые губки со следами смазанной помады… Ростом где-то 165 см, стройная и гибкая.

Встретившись с ним взглядом та явно смутилась, покраснела ещё больше и опустила глаза. Наспех застегнув две последние пуговицы платья на груди она схватила свои туфельки и стала торопливо надевать их, красиво выпятив попку. Несмотря на предельное напряжение, в котором находился Саша, его сознание не удержалось от того чтобы мысленно не сделать с ней кое-что приятное, уж на фантазию он не жаловался. Сердюк стоял позади подружки и его взгляд тоже был устремлён на её круглую задницу. Не нужно быть следователем чтобы понять чем занималась эта парочка всего несколько минут назад.

Закончив с обувью она резко разогнулась и вскинула свой взор на Александра. Это произошло настолько быстро что он не успел отвести свой взгляд и девушка явно заметила куда он смотрел. В её глазах блеснуло веселье и она чуть слышно фыркнула, видимо, довольная произведённым эффектом на незнакомого «ботаника».

— Ганна, це Андрій, друг нашого Михася… — по-украински представил его Павло, подходя к ним. — Ти давай, йди, я потім скажу коли зустрінемося!

На лице девушки возникло секундное замешательство, когда узнала что незнакомец друг Михася, и Саша заподозрил что это и есть та самая Ганна, в которую был влюблён замученный им «Хохол». Она явно не хотела чтобы этот Андрей рассказал о том что видел её в квартире соратника по ячейке. Но тут уж Саша ничем не мог ей помочь, хотя его позабавила эта ситуация.

— Вітаю, Андрій… — а потом тут же добавила: — І до побачення!

Александр не стал отвечать вслух, плохо зная украинский язык. Это было бы подозрительно для друга Михася, украинского националиста и члена ОУН, не знать родной язык, поэтому он ограничился приветственным кивком. Ганна, обернувшись к Сердюку, улыбнулась, помахала ему ручкой, схватила сумочку с вешалки и тут же упорхнула, оставив после себя слабый аромат незнакомых цветочных духов.

— Що, сподобалось? Гаряча дівка, просто вогонь! — усмехнулся Павло, поманив его за собой в комнату. — Ти не дивися що на вигляд вона така звичайна… Зовнішність оманлива, запам’ятай!

Вот с этим Саша был абсолютно согласен, внешность обманчива, и он сам этому подтверждение!

— Гаразд, давай про діло! Що там трапилося з Тарасом та Міхасом? Що ти бачив? — нетерпеливо спросил Сердюк, вдруг перестав хвастаться своей любовницей и резко посерьёзнев.

Александр не торопился отвечать. Он прошёлся по комнате, окинул её взглядом и медленно кивнул сам себе. В принципе, почти всё необходимое тут было, так что пора начинать…

— Що мовчиш? Говори, колись мені з тобою довго розмовляти, справи ще є! — нетерпеливо сказал Павло, нахмурившись и садясь на разложенную постель.

Саша шагнул к нему и резко ударил кулаком прямо по животу. Испытанный удар не подвёл и Сердюк, всхрапнув, согнулся на кровати, прижимая руки к пострадавшему месту. Его рот широко раскрылся, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха а распахнутые от боли глаза со злым недоумением смотрели на Александра.

Но тот не терял времени зря. Он порвал кусок простыни и сноровисто связал противнику ноги, крепко и надёжно. Затем, использовав второй отрезок материи, сделал то же самое с руками, оторвав их от живота, несмотря на слабое сопротивление Сердюка. Тот вот-вот должен был малость прийти в себя, а значит каждая секунда на счету. Теперь остался кляп… Уже оторвав третий кусок простыни для этой цели ему на глаза попались кое-что другое… и во рту Павло, хотя тот уже рычал и мотал головой, оказались его же собственные носки! Запихнув два пыльных чёрных комка тому в пасть Саша схватил оторванный кусок простыни и сделал полноценный кляп, завязав его на затылке. Всё, дело сделано! Хотя, нет! Он подошёл к окну и плотно закрыл его, чтобы изнутри квартиры доносилось как можно меньше звуков. Вот теперь можно и поговорить… Точнее, произнести монолог, в силу того что его невольный собеседник пока решил помолчать. Сам ход беседы Александр предварительно продумал, так что вперёд!

— Ну что, Павло, здравствуй! — поздоровался он на польском языке, похлопав его по груди. — Ты же уже понял что никакой я не Андрей, верно? На самом деле меня зовут Анджей, я хорунжий Войска Польского. Не буду ходить вокруг да около… Мне нужна информация и ты мне её дашь. Причём дашь в любом случае, весь вопрос лишь в том останешься ты жив после этого или нет. Я хочу чтобы ты рассказал мне всё что знаешь о некоем Дмитро Мироне из вашей краевой экзекутивы. Его внешность, где скрывается, какая охрана… словом, всё! А если вздумаешь врать или запираться… тогда придётся тебя пытать! — с виноватым видом развёл руками Саша.

Со стороны, наверное, это выглядело дико. Молодой парень, типичный на вид «ботаник» в очках и с усиками покровительственно общался с тридцатилетним мужиком, связанным своей простынёй. Но это так и было, несмотря на крайнее недовольство последнего.

На монолог Александра последовала вполне ожидаемая отрицательная реакция. Оно и понятно, большинство украинских националистов были идейными борцами с русскими и поляками, а потому ждать от них сотрудничества без применения насилия было бы наивно. Даже тому же Михасю, относительно недавно вступившего в организацию, пришлось сломать три пальца и угрожать выколоть глаз прежде чем тот раскололся. Нет, как бы не убеждали Сашу что пропаганда это голимая туфта, он был с этим не согласен. Если правильно обработать человека можно полностью поменять ему мировоззрение, повернув на сто восемьдесят градусов. А уж если тот и сам до такой обработки симпатизировал идее, то потом получался такой фанатик которому и смерть не страшна за свои идеалы. Относительно Сердюка Александр ещё сомневался, тот сверкал глазами от ярости и старался освободиться, но почему-то не производил на него такого же впечатления как Тарас. Вот убитый им зрелый мужик да, это был полностью мотивированный украинский националист, который сам бы никогда не пошёл на сотрудничество, но боль от тела всё же сломила его дух, доведя до предела выносливости.

— Ладно, я так и думал… — кивнул Сердюку Саша, наклоняясь над своей жертвой. — Нет так нет, ты сам сделал свой выбор…

И стащил его с кровати на пол. А потом начал бить. Сильно и жестоко, без всяких угрызений совести, зная что это враг и любое милосердие к нему тот использует против него. Руками и ногами, молча. Тот мычал от боли, крутился, дёргался… Бесполезно. После десяти минут обработки Павло скрючился на полу в позе младенца, пытаясь максимально закрыться от ударов Александра. Посчитав что достаточно, Саша присел над ним, постепенно успокаивая дыхание. Вроде бы бить безоружного и беспомощного человека неправильно, не гуманно, но а как иначе? Был бы у него какой-нибудь скополамин то он, конечно, применил бы его. А так приходится действовать старыми и кровавыми методами.

— Павло, ты так и не понял… — тихо заговорил он, нагнувшись ещё ниже. — Вы, хохлы, всегда были под нами, панами! Холопы всегда остаются холопами, понимаешь? Даже если на них нет ошейников и рядом не стоит надзиратель. И Львов не ваш город, как бы этого не хотелось всяким мерзавцам вроде Мельника и Бандеры, а наш! Да, сейчас он русский, но мы и с ними справимся. А вот вы, холопы, суетитесь тут, чего-то копошитесь… Мешаете вы нам, понимаешь! Вы — никто! И никогда кем-то не были! Под нами были, под русскими царями были, под турками… Хотя… чего я тут с тобой распинаюсь? В общем так! Ты меня слышишь, эй! — окликнул он сжавшегося в комок Сердюка.

Тот отнял руки от окровавленного лица. Один глаз заплыл от меткого удара кулака, губы тоже разбиты, дыхание со свистом вырывается из груди, изо рта стекает окровавленная слюна…

— Ты жить остаться хочешь? Если да то кивни! — приказал Саша.

Павло медленно кивнул, не отводя от него прищуренного взгляда одного глаза.

— Хорошо! Ты мне расскажешь что знаешь, а я тебя оставлю в живых. Слово поручика Войска Польского! — пообещал Александр, который не питал иллюзий насчёт правдивости националиста. Почти наверняка тот попытается навешать ему лапшу на уши, проверить-то пока не получится. Но всё же была надежда что тот поведает хоть что-то полезное.

— Я сейчас вытащу твои носки и ты мне всё расскажешь. Потому что если нет… тогда ты перестанешь быть мужчиной навсегда! — и поднёс свой верный нож к паху Сердюка, от чего тот нервно сглотнул. — Да, и если вдруг решишь позвать на помощь то результат будет такой же! — уточнил Саша.

…Он заговорил. Медленно, то и дело кашляя, сплёвывая кровь на пол и не глядя больше на Александра. Монотонно и тихо выталкивал из себя слова, словно был сломлен морально. Но Саша не расслаблялся, зная что Сердюк может лишь прикидываться, выжидая подходящее время для атаки.

— Всё? — спросил его Александр, поигрывая ножом в руке. И, получив медленный кивок, огорчённо сказал: — Да уж, занимательные сведения. Ну а теперь я хочу услышать не эту ерунду а правду!

Приставив нож туда где под штанами угадывалось личное хозяйство Сердюка, начал медленно давить лезвием. Оно легко разрезало ткань и углубилось внутрь, наткнувшись на что-то мягкое и упругое…

— Нет, я правду сказал… правду! — глухо захрипел Павло, пытаясь снова скрючиться и закрыть самое драгоценное. — Я не соврал! Клянусь!

— А как я узнаю что ты сказал правду, холоп? — логично спросил Саша, задержав движение ножа. — Какие есть доказательства? Клятва? Не смеши меня.

Тот промолчал, но когда безжалостное лезвие ушло в недра штанов ещё на сантиметр, заговорил поникшим голосом:

— На кухне… за плитой, под полом… тайник… там доказательства… польская ты сука! — и тут же получил сильнейший удар кулаком по голове.

— Быдло поганое, ты как разговариваешь со своим хозяином⁈ — Александр правдоподобно изобразил гнев ясновельможного пана на нерадивого хохла. — Мало пороли? Ничего, я с тебя семь шкур спущу, тварь! Ты у меня научишься уважать великую Польшу! Думаешь, если нашу страну разорвали русские и немцы то вы можете поднять голову? Ошибаешься, скотина!

Тот слабо шевелился, явно оглушенный, и стонал. Саша, было, направился на кухню но тут же чертыхнулся и, ругаясь сквозь зубы по-польски, потащил того за шкирку следом. Не хватало ещё чтобы Сердюк опомнился без его контроля и захотел освободиться, пока он сам открывает тайник.

Сама маскировка под поляка была вынужденной для него. Учитывая что сейчас большинство населения Львова составляли поляки и евреи существовал немаленький шанс того что через стены его могут слышать соседи. Чистая русская речь, если её услышит сосед-поляк, наведёт того на мысль что приходил к Сердюку советский человек, а значит и при вероятном допросе милицейского следователя появится нежелательная ниточка к неизвестному русскому. А так получается обычная польско-украинская разборка, какие уже были и ещё будут. В этом случае тот же сосед наверняка промолчит, чтобы не выдавать соотечественника. Ну а если даже сознается то милиция начнёт копать на тех же поляков, что тоже его вполне устраивало. Пусть украинские националисты режутся и стреляются со своими польскими оппонентами, уничтожают друг друга, зато ему и НКВД работы меньше.

…Потребовалось минут десять чтобы отодвинуть тяжёлую плиту и, пользуясь вынужденными подсказками Павло, обнаружить тайник. Тот был сооружён под досками пола, на вид плотно лежащими друг к другу. Но стоило надавить на угол как одна из них провалилась вниз, открыв небольшое пыльное пространство между полом второго и потолком первого этажа. Там лежал советский «ТТ», запасной магазин, пара пачек советских рублей и целый ворох бумаг, написанных на украинском языке. Засунув себе за пояс новый трофей Саша бегло просмотрел стопку бумаги, пытаясь понять суть.

Смесь русских и украинских слов, написанных карандашом на папиросной бумаге… какие-то цифры, может код?.. короткий список имён и фамилий, нацарапанный корявым трудноразличимым почерком, причём рядом в скобках, похоже, псевдонимы… Ого, похоже, этот Павло не рядовой боец ячейки, раз хранит в тайнике такие вещи. Ладно, некогда пока всё это тщательно осматривать, дома будет время для вдумчивого анализа. Убрав деньги и все листы во внутренний карман куртки Александр повернулся к Сердюку и присел рядом с ним.

— Ну что, Павло, уже неплохо, молодец… Но этого мало. Расскажи мне теперь кем ты на самом деле являешься в своей ячейке? Никогда не поверю что рядовой националист станет хранить у себя такие важные сведения! И учти, чем правдивее ты окажешься, тем больше шансов у тебя останется выжить…

…Понадобилось ещё минут десять обработки чтобы Сердюк окончательно сломался. Даже среди «оуновцев» не все были готовы лишиться своего члена ради «ридной нэньки». Оно и понятно, как же он потомство своё оставит без абсолютно необходимого органа? Поэтому через некоторое, весьма небольшое время, Саша узнал что Павло Сердюк, псевдоним «Сом», на самом деле состоит референтом по пропаганде в двух районах Львова, не считая того что сам является командиром группы из десяти человек. Имена и фамилии на папиросной бумаге — это новые завербованные люди, которые разделяли идеи и цели ОУН и выразили готовность сражаться за свободную Украину. Пропаганду вели погибшие Тарас, Михась и другие члены ячейки, в том числе и эта девушка Ганна. Они приносили сведения своему командиру Сердюку, работали парами и не знали других своих боевых товарищей в целях конспирации. А Павло систематизировал добытую информацию, зашифровывал её и потом, раз в неделю, должен был передавать дальше, своему куратору выше. Тот либо приходил сам, либо присылал связного с указанием где и когда оставить сведения.

О Дмитро Мироне он не мог сказать ничего, слишком мелкая сошка. Не только местонахождение проводника но даже его внешность была ему неизвестна, тем более тот часто менял её, чтобы не светиться лишний раз. Получается, эта ниточка оборвалась, так как найти начальника Сердюка, некоего «Мыколу», было невозможно. Не поселишься же на квартире Павло, ожидая когда сюда заявится связной или тот придёт сам? Теперь были три пути.

Первый — найти Василя Корольчука «Старого», второго из тех двух фамилий, названных Михасем перед смертью.

Второй — попытаться полностью разобраться в добыче из тайника, в надежде что там появится зацепка к более высокопоставленному члену ОУН, который уже знает больше. Но эта надежда была слабая, Сердюк же не такой дурак чтобы оставлять подобную информацию на бумаге. Да и знать он, по идее, этого не должен. Хотя поворошить бумаги всё равно не помешает.

Третий — постараться найти Ганну, благо что Павло рассказал и где она живёт, войти к ней в доверие под видом нового члена ячейки, и уже через неё попытаться что-то разведать.

В конце концов, внедряются же менты в разные ОПГ? Понятно, у тех и подготовка соответствующая и поддержка начальства, но почему бы и нет? Самой большой проблемой для себя в этом варианте Саша видел плохое знание украинского. Какой из него украинский националист, если он с трудом балакает на «мове»? В принципе, если подучить язык пару недель или больше, то… Хм, а кто учить-то будет? Матильда Витольдовна кроме русского знает польский, как бы родной. Ну ещё английский, французский и немецкий, как многие аристократки прошлого. А вот изучить язык своих многовековых холопов не посчитала нужным. Да и зачем? Если украинец не понимает поляка то это вина только самого украинца, уж это вбивали в пшеков с самого детства. А других знакомых, которые бы знали украинский, у него нет…

Хотя, стоп! А что если найти эту учительницу русского языка и литературы, которую он встретил на вокзале? Интересно, она знает украинский? В принципе, возможно, иначе как ей обращаться к польским и украинским ученикам на уроках, если те пока не знают русский? Попытка не пытка, надо будет проверить. Даже если нет то, возможно, поможет найти носителя «мовы»? Решено! Вот только как её найти? Хороший вопрос… Не бегать же по всем школам Львова, спрашивая есть ли у них новая учительница… как её, кстати?.. забыл, дурья башка… Вроде бы, Ирина? Или Арина? А фамилия? Тучи… Тачи… Тучкина? Нет, не то… Точилова? Ну, пусть будет так! В крайнем случае станет смотреть всех Ирин и Арин, вряд ли во Львове много учительниц с таким именем и похожей фамилией. Но, если рассуждать логически, в городе должна располагаться организация объединяющая все учебные заведения Львова, типа ГОРОНО… И там уж наверняка есть списки учителей! Осталось только найти эту организацию, проникнуть в неё и выяснить подробности. Кстати, можно и совместить все три варианта…

Определившись со своими дальнейшими планами Александр обратил внимание на тихо стонущего Сердюка, который так и продолжал лежать на полу с кляпом из собственных грязных носков. Оставить его в живых, чтобы он потом рассказал своим будто его пытал поляк? Или добить и самому оставить нужную метку? Нет, живой тот опасен. Предупредит Ганну, та ляжет на дно и третий вариант отпадёт. Да и ценность добычи из тайника резко упадёт. А так есть вероятность что «Мыкола» не знает где тайник и будет думать что Сердюк не раскололся. Конечно, надежда слабая, но…

И тут же выругал себя за слюнтяйство и мягкосердечие. Размяк, начал жалеть этого ублюдка? А он бы его пожалел, поменяйся они местами? Вот уж точно нет. Звериная идеология будущих копателей Чёрного моря не подразумевает пощады врагам, только смерть, особенно русским и полякам. А раз так… Око за око!

Не дав себе больше времени на колебания Саша быстро ткнул его ножом в сердце, вытер лезвие о майку Сердюка и спрятал его обратно. Мужчина лишь чуть вздрогнул и его тело расслабилось навсегда. Теперь осталось создать нужный антураж, чтобы пустить хохлов и милицию по ложному следу, и можно валить из квартиры.

Вытащив из кармана брюк мятый лист бумаги с тщательно продуманными польскими лозунгами Александр прикрепил его на лоб мёртвому Павло и быстро пошёл к двери. Тихо открыл её, убедился что в подъезде относительно тихо, закрыл квартиру и спустился вниз. Уже оказавшись на первом этаже Саша замедлился, услышав как старые польки обсуждают новые нравы:

— … Беата, ты видела как мимо нас пробежала эта панночка? Ну никакого стыда у девушки нет! Ноги почти до колен открыты, самый настоящий срам! — возмущённо говорила одна. — Вот в наше время были приличные платья, до самого пола! Всё закрыто, как положено! А эта? Сплошной разврат! Наверное, из Варшавы эта мода пришла, обнажаться до неприличия…

— Да какая она панночка, Агнешка? — пренебрежительно ответила другая. — Наши, польские девушки, гораздо красивее, а у этой явно родители на нас батрачили. Лицо-то простое, даже косметика не помогает. Холопка обычная, которая хочет казаться панночкой, вот и всё… Но я знаете сколько на таких насмотрелась в молодости? Готовы перед нашим любым жолнежем или, ещё лучше, шляхтичем ноги раздвинуть, лишь бы на перинах лежать и ничего не делать!..

Александр лишь усмехнулся, слушая как они обсуждают убежавшую Ганну. Неважно русские бабушки, немецкие или польские, сидеть на лавочке и перемывать кости всем кого увидели это у них в крови. Больше не став стоять в подъезде он снова сделал страдальческое лицо, схватился за щеку и, мучительно вздыхая, быстро проковылял мимо тут же замолчавших старушек. Миновал двор, вышел на улицу и мгновенно вылечился как от зубной боли так и хромоты. Дальнейший путь до дома прошёл без происшествий и через полчаса Саша с удовольствием пил чай в компании Матильды Витольдовны… Совесть бессовестно молчала.

США, г. Нью-Йорк.

27 мая 1940 года. Вечер.

«Кобра».

— Добро пожаловать в Нью-Йорк, мисс Кроуфорд! — вежливо пожелал ей толстый таможенник на пирсе, не упустив возможности мельком глянуть на треугольный вырез платья на груди. Это было настолько привычно для неё что ей даже не нужно было видеть этот взгляд. «Кобра» его просто чувствовала.

— Спасибо, и доброго вам вечера! — так же вежливо ответила женщина, через секунду уже забыв о нём.

…Наконец-то это путешествие закончилось! Почти неделю она была вынуждена тащиться на этом торговце в составе конвоя идущего на запад, в Новый свет. А всё потому что Редер, сам или с разрешения Гитлера, решил активизировать свои силы в Атлантическом океане. Так-то всё ей было понятно, но как же могло быть обидно, если это дурацкое старое корыто, на котором «Кобра» плыла в Америку, утопит какой-нибудь подводник, чтобы потом похвастаться в кругу друзей лишним тоннажем. Но её торговцу повезло, он добрался до восточного побережья целым, в отличии от некоторых других. Из всего состава конвоя, который к тому же охраняли несколько британских эсминцев и даже лёгкий крейсер, насчитывающего одиннадцать судов, было потеряно три. Капитан корабля «Кобры», заметно нервничая, обмолвился что общие жертвы немецких подводников, включая не только пассажиров но и команду, составили сотни человек. Женщина лишь пожала плечами, нисколько не собираясь сочувствовать погибшим. Ей-то какая разница сколько там погибнет англичан, даже если среди них есть женщины и дети? Чем больше тем лучше.

Она оживилась только когда завидела на горизонте визитную карточку северо-американского континента — статую Свободы. И только тогда поняла как же скучала по своей первой Родине! Нет, в Германии ей нравилось но всё же вернуться домой, туда где родилась, это совершенно другое чувство! Буря эмоций захватила «Кобру» и женщине стоило больших усилий сохранить спокойное выражение лица. Капитан в это время усиленно раздавал ей комплименты, а она раздражённо раздумывала, увидят ли вахтовые матросы как их несносный капитан случайно переваливается за борт. К счастью, тому пришлось отвлечься на приготовления к швартовке и последние минуты «Кобра» смогла вдоволь насладиться каменной красавицей с факелом. Но всё-таки нацистский флаг в её руке был бы куда уместнее… Или объединённое полотнище вместе со звёздами и полосами.

Оказавшись на берегу она с удовольствием вдохнула воздух своей страны, несмотря на то что в порту были не самые приятные запахи. С собой у «Кобры» был большой чемодан, не считая сумочки, и женщина схватилась за его ручку, намереваясь самостоятельно дотащить его до ближайшего такси. Но в следующее мгновение случилось то что обязательно должно было случится, вот только она про это абсолютно забыла…

— Мисс, давайте я вам помогу? — раздался совсем рядом от неё молодой мужской голос с оттенком просьбы.

Резко обернувшись женщина с трудом смогла удержать себя в руках, чтобы не наделать глупостей на глазах других пассажиров судна. Буквально в метре от неё стоял юный негр, держа одной рукой специальную тележку для развоза багажа. Простая но чистая одежда из штанов, куртки и кепки, улыбающееся лицо с белками глаз… Он явно пытался понравиться хорошенькой белой пассажирке, надеясь что та окажется доброй и щедрой, чтобы подарить ему на чай несколько долларов.

Женщину всю затрясло от отвращения, когда та обнаружила его так близко. Мгновенно вспыхнули в голове воспоминания дедушки, ярого конфедерата и одного из крупнейших рабовладельцев Алабамы. Тот, сумев связями и деньгами купить себе свободу у победивших северян, нисколько не изменил своих взглядов на настоящее место своей чернокожей рабочей скотины. Он лишился всех своих земель, обеднел и держался на плаву лишь потому что ранее успел запастись акциями железнодорожных компаний, активно осваивающих новые территории. Саймон Моррисон правильно воспитал своего сына, её отца, а тот в свою очередь, саму Кимберли, которая раз и навсегда поняла что только белая раса имеет полное и абсолютно законное право повелевать остальными, более низшими. Это была аксиома, воля самого Бога!

Дед и отец проклинали глупых северян, которые совершили непоправимую ошибку, позволив бывшим рабам стать вровень с ними.

«Это не доведёт их до добра, попомни моё слово, Ким!» — вещал Саймон, когда выпивал лишнего по вечерам. «Вот увидите, болваны, они ещё вас самих заставят на колени перед ними встать!» — добавлял он, если ему не верили.

И маленькая Кимберли, сидя на коленях у дедушки, заранее проникалась к ним неприязнью. Да и как ещё можно относиться к этим грязным, словно вымазанным в угольной пыли животным, которые разграбили поместье деда и едва не убили его самого. Повезло, что с ним в то время были два друга-плантатора не робкого десятка и с револьверами. Они втроём открыли настолько плотный огонь что разом уложили почти десяток бунтовщиков, которые выломали дверь в его кабинет, вооружившись чем попало. Трусливые скоты, те кто выжил, позорно сбежали, оставив дом своему настоящему хозяину. Но Саймон не питал иллюзий… они вернутся и закончат дело. А пуль на всю ораву его восставших рабов ему не хватит. И он покинул своё родовое поместье, которое построил ещё его отец… Предварительно, естественно, собрав все ценности и запалив дом. «Если я больше не могу здесь жить то они и подавно не будут!» — угрюмо буркнул Саймон, в последний раз оглянувшись на ярко полыхавшее строение…

Потом было взросление Кимберли, учёба… и отъезд в Германию, в которой её фюрер быстро возрождал истинное величие белой расы. Характер девушки укреплялся всё больше, принципы въелись в плоть и кровь, надёжно оберегая её от малейших сомнений, если бы вдруг те появились. И если раньше она ненавидела только негров, а также латино-американцев, очень недалеко ушедших от потомков африканских обезьян, то со временем стала презирать и всех тех белых, которые возились с чёрными, пытались поднять их до своего уровня и искренне верили в ложь будто негры такие же люди как и белые. К счастью, как ей писали отец с дедом, решившие не покидать страну, таких предателей расы пока было мало, особенно на Юге, где белое население по-прежнему презирало свою бывшую подневольную силу, только теперь более осторожно. Но разные оголтелые политики уже начали бороться за голоса новых чёрных избирателей, спекулируя ими в преддверии новых выборов. Обещали равные права, поступление в белые учебные заведения, отмену раздельных мест в транспорте и бытовом обслуживании… Много чего обещали эти тупые ублюдки, не видящие дальше своего носа.

Прибыв в рейх Кимберли Моррисон быстро убедилась что количество врагов у белой расы куда больше чем ей казалось раньше. Оказывается, есть ещё евреи и цыгане, присосавшиеся как пиявки к чистому телу высшего человека. И уже через месяц после приезда молодая и прекрасная американка готова была с радостью убить любого из них, пользуясь тем что германские власти не возражали против такой «чистки». А потом было то самое первое убийство неполноценного человека, которое открыло в ней ту что уже почти открыто проявила себя…

Все эти мысли и воспоминания промелькнули в голове «Кобры» очень быстро и женщине снова пришлось приложить неимоверные усилия чтобы не прикончить этого потомка раба, который осмелился так близко к ней подойти. Нет, здесь нельзя, слишком много свидетелей, с сожалением поняла Кимберли, заметив краем глаза больше десятка людей, идущих в сторону стоянки такси. Поэтому пришлось сдержаться и ограничиться словами…

— Если ты, грязное и вонючее животное, ещё хоть на дюйм приблизишься ко мне то я обращусь к ближайшему полисмену и скажу что ты пытался меня обокрасть и изнасиловать… — прошипела она ему в лицо, борясь с желанием плюнуть на него. — Прочь с моей дороги, тупая чёрная мразь, ты смердишь на весь порт, скотина!

И, успев насладиться его ошеломлённым выражением лица, «Кобра» покрепче взялась за ручку своего чемодана и мужественно потащила его сама. Какая-то часть её даже хотела чтобы носильщик возмутился и попытался её ударить… О, тогда была бы просто великолепная возможность прибить эту свинью у всех на глазах, при этом даже оставшись невинной жертвой. А убийство было бы признано несчастным случаем, люди Шелленберга прекрасно научили красавицу как всё правильно сделать. Но увы, этот трус промолчал и ничего не сказал ей вслед, ещё больше утвердив Кимберли в мыслях что удел негров только прислуживать белым и выполнять то что они им скажут.

Один из таксистов, симпатичный белый мужчина лет тридцати, молча куривший с сигаретой в зубах и опёршись на капот своей машины, разом выкинул недокуренную палочку, увидев её с чемоданом. Нагло проигнорировав почтенную пожилую английскую пару, которая явно хотела окликнуть его, он быстро подошёл к «Кобре» и с готовностью подхватил чемодан.

— Эй, красавица, этот чемодан должен таскать настоящий мужчина а не ты сама или, тем более, тот сопляк что пялится тебе вслед! — весело усмехнулся он, распахивая перед женщиной дверь и помогая ей усесться на заднее сиденье. Закрыв дверцу таксист привычно закинул её чемодан в багажник и тут же сел за руль. — Я Джим! Точнее, Джим Клэнси, но ты, детка, может звать меня просто Джим! Куда едем?

Кимберли быстро приходила в хорошее настроение. Омерзение от встречи с чёрным носильщиком уходило, особенно когда она смотрела на весёлого и напористого белого таксиста, который не только успел оценить её красоту но и явно собирался продолжить знакомство, желая побыстрее раздвинуть той ноги. Конечно, это было привычно, но Джим Клэнси стал первым белым американцем, кроме того толстого таможенника, который ей встретился.

«Может подарить ему немного радости? — лениво подумала она, глядя на его открытое лицо. — Или повременить? Куда торопиться?»

Так и не решив что ей делать в ответ на флирт таксиста «Кобра» мысленно прикинула варианты и весело подхватила:

— Давай, просто Джим, вези меня в «Уолдорф-Астория»! И смотри не убей по дороге, я только что вернулась домой и у меня просто огромные планы!

— Красотка, да я за тебя жизнь отдам! — рассмеялся тот, заводя свою машину. — Добро пожаловать домой, в Штаты! Что скажешь насчёт выпить вечером? Я знаю отличный бар неподалёку от этой роскошной коробки! — не унимался таксист.

— Я подумаю, просто Джим! — рассмеялась та, поудобнее размещаясь на заднем сиденье. — Вперёд и только вперёд!

Она дома, хоть и по делам! И у неё всё получится, как и раньше! Встречай, Америка, свою заблудшую дочь!