За тебя, Родина!

Глава 69

Окрестности г. Клайберен, южнее Берлина.

28 мая 1940 года. Полдень.

Хайнц Гротте.

Держа за грудки отвергнутого поклонника хозяйки подворья Хайнц сделал зверское лицо, мастерски играя честного немецкого офицера, оболганного каким-то сельским старостой. Прищуренный угрожающий взгляд, сдвинутые брови… В общем, должно прокатить. Другое дело что резкое движение снова вызвало болезненный прострел от раненой ноги, из-за чего он чуть не застонал. Но в данной ситуации слабость показывать не хотелось, хоть это и было бы логично, учитывая что по легенде они восстанавливаются после ранений.

Мартенс, или как там его назвала женщина, от такого действия армейского офицера изрядно струхнул и чуть побледнел. И неудивительно. Шла война и победа рейха во многом зависела именно от Вермахта, который как бы и представляли сейчас Гротте вместе с Баумом. А зная что в Германии профессия военного, тем более в офицерских чинах, всегда была почётной и уважаемой в народе, поступок взревновавшего сельчанина вызвал резкий негатив не только самой Корины но и толстого полицейского.

— Вы что, совсем с ума сошли, господин Мартенс⁈ — раздражённо обернулся к нему обермейстер. Его лицо обильно вспотело, и не только от жары. — Чёрт вас возьми, немедленно извинитесь перед господином обер-лейтенантом! И прекратите уже свои выходки! В прошлый раз я… хм…хм… — внезапно стушевался полицейский, видимо, едва не проговорившись о чём-то неизвестном Хайнцу. — Господа, прошу вас, извините его, он сильно погорячился! Жаркая погода, сами видите… И вы, госпожа Грюнер, тоже не держите на него зла… — бедняга явно всеми силами пытался уладить вспыхнувший конфликт, не желая себе лишних неприятностей.

— Господин обер-лейтенант… я извиняюсь… — глухо пробормотал Мартенс, после того как Гротте оттолкнул его от себя. — Сам не знаю что на меня нашло. Конечно же, я нисколько не сомневаюсь в ваших личностях, просто… — он замолчал, видимо, не зная что ещё сказать.

Сама хозяйка благоразумно молчала, не встревая со своими репликами, могущими лишь ещё больше обострить обстановку. За это Хайнц мысленно поблагодарил её, зная что не все женщины способны на такую выдержку. Многие, руководствуясь эмоциями, лишь наоборот плеснут керосина в огонь, не понимая что произойдёт потом.

Что ж, формальные извинения принесены, хотя было видно что поклонник Корины сделал это только для проформы. Вон как зыркает на них и женщину, явно не собираясь успокаиваться. Ну и то хлеб, молчит и ладно. Им самим тоже не нужно никакое мордобитие, тем более из-за этой немки… Да уж, было бы забавно для советских ликвидаторов сражаться за честь вдовы германского офицера с её отвергнутым кавалером… Скажи кому то уж точно не поверят. Но Гротте и не собирался это указывать в своём отчёте при возвращении домой. Вообще, надо будет крайне аккуратно его составить, иначе у товарищей в «органах» появятся к ним масса неудобных вопросов. Лишние подозрения ни Бауму ни самому Хайнцу ни к чему. Но пока до возвращения далеко, так что особо беспокоиться не стоит.

— Хорошо, господин обермейстер… Меня удовлетворили извинения господина Мартенса! — благосклонно ответил он, перенося вес на здоровую ногу. — Правда, остаются вопросы насколько они искренние? — сельский староста вскинул на него неприязненный взгляд но промолчал, сумев сдержаться. — Я, как офицер, понимаю и полностью одобряю ваши действия. Долг есть долг, уж мне ли об этом не знать? Вот наши документы, можете проверять как хотите! Заодно советую господину Мартенсу понюхать их или прожевать, вдруг он учует вкус лимона или запах жареных каштанов?

С этими словами Хайнц вынул из нагрудного кармана свои документы и передал их в руки полицейскому. То же самое сделал и Баум, всё это время стоя чуть впереди женщины, словно защищая её от опасности. А та даже чуть прижалась к Петеру, слегка улыбаясь. Она молчала но её победный взгляд на сельского старосту заставил Гротте подавить вздох. Ну, Казанова, заварил же кашу!.. Это явно не укрылось как от обермейстера так и Мартенса. И если первый лишь понимающе улыбнулся то второй весь напрягся, пытаясь держать себя в руках.

Обермейстер, желая поскорее закончить неприятную сцену, просмотрел документы не слишком тщательно. Пролистал их, но некоторые страницы «зольдбуха» вообще не открыл. Затем проделал ту же операцию с документами Баума. Хайнц заметил как стоящий рядом сельский староста то и дело косит взглядом, пытаясь увидеть что там написано. Но угол обзора для него был очень маленький, а когда Мартенс догадался отойти чуть назад для лучшего осмотра то уже было поздно.

— Как я и ожидал, господа, документы у вас в полном порядке! Ещё раз извините за беспокойство! Желаю скорейшего выздоровления! — выполнив свой долг обермейстер, кажется, перевёл дух и виновато улыбнулся. Он вернул им бумаги и протянул руку для прощального пожатия. — У меня у самого сына зимой призвали, служит в Протекторате. Пишет что пиво там не хуже нашего, а уж девушки… — тут он снова поперхнулся, сообразив что ляпнул немного не то, и стушевался.

— Всё нормально, господин обермейстер, я на вас не в обиде! — улыбнулся ему Гротте, чувствуя как его отпускает внутреннее напряжение. Кажется, пронесло… — Служба это служба, неважно где служит настоящий немец, главное как! Уверен, ваш сын не посрамит свою фамилию и со временем станет гордостью рейха! — польстил Хайнц полицейскому, зная как любой отец гордится успехами своего потомка.

— Золотые слова, господин обер-лейтенант! — теперь улыбка обермейстера была уже не дежурной а искренней. Лесть, как и в большинстве случаев, сделала своё дело. — Дай Бог чтобы так и случилось! Но я не огорчусь если наш Штефан вернётся домой и без наград. Главное чтобы был живой, нам с Гертой этого достаточно. Был очень рад с вами познакомиться, господа! Фрау Грюнер, моё почтение! — он попрощался с ними и женщиной, а потом направился к своему автомобилю, где водитель уже завёл мотор.

Сельский староста, видя что тут ему больше нечего делать, смерил их враждебным взглядом, особенно задержавшись на Петере и Корине, а затем молча последовал за полицейским, уже залезающим на переднее сиденье. Через пару минут лишь удаляющийся звук двигателя и рассеивающееся облако пыли напоминали о приезде нежданных гостей. Фрау Грюнер, довольно улыбаясь, уже что-то шептала Бауму на ухо а тот напоминал удовлетворённого кота, сожравшего палку колбасы вместе с тарелкой молока. Смерив их обоих усталым взглядом Гротте лишь тяжело вздохнул и покачал головой, не зная что сказать… Да и что тут скажешь? Что сделано то сделано, назад не вернуть.

Хорошо что в «зольдбухе» нет фотографий владельца, иначе было бы куда хуже… Учитывая как извинялся этот обермейстер и его чувство вины перед ними то есть шанс что тот вообще не станет отправлять запрос наверх, чтобы проверить есть ли такие офицеры в указанной воинской части и где они должны сейчас находиться. А сельский староста, при всём его подозрении, хоть и немного не в том направлении, не имеет для этого полномочий. Так что можно выдохнуть и расслабиться? Возможно, но и откладывать сооружение запасной базы на крайний случай тоже не надо. Мало ли что случится…

Уже заходя в дом Хайнц услышал как сзади него Петер прошептал женщине:

— Не обращай внимания на Конрада, он иногда такой серьёзный что я принимаю его за своего строгого отца… — та прыснула от смеха, пытаясь сдержаться, а балабол продолжал вешать ей лапшу на уши: — Вот, помню, у нас в Польше была история…

Дальше Гротте уже не услышал, идя по коридору. Зайдя в свою комнату и снова с облегчением разлёгшись на койке он вяло подумал что наверное действительно выглядит для Баума более зрелым, хотя по возрасту они почти одногодки. Неужели это командирская ответственность заставляет его быть более собранным и строгим? Может и так. Да он и сам почему-то воспринимал себя старше Петера. Что ж, как бы то ни было пока буря поисков их не задела. Надо быстрее вылечивать ногу и снова попытать счастья со Шпеером, пока в Москве вдруг не решили их заочно наказать. А она может, тут примеров хоть отбавляй… Достаточно вспомнить те слухи о вызванных из-за границы нелегалах и разведчиках, бесследно пропавших после возвращения. Правда это или нет Гротте не знал. Хотелось бы верить что произошла ошибка, с ними просто поговорили и они вернулись обратно, служить Родине за границей, но… червячок сомнений всё равно оставался. Думать на эту тему даже наедине с самим собой желания не было, поэтому он отбросил все мысли, повернулся на бок и скоро заснул.

г. Дюнкерк, Франция.

28 мая 1940 года. После полудня.

Лейтенант армии его Величества Юджин Питерс.

Проклятый дождь продолжал лить за окном, хотя и чуть ослабел. Погода, видимо, решила попытаться смыть с Дюнкерка всю ту грязь и разрушения которые принесла с собой война, но у неё мало что получалось. Глядя с мансарды четырёхэтажного дома, предназначенного им для обороны, на лежащее перед ним море крыш Юджин устало повалился на старый диван, покрытый пылью и чуть влажный от капающей из прохудившейся крыши воды. Его форма была грязная и местами порванная но сейчас это Питерса не волновало. Хотелось просто закрыть глаза и уснуть. Последняя неделя выдалась тяжелейшей во всех смыслах, выжав его почти досуха. Глаза то и дело пытались закрыться, несмотря на то что он без сознания валялся половину суток после разгрома перед мостом. Организму явно не хватило этого времени чтобы восстановиться, и он требовал своё. Но спать нельзя, надо быть настороже. Желудок, переварив скудную пищу в госпитале, тоже не успокаивался. Требовался полноценный отдых для приведения себя в порядок, но уже было ясно что не судьба. Побеждать будут другие парни а ему назначена другая участь, более печальная. Его война закончится в Дюнкерке. Вопрос лишь когда именно и как. Что ж, Юджин это очень скоро узнает…

Поколебавшись, Питерс вытащил из промокшего кармана кителя слипшиеся остатки шоколада и отправил их в рот. Всё, это был самый-пресамый последний НЗ, больше нет ни крошки. Придётся умирать голодным, мрачно подумал он. Хотя… какая разница? ТАМ его это точно волновать не будет. Интересно, куда его отправят, когда он заявится в чистилище? Вроде бы особо не грешил… Ну, есть кое-что по мелочи, но ничего серьёзного. С другой стороны немцев он убил много, несколько десятков точно. Пулемёт не винтовка, убойная мощь гораздо сильнее.

Отвлёкшись от невесёлых размышлений лейтенант снова глянул в окно, где открывался хороший вид на уходящую вдаль улицу, туда откуда скоро должны будут появиться немцы. Нет, никого… Какого чёрта они медлят? Гарнизон Питерса уже устроился в доме и был готов встретить врага, покупая своим товарищам жизнь ценой своих. Но тут же устыдился своему нетерпению. Наоборот, он должен им спасибо сказать за такую медлительность! Ведь чем дольше противник не атакует тем больше союзников успеют перебраться через пролив. Эвакуация, несмотря на множество помех и потерь, идёт полным ходом.

…Когда его «Отряд самоубийц» добрёл до своего последнего в этой жизни оборонительного укрепления то Юджин лично обошёл все этажи, указывая каждому солдату место для обороны. По возможности, приказал почаще менять позиции, стрелять из разных окон, благо места хватало. Кроме своего верного пулемёта у него в группе было ещё два лёгких ручника и один тяжёлый станковый. Предстояло расположить их по уму, чтобы использовать огневую мощь пулемётов максимально эффективно.

Обзор на проезжую часть был отличный, сама улица почти не захламлена, так что вражеским пехотинцам в случае попадания под пули придётся прятаться за свою технику либо забегать в жилые дома. Но тут уж лейтенант ничего не мог поделать. Настоящей проблемой было то что их дом немцы могли легко обойти с флангов, особенно с правого, где жилые дома стояли вплотную к их четырёхэтажному укреплению. Не то что стрелять они даже могут вообще не заметить противника пока тот не окажется возле стены! Единственный способ помешать этому — занять позицию на самой улице. Поставить один из пулемётов и огнём не давать «гансам» перебегать её чуть в стороне. Конечно, вариант не идеальный, но ничего другого, более лучшего, Питерсу в голову не пришло. Да и пулемётчики на открытом месте долго не продержатся, тоже факт… Как ни крути но один ручник придётся туда выделить.

В итоге, возле подъезда напротив стоящего дома, теперь сидел французский пулемётный расчёт и четверо солдат прикрытия с винтовками. Наступающие танки не смогут их не только уничтожить но и просто увидеть до тех пор пока не подъедут на перекрёсток вплотную к их дому. Но когда они это сделают то шансов выжить у пулемётчиков не останется вообще. Их расстреляют буквально в упор или раздавят гусеницами. Если только успеть дать им команду вернуться к своим при такой угрозе, но тогда фланг полностью оголится…

Другой ручник Юджин велел установить на третьем этаже, в угловой квартире. Оттуда открывался прекрасный сектор обстрела но и сама позиция была довольно уязвима. Один меткий танковый выстрел и всё, больше нет пулемёта. Что касается крупнокалиберного «Виккерса» то ему место определили на четвёртом этаже, рядом с очередной угловой квартирой. Учитывая его огневую мощь и тонкую верхнюю броню германской бронетехники существовала хорошая возможность обрушить на неё ливень пуль, раскурочивая броневики и бронетранспортёры с крестами на бортах. С танками, к сожалению, это вряд ли получился, по крайней мере со средними, но вот остальным точно не поздоровится от такого «горячего» душа.

Свою собственную огневую точку лейтенант оборудовал как раз возле окна мансарды, выходящее на перекрёсток. Вытащил на внешнюю сторону подоконника пару цветочных горшков с пышно разросшимися цветами и задёрнул шторами открытое окно для маскировки. Конечно, вся эта бутафория скроет его до первой очереди, не дольше, но выбирать не приходится.

Остальных сорок человек Юджин распределил по всем этажам, чтобы создать у противника видимость крупного гарнизона и рассредоточить его огонь. На каждом у него был свой заместитель, в подчинении которого входили все солдаты конкретного этажа. В случае появления противника они должны были начать стрелять по его команде все разом, стараясь использовать по максимуму эффект внезапности и нанести как можно более серьёзный урон. Питерс предусмотрел и такой неизбежный вариант как прорыв врага вплотную к двум подъездам, где по лестницам можно было подняться наверх. В этом случае почти весь гарнизон второго этажа, а если понадобится и остальных, должен спуститься на первый и, укрепившись в районе лестниц внутри дома, намертво держать оборону, не позволяя немцам ворваться в холл. Впрочем, если уж совсем прижмёт, то он разрешил солдатам подняться на второй этаж и уже оттуда простреливать лестничный пролёт. Наверху в это время должны будут остаться лишь пулемётчики и несколько стрелков с гранатами, имея задачу срывать попытки противника подвести подкрепления к подъездам.

План, естественно, не идеальный но и не самый плохой. Понятно что все действия нацистов тут не предугадаешь но значительно осложнить им штурм здания ему вполне по силам. И теперь, когда все приготовления сделаны и люди расставлены по местам, ожидание стало невыносимым.

Лейтенант смотрел на хмурое небо, моросящее дождём, на скудные оборванные обои на стенах мансарды, всякий хлам, стащенный сюда жильцами, и с трудом мог представить что вот это всё будет существовать и завтра и послезавтра… А вот его самого и «Отряда самоубийц» уже не будет. И от этого тоскливо сжималось сердце, несмотря на то что сознание уже как бы смирилось с тем что жить Юджину осталось от силы несколько часов. Скорее бы эти ублюдки появились, отогнав эти мрачные мысли!

Ещё одной неожиданной проблемой оказались несколько жильцов, прячущихся в своих квартирах на разных этажах. Их было всего человек семь, из них двое детей и трое стариков, но все они наотрез отказались уходить из своего дома, убеждая что эвакуироваться им некуда. Учитывая что сейчас наверняка творилось на пляже Питерс был склонен согласиться. Действительно, куда он их денет? Выбросит на улицу под дождь? И что они там будут делать? Куда пойдут? Конечно, оставаться гражданским внутри дома который подвергнется штурму было бы крайне нежелательно но в данном случае лейтенант не видел выхода. Даже в подвал их не отвести, поскольку его просто не было! Пришлось проигнорировать этих людей и предоставить их судьбе, надеясь что немцы пощадят их, когда всё-таки захватят дом. А то что они это рано или поздно сделают Юджин не сомневался, всё-таки уже не сопливый новобранец, наивно верящий что всё и всегда будет хорошо. Велев им закрыться у себя и сидеть тихо он занялся другими делами…

Бог как будто услышал его мольбу и буквально через несколько минут он услышал снизу отчаянный крик какого-то солдата:

— Немцы!!!

Адреналин тут же влился в кровь, мгновенно выбив ненужные думы из головы. Питерс рывком вскочил со старого дивана, быстро подошёл к шторе и слегка отодвинул её. Вот они, траханые наци…

Сквозь слабую пелену дождя вдали появился танк, медленно едущий к ним. За ним показались несколько десятков маленьких фигурок, выстроившихся цепью по обеим сторонам проезжей части. Потом за первым танком появился второй, двигающийся со скоростью пешехода. Более подробных деталей пока разглядеть не удавалось но в головном танке Юджина что-то насторожило. Какие-то странно знакомые обводы корпуса и башни… Он повернул голову, чтобы взять с лежащего рядом старого, покосившегося шкафа свой бинокль, как вдруг тот же самый голос, который оповестил их о приближении немцев, снова заорал на весь дом:

— Эй, ребята, это же наша «Матильда»!!! Хей!! Это наши парни отступают!! Да ещё и с танком!! Свидание с чертями и апостолами отменяется!! Ура-а-а!!

Искренняя радость и уверенность в голосе солдата заставили лейтенанта забыть о бинокле и снова впиться глазами в приближающийся танк. Чёрт побери, а ведь верно! Как он сам не признал новейший танк армии Его величества⁈ Где были его глаза? Тугая пружина внутри него начала расслабляться и Питерс невольно радостно улыбнулся, слыша как его солдаты наполнили оживлённым гулом весь дом. Он отлично их понимал. Это как зачитать приговорённым на смерть указ о помиловании, когда винтовки расстрельной команды уже заряжены и смотрят прямо на тебя… Неизвестно откуда взялась эта группа, да ещё с двумя танками, но если попробовать присоединить их к себе то его дом станет практически неприступным даже если немцы попрут сюда крупными силами. Юджин знал что броня «Матильды» очень плохо пробивается маломощными немецкими танковыми орудиями, причём не только в лобовой проекции но и с других сторон. А значит резко повышается шанс выстоять и прожить ещё немного.

Между тем, неизвестная группа отступающих союзников продолжала медленно приближаться к перекрёстку, подходы к которому контролировал гарнизон четырёхэтажного дома. Движимый любопытством увидеть тех кому, возможно, Юджин совсем скоро горячо пожмёт руку он, не отрываясь от наблюдения, всё-таки нашарил рукой бинокль. Интересно, как так вышло что из условно захваченного района города спокойно отступает союзная часть? Ведь полковник Болсом сказал что там уже никого нет? Или же он сам не знал? Что ж, в таком случае это один из тех приятных сюрпризов, которые очень редко бывают на войне…

Чувствуя что глупая улыбка словно приклеилась к его губам Питерс вскинул к глазам бинокль и навёл его на головную «Матильду». Да, это точно она, никаких сомнений! Только на лобовой броне какой-то чудак нарисовал полусмытый дождём знак, похожий на комету с длинным хвостом… И на крыше башни прикреплена мокрая красно-чёрная тряпка. Да плевать что там танкисты намалевали!

Переведя бинокль на неспешно идущих солдат, которые иногда зачем-то забегали в дома на улице, Юджин почувствовал себя так будто его ударили под дых молотком, а кожа пошла мурашками от леденящего предчувствия. Потому что к полному недоумению лейтенанта за «Матильдой» спокойно двигались немецкие солдаты! Не веря своим глазам Питерс отнял бинокль от лица, протёр какой-то тряпкой окуляры и снова посмотрел вдаль улицы. Но ничего не изменилось, нацисты не исчезли а продолжали неумолимо идти, словно их нисколько не смущало присутствие британского танка рядом с ними! В полном недоумении, чувствуя себя растерянным донельзя, Юджин присмотрелся ко второй машине, едущей на расстоянии от «Матильды». Вот чёрт, там же самый настоящий немецкий танк! Что вообще происходит⁈

Догадка уже медленно вырисовывалась в его сознании но мозг никак не хотел расставаться с иллюзией, упорно игнорируя визуальные факты. Словно чтобы подкрепить свою уверенность что всё хорошо он заставил Питерса снова направить бинокль на союзный танк, невозмутимо приближающийся к нему. Что-то в нём тоже начало его смущать, какие-то детали, которые прошли мимо при первом просмотре. Знак, намалёванный на лобовой броне… Теперь уже было видно что его нанесли белой краской не слишком аккуратно, да и дождь постарался, размыв часть рисунка. Но если убрать все эти потёки то получается… получается… крест… Крест⁈ Нет… это… это не то что кажется, это какая-то ошибка! В это время сильный порыв ветра надул красно-чёрную тряпку на крыше башни и она несколько секунд весело трепетала, позволяя себя ему разглядеть… О, Боже… свастика! Свастика, мать её!

И только теперь мозг, отчаянно пытающийся свести всю картину к логическому концу, наконец осознал свою ошибку! Это не союзный отряд, прорывающийся к ним из вражеского тыла! Это и есть сраные «колбасники»! А «Матильда» ими захвачена как трофей, даже свои знаки они успели нанести, чтобы не попасть под дружеский огонь! Вот и вся долбаная правда!

Не сдержавшись от злости и разочарования Юджин застонал и с перекошенным лицом отшвырнул от себя бинокль куда-то вглубь мансарды. Тот загремел по деревянному полу и затих в углу. Крушение иллюзий больно ударило по Питерсу, едва не заставив его разразиться проклятиями.

«Боже, какой же я дурак! — мысленно сетовал он. — Умудрился поверить что смерть решила повременить с визитом и дать нам ещё пожить… Кретин, самый настоящий кретин! Забудь про хорошие новости на войне, идиот! Их нет и для тебя больше не будет! Так, спокойно, Юджин! Возьми себя в руки! Надо предупредить солдат, иначе…»

Так и не додумав эту мысль лейтенант вскочил и побежал к лестнице, грохоча стоптанными, мокрыми ботинками. Быстрее, пока не произошло непоправимое… Чтобы сократить время он заскакивал на этаж, коротко доводил информацию до ближайшего солдата, и бежал на следующий, приказав бойцу оповестить всех своих товарищей. Видеть вытягивающиеся от удивления лица подчинённых, с которых медленно сползала радость, было горько но тут уж ничего не поделаешь…

Обратно на свою мансарду он забежал через несколько минут, задыхаясь от утомления. Ослабленный организм явно не одобрял такие забеги по лестнице. Снова бросился к окну и увидел что немцы находятся от дома всего футах в семистах. Тяжело дыша Питерс установил свой верный «Bren» сошками на подоконник, его ствол чуть выглядывал между плотными оконными шторами. В душе Юджина поселилась холодная злость на ублюдков, подаривших ему надежду на спасение… и отнявших её, издевательски смеясь!

«Ладно, господа „гансы“, приходите и попробуйте нас взять… Посмотрим, как у вас это получится… Надеюсь, у ваших похоронщиков сегодня будет куча работы!»

Прищурившись и прижав приклад пулемёта к плечу лейтенант приготовился открыть огонь как только вражеская пехота достигнет наиболее оптимального места для своей гибели. Если это его последний бой… Что ж, он постарается провести его так как ещё не делал этого раньше! Не ради себя, не ради короля… А ради старушки-Англии и тех безвестных героев кто уже погиб и ещё погибнет за свои семьи, дома, друзей… и право свободно жить на своей земле!

Там же, в тоже время.

Гюнтер Шольке.

Приведение трофейного танка в боеспособное состояние и его заправка соляркой заняло намного больше времени чем он рассчитывал. Пока танкисты нашли и пригнали пару тягачей, позаимствовав у них часть топлива, уже наступил полдень. Хотя внешне это никак не было заметно, дождь по-прежнему не умолкал, разве что чуть ослаб. Естественно, залить полный бак «англичанки» Шольке не собирался, хватит и трети на первое время. А потом уже можно и добавить, когда подтянутся тылы.

Гораздо раньше удалось наскоро починить один из британских грузовиков, который Гюнтер сразу отдал под эвакуацию английских раненых. Откровенно говоря ему самому было на них плевать, живые и ладно, но раз уж есть приказ обергруппенфюрера СС то пусть сидят в плену и выздоравливают там.

Пользуясь вынужденной задержкой Шольке приказал своим людям наскоро пообедать пайком НЗ, поскольку своей собственной кухни нигде рядом не обнаружилось. Вызовов от Зеппа не поступало, начальство танкистов тоже срочно вперёд не гнало, поэтому можно было слегка подождать. Да и сам Гюнтер считал что хребет противника, наконец, сломлен. Нехватка боеприпасов и всё время падающий боевой дух сделали своё дело, заставляя врага отступать и даже бежать сломя голову, не пытаясь закрепиться в удобных для обороны местах, даже обладая количественным преимуществом.

Впрочем, не использовать возможность и продвинуться дальше вглубь города было бы глупо, поэтому он приказал двум своим броневикам проехать до границы городских районов Гранд-Сент и Сен-Поль-сюр-мер, где англичане и французы вполне логично могли бы закрепиться на берегу мелководного канала, судя по карте. В случае появления противника они должны были сообщить об этом, но поступившие от них сведения гласили что в данном районе никого нет.

Командиры машин проявили инициативу, пересекли канал по целому мосту и заняли позицию на восточном берегу, на тот случай если враг опомнится и захочет вернуться сюда. Пока всё было тихо, видимо, паника и неразбериха всё больше охватывали части Экспедиционного корпуса, заставляя их терять самообладание и искать спасения в порту или на пляжах.

Максимилиан Шейдеман, обер-лейтенант Панцерваффе, прислал ему трёх своих людей в качестве экипажа трофейной «Матильды», забрав взамен английскую танкетку «Универсал». И Гюнтер потратил почти всё свободное время чтобы вместе с ними хоть немного познакомиться с новинкой британского танкостроения.

Что тут говорить… самая настоящая черепаха! Медленная, но бронированный панцирь хорош. Калибр пушки, конечно, так себе, но бронепробиваемость неплохая. Отсутствие фугасных зарядов это, само собой, жирный минус но сделать с этим ничего нельзя. Место командира относительно удобное, если не считать того что голова почти упирается в крышу башни. Обзор для наблюдения… хм… более-менее. Экипаж…

Обер-фельдфебель Ханс Ратценбергер, механик-водитель. По виду тридцать с чем-то лет, спокойный брюнет, судя по кольцу на пальце, женат. Ростом сильно уступает Гюнтеру но оно и понятно, в танкисты редко берут таких высоких лбов вроде самого Шольке. Слишком много места занимают, да и самим там неудобно. Ханс же и решил вопрос с опознавательными знаками своей новой техники, раздобыв откуда-то белой краски и грубо нарисовав на лобовой броне «Balkenkreuz». Словно этого мало механик-водитель озаботился и флагом со свастикой, тщательно закрепив его к антенне на башне и к другим выступам на ней.

Унтер-фельдфебель Эрвин Ромберг, наводчик. Куда моложе Ханса, часто улыбается, шутит, рассказывает похабные анекдоты с налётом политики про Черчилля, Рузвельта и Сталина. Гюнтер подозревал что наводчик знает так же анекдоты и про Гитлера с Муссолини но, естественно, рассказывать при нём опасается. Тоже небольшого роста но зато гибкий и жилистый. Такой оживит любую компанию и станет центром внимания в каждом воинском коллективе.

Штабс-ефрейтор Альберт Хопп, заряжающий. Ровесник Ромберга, молчаливый но исполнительный. Сразу же полез проверять бронебойные заряды, протёр их неведомо откуда взявшейся тряпкой, аккуратно уложил в гнёзда и доложил Шольке о готовности. После этого спокойно устроился на своём месте, закрыл глаза и заснул, нимало не волнуясь обо всём остальном.

Когда вся троица представилась ему по прибытии он кратко рассказал и о себе. На первый взгляд парни нормальные, ну а как они покажут себя в бою скоро станет ясно. И когда, наконец, «Матильду» заправили и Гюнтер получил от Максимилиана приказ наступать то всё волнение ушло. Семь танков роты Шейдемана, которые были в наличии после потерь в западных кварталах, начали расползаться от вокзала по тем улицам которые были предназначены им для наступления. На каждую из них выделялось по два танка, не считая штабной «четвёрки», где сидел сам Максимилиан. Всю свою пехоту Шольке также разделил на боевые группы названные по имени командиров, «Виттман», «Брайтшнайдер» и т.д. Конечно, её бы не хватило на все улицы но тут на помощь пришла пехота Вермахта, прикрывая танки на крайней, северной улице ведущей вглубь города. Таким образом на долю эсэсовцев-разведчиков а также эсэсманов его друга Пауля остались лишь две улицы. По одной из них сейчас и ехал сам Гюнтер в головной «Матильде», радуясь тому что он хоть ненадолго спасся от надоевшего дождя. Порядок движения штурмовых групп остался прежний, люди помнили как и что делать, поэтому Шольке осталось лишь смотреть в приборы наблюдения и и время от времени проверять радио, настроенное на нужную волну.

После полудня их «англичанка» медленно и величаво пересекла мост через канал, разделяющий два района, и поползла дальше, подминая под себя асфальт проезжей части. Два броневика, охранявшие до этого свой импровизированный плацдарм, пристроились в хвосте их подразделения, прямо за «тройкой», выделенной им Шейдеманом в качестве второго штурмового танка. Конечно, ни «Матильда» с её сорокамиллиметровым танковым орудием, ни «Pz. III» с 3,7-cm пушкой не слишком годились для этой роли, особенно если придётся бить по зданию, но выхода не было. «Четвёрок» с 7,5-cm «окурком» пока ещё было слишком мало в армии и не всегда они оказывались именно там где требовались. Военная промышленность при Шпеере (Боже, хоть бы он выжил после нападения неизвестных уродов!), само собой, нарастит их производство но когда это ещё будет?

Пока всё было нормально, ни в одном из окружающих их улицу домов не попалось ни единого вражеского солдата. По коротким докладам подчинённых внутри находились только местные жители, прячущиеся в своих квартирах или подвалах. И все они твердили что англичане с французами ещё ночью ушли куда-то на восток, причём очень торопились. Была ли это пресловутая паника или же враги уходили по приказу? Пока неважно, главное чтобы так продолжалось и дальше. Гюнтер был бы только рад если такая «прогулка» продолжалась бы до самого порта или пляжей. А там уже либо поступит приказ уничтожить всю эту толпу трусливых врагов или они сами сдадутся, осознав безнадёжность положения. Шольке устроят оба эти варианта.

Улица, по которой они наступали, уходила вдаль, на восток. Метров через двести-триста был перекрёсток, такой же пустой как вся проезжая часть и тротуары. Угловой четырёхэтажный дом угрюмо смотрел на них распахнутыми окнами, кое-где стёкла были выбиты. На первом этаже здания, судя по нарисованной витринной эмблеме, располагалась аптека. Гюнтер через приборы наблюдения стал внимательно вглядываться в окна жилого дома, поскольку тот стоял очень удобно для обороны. Но после полуминуты осмотра его настороженность чуть приутихла, внутри никакого движения он не уловил. В принципе, логично. Если бы англичане и французы постарались его остановить то заняли рубеж именно на границе районов, где оборудовать оборону было намного удобнее чем здесь, на каком-то перекрёстке. Но, видимо, командование противника уже начало терять управление войсками и умудрилось просрать последнюю возможность задержать немцев. А раз так то надо идти дальше, гнать врага на восток!

Перекрёсток становился всё ближе, до него оставалось уже чуть больше сотни метров. Плавный ход «англичанки» позволял стрелять из орудия даже на ходу, без всякого стабилизатора, какие появятся только на будущих танках. Глаза Шольке как будто сами собой снова приникли к триплексам башенки, обшаривая окна углового здания настороженным взглядом. Странно… Почему-то возникло нехорошее ощущение, но откуда оно? Первый этаж… движения нет. Второй… то же самое. Третий… над подоконником в угловой квартире взгляд зацепился за что-то полукруглое, которое еле заметно качалось… Или это сам танк движется? Гюнтер усилил внимание, пытаясь понять что это такое, но приборы наблюдения не давали хорошо разглядеть. Пару секунд поколебавшись Шольке распахнул башенный люк и, чуть приподнявшись на сиденье, поднёс к глазам бинокль, заранее настроив окуляры. Вот, опять дёрнулось… Что за…? Да это же каска! Проклятье, за подоконником прячется какой-то британец, недостаточно низко пригнувшийся! Засада!!!

Похолодев от осознания того что сейчас случится он заорал во всё горло, отчаянно надеясь что его услышит не только экипаж «Матильды» но и идущие по обеим сторонам от неё пехотинцы:

— Засада!! Англичане в четырё…

Грохот уже знакомого вражеского пулемёта «Bren» ворвался в уши, заставив его рухнуть обратно внутрь танка, спасаясь от свинцового ливня. К счастью, британский пулемётчик, видимо, заранее выбрал себе цель и это был не его танк. Совсем рядом послышались противные рикошеты пуль, смачные звуки от попаданий в чьи-то тела и пронзительные крики боли. Пользуясь моментом Шольке вскинул руку и одним движением захлопнул люк, обезопасив себя от гибели.

Он с трудом подавил в себе разъярённый рык, понимая что сейчас нет времени для приступа самокритики. Хотя, конечно, это именно его вина как командира. Расслабился, подумал что противник уже не сможет им сопротивляться… вот и результат его очередной ошибки! Ведь знает же что на войне недооценка врага ВСЕГДА ведёт к серьёзным потерям, и всё равно распустился… А ценой этому стали жизни его солдат! Тупица несчастный, вот он кто!

Мельком глянул в триплекс обращённый назад и сжал зубы от злости на самого себя. По крайней мере дюжина пехотинцев лежали на асфальте, убитые и раненые. Остальные попрятались за его «Матильду» или успели забежать в рядом стоящий дом, таща за собой пострадавших. На глаза попался могучий «Сосиска», схвативший за руки сразу двух раненых и влекущий их к ближайшему открытому подъезду. Молодец его огнемётчик, не растерялся! Куда делись остальные: Ханке и другие, не было видно.

А между тем его экипаж уже начал действовать, пока их командир оценивал обстановку и потери. Башня чуть повернулась, клацнул затвор орудия и раздался звонкий выстрел. Это словно отрезвило Гюнтера, заставив его снова обратить внимание на противника. Очередной взгляд в приборы наблюдения командирской башенки… Проклятье, да там, кажется, стреляло каждое окно! Огоньки выстрелов сверкали на первом, втором, третьем и четвёртом этажах… Даже с мансарды бил какой-то пулемётчик! Навскидку тут не меньше роты, это уж точно. Сволочи, всё-таки смогли его обмануть и устроить внезапную засаду! Ну что ж, теперь ход Шольке.

Снова выстрел и Гюнтер заметил как под окном на втором этаже в стене появилась небольшая дырка. Чёрт, как он и подозревал от этих бронебойных малокалиберных снарядов в данной ситуации мало толку. Придётся больше пользоваться пулемётом.

— Ханс, стоять на месте, близко к зданию не подъезжать! Сверху могут кинуть гранату! Эрвин, огонь из орудия только по самым важным целям, больше используй пулемёт! — распорядился он, дав указания механику-водителю и наводчику. Только Хопп молча делал своё дело, уже готовя для Ромберга коробки с лентами.

По броне то и дело грохотали пули но Шольке больше не обращал на это внимания. И пока наводчик короткими очередями старался заткнуть вражеских стрелков сам Гюнтер пытался найти способ поскорее решить проблему углового дома. Очевидно, что надо штурмовать, поскольку такая вот перестрелка может длиться много часов, если гарнизон противника сумел более-менее запастись патронами. Пока же, судя по темпу огня, англичане и французы явно не экономили.

Артиллерию сюда не навести, слишком незначительная для неё цель. Эх, будь тут один огнемётный танк «Фламинго» и задача было бы решена, поджарили этих уродов как самое настоящее жаркое! Но увы, их слишком мало и конкретно ему он не достался. А «Сосиска» близко к дому под таким огнём не подберётся, да и всего его баллона не хватит чтобы устроить сильный пожар, особенно когда льёт дождь. «Бизон» бы тоже не помешал, или самоходная зенитка, наподобие той которая их спасла в Вадленкуре… Нет, здесь придётся пользоваться только тем что есть. Так, что конкретно можно сделать?

Атака в лоб это явная смерть для парней при таком сильном обстреле. Но зато есть возможность обойти проклятый дом с фланга, чуть в стороне перебежать улицу, подобраться к окнам первого этажа и забросать их гранатами! Потом ворваться в подъезд и держать лестницу наверх, не позволяя врагу выбить их обратно и отрезав остатки тех кто выживет на первом этаже от своих товарищей. В общем, почти та же система как и при недавнем штурме вокзала.

Рядом с «Матильдой» раздался чей-то раскатистый выстрел и Шольке обернулся. Оказывается второй танк, «тройка», подъехал к ним и тоже открыл огонь по зданию. Но его 3,7-cm орудие было ещё слабее британского и эффект от снарядов почти не отличался. Два броневика под командованием Виттмана и Брайтшнайдера, которые двигались в самом конце штурмовой группы, тоже решили подобраться поближе, стреляя на ходу.

Но внезапно с четвёртого этажа начал стрелять ещё один пулемёт, причём калибром явно больше чем прежние! Пламя из его ствола вырывалось из огня угловой квартиры а гул был слышен даже через толстую броню. «Забияка» Виттмана, совсем недавно наскоро починенный в полевой мастерской, резко вильнул в сторону, пытаясь развернуться. На его верхней броне сверкали искры, было видно что он уже получил какие-то повреждения. Но тяжёлый пулемёт англичан безжалостно кромсал машину сверху, не собираясь упускать добычу. На корме вспыхнуло пламя и броневик встал, не успев отъехать на безопасное расстояние.

Тут же распахнулся люк и оттуда начали выскакивать члены экипажа, пытаясь спастись. Гюнтеру было плохо видно но как минимум двое солдат рухнули прямо возле машины, скошенные пулями. Другие выпрыгивали и ползком пробирались за нос бронемашины, пытаясь спастись от огня. Был ли среди них сам Михаэль или же он остался лежать на асфальте среди убитых Шольке снова просмотрел. А сволочный пулемёт продолжал гулко грохотать, перенеся огонь на броневик Брайтшнайдера, который успел на скорости проломить витрину небольшого кафе и почти весь уместился в нём. Надолго так укрыться не получится, задница «Аттилы» всё равно немного выдавалась на улицу. Надо было уничтожить вражеский пулемёт!

Но только он открыл рот, чтобы дать команду наводчику, как тот сам повернул к нему голову и прокричал:

— Господин оберштурмфюрер, надо отъехать назад! Я не могу его отсюда достать, угол обстрела слишком высок!

Проклятые англичане, они специально подпустили их поближе, зная что танки не смогут стрелять по верхним этажам! Кто бы не командовал гарнизоном этого дома он явно не первый день на войне… Это плохо.

— Ханс, пятьдесят метров назад! — приказал он, убедившись что за кормой «Матильды» не лежат раненые.

Только пара его разведчиков избрали эту позицию для себя в качестве укрытия. Но стоило двигателю танка выпустить густой клуб дыма, собираясь начать движение, как оба понятливо пригнулись и быстро перебежали в ближайший дом, где уже расположились остальные их товарищи.

— Эрвин, скажешь когда сможешь стрелять! — распорядился Гюнтер, одновременно давая по радио указания экипажу «тройки» так же чуть отъехать назад…

Чтобы занять новую позицию обеим машинам потребовалось всего пара минут, но за это время вражеский тяжёлый пулемёт всё-таки смог поджарить голую задницу «Аттилы» Брайтшнадера. Броневику некуда было деваться и он вспыхнул, отчего из разгромленного кафе пополз густой чёрный дым. Не сдержавшись, Шольке с размаху ударил кулаком по броне, зашипев от боли. Потеряно два броневика, не считая кучи убитых и раненых! Проклятая удача, тупая шлюха! Сначала этим утром она улыбнулась им, позволив почти без потерь захватить вокзал, а вот теперь сделала то же самое для противника! Какая же сука!

— Всё, достаточно! — закричал наводчик, торопливо наводя прицел на четвёртый этаж. — Сейчас я эту тварь по комнате размажу…

Ещё пара секунд ожидания и выстрел!

— Так её!! — радостно воскликнул Ромберг, повернув к нему радостно улыбавшееся лицо. — Господин оберштурмфюрер, цель уничтожена!

— Хорошо, молодец! — похвалил его Гюнтер. — Теперь выцеливай другие пулемёты, они моим парням головы не дают поднять.

Стоявший рядом с ними танк тоже решил добавить свою лепту и в полуразрушенное окно угловой квартиры, откуда вырывался смертоносный огонь, влетел ещё один снаряд, окончательно выведя пулемёт из строя. Ну вот, теперь станет чуть полегче… А сейчас пора собирать людей и взять, наконец, этот проклятый дом! И отомстить всем кто там находится, за тех парней которые пали жертвой его собственной оплошности…