За тебя, Родина!

Глава 82

Дюнкерк, Франция.

29 мая 1940 года. Вечер.

Гюнтер Шольке.

Кашляя и чихая от кирпичной пыли он сбежал вниз по дрожащей от недалёких взрывов лестнице и выбежал наружу. Остальные его подчинённые уже ждали на улице, и Гюнтер без раздумий хрипло заорал:

— Назад! Все назад!

Парням не надо было ничего объяснять, опытные солдаты прекрасно понимали что к чему, и рванули по захламленной обломками проезжей части обратно в другой квартал. Сзади продолжали грохотать мощные взрывы, дрожала земля и тяжко оседал дом, откуда всего несколько минут назад Шольке наблюдал за пляжем. Проклятые корабли безжалостно вдребезги разносили прибрежные здания, откуда открывался прекрасный вид на последнее прибежище окружённых…

Лишь пробежав ещё метров триста и достигнув того места где разведчики оставили всю технику Гюнтер остановился за очередным углом, знаком приказав своим бойцам сделать то же самое. Благодаря жаркой погоде и такому спринтерскому забегу с него ручьями лил пот, отчего камуфлированная форма, надетая прямо на майку, промокла подмышками и на спине. Шлем раскалился на медленно заходящем солнце, создавая дополнительный дискомфорт, но Шольке упрямо его не снимал. Жару можно вытерпеть а вот пулю или осколок в голову нет. Устало опёршись о горячий борт бронетранспортёра он отцепил с пояса полупустую флягу и жадно присосался к ней, выдув почти всю тёплую воду. Остатки плеснул в лицо и, встретив несколько устремлённых на него взглядов офицеров, медленно покачал головой.

— Нет, там не пройти… — буркнул Гюнтер, вытирая лицо мокрой ладонью. — Бьют так словно хотят опустошить все погреба, сволочи…

Здесь собрались все кто был с ним в порту несколько часов назад. Друг Пауль, командир батальона СС Кольрозер и его визави пехотный майор, танкист обер-лейтенант Шейдеман… Они выжидающе глядели на него и заметно помрачнели, узнав что дорога закрыта. А Шольке, снова ощущая как на него навалилась усталость, закрыл глаза в изнеможении…

…Ничего не предвещало такого печального конца дня, когда Гюнтер вместе со своими парнями покинул территорию порта и двинулся на восток, к пляжу. Чёртов эсминец, кажется, справился с пожарами и ушёл домой; выжившими пленными занялись армейцы, деловито сгоняя тех прикладами в большую колонну. А его разведчики в отличном настроении, благо никто во время обстрела корабля умудрился не погибнуть, направились к главной цели — пляжу. Оберштурмфюрер вполне логично решил что больше серьёзного сопротивления врага не ожидается и рвался вперёд, желая поскорее закончить эту затянувшуюся историю с Дюнкерком. В самом деле, у него были для этого основания. Все кто мог и хотел задержать немцев уже сделали это ценой своих жизней, но такой платы оказалось недостаточно. Напор и сила «Лейбштандарта» прорубила оборону англо-французов и теперь можно было, наконец, схватить за яйца этих неудачников, скопившихся около воды… Честно говоря, Гюнтеру уже надоело крутиться в этом долбанном Дюнкерке, играя в кошки-мышки с врагом, и это едва не обернулось для него гибелью…

Хорошо хоть ему хватило ума не вывалиться из крайнего квартала прямо на пляж всей гурьбой, иначе последствия могли быть куда хуже. Увидев вдалеке между домами море и несколько эсминцев его сердце радостно забилось, от того что последняя цель уже перед носом. Полуразобранная баррикада из домашней мебели и поваленного набок армейского грузовика, перегородившая улицу между крайними домами на спуске к морю, могла бы послужить последним препятствием для эсэсовцев, но она была пуста. Её некому оказалось защищать, все собрались на песке и гранитной набережной, где в мирное время стояли столики уличных кафе с зонтиками и видом на море.

Достигнув крайних домов Шольке знаком остановил весь свой отряд так чтобы его не было видно противнику, а сам забежал в здание, сопровождаемый только Ханке и Брайтшнайдером. Бегом поднявшись на последний этаж и выбрав нужную дверь Гюнтер кивнул Бруно и тот, разбежавшись, вынес хлипкую деревянную преграду вместе с петлями и косяком.

Внутри квартиры их встретила пара пожилых людей, с испугом смотревших на взломщиков. Мужчина и женщина, обнявшись, стояли в коридоре и не могли сказать ни слова от потрясения. Не обращая на них внимания и наскоро обыскав квартиру на наличие посторонних, оберштурмфюрер выбрал окно с самым хорошим видом и, поставив для своего удобства стул, поднял к глазам бинокль…

Перед ним раскинулось огромное пространство как самого пляжа так и водной глади, на которой вдалеке виднелись силуэты вражеских боевых кораблей. Тысячи или даже десятки тысяч солдат противника перемещались по открытому пространству, создавая в голове у Шольке образ самого настоящего муравейника. Везде на песке в беспорядке стояли брошенные гражданские и военные машины, кучи снаряжения и пустые, разломанные ящики.

На глаза попались десятка два зенитных орудий, от средних «Bofors» до тяжёлых 94-мм длинноствольных дур, снаряд которых разнёс бы любую боевую машину на куски. Устремив стволы в вечернее небо они беспомощно смотрели вверх, где как обычно крутились в воздухе пилоты «Люфтваффе» и английских ВВС. На них не было ни единого человека из расчёта и орудия сиротливо стояли в песке, брошенные своими хозяевами и ненужные. Это приятное зрелище вызвало у Гюнтера довольную улыбку. Ясно что зенитчикам просто нечем было стрелять, вот они и бросили вверенную им технику. А после окончательного разгрома окружённых вся эта артиллерия станет трофейной и, после того как тыловики найдут или сделают для них новые боеприпасы, она будет стрелять по своим создателям.

Отбросив эти приятные мысли Шольке пригляделся к людям. В поле его видимости были видны по крайней мере пять выдающихся далеко в море длинных импровизированных пирсов, сделанных из загнанных в воду грузовиков. Предприимчивые англичане и французы положили на их крыши неведомо где взятые деревянные доски, скрепили между собой, и теперь стояли вплотную друг к другу, устремив взоры вперёд. Подавляющее большинство этих трусов были безоружны, да и выглядели как самые последние бомжи после многодневной пьянки. Грязные, заросшие бородами, они либо тихо и покорно ждали когда очередь снова чуть подвинется или же наоборот, ругались и размахивали руками, выясняя отношения с соседями.

В то же время многие другие беглецы беспорядочно метались по всему берегу, явно не зная что делать. Подбегая к самой воде они кидались то к одной то к другой очереди, но были безжалостно вышвырнуты обратно, при попытках пролезть внутрь. Обезумев от страха эти бойцы снова вскакивали на ноги и принимались бегать туда-сюда, пытаясь найти способ спастись.

Ещё на глаза попались отдельные люди или группы, безучастно сидевшие или стоявшие на песке, не предпринимающие никаких действий для своего спасения. Они бездумно смотрели в одну точку, напоминая собой каких-то отключённых от реальности человекоподобных роботов.

Переведя бинокль вдаль Гюнтер заметил как конец пирса был буквально забит солдатами. Туда направлялись большие и малые гражданские лодки для того чтобы забрать людей, рискуя самим пойти на дно. Некоторые доведённые до отчаяния даже не ждали когда моряки и рыбаки приблизятся, они бросались в воду и плыли навстречу. Их вытаскивали из воды, подходили почти вплотную к пирсу и уже там начиналось самое главное действо. К каждой посудине кидались десятки человек, стремясь поскорее покинуть ставшую негостеприимной французскую землю. Членам экипажа приходилось применять большие усилия чтобы те не перевернули их лодки. Для этого, кроме криков, применялись длинные вёсла и выстрелы в воздух, заставлявшие отчаявшихся и потерявших последнее присутствие духа солдат соблюдать хоть какой-то порядок. Отталкивая беглецов вёслами и ругаясь рыбаки позволяли спрыгивать к ним по одному и когда, по их мнению, судно заполнялось полностью, медленно отчаливали, не обращая внимания на крики оставшихся.

Потом некоторые такие гражданские лодки шли в Англию самостоятельно, а другие подплывали к стоящим на расстоянии нескольких километров от берега боевым кораблям, сдавали свой «улов» и снова направлялись к пирсу из грузовиков. Сами эсминцы, принимая на свой борт спасённых, вынуждены были стоять на месте, подвергаясь риску удара немецких подводных лодок и самолётов. Но если от вторых они могли защищаться, обладая хорошим зенитным вооружением, то от первых были вроде бы беззащитны… Хотя нет!

Приглядевшись, Шольке увидел что не все эсминцы стоят неподвижно. Три или четыре крутились в отдалении, то и дело меняя курс, словно сторожа место эвакуации. Ну конечно, английские военные моряки вовсе не такие болваны, чтобы не позаботиться о элементарной сторожевой службе! Эти корабли как раз и отпугивают возможные германские подлодки, не давая им атаковать ни себя ни своих беспомощных собратьев!

К слову, время от времени возле эсминцев вздымались огромные столбы водяных всплесков, потом медленно оседавших. Глянув вверх Гюнтер заметил на большой высоте две четвёрки двухмоторных «He-111», проплывавших над кораблями. Недосягаемые для корабельных зениток они бомбили суда, но на такой высоте попасть по узким корпусам у них было мало шансов. Возле них крутились маленькие точки и, прямо на глазах Шольке, один из бомбардировщиков, самый последний в строю, клюнул носом и, теряя скорость с высотой, устремился вниз, оставляя за собой густой чёрный дым из левого двигателя. Было видно что пилот пытается выровнять самолёт, неуклюже разворачиваясь к западу, но через несколько секунд машина камнем пошла вниз, а в воздухе один за другим расцвели только два парашюта. Оберштурмфюрер знал что в экипаже «Хейнкеля» больше людей, и значит что кому-то выпала участь рухнуть вместе с самолётом, до последней секунды видя свою приближающуюся смерть…

Но тут же его лицо посветлело, поскольку он увидел своеобразную месть за ребят-бомбардировщиков. Вдоль линии пляжа на высоте метров сто-двести летел «Spitfire», отчаянно стараясь оторваться от висевшего на хвосте «Ме-109». И словно по заказу, буквально почти над головой Гюнтера, пилот «Люфтваффе» смог зацепить врага одной из очередей!

Британец вспыхнул прямо в воздухе, перевернулся к верху брюхом и огненной кометой рухнул прямо на пляж, кажется, зацепив кого-то из окружённых, в последний момент кинувшихся в рассыпную. Раздался сильный взрыв, взметнулись обломки боевой машины, и пространство вокруг места падения охватило море огня. Изуродованный винт, беспорядочно кувыркаясь, улетел куда-то в сторону, а по песку из пламени выкинуло горящее колесо от шасси…

Внезапно на пляж с высоты начали пикировать один за другим три штурмовика «Ju-87», оглашая воздух пронзительным рёвом, от чего даже у Гюнтера невольно побежали мурашки по коже. Первый нацелился на плотно сгруппированную колонну, стоявшую на «пирсе», второй последовал его примеру, а третий выбрал себе цель на группе человек в пятьдесят, собравшуюся чуть в стороне.

Стоявшие в очереди, видя что их атакуют самолёты, запаниковали и с криками стали прыгать в воду, лишь бы спастись от смерти. Другие, те кто ещё были на песке, начали разбегаться, кроме самых умных и сохранивших хладнокровие даже в этой ситуации. Последние просто рухнули на песок и закрыли головы руками, зная что в таком положении имеют больше всего шансов выжить.

Первый штурмовик, снизившись до сотни метров, сбросил несколько бомб и тут же натужно полез вверх, не желая случайно угодить под осколки собственных «гостинцев». Его задний стрелок, которому в таком положении машины открылась хорошая возможность внести свою лепту в избиение противника, открыл бешеный огонь из пулемёта. Гюнтер видел как взвихривался песок от попаданий пуль, а двое или трое солдат явно попали ему под очереди. Потом загрохотали взрывы, полыхнуло пламя и ещё больше десятка врагов упали, убитые или раненые осколками и взрывной волной.

Взгляд Шольке выхватил одного из англичан, которому оторвало обе ноги вплоть до самого паха, и бедняга истошно орал, глядя как песок рядом с ним быстро окрашивался кровью. Его руки исступленно молотили воздух, постепенно замедляясь, а потом тело слабо дёрнулось в предсмертных конвульсиях и затихло окончательно.

Ту же самую операцию проделал и второй штурмовик, не встречая никакого сопротивления. Он отбомбился почти туда же где и первый, но эффект неожиданности уже был потерян. Кого-то, наверное, ему тоже удалось прикончить но повторить успех своего ведущего не получилось. Зато одна из его бомб попала в «пирс» и проделала там изрядную прореху, разнеся загнанный в воду «Matador» в клочья. Ревя мотором ведомый тоже стал набирать высоту, а его стрелок повторил пример своего коллеги.

Что и говорить, Шольке нравилось смотреть на работу ребят из «Люфтваффе», недаром их называют «воздушные пехотинцы». Они здорово помогают им на земле, и в успехах в бою есть немалая заслуга именно парней на «Штукас», которые бесстрашно снижаются почти до деревьев и уничтожают пулемёты, пушки, танки противника, обеспечивая пехоте более безопасное продвижение. Вот только на горизонте, там где стояли корабли, разом засверкали вспышки и Гюнтер перевёл бинокль на море… Странно, куда стреляют эти эсминцы? Ответ на вопрос пришёл довольно быстро.

Трёхэтажное здание на другой стороне улицы, получив один или даже несколько снарядов, с грохотом разлетелось, осыпав окружающую местность обломками кирпичей, черепицы и тому подобным хламом. Заодно досталось и соседним домам, которые украсились сквозными проломами и загорелись. Проклятье, как они узнали что эсэсовцы уже здесь⁈ Это же немыслимо, чтобы с корабля разглядеть в окне сидящего на стуле Шольке! У моряков, конечно, хорошая оптика но не настолько же!

Но гадать времени не было, надо спасаться! Мало ли, вдруг англичане решат и его дом разнести в пыль? Поэтому он спешно опустил бинокль, схватил лежащий рядом пистолет-пулемёт, и побежал к выходу из квартиры, крича во всё горло:

— Бруно, Эрих! Быстро все на улицу! Немедленно!!

Из кухни через мгновение вынырнули его подчинённые с удивлёнными лицами но спрашивать о причине приказа не стали. Или сами услышали близкие взрывы либо просто слепо доверились командиру. Но Гюнтер успел заметить как его заместитель спешно прячет в карман штанов кусок колбасы, а его мощные челюсти что-то пережёвывают. Хотя что именно вопрос уже отпал… У Ханке тоже было довольное лицо, и за пазухой кителя он явно что-то припрятал.

Всей гурьбой они понеслись по дрожащей лестнице вниз, перепрыгивая через несколько ступенек, и очень быстро оказались на улице, которую уже начала заволакивать кирпично-цементная пыль от разрушенного соседнего здания. Остальные его солдаты, ждущие их на улице, явно нервничали, не зная что делать. Прятаться? Но где, если снаряд может попасть в любой дом? Отступить из зоны обстрела? Но это значит бросить командира! Поэтому едва Шольке выскочил из подъезда вместе с Эрихом и Бруно как увидел множество устремлённых на него взглядов, в которых было явное облегчение. Снова приказав всем немедленно отступать Гюнтер во весь дух помчался назад, сопровождаемый топотом десятков ног и немногочисленными ругательствами подчинённых, поносивших тупых англичан и французов…

…И лишь теперь, сидя с закрытыми глазами возле горячего бронетранспортёра после доклада другим офицерам, оберштурмфюрер вдруг вспомнил что забыл предупредить стариков той квартиры тоже выбежать на улицу. Не то чтобы он за них сильно беспокоился, в конце концов это потенциально враждебное местное население, но те ни ему ни его солдатам ничего плохого не сделали, а Гюнтер не испытывал кровожадного желания убивать всех не немцев просто так. Если они не берут в руки оружия и подчиняются новым властям то никакой угрозы им не будет. Что ж, похоже, уже поздно, дом не существует, а значит с большой вероятностью можно предположить что старики стали жертвой «friendly fire». Там откуда они ушли по-прежнему грохотали взрывы, а мелкая дрожь земли передавалась от них даже сюда, на расстоянии почти в километр.

— Оберштурмфюрер! Идите сюда! — окликнул его командир первого батальона СС Мартин Кольрозер.

С усилием отогнав усталость и желание поспать которые, казалось, успели въестся в его тело навсегда, он поднял опущенную голову и с трудом встал на затёкшие от неудобной позы ноги. И, сопровождаемый сочувственными взглядами Пауля, Бруно, Эриха и других, поспешил к начальству. А оберштурмбаннфюрер СС лишь мрачно отмахнулся, когда Шольке попытался доложиться как положено. Рядом с ним стоял пехотный майор, тоже явно не в настроении, и курил, глубоко затягиваясь. С первого взгляда было понятно что получены очередные неприятные известия и Гюнтер мысленно напрягся, готовясь вновь принять удары судьбы…

— Сейчас разговаривал с нашим Дитрихом… — без всяких преамбул начал командир батальона, смерив его угрюмым взглядом. — Он говорит что вражеские корабли ведут огонь по всем улицам, которые ведут на пляж. Другие батальоны, пытавшиеся вырваться туда из города, понесли потери и отошли обратно, так же как и мы. С одной стороны, это говорит об их отчаянии, поскольку экспедиционный корпус явно потерял последнюю боеспособность и возможности сражаться. С другой… загнанная крыса часто бросается на смерть, не видя другого выхода спастись. Честно говоря, Зепп и мы, его офицеры, уверены что эта крыса уже беззубая, но в Берлине считают иначе, поэтому приказали оставаться на своих местах и не лезть в атаку до завтрашнего утра.

— А что изменится завтра? — осмелился спросить Шольке, видя что Кольрозер замолчал, задумавшись о чём-то.

— Завтра утром, по плану Генерального штаба, мы начнём общее наступление на эту перепуганную толпу, оберштурмфюрер! Мы, это значит СС, Вермахт и Люфтваффе… может и моряки выползут из своего любимого Вильгельмсхафена, чтобы тоже попытаться урвать свой кусок славы. Последует мощный удар с земли и воздуха, с целью окончательно раздавить окружённых и заодно отогнать отсюда эти чёртовы корабли, которые мешают нам своими крупнокалиберными орудиями! Как я понял, сегодня вечером и ночью станет подтягиваться отставшая артиллерия, а лётчики в последний раз почистят свои пёрышки перед финальным аккордом этой затянувшейся драмы… или трагедии, если угодно. Ну а нам, Шольке, приказали заниматься тем же… то есть, пополнение боезапаса, уход за техникой, ужин и так далее… Поэтому дайте команду своим засранцам-головорезам отдыхать до утра и копить силы для решающего боя!

От услышанного Гюнтера охватили противоречивые чувства. Нет, он был рад что его ребятам и ему самому даётся возможность поспать почти всю ночь. Но ведь противник явно не собирается терять это время зря! До утра, если англичанам повезёт, они смогут эвакуировать ещё часть своих солдат! И которые, естественно, потом встретят их на пляжах от Дувра до Плимута. Вот только в данный момент сам Шольке ничего не мог сделать. Всё решал не он и даже не старина Дитрих, а высокие штабы в Берлине. Ему следовало быть благодарным уже за то что в этой реальности им не отдали «стоп-приказ», парализовавший на несколько дней всю группировку войск вокруг Дюнкерка. И сейчас было ясно что во многом именно благодаря ему десятки, а может сотни тысяч вражеских солдат не смогут спастись в Англии а погибнут здесь, или же попадут в плен. Бесспорно, это уже немалая польза для Рейха, но хотелось бы ещё больше. Увы, при всём желании игра в одни ворота не получится, британцы не мальчики для битья. И если сейчас у них одна непрерывная чёрная полоса то это не значит что они уже полностью проиграли и им нечем больно огрызаться. Думать что дело в шляпе и Черчилль посыпает голову пеплом, заранее готовясь бежать в Канаду, не просто глупо а преступление против объективной реальности. Враг всё ещё очень силён и его не следует недооценивать. Чего только стоит его флот который, правда, пока себя не показывает кроме эсминцев. Да и английская авиация, хоть и понесла серьёзные потери, как и «Люфтваффе», но по-прежнему готова бросаться в бой не щадя себя. Это и понятно, британские пилоты отлично знают что сражаются сейчас, по сути, на пороге родного дома, а это очень сильно мотивирует любых солдат, искренне любящих свою Родину.

— Слушаюсь, оберштурмбаннфюрер! — ответил он, и уже хотел отойти как Кольрозер снова его остановил.

— Постойте… чуть не забыл… — досадливо поморщился командир первого батальона СС. — Вас же вызывали в госпиталь?

— Так точно… вызывали! — вспомнил и сам Гюнтер, у которого это тоже вылетело из головы со всеми насущными боевыми заботами.

— В общем, завтра, как только мы, наконец, сковырнем этот гнойный прыщ под названием Дюнкерк, вы сразу поедете туда! Если станут спрашивать почему не приехали сразу то сошлитесь на меня. Если понадобится, напишите рапорт с указанием того что я вас задержал по причине срочной боевой надобности. Всё поняли? — проинструктировал его Кольрозер.

— Так точно, оберштурмбаннфюрер! — подтвердил Шольке и, отпущенный восвояси, вернулся к своим людям, наблюдающим со стороны.

Пауль тихо беседовал с Бруно и обер-лейтенантом Шейдеманом, когда Гюнтер подошёл к ним.

— Ну что? — спросил нетерпеливый друг, видимо, ещё не поставленный в известность о новом приказе.

За пару минут Шольке рассказал всё что ему поведал Кольрозер и устало опустился прямо на тёплый тротуар, испытав желание закрыть глаза и заснуть немедленно. Выслушав его Хофбауэр задумался и молча присел рядом, опёршись спиной о стену дома. Как оказалось, Шейдеман уже знал о приказе и как раз подошёл к ним, чтобы поделиться новостью, но оберштурмфюрер его опередил. Сказав что пойдёт проверить свои танки на соседней улице и потом вернётся обратно, танкист ушёл.

— Что, завтра, наконец, это всё для нас закончится? По крайней мере на некоторое время? — нарушил молчание Пауль, дождавшись когда отойдёт Брайтшнайдер под предлогом проведать подчинённых.

— Видимо, так, дружище… — согласился с ним Гюнтер, не открывая глаз. Голову плавно обволакивала сонливость, с которой ему трудно было бороться. Он хотел встать, чтобы отдать распоряжения о подготовке к ночёвке в окрестных домах, организации караульной службы и т.д., но тут же вспомнил что этим уже занимается Бруно. И неожиданно признался: — Проклятье, Пауль, ты бы знал как я устал! Ощущение будто временами тело не твоё а чьё-то чужое! Оно что-то делает, говорит, а ты сидишь в голове и просто наблюдаешь… Чёрт, мне кажется я даже засну прямо на Лауре, если вдруг она здесь сейчас окажется!

Тот невесело рассмеялся, тяжело вздохнув.

— А я успел забыть как вообще пахнет женщина, представляешь? — поделился друг своими мыслями. — Просто не могу представить каково это, почувствовать женские духи, аромат их волос, тела… Всё время только этот смрад войны, состоящий из запаха пота, земли, взрывчатки, трупов, крови, машинного масла, жареного мяса и тому подобного дерьма. Хочу помыться в ванне, несколько часов сидя в воде по шею, и намылиться душистым мылом! Одеть чистую одежду, побриться! Зайти в приличный ресторан, вдоволь наестся, выпить бутылку шнапса, вина или вообще напиться, а потом найти сговорчивую фрау или фройляйн, без всяких этих ухаживаний и жеманства… Чтобы сразу в постель! — он замолчал, и добавил: — Но ты прав, Гюнтер… Больше всего этого я хочу спать! Долго! И чтобы меня никто не будил сутки или двое!..

Гюнтер ничего не ответил, потому что голос друга превратился в неразборчивое бормотание, а язык упрямо не хотел шевелиться… А потом он просто вырубился.

Львов, УССР.

29 мая 1940 года. Вечер.

Александр Самсонов.

— До свидания, пани Любомирская! Завтра я приду, всё уберу, а вас ещё раз с праздником! — улыбаясь, сказала Ванда, глядя на Матильду Витольдовну.

— Спасибо! А вам огромная благодарность, Ванда, за то что вы помогли мне украсить наш стол! — тепло ответила польско-русская княгиня, и в знак признательности погладила ту по плечу. — Я вами очень довольна, как и всегда!

Сверкнув напоследок понимающим взглядом в сторону молча стоящего Саши, служанка быстро оделась и вышла из квартиры, оставив их вдвоём. Заходящее солнце уже коснулось крыш далеко на западе, и его последние лучи невольно окрасили комнату в каком-то романтическом ореоле.

— Ну что же, Александр, прошу к столу! — нарушила молчание женщина и присела на заранее отодвинутый парнем от стола резной стул с высокой спинкой и мягким сиденьем.

— Благодарю, Ваше Сиятельство! Вы сегодня просто потрясающе выглядите! У меня даже не сразу нашлись слова, чтобы выразить свой восторг! — галантно ответил Саша, не собираясь сдерживать искренние эмоции, и тоже разместился напротив неё.

— Ох, вы опять⁈ — с шутливым негодованием воскликнула дама, но её глаза весело смеялись. — Я же просила, не надо всей этой официальности!

— Хорошо, прекрасная сударыня, как вам будет угодно! — широко улыбнулся он, и сразу добавил: — Но если у меня случайно снова вырвется то прошу отнестись со снисхождением! Просто весь ваш вид теперь полностью соответствует тому кем вы на самом деле являетесь!

Такой комплимент явно понравился Матильде Витольдовне, вон как щёки покраснели… Пусть она и говорит одно, но внутренне, похоже, ей это приятно. О, женщины, что тут ещё скажешь?

…Пока Ванда заканчивала последние приготовления к праздничному ужину они вместе с аристократкой готовились к нему. Сама дама заперлась в своей комнате и последние пару часов оттуда не выходила, общаясь со служанкой через дверь, кроме последнего получаса, когда та совершила несколько «рейсов» подряд, таская еду. Наверняка углубленно «пудрит носик», не иначе. Сам Саша тоже постарался выглядеть на все сто.

Тщательно побрился, чуть побрызгался одеколоном, и занялся своим костюмом. Его они купили вместе с Матильдой Витольдовной во время одной из прогулок по городу. Она вежливо но твёрдо настояла, сказав что у каждого настоящего мужчины должен быть хотя бы один парадный костюм для выходов в свет и праздничных мероприятий. В принципе, Александр признавал её правоту и купил одежду следуя её совету, так как всегда был убеждён что в этом деле женщины разбираются куда лучше мужчин. Да и в самом деле, не сидеть же ему с ней за одним столом словно бедный родственник, при этом имея хорошие деньги в кармане?

Поэтому сейчас на нём красовался очень импозантный костюм из тёмно-серых брюк и такого же цвета двубортного пиджака в мелкую полоску. Но это ладно, главное неудобство представляло собой наличие к этому комплекту традиционной «удавки» в виде галстука или «бабочки»! Ни то ни другое одевать не хотелось, с детства у него было отвращение к данному виду мужского аксессуара. Даже до переноса сюда Саша старался как можно меньше одевать их, но иногда всё же приходилось. Как и сейчас, ибо наличие такого костюма, по словам опытной княгини, обязательно предполагает «удавку». Выглядеть «некомплектным» перед женщиной ему не хотелось, как и ронять перед ней своё реноме потомка дворян. В конце концов, чуть позже можно и снять его, верно? И, созерцая мрачным взглядом лежащие перед ним обычный галстук и «бабочку», Александр сделал выбор в пользу первого…

Сам праздничный ужин, к его удивлению, было решено организовать не на кухне или даже в просторной гостиной, а в комнате Матильды Витольдовны, где он ещё ни разу не бывал. Это оказалось ещё одним интригующим поводом для Александра, поскольку ему было очень любопытно увидеть личную каморку красавицы-княгини. И вот, наконец, когда Ванда уже собралась уходить, его квартирная хозяйка вышла из своей комнаты… чтобы заставить Сашу невольно замереть от изумления!

В честь собственного праздника женщина явно постаралась над собой и, по его мнению, у неё это блестяще получилось. Волосы были уложены в незнакомую ему но очень красивую причёску, когда сзади были собраны в одну густую копну, а по бокам спускались крупными локонами. На правом виске, видимо, в дань нынешней моде, была прикреплена маленькая шляпка с цветами, похожие на которую он то и дело видел на польках во время своих прогулок. Глаза и губы накрашены, пусть и не очень ярко, придавая даме самый настоящий стиль «ретро».

На белой шее родовитой аристократки висело сверкающее колье или ожерелье из жемчуга, переливаясь огнями на свете люстры. Саша не особо разбирался в драгоценностях, но на его взгляд оно было очень дорогое. Наверняка из того времени когда княгиня ещё блистала в Петербурге, сводя с ума гвардейских офицеров и других аристократов. На тонких пальчиках были видны пара колец и крупный перстень, тоже из той ушедшей навсегда эпохи.

Но не меньшего внимания заслуживало и платье, которое Матильда Витольдовна решила сегодня надеть. Снежно-белое одеяние с полукруглым вырезом, оставляющее обнажённой не только шею но и почти все плечи. По длине оно спускалось почти до щиколоток, по моде начала века. Нечто похожее Саша видел на актрисах в фильме «Адмирал», оставивший у него неоднозначную реакцию. По краю выреза кружева и оборки, особенно пышные там где должна быть ложбинка между грудей. Сами женские сокровища оказались спрятаны и только верхние части полушарий были доступны его взгляду. Там же дама прикрепила сверкающую драгоценными камнями брошь в виде какого-то цветка.

В общем, на его взгляд, княгиня выглядела потрясающе, что он и не замедлил высказать вслух сразу как только за Вандой закрылась дверь. Едва они уселись за стол как он, спохватившись, быстро извинился и скорым шагом вернулся в свою комнату. Взяв там всё необходимое Александр вернулся уже через минуту и протянул даме купленный букет красных роз со словами:

— Разрешите подарить вам эти чудные цветы, Матильда Витольдовна! Они были настолько красивы что я не смог пройти мимо! Пусть они радуют вас своей свежестью и ещё больше подчёркивают красоту и великолепие княгини Любомирской!

Получилось, возможно, немного пафосно но зато искренне, и женщина явно это почувствовала. Она вспыхнула от удовольствия, осторожно взяла букет и втянула своим хорошеньким носиком их аромат, при этом закрыв глаза. Предварительно Саша позаботился о том чтобы срезать острые шипы и теперь нежным рукам польско-русской аристократки ничего не грозило.

Глубоко вдохнув дама открыла сияющие глаза и с признательностью улыбнулась ему, чуть склонив голову набок:

— Ах, Саша-Саша, ну какой вы иногда несносный молодой человек! Вот что с вами делать, даже не знаю… А за цветы огромное спасибо, мне на самом деле очень приятно что вы такой… заботливый и внимательный к бедной женщине! — и пока она искала в комнате подходящую вазу и ходила за водой Александр поставил на стол открытую бутылку шампанского. А заодно осмотрелся более внимательно.

Комната Матильды Витольдовны показалась ему очень уютной, сильно напоминая интерьер богатых квартир до революции. Резная мебель из стульев, маленького столика с гнутыми ножками и большого стола, за которым они сейчас и сидели. Таким же был и шкаф со стеклянными дверцами, стоящий у одной из стен. Узорчатые обои светло-зелёного цвета покрывали все четыре стены; пара ковров со сценами охоты и какого-то замка на высоком холме; квадратные картины и овальные портреты людей в сюртуках и вечерних платьях; большая люстра на потолке с тонким, полупрозрачным, матерчатым абажуром, из-за чего комната была освещена мягким светом. Ещё в простенке между окнами висело большое зеркало с резной рамой в тон всей мебели. Но, конечно, больше всего внимания его привлекла кровать!

Это было поистине княжеское или даже королевское место для сна! Комната, на удивление, оказалась куда просторнее чем думал Саша, и поэтому вся обстановка в ней располагалась весьма гармонично. Сама кровать стояла в углу, отделённая от остальной части помещения лёгкими, воздушными занавесками, позволяющими неплохо разглядеть её. Деревянное резное основание и четыре столбика, поддерживающие настоящий матерчатый балдахин! В ногах кровати была низенькая тумбочка, а с боку ещё одна, с настольной лампой. Офигеть просто! Воистину, княгиня любила комфорт и явно постаралась чтобы её квартира отвечала всем желаниям и вкусам своей хозяйки. При мысли о том что, если повезёт, сегодня ночью Александр лично испробует это чудное произведение искусства на мягкость и крепость его снова начало охватывать возбуждение. К счастью, он успел вовремя спохватиться и стал усиленно размышлять над всякими несущественными деталями вроде ТТХ пулемёта Дегтярёва и пистолета «ТТ». Это помогло, и когда в комнату вернулась хозяйка вместе с наполненной водой вазой, Саша уже был почти спокоен.

Женщина аккуратно поставила цветы в вазу, не удержавшись от того чтобы снова вдохнуть их аромат, и села за стол. Александр, успевший разлить шампанское по хрустальным бокалам, располагающе улыбнулся и поднял свой, вопросительно глядя на неё. Княгиня понятливо улыбнулась в ответ и сделала то же самое, держа его за ножку. Саша вспомнил что именно так и полагается делать приличному человеку, знающему этикет, и мысленно порадовался что случайно поднял свой бокал правильно.

— Ваши Сия… хм… извините, само вырвалось… — смутился он, когда встал чтобы сказать тост. Женщина прикрыла рот свободной рукой, чтобы не рассмеяться, но постаралась остаться серьёзной. Получилось не очень, честно говоря, потому что весёлая улыбка буквально сама норовила появиться на тонких, накрашенных губах. — Дорогая Матильда Витольдовна! В этот особенный для нас обоих день я хочу поздравить вас с днём рождения! Пожелать крепкого здоровья, успехов во всех ваших делах и начинаниях, неиссякаемого хорошего настроения и прекрасного смеха, ласкающего мой слух! Ну конечно же счастья и взаимной любви! Такой любви чтобы голова кружилась, в животе порхали бабочки, а все мысли были только о Нём! Чтобы можно было гулять вместе допоздна, смеяться и молчать, зная что не нужны слова! Чтобы чувствовать рядом родное любящее сердце, стучащее в унисон! Знать о том что вы не одна, что всегда будет тот кто защитит, кто поможет во всех проблемах, кто пойдёт ради вас до конца и не побоится самого дьявола, если потребуется!..

— Саша! — каким-то напряжённым голосом буквально крикнула женщина, прерывая его слова.

Он опомнился и снова смутился, осознав что говорит это смотря ей прямо в бездонные глаза. Сама княгиня была вся красная, её ручка с бокалом шампанского дрожала, а глаза упорно не хотели встречаться с его взором. Было видно что пожелания Александра глубоко затронули даму и вызвали бурную эмоциональную реакцию, которую она не смогла скрыть.

— Виноват, сударыня! — повинился он, быстро придя в себя. — Просто высказал то что было на сердце… Ещё раз извините! В общем, если завершить этот тост — за вас!

Саша протянул вперёд свой бокал и женщина, смотря куда-то в стол, повторила его жест. Посуда встретилась стеклянными боками и по уютной комнате поплыл мелодичный звон. В горле пересохло и Александр на автомате сделал сразу глубокий глоток. Но, к его удивлению, то же самое сделала и Матильда Витольдовна. Видимо, тоже переволновалась. Она поперхнулась, на глазах выступили слёзы и женщина замахала в воздухе рукой. Но едва Саша хотел подойти к ней как дама уже пришла в себя и выставила вперёд ладонь, показывая что помощь не требуется.

Испытывая двойное чувство неловкости и удовольствия он поставил бокал на стол и решил немного внимания уделить еде, благо что той оказалось немало. Тут были блюда в основном русской кухни: щи, пироги, блины, исходящая паром картошка с жареным мясом. Пара салатов, название которых Александр не знал. Из напитков — яблочный сок и компот, не считая бутылки шампанского. В общем, ничего особо изысканного, но зато сытное и знакомое. Похоже, дама специально оформила Ванде такое меню, чтобы ему было приятно. Дождавшийся своего звёздного часа желудок предвкушающе заурчал, отчего княгиня снова не смогла сдержать улыбку, бросив на него лукавый взгляд.

Пожелав приятного аппетита Матильде Витольдовне и получив аналогичный ответ он приступил к роскошному ужину. Для начала опустошил тарелку щей, оказавшихся очень вкусными и даже похожими на те которыми кормила мать в детстве. Само собой, его внутреннему проглоту, давно переварившему пирожки учительницы, этого было мало и Саша энергично приступил к следующему блюду, картошке с мясом курицы. Здесь дело пошло медленнее, но через некоторое время количество ароматной пищи на блюде уменьшилось почти наполовину. Помогло и то что Александр запивал всё это пиршество яблочным соком, до которого был большой охотник. Заодно отметил что некоторые советские попаданцы были правы, натуральные продукты и напитки здесь вкуснее чем в его будущем. Не в разы, как твёрдо убеждают они читателей, но разница чувствовалась. Конечно, ГОСТом тут пока и не пахло, хотя вроде бы его должны были ввести уже в этом году.

Ел он пусть энергично но аккуратно, демонстрируя что умеет вести себя за столом. А между делом отметил что княгиня ест довольно мало, подвинув к себе один из салатов. Понятно, фигуру бережёт, знакомо. Оно и понятно, у женщин это одна из основных проблем в жизни. Стоит дать себе слабину и основательно поесть по-мужски, как потом наступают не слишком приятные последствия; например, весы начинают показывать не то что хочется, или платье вдруг трещит по швам, хотя когда покупала всё было нормально. Нет, всё же хорошо быть мужиком, невзирая на некоторые минусы в жизни!

А вот пила шампанское дама, почему-то, весьма бодро. Она опустошила первый бокал и уже допивала второй, который не забыл ей налить Александр. Но эффект ему нравился. Матильда Витольдовна явно оживилась, некоторая скованность в начале вечера ушла, и она то и дело непонятно чему улыбалась, даже если не глядела на него. Определённо, у неё хорошее настроение и это его радовало, побуждая снова гонять в голове крамольные мысли.

Наконец, когда он расправился с очередной порцией картошки с куриным мясом, а женщина отодвинула очищенную от салата тарелку, княгиня знаком попросила налить ей третий бокал шампанского. Добросовестно выполнив её просьбу и наполнив бокал себе (всего лишь вторую порцию!), Саша естественным движением отодвинул к краю стола пустой сосуд и водрузил на его место точно такой же, но полный. На это Матильда Витольдовна вскинула брови но ничего не сказала, подтвердив поговорку: «Молчание — знак согласия!»

Но только Александр хотел подняться и провозгласить новый тост как его внезапно опередила Любомирская. Она встала со стула, чуть покачнулась, но тут же гордо вскинула голову, словно показывая ему что это лишь секундная слабость.

«О, дорогая моя княгиня, да ты уже, похоже, окосела? — весело подумал он, поднимаясь следом за ней. — Ну да, если пить шампанское таким темпом, да ещё редко, плюс мало пищи съела… неудивительно!»

— Серёжа! Я бы хотела… Ой! — смутилась она, осознав что ошиблась. Но тут же исправилась и продолжила: — Александр! Мне бы хотелось выразить вам свою благодарность за то что вы живёте со мной и… — поняв что опять сказала двусмысленность Матильда Витольдовна невольно покраснела, в волнении поправила волосы, и поспешила исправиться: — То есть, я хотела сказать что очень довольна тем что вы живёте у меня дома и всячески помогаете мне! Признаюсь, сначала я не доверяла вам, думала что… хотя это уже неважно! Но теперь отлично вижу что вы очень приличный и воспитанный человек, настоящий дворянин! Уверена, ваши родители очень гордились бы вами, сиди они сейчас здесь! Пусть я не знакома с Самсоновыми но уверена что это был очень достойный род, наследник которого ещё громко заявит о себе! Саша! — женщина тепло улыбнулась, глубоко вздохнула, посмотрела на него странным взглядом, и закончила тост: — Я хочу поднять бокал за вас! За блестящего представителя той истинной российской аристократии, которая всегда была становым хребтом нашей великой Империи!

Честно говоря, ему было немного неловко выдавать себя за дворянина, но если это та цена которую ему надо заплатить за сближение с княгиней, то он согласен. Слишком уж успел привязаться к ней, чтобы сдавать назад или сказать правду о своём происхождении, сам себя отталкивая от женщины. Саша не святой, не праведник, так что готов принять на себя и не такой грех как ложь. Разоблачить его некому, а сам он вряд ли ей в этом признается. Придётся, конечно, наедине соответствовать роли аристократа, ну и пусть!

И он с готовностью встал, чтобы снова соприкоснуться хрустальными бокалами. Совместное движение рукой и комната опять мелодично зазвенела, медленно затихая эхом. Не отрывая друг от друга глаз они стали медленно пить шипучий напиток. От пронзительного взора княгини сердце застучало быстрее и Саша двумя большими глотками опустошил свой бокал. Матильда Витольдовна одолела только половину, когда оторвала бокал от своих привлекательных губ и, продолжая смотреть на него нечитаемым взглядом, машинально облизнула верхнюю из них.

Это простое и естественное движение стало спусковым крючком для него.

Словно загипнотизированный её взором, Александр со стуком поставил пустой бокал на стол и быстро двинулся в обход. Глаза Матильды Витольдовны расширились, она так вздрогнула что едва не пролила остаток шампанского. Женщина снова покачнулась, опёрлась о стол рукой и тихо вымолвила, не сводя с него взгляда:

— Саша…

Единственное слово, произнесённое ей, показалось ему каким-то умоляющим, словно она хотела его о чём-то попросить… О чём? Остановиться? Или наоборот? Как бы поступил приличный джентльмен, настоящий дворянин? Александр этого не знал и знать не хотел в данную минуту. Его будто что-то толкало в спину, призывая сделать то что он хочет! И Саша сделал…

Тремя широкими шагами обойдя стол Александр вплотную приблизился к княгине, по-прежнему стоявшей на месте и умоляюще смотрящей на него. По ней пробежала дрожь, она сглотнула, на секунду закрыла глаза, видимо, пытаясь прийти в себя, но он больше не мог и не хотел сдерживаться! Левая рука уверенно легла на стройную талию аристократки, правая нежно но властно сделала то же самое на её затылке. В нос ему ворвался доселе неведомый запах тонких цветочных духов, женского аромата, и Саша осуществил то о чём мечтал уже столько дней подряд.

Не обращая внимания на её слабый «ох!», Александр притянул к себе женское тело, всмотрелся в прекрасное лицо, в глаза, закрытые трепещущими ресницами, часто вздымающуюся грудь под белым платьем… и с каким-то утробным стоном жадно поцеловал Матильду Витольдовну в губы…