За тебя, Родина!

Глава 57

Городок Армбу-Капель, 9 км южнее Дюнкерка.

27 мая 1940 года. Утро.

Лаура Блюм.

— Так, пациент Ханке, подъём! Мне нужно сделать тебе укол! — строгим голосом произнесла девушка, стоя над кроватью очень молодого эсэсовца. — Чем быстрее ты перестанешь капризничать тем быстрее вернёшься назад к своим товарищам!

Молодой парнишка, выглядевший настоящим подростком, хмуро посмотрел на неё и нехотя повернулся на живот, приспустив пижамные штаны под смешки других раненых в палате. Раньше она будила их совсем по-другому, тихо окликая или чуть трогая за плечо. Но это не всегда помогало и приходилось тратить много времени чтобы все четверо солдат проснулись и позволили ей сделать необходимую процедуру. К счастью, Гюнтер как-то дал ей совет, правда в шутливой форме, сказав что есть такое волшебное слово от которого мгновенно просыпается любой военный. Оно называется — «Подъём!» Потерпев очередную неудачу в своём ласковом пробуждении Лаура слегка разозлилась и громко крикнула это волшебное слово на всю палату.

Результат последовал очень быстро и несказанно удивил её. Как оказалось, Гюнтер был абсолютно прав. Все четверо тут же перестали храпеть и даже сделали попытки вскочить на ноги! Впрочем, они тут же пришли в себя и удивлённо уставились на молодую медсестру, наверняка гадая какая муха её укусила.

Не подав виду что она приятно изумлена новым открытием девушка с невозмутимым выражением лица сделала всем уколы, проверила температуру и вышла из палаты. Только в коридоре она позволила себе прыснуть от смеха, дав себе обещание выразить любимому мужчине благодарность за такой нужный совет. С тех пор процесс пробуждения пациентов заметно ускорился и уже не отнимал столько времени как раньше.

Самый молодой солдат СС, как высокопарно он сам представился, поступил к ним день назад. Контуженный близким разрывом гранаты, надышавшийся дыма и едва не сгоревший заживо мальчишка вызвал у женского персонала полевого госпиталя «Лейбштандарта», разместившегося совсем близко от полыхавшего на горизонте Дюнкерка, море сочувствия и сострадания. Его жалели, усиленно кормили и ухаживали, наверняка представляя вместо Эриха своего младшего брата или сына. Тот, едва придя днём в сознание, начал усиленно оказывать знаки внимания Марте которая, как и сама Лаура, была закреплена за этой палатой. Но, к его огорчению, безуспешно.

Девушку эти неуклюжие попытки ухаживаний за подругой только смешили, а Марта и подавно не рассматривала его на роль своего потенциального любовника, ей нравились более взрослые, красивые и мужественные офицеры СС, такие как Иоахим Пайпер, про которого она могла болтать часами. Эриха это явно не устраивало но он не сдавался, продолжая рассыпать им обеим комплименты и пытаясь не обращать внимания на подначки соседей по палате.

А причиной его хмурого настроения служила не только неудача в обольщении молодой медсестры но и вопиющая, по мнению Ханке, несправедливость по отношению к нему. Дело в том что, очухавшись и малость придя в себя, он ещё вчера вечером заявил что полностью здоров и должен немедленно вернуться в свою разведывательную группу. Понятно, доктор Лейтманн лично объяснил ему что минимум несколько дней тот должен будет провести в постели, пока врачи не решат его дальнейшую судьбу. Но юношеский максимализм, когда подросток твёрдо уверен что прав, не позволили ему успокоиться и принять это. В итоге — мрачное настроение, из-за которого даже уменьшился поток комплиментов, расточаемых им на Лауру и Марту.

Вот и сегодня утром Ханке решил показать характер, вернее покапризничать, и продолжал лежать на спине, делая вид что спит, хотя волшебное слово разбудило его так же как и остальных пациентов. Эрих нехотя открыл глаза, нахмурился, тяжело вздохнул и повернулся на живот, не сказав ни слова про её молодость и красоту, наверняка рассчитывая что та расстроится. Маленький дурачок, ещё не знающий как вести себя с девушками!

Закусив губу чтобы не рассмеяться Лаура нагнулась и профессионально сделала ему укол, протерев ягодицу ваткой со спиртом.

— Вот и всё, Эрих, а ты боялся… — весело сказала девушка, откладывая шприц. — Поболит и перестанет, правда?

— Я не боюсь боли, фройляйн Блюм! — раздражённо буркнул самый молодой солдат СС. — Я эсэсовец, мы даже смерти не боимся! Верно я говорю, друзья? — обратился он к трём другим солдатам СС, которые лежали в палате. Но те лишь улыбались и отворачивались, сотрясаясь от подавляемого смеха. Ханке засопел, увидев такую реакцию на свои слова, и попытался объясниться: — Не обращайте на них внимания, они просто стесняются!

В ответ на это заявление три других кровати затряслись ещё сильнее, и оттуда донеслось сдавленное фырканье. Подросток невольно покраснел и решил сделать вид что не замечает их. Все они были выздоравливающими и через несколько дней должны были выписаться для возвращения в свою часть. Из них лишь один был сослуживцем Гюнтера и Эриха из разведки, а другие двое из пехотных батальонов «Лейбштандарта».

— Между прочим, я один перебил целую кучу англичан! — Ханке захотел реабилитироваться и снова поднять свой авторитет, заметно упавший от такого поведения соседей по палате. — Но последний из них успел кинуть гранату перед смертью и чуть не убил меня… Вот только я им ещё покажу кто такой Эрих Ханке! — воинственно воскликнул он, от чего со стороны другой кровати кто-то закашлялся. — С нашим командиром мы уничтожим всех англичан и станем пировать на обломках Лондона!

— Как скажете, господин бевербер, только прикажите! — сдавленно произнёс пациент с другой кровати и, не выдержав, расхохотался. Вслед за ним раздался громкий смех двух других солдат, а Лаура улыбнулась, снова убеждаясь что этому мальцу место явно не на фронте под пулями.

— Да ну вас, идиоты… — недовольно поморщился Ханке, снова впав в мрачное настроение. — Ничего вы не понимаете!

Девушке стало жаль мальчишку и она решила сменить тему.

— Успокойся, Эрих, лучше расскажи мне про вашего командира, ладно? Это же оберштурмфюрер Шольке? — спросила Лаура, желая узнать последние новости о своём любимом. — Какой он? Как командует? В общем… что-нибудь?

Недовольное лицо бевербера тут же изменилось. Его глаза вспыхнули восторгом а на губах появилась улыбка. Даже трое других солдат разом перестали смеяться над своим молодым товарищем и угомонились, в ожидании глядя на Ханке.

— Фройляйн… я знаю что вы его подруга… да это все наши знают! — слегка смущаясь тихо сказал он, а девушка вспыхнула, вспомнив тот злополучный случай в голландском городке, когда они с Гюнтером потеряли голову и устроили бесплатное эротическое представление, дав множеству людей возможность слушать из распахнутого окна их стоны и крики. Так стыдно ей ещё не было ни разу в жизни. — Но поверьте, у меня и в мыслях не было как-то вас обидеть своим вниманием! А что касается отношения к командиру… Я просто горд тем что служу под его командованием! — выпалил он, сверкая глазами.

— То есть, его подчинённые уважают оберштурмфюрера Шольке? — уточнила Лаура, сразу простив мальчишке его капризы.

— Уважают? Фройляйн, да мы готовы жизнь за него отдать, понимаете? — запальчиво воскликнул Ханке, в волнении попытавшись сесть на кровати. Но девушка сразу уложила его обратно и он продолжил в положении лёжа: — Понимаете, наш прежний командир, тот что был до него… нет, он не был плохим, просто… — Эрих замялся, пытаясь точнее выразить свою мысль: — Просто он держал дистанцию между собой и нами. Всегда строг и требователен, с ним не поговоришь о том что тебя волнует, не спросишь ничего… Он отдавал приказы и его не волновало как и чем мы, его солдаты, живём. Люди его не любили и за глаза называли «Снулый Альф». Всегда на лице холодное и презрительное выражение, будто мы служим не в братстве СС а в Вермахте, где слова нельзя сказать поперёк командиру. А оберштурмфюрер Шольке не такой… совершенно не такой, понимаете?

Взор подростка смотрел мимо девушки куда-то в потолок, словно он вспоминал то что оставило неизгладимый след в его мыслях. А Лаура затаила дыхание, боясь нарушить такой настрой. Ей было очень любопытно понять какой он, её Гюнтер, среди своих солдат, элиты Третьего Рейха и верных охранников фюрера. Что они думают о нём, как относятся?

— Когда он только появился то все ожидали худшего… — говорил Эрих, не глядя на неё. — В первых же день командир устроил разнос моим товарищам за то что те… в общем, немного расслабились… — снова смутился он, но тут же продолжил: — Так-то за дело, но впечатление было не очень. Да я и сам думал что он меня сразу отправит домой, если увидит, поэтому старался не попадаться ему на глаза. Тогда ходили упорные слухи что вот-вот начнётся вторжение и ребята решили что посмотрят как он себя поведёт в бою, покажет из какого теста сделан и не зря ли ему вручили Железный крест за Польшу. Сначала была та переправа на голландской границе… а потом ещё вражеская засада, в которой погиб всего один наш товарищ. Я сам в то время был недалеко от «Здоровяка», и видел всё, а затем командир его броневика Зигель рассказал что придумал оберштурмфюрер чтобы спасти наших друзей. Поверьте, фройляйн, будь на его месте Снулый Альф то он бы точно не стал хитрить и просто приказал бы удирать оттуда. И англичане, увидев что они обнаружены, разнесли бы оба броневика и мотоциклы на части! Это правда!

Один из соседей по палате, тот разведчик что был сослуживцем бевербера, несколько раз молча кивнул, согласный с Эрихом.

— Я помню что сказал командир на первом смотре… Что он всегда будет на нашей стороне, что бы не случилось. Всегда станет защищать нас, если потребуется, даже если ему самому придётся рискнуть своей карьерой или жизнью. Что все наши проблемы мы станем решать самостоятельно и всегда будем действовать сообща против врагов. Понимаете, это ведь и есть то самое братство, которое должно быть в СС! — говорил мальчишка в полной тишине. — А потом был Вадленкур. Нас сначала отравили, все здорово перепугались, думали что умрём…

— Отравили? — встрепенулась девушка, не понимая о чём тот толкует. — Подожди, Эрих, ты что-то путаешь, к нам никто не поступал с отравлениями из его отряда!

Лаура заметила как сослуживец Ханке с другой кровати неодобрительно нахмурился, глядя на мальчишку, а двое остальных снова зафыркали от смеха, закрывая рты ладонями. Определённо, там что-то случилось, и солдаты наверняка были в курсе, но сам Гюнтер даже словом не обмолвился! Так-так-так…

— Ой… — растерялся подросток, его глаза забегали. — Вы правы, фройляйн, я ошибся, не было никакого отравления, просто… наш повар слегка поспешил… сварил какие-то подозрительные грибы и…

— Какие грибы? — строго спросила девушка, сгорая от желания узнать тайну и, одновременно, испытывая запоздалый страх за любимого. — Надеюсь, не поганки? Отвечай сейчас же!

— Э… Нет, не поганки, фройляйн… слушайте, я в то время спал и почти ничего не знаю! — завилял Эрих, отчаянно пытаясь выпутаться из затруднительного положения. — Вы лучше спросите самого оберштурмфюрера, он вам обязательно расскажет!

— Я так и сделаю, можешь быть уверен! — твёрдо пообещала Лаура. — И если ты мне соврал… или что-то утаил… то я тебе пропишу такие процедуры что ты сильно пожалеешь! А теперь продолжай рассказывать о своём командире! — велела она, чувствуя что страх медленно исчезает.

— Виноват, фройляйн… — пробормотал парнишка, явно жалея что проболтался о том что ей нежелательно было узнать. — Так вот, потом был Вадленкур… Это было страшно, очень страшно! Смотреть как на нас ползёт настоящая бронированная лавина и понимать что следующий рассвет будет уже без тебя. В тот день не только я но и большинство ребят попрощались с жизнью, понимая что не в наших силах выстоять против целой танковой дивизии без пушек, без танков, всего с двумя сотнями человек и горсткой броневиков. Понимаете, я как-то слышал что у каждого человека есть предел прочности, когда ты можешь просто сломаться, смириться с поражением и умереть… Но вы бы видели нашего командира в тот день, фройляйн! Это был настоящий офицер, бесстрашный и несгибаемый! Знаете, что он сделал? Пока мы копали траншеи и капониры на окраинах этого городка он куда-то уехал и скоро в Вадленкур прибыла целая батарея противотанковых орудий, представляете! У них были такие длинные стволы, куда мощнее чем эти дурацкие «колотушки». А потом вообще приехала самоходная зенитка! У неё такая пушка… — Эрих лихорадочно огляделся, пытаясь выразить свою мысль, и выпалил: — Ствол длиной почти на всю нашу палату! Чёрт, в тот момент я пожалел что не зенитчик, мне так захотелось быть там наводчиком! Ума не приложу где командир нашёл эти орудия но скажу одно, фройляйн… Если бы не они то мы бы все там погибли, это без сомнений!

И снова его сослуживец утвердительно кивнул, молчаливо подтверждая слова бевербера. А сердце девушки радостно забилось от гордости за её Гюнтера. До этого времени она не знала таких подробностей битвы за этот город, в тот момент госпиталь Лауры был ещё в Бельгии, где «Лейбштандарт» сдерживал натиск каких-то африканских дикарей, состоящих на службе у французов. Она вспомнила тот ужасный момент в безвестном городишке, когда вместе с доктором Лейтманном стала свидетелем расстрела пленных арабов неизвестным подразделением СС, и смелым поступком одного из белых французских офицеров, решившего умереть вместе со своими туземцами-солдатами. Конечно, это было глупо, но как же красиво и благородно!

— Он, как ни в чём не бывало, раздавал распоряжения, разговаривал с нами… и, главное, так спокойно и уверенно! Без страха, без паники, словно на нас наступала не сотня танков а сотня пехотинцев! — захлёбывался восторгом мальчишка, размахивая руками от возбуждения. — Именно тогда я понял что хочу стать точно таким же офицером СС, всегда быть хладнокровным и принимать правильные решения! Командир буквально излучал уверенность, он просто заражал нас ею! Мы смотрели на него и поражались… Как⁈ Как ему это удаётся⁈ Почему мы боимся а он нет? А потом Бруно сказал… Бруно, это заместитель командира, тоже хороший человек, но… В общем, неважно! Бруно, перед тем как уйти командовать обороной западной части Вадленкура, сказал — «Наш оберштурмфюрер настоящий офицер и командир, не то что я, распустивший вас. Поэтому берегите его, парни! Вся наша оборона держится на его стальных яйцах, если он погибнет то мы не удержимся…» И мы между собой, втайне от командира, решили его защищать даже ценой своих жизней, потому что… потому что иначе всем конец.

Лаура пыталась сдержаться но предательская улыбка упрямо раздвинула губы девушки, заставляя её кусать их чтобы не выдать своего волнения.

— Всё получилось, мы выстояли… Конечно, не без потерь, многие погибли или были ранены, но командуй нами в тот момент любой другой офицер то мы бы точно не продержались до подмоги, когда подошли наши танки. Я в этом твёрдо уверен, фройляйн! — не унимался Ханке, не обращая внимания какую реакцию производит на девушку его рассказ. — Он сделал чудо и подарил нам жизнь! А лишний день жизни на войне… это куда дороже золота! Вот тогда, после Вадленкура, мы все его полностью зауважали и приняли как командира, даже те кто прежде сомневался и втихомолку ворчал. А ведь был ещё случай когда мы на пути к Вадленкуру влетели в засаду и французы подожгли на улице один из наших броневиков! Вы знаете как там всё было, фройляйн? — снова загорелся Эрих, напрочь забыв о сдержанности.

Лаура покачала головой, насторожившись. Что там опять её любимый натворил? И ведь молчит о своих подвигах, зараза такая! Ну ничего, как только будет время она на него обязательно насядет и заставит поделиться подробностями своего боевого пути! Разве это нормально когда его подчинённые знают о Гюнтере больше чем она, самая любимая девушка?

— Дело было ночью, все полусонные, темно, внимание ослаблено… Въехали в какой-то городишко и вдруг наш «Ландскнехт» вспыхнул! Суматошная стрельба, никто ничего не понимает где враг, сколько его… Оказалось, всего два проклятых «Панара» чинились прямо на улице! Внутри одного был экипаж и они успели перед своей смертью поджечь нашу машину. Их, конечно, быстро перебили но самое ужасное в том что на месте погиб только один наш разведчик, а другой горел заживо… У него пылало всё, даже лицо, понимаете? Я в жизни не видел такой картины! — сглотнул мальчишка и его радость потускнела. — Парень вывалился наружу, лежал на земле, горел и кричал… и выл и орал и визжал… звал на помощь… Чёрт, я вряд ли забуду этот запах горелого мяса в ту ночь…

Лаура страдальчески вздохнула. В отличии от юного бевербера ей приходилось видеть ужасные ожоги тех кому удалось покинуть горящий танк или броневик. Многие умирали прямо на операционном столе от болевого шока или от осложнений. Те же кто выживал… Выглядели настолько страшно что ей приходилось призывать на помощь всю свою выдержку чтобы не показать эмоции.

Доктор Лейтманн как-то обронил что всем тем «героям», хвастающимся своей выдержкой и утверждающим что самая страшная война именно на передовой, не помешало бы поработать санитарами в полевом госпитале, когда туда одновременно привозят несколько грузовиков раненых и ты должен делать «выбор жизни», когда решаешь кому ещё можно помочь, а на кого уже не стоит тратить драгоценное время, отрывая его от первых…

— Никто не знал что делать, к нему боялись подойти потому что он так кричал что кровь стыла в жилах… А парень просил о помощи! Но мы не могли её оказать, у нас с собой были только индивидуальные пакеты, поймите, фройляйн! Господи, да на нём места живого не было! — у Эриха дрогнули губы и на мгновение Лауре показалось что тот всхлипнет. Но подросток справился с собой и взял эмоции под контроль, как настоящий мужчина. — И тогда командир подошёл к нему, вытащил пистолет и добил его… Вернее, подарил ему облегчение от боли, милосердие! Никто не осмелился бы это сделать, даже зная что каждая секунда для парня была адской мукой. А он смог! Потому что командир, и понимает что чувствовал тот бедняга! И ещё оберштурмфюрер сказал… Что если с ним случится такое же… То и поступить с командиром любой солдат должен так же! Не пытаться спасти а просто добить! Подарить ему милосердие!

Лаура застыла от шока. Такого она услышать не ожидала. Сердце сострадало Гюнтеру, прекрасно понимая на что ему пришлось пойти и какой трудный сделать выбор. А разум медика осуждал его, говоря что никто не имеет права отнимать жизнь у раненого, даже в таком случае. Ни товарищ, ни командир и ни, тем более, сам медработник! Спасать нужно всех! Хотя минуту назад она сама вспомнила слова доктора Лейтманна о «выборе жизни»… В голове возникло противоречие и девушка закрыла глаза, не желая сейчас разбираться в своих мыслях по этому поводу.

— Позвольте я скажу, фройляйн! — неожиданно подал голос тот самый сослуживец-разведчик Ханке, который недавно смеялся над ним. — Согласен с мальчишкой, оберштурмфюрер Шольке отличный командир и я бы другого не хотел! С ним… Надёжно, вот! Смотришь на него и понимаешь, что какая бы ситуация не сложилась в бою, он всегда найдёт выход! Даст нужный, спасительный приказ и ты просто должен его выполнить! Ты веришь в него и веришь ему, фройляйн! Знаешь, что он не предаст своего солдата, не бросит на смерть просто так, защитит его и даст надежду! Мы теперь как одна большая семья, а он самый старший в ней! Большинство парней готовы за него в огонь и в воду, выполнят любой его приказ, даже если сами наверняка погибнут. Они знают что командир не ошибается, видят что он не сидит где-то сзади, прячась за их спинами, а сам ведёт нас в бой! Это придаёт нам такую уверенность в бою что становится плевать сколько впереди врагов, мы всё равно их всех уничтожим и пойдём дальше! Он как наш общий ангел-хранитель, фройляйн… — чуть улыбнувшись, сказал раненый. — Эрих правильно сказал, оберштурмфюрер ВСЕГДА на нашей стороне, против кого угодно, и все ребята это чувствуют! А ещё у него есть тайный блокнот, вы знаете?

— Блокнот? — удивилась девушка, до крайности заинтригованная. Сейчас она уже узнала столько новой информации о своём Гюнтере что голова шла кругом.

— Да, блокнот… — грустно усмехнулся тот. — Сразу после Вадленкурской бойни командир рухнул спать, он так устал что отрубился прямо на ступенях церкви… Так вот, у него из кармана выпал этот блокнот и наш Бруно не сдержал любопытства. Ну, и заглянул в него… Знаете, что там было?

— Что? — спросила Лаура, опять почувствовав неистребимое желание узнать что-то новое о своём мужчине.

— Список, фройляйн… Список наших товарищей! — покачал головой раненый, словно сам не веря в это. — На тот момент там было ровно пятнадцать фамилий.

— И… что тут такого? — недоумевала девушка.

— Дело в том что это были фамилии тех кто погиб в нашем отряде начиная с десятого мая. Понимаете, он записывает туда всех своих погибших подчинённых, чтобы не забыть. Имена, фамилии, откуда родом… — тяжело вздохнул сосед Эриха. — Они для него были не просто какие-то солдаты, а часть семьи! И он хочет их помнить! А на обложке блокнота с внутренней стороны есть надпись — Приехать к родным! Представляете, наш командир хочет потом приехать ко всем родным своих погибших солдат и… и не знаю что ещё он хочет! Вот скажите мне, какой ещё командир готов на такое⁈ И ведь похоронки на ребят он тоже лично заполняет, и письма родным пишет, не доверяя это дело бездушной канцелярии! Когда Бруно рассказал нашим об этом блокноте то никто даже не нашёлся что сказать! Такое было настолько… непривычно, что просто не было слов! Но на парней произвело громадное впечатление, это уж точно! Когда солдат чувствует что командиру на него не наплевать то он горы свернёт, можете мне поверить! — закончил раненый и замолчал, отвернувшись к стене.

Тишина была такая что, казалось, можно услышать жужжание мухи, окажись она тут. Но все как воды в рот набрали, погрузившись в свои мысли. Встряхнувшись, Лаура глубоко вздохнула и порывисто встала, чувствуя что ей нужно время чтобы переварить то что услышала.

— Так, господа раненые, а теперь лежите дальше и спите! — сказала девушка, уже стоя у двери. — Сон полезен для выздоровления, поэтому очень прошу не выходить из палаты! Ханке, благодарю за подробный рассказ о вашем командире, мне было приятно узнать что вы о нём думаете!

И не слушая ответных возгласов обитателей палаты вышла из неё. Пользуясь тем что в работе госпиталя образовалось краткое затишье Лаура наскоро позавтракала вместе с Мартой и решила чуть посидеть в их комнатке, зная что совсем скоро им привезут новых раненых. «Лейбштандарт» снова в бою, и медики полка готовились к привычной кровавой работе.

Перебирая содержимое своей сумки девушка недоумённо нахмурилась когда нашла в кармашке клочок бумаги с номером телефона. А это ещё чей? Потребовалось несколько секунд чтобы вспомнить… Конечно, как она могла забыть? Это же телефон тех самых сослуживцев Гюнтера, которые так настойчиво расспрашивали Лауру о нём ещё в Берлине!

В том маленьком голландском городке, где медсестра так глупо опозорилась, она рассказала Гюнтеру о них и хотела отдать номер но забыла вытащить его из сумки. Но теперь, раз уж у неё образовалось немного свободного времени, надо позвонить им и сообщить что оберштурмфюрер Шольке здесь, на фронте! Да, так Лаура и сделает!

Засунув обрывок бумаги в карман медицинского халата девушка выскочила из комнаты и быстро побежала на телефонный узел госпиталя, по которому доктор Лейтманн разрешал разговаривать сотрудникам только в крайнем случае. К счастью, начальника в помещении не было и она, чуть поколебавшись, решила воспользоваться им без спроса. Воровато выглянув в коридор большого здания, где временно разместились службы госпиталя, и никого не увидев, Лаура быстро набрала нужный номер и через минуту телефонисты соединили её с Берлином.

Шли гудки но никто не отвечал. Неужели их обоих нет дома? Да что ж такое, почему ей так не везёт? И в тот момент когда девушка уже хотела опустить трубку на рычаг что-то щёлкнуло и спокойный мужской голос ответил:

— Алло? Кто говорит?

Лауре показалось что в тот день у обоих раненых был другой голос но, возможно, она ошиблась? Ведь прошёл почти месяц. Но надо же что-то говорить!

— Доброе утро! Я бы хотела услышать унтерштурмфюрера СС Фрайтага или штурмшарфюрера СС Байера! — начала медсестра, в волнении сжимая трубку. — Извините, вы можете их позвать?

На той стороне замолчали и ответили через несколько секунд.

— Они оба сейчас отсутствуют… Вы кто, фройляйн? Что им передать? — спросил неизвестный мужчина.

— Ой, я не представилась? — спохватилась девушка, невольно покраснев. — Меня зовут Лаура Блюм, я медсестра в полевом госпитале… Дело в том что эти господа спрашивали меня о своём друге, оберштурмфюрере СС Шольке, когда я ещё была в Берлине. Но тогда я не знала где он и не смогла им помочь. А сейчас мы встретились, я вспомнила о них и хочу чтобы они узнали о своём спасителе… Вы можете им передать мои слова?

— Где вы находитесь, фройляйн? Откуда звоните? — голос незнакомца стал требовательным и даже властным, от чего девушка немного оторопела.

— Я… я же сказала что медсестра и… — растерянно ответила она, но тут в проёме двери появилась запыхавшаяся Марта.

Подруга тяжело дышала и, не обращая внимания на то что Лаура разговаривала по телефону, подбежала к ней и схватила за руку:

— Вот ты где, оказывается? Я тебя везде обыскалась! Побежали быстрее, там много раненых привезли, доктор Лейтманн приказал всем медсёстрам быть наготове! Скорее же, что ты застыла⁈ — нетерпеливо воскликнула коллега.

— Да-да, сейчас, уже бегу! — торопливо ответила ей девушка, и уже в телефонную трубку быстро протараторила: — Извините, мне уже срочно надо бежать к раненым! До свидания!

Не слушая что ей начал отвечать мужчина она бросила трубку на рычаг и бросилась за Мартой, уже умчавшейся по коридору…

Берлин.

То же время.

Двое мужчин, второй день не выходивших из комнаты отеля, в котором раньше жили неизвестные террористы, переглянулись и один из них осторожно положил трубку. Неизвестная девушка разъединилась, не обращая внимания на попытку отвечавшего задержать её. Вспугнули? Или она сама что-то заподозрила? Неважно, думать будут другие а задача старшего смены зафиксировать в рапорте звонок и ту информацию которую они смогли получить.

— Гуго, отметь время звонка! — приказал агент гестапо своему напарнику, посмотрев на часы. — Пиши — звонила, судя по голосу, молодая девушка, предположительно, медсестра в полевом госпитале. Зовут Лаура Блюм. Спрашивала офицеров СС унтерштурмфюрера Фрайтага и штурмшарфюрера Байера. Также упоминала оберштурмфюрера Шольке, возможно, это их сообщник. По её словам они встречались в Берлине. Что ещё? Да, ещё напиши что я прошу сделать запрос в отдел кадров СС, узнать есть ли вообще такие офицеры. Отдельно навести справки про эту Блюм и номер её полевого госпиталя, выяснить их связь и круг знакомств. Вот теперь всё, остальное уже не наша забота… Выполняй!

Второй агент быстро но профессионально заполнил рапорт и, коротко кивнув, торопливо вышел из номера. Его шаги затихли возле лифта, а старший смены снова уселся в кресло возле телефона, надеясь что сюда позвонит кто-нибудь ещё. Ведь дежурство на засвеченной гестапо квартире такое скучное и тоскливое…

Берлин, клиника Шарите.

27 мая 1940 года. Утро.

Альберт Шпеер.

— Вы с ума сошли, господин Шпеер⁈ Нет, и ещё раз нет! Забудьте об этом! — повысил голос доктор Венцель, растеряв своё медицинское хладнокровие. — Выбросьте эту дурацкую мысль из головы и строго выполняйте мои распоряжения, если хотите поскорее встать на ноги!

Альберт со злостью посмотрел на него и с трудом подавил гнев. Чёртов доктор упорно не хотел его понимать и упрямился как самый последний бюргер, стоя на своём. Спокойно, нельзя нервничать! Ладно, попытка надавить авторитетом и должностью рейхсминистра не удалась, Венцель не испугался. Надо попробовать другой способ…

— Послушайте, доктор, это не моя блажь, понимаете? — проникновенно сказал Шпеер, лёжа на опостылевшей больничной кровати. — Я хочу работать. Я ДОЛЖЕН работать! От меня зависит военная промышленность всего Рейха, производство всего что нужно нашим солдатам, от фляги до танка! Я не имею права просто лежать здесь и смотреть в потолок, на котором, к тому же, нет ничего заслуживающего внимания!

— Как? Как вы собираетесь работать, скажите мне, господин Шпеер⁈ — с сарказмом спросил его Венцель, сурово сдвинув брови и став похожим на рождественского Санкта-Николауса, только без роскошной бороды. — Вы даже встать не можете, а реабилитация продлится несколько недель, а то и месяц! И поэтому я ответственно заявляю как врач — вы не просто имеете право но и ДОЛЖНЫ лежать на своей кровати столько сколько я вам сказал! Даже не надейтесь что я вдруг совершу такую глупость как выпишу вас! Это абсолютно исключено! Потому что именно я не имею права это сделать, тем более учитывая какой высокий пост вы занимаете! И давайте сменим тему, иначе я просто вколю вам снотворное и вы будете спать, независимо от желания!

Опять неудача… От мысли что ему придётся торчать здесь чуть ли не месяц Альберт едва не вздрогнул. Это же кошмар! Он покачал головой и грустно усмехнулся, вспомнив как иногда буквально сутками был на работе, разбираясь в хитросплетениях контрактов, чертежей, планов, схем. Тогда у него болела шея, голова, хотелось просто лечь на диван в своём большом кабинете и хоть немного отдохнуть. Ну вот, пожалуйста, сбылась мечта идиота… Теперь у рейхсминистра Шпеера есть огромное количество свободного времени для отдыха, физического и умственного, вот только, как выяснилось уже вчера, его это не радовало.

Альберта тянуло к работе, причём всё сильнее и сильнее. Не только по той причине что она была сверхважной для всей Германии и десятков миллионов немцев. Но и потому что его захватила эта невыразимая трясина, под названием Рейхсминистерство вооружений и боеприпасов. Мозг каждый день с радостью решал десятки и сотни самых разнообразных задач, влияющих на боеспособность Вермахта, Кригсмарине, Люфтваффе и СС. Какой заказ и в каком количестве отправить на конкретный завод, отпустить ресурсы на выполнение, выделить рабочую силу, рассмотреть новые секретные проекты боевой техники, определить перспективная она или нет и во сколько обойдётся для бюджета… Весь этот громадный объём работы, несмотря на то что она отнимала у него большую часть суток, медленно но верно раскрывала перед ним свои тайны, словно таинственная тёмная пещера, в которой мало-помалу разгорался свет.

Его, как охваченного жаждой сенсационного открытия учёного, влекло всё дальше и дальше. Казалось бы, как архитектору могут нравится смертоносные изделия и всё что их производит? И всё же именно это произошло. Скажи кто ему про такое раньше то Альберт просто рассмеялся бы. Но это случилось, вопреки всем его ожиданиям.

Шпеер вдруг вспомнил как за день до нападения, сразу после возвращения из инспекционной поездки в протекторат Богемия и Моравия, он посетил один из заводов под Берлином на котором собирали «Pz. III» и «Pz. IV». Сопровождаемый директором завода и фирмы-изготовителя Альберт минут десять ходил возле новенькой «четвёрки», недавно собранной рабочими.

Могучий, угловатый корпус танка «Pz. IV Ausf. D» внушал угрозу, узкие гусеницы ярко блестели в свете мощных фонарей, башня над головой смотрела вперёд, украшенная коротким но мощным 7,5-cm орудием. Шпеер улыбался, гордясь теми людьми которые создали это чудо военной мысли. Не удержавшись от искушения он залез в боевое отделение, чуть не ударившись головой о выступ брони и испачкав брюки от своего костюма. В конце концов, надо же ему узнать в каких условиях воюют бравые ребята из Панцерваффе?

Внутри пахло металлом и свежей краской, торчали рычаги управления, сидения членов экипажа манили попробовать их мягкость. В открытый люк заглядывал представитель фирмы и ждал вопросов, но их пока не было. Ну что ж, вполне даже неплохо…

Но уже снаружи, снова застыв перед танком, Альберт вспомнил ту «четвёрку» которую видел нарисованной в секретной папке. Там она называлась «Pz. IV Ausf. G». Гусеницы были чуть пошире, незначительные внешние изменения корпуса, усиленная броня, но главное, орудие! Оно намного длиннее и, соответственно, мощнее! А его взгляд сразу заметил что танковая пушка очень походит на ствол новейшего противотанкового орудия «PaK. 40», которое сейчас ускоренно доводили до ума. Нет, против Франции повоевать пушка уже не успеет, но вот в следующей кампании, против кого бы она не была, у неё есть шанс показать себя.

Да, этот танк хорош но, как бы не хотелось ему увеличить производство, в самом скором времени придётся коренным образом переконструировать все «четвёрки», уже выпущенные и воюющие в частях. Усиливать корпус и устанавливать новое орудие, это самое главное. Приборы наблюдения, рации, двигатели… это само собой. Конечно, темп выпуска рухнет почти на всех заводах выпускающих фирм, появятся задержки и срывы графиков, за что ему наверняка влетит от фюрера когда тому пожалуются генералы-танкисты Гудериан, Гот, Клейст и другие. Но Альберт был уверен в правильности своего решения и готов отстаивать свою точку зрения.

Неделю назад союзники ударили под Аррасом и едва не перерезали коммуникации крупной группировки Вермахта, всё висело на волоске. Если бы не сообразительность Роммеля с его «восемь-восемь» то не факт что сейчас бы шли бои в черте Дюнкерка. Доклады нескольких офицеров Панцерваффе, участвовавших в том бою и имевших с ним беседу утром в день нападения, подтвердили его опасения: нынешнее орудие «четвёрки» слишком слабое! «Матильду» оно не брало, снаряд отскакивал от её брони словно горох, благо и та имела малокалиберное орудие. А ведь в одном из последних отчётов Абвера, с которым он ознакомился по долгу службы, говорилось что русские создают или уже создали новые средние и тяжёлые танки с противоснарядной бронёй! Если армейские разведчики ничего не напутали то… дело плохо! Пусть танк и не был предназначен для дуэлей с вражескими антиподами но, как выяснилось, такая концепция была ошибкой. Боевая машина должна быть универсальной на поле боя и иметь возможность эффективно действовать в любой ситуации. Поэтому сразу после захвата Франции придётся переделывать все «четвёрки» под этот вариант «G». А на «тройки» ставить 5-сm пушки или создавать самоходные штурмовые орудия на базе их ходовой части, чтобы было чем пробивать толстую шкуру «англичанок» и русских мастодонтов…

Все эти воспоминания промелькнули в голове Альберта и он с досадой ответил Венцелю:

— Тогда мне не остаётся ничего другого кроме как обратиться к рейхсфюреру или даже Гитлеру, доктор! Вы просто не оставляете мне другого выбора!

— Вот как? Можете не трудиться, господин Шпеер, я тоже знаком с рейхсфюрером, и у меня есть влиятельные друзья в СС! — победно парировал несносный врач, от чего Альберт почувствовал к нему ещё большую злость. — Полно, господин Шпеер, неужели у вас такие некомпетентные помощники что не смогут следующий месяц обойтись без личного присутствия начальника на работе? Вот у нас в клинике, в случае необходимости, есть возможности заменить любого врача без ущерба для раненых и больных!

Шпеер только головой покачал на это заявление. Руководить клиникой, пусть даже одной из самых лучших в Рейхе, совсем не то же самое что огромным министерством, в котором работают десятки тысяч людей, не считая смежных производств.

Внезапно в его голову пришла мысль от которой Альберт замер, мысленно посчитывая варианты.

— Слушайте, доктор Венцель, а что если мы с вами заключим взаимовыгодную сделку? — улыбнулся он, наблюдая за врачом, который был явно в хорошем настроении победив в словесном споре.

Тот напрягся и его улыбка пропала.

— Если вы вдруг решили подкупить меня то даже не старайтесь! Я не возьму взятки, сколько бы вы мне не предлагали! Здоровье пациента для меня превыше всего! — пафосно ответил Венцель, но его голос был твёрд.

— Вы что, доктор, я и не собирался! Как вообще могли такое подумать? — теперь уже Шпеер возмутился, сообразив в каком направлении истолковал его слова врач. — Именно сделку а не взятку! Поэтому предлагаю следующее — начиная с завтрашнего утра я буду вашим самым послушным пациентом. Беспрекословное выполнение всех рекомендаций и процедур, ни единой жалобы на постельный режим и своё пребывание здесь! В общем, вы говорите а я исполняю! Что скажете?

Венцель недоверчиво посмотрел на Альберта, его глаза сузились и он подошёл к нему вплотную.

— Звучит настолько соблазнительно что мне даже страшно узнать какой ценой вы это сделаете, господин Шпеер… Давайте уже, не томите, говорите на какое ужасное преступление мне придётся пойти ради появления идеального пациента в Шарите? — проворчал он, опять став похожим на Санкта-Николауса.

— Никакого преступления, доктор! — хохотнул Шпеер, тут же ощутив боль в простреленной груди. — Всего лишь небольшая уступка своему пациенту. Просто предлагаю… скажем так, некоторый компромисс. Мне нужно работать, но вернуться в министерство я не могу, теперь и сам понимаю это. Поэтому… буду работать тут! — Альберт окончательно выложил все карты на стол.

— Погодите, в каком смысле? — озадаченно спросил Венцель, потерев ладонью свой лоб. — Где это здесь?

— Прямо тут в палате… — спокойно произнёс Шпеер, внутренне весь напрягшись. — Лёжа в кровати и не вставая. Ко мне будут приезжать мои заместители и… другие нужные люди, вводить в курс дела. Поставим в палате телефон и мы будем решать неотложные вопросы министерства без отрыва от моего постельного режима, в строгом соответствии с вашими рекомендациями и распоряжениями. Таким образом, все будут довольны и никто не обижен на другого. Я стану держать руку на пульсе своей работы, контролировать процессы… А вы будете полностью контролировать меня! По-моему, это отличный способ выйти из положения. Ну же, соглашайтесь, доктор! Что касается господина Гиммлера и фюрера… Я вам даю слово что при любом упоминании клиники Шарите я всегда буду рекомендовать вас в самом лучшем свете и восхищаться профессионализмом её сотрудников! Тем более, это правда, и мне не придётся сочинять ни единого слова лжи!

В его понимании это были очень щедрые условия и Альберт с замиранием сердца ждал вердикта Венцеля, так как больше никаких идей у него не было. Если же тот опять упрётся то останется только терпеть, изнывая от скуки в этом невольном больничном заточении. Конечно, к нему регулярно приходит жена, они общаются и довольно тепло… Но это всё не то. Ему нужна работа! И как можно быстрее!

Между тем доктор Венцель глубоко задумался. Он сунул ладони в карманы своего халата и стал ходить по палате, плотно сжав бледные губы. Альберт неотрывно следил за ним глазами, понимая что сейчас решается его судьба на ближайший месяц. Боже Всемогущий, пожалуйста, помоги!

— Хм… Допустим, господин Шпеер, только допустим! — Венцель закончил вояж по палате и теперь смотрел прямо на него. — Допустим, что я соглашусь… В таком случае вы обязуетесь беспрекословно выполнять то что я скажу? Если говорю что надо спать то вы сразу прерываете свою работу и спите? Если объявляю не приёмный день и запрещаю приход посетителей, кем бы они не были, то вы нисколько не возражаете?

Это было не совсем то на что Альберт надеялся, но если сейчас снова ставить условия то Венцель, скорее всего, просто откажется. Он-то ничего не теряет, а вот у Шпеера перспектива куда хуже. Снова изнывать от безделья несколько недель? Нет, ни за что!

— Да, доктор, так и есть! — подтвердил он после секундного колебания. — Я ваш тот самый идеальный пациент, в случае согласия. Так что, доктор? Взаимовыгодная сделка заключена?

Но тот пожевал губами и, казалось, заколебался.

— Знаете что, господин Шпеер… Сейчас только утро! — ответил Венцель, погладив свой подбородок. — Свой ответ я скажу вечером, а пока буду думать над вашим предложением. Но чтобы у меня осталось хорошее впечатление… Можете уже с этого момента быть тем самым идеальным пациентом, гордостью нашей клиники! Готовы?

Альберт горестно вздохнул и медленно кивнул. Что ему ещё оставалось?