За тебя, Родина!

Глава 23

Южнее Вадленкура, Франция.

17 мая 1940 года. Раннее утро.

Дивизионный генерал Антуан Гишар.

Подавленная решимость! Вот как охарактеризовал бы своё состояние дивизионный генерал вооружённых сил Франции Антуан Гишар если бы взял на себя труд задуматься над этим вопросом. Но все мысли сорокадвухлетнего военного сейчас были очень далеки от самоанализа…

…Антуан с детства воспитывался на героической истории Франции и пусть вымученная, но победа в Великой войне, в которой молодой парень участвовал лично, пусть и недолго, ещё больше укрепила его намерение стать офицером. На фронт, из-за проблем со здоровьем, он попал в конце семнадцатого года но сполна успел хлебнуть окопной правды. Сумел выжить и даже смог отличиться, одним из первых ворвавшись на немецкие позиции в одной из атак. После победы, в те трудные для всей страны годы Антуан, благодаря тому что его семья была довольно неплохо обеспечена, не испытал ужасов экономической лихорадки, трясущей победившую Францию. Он уверенно закончил военное обучение в Сен-Сире и начал свою карьеру офицера попав, как и хотел с самого начала, в танковые войска. Национальные герои Франции, Фош и Петэн, были для него примерами, теми кем бы он хотел стать когда дослужится до их высот.

Несмотря на множество экономических трудностей 20-х и 30-х годов Антуан остался в армии и медленно поднимался вверх по карьерной лестнице. Антуан видел потенциал нового вида оружия — танков, и активно старался освоить их, несмотря на множество скептических мнений других офицеров а также технические несовершенства самих машин. И к началу новой мировой войны уже командовал танковой дивизией, имея в своём распоряжении лично подобранных и сработанных офицеров штаба…

К сожалению, как и большинство французских военных, он допустил огромную ошибку, последствия которой сейчас обернулись боком для всей страны, истекающей кровью под натиском безжалостных «бошей»… Антуан недооценил немцев и переоценил свою армию. Победа в прошлой войне и упоение от унижения извечных врагов, вынужденных подписать капитуляцию в знаменитом вагоне, как сладкий дурман проникли в его сознание и заставили относиться к соседям с востока пренебрежительно и свысока, напрочь забыв какими умелыми и упорными могут быть германские солдаты. Конечно, основания для этого были, что уж тут скрывать. К началу нападения немцев у Франции было больше трёх тысяч танков множества моделей, от устаревших лёгких пулемётных до пушечных, одетых в прочную, непробиваемую для «бошей» броню. Да и вообще французская армия считалась одной из сильнейших на континенте, её славные боевые традиции прошлого позволяли с уверенностью смотреть в будущее а солдаты, по крайней мере в его дивизии, готовы ко всему. Но после месяцев «тихой войны», когда бойцы противоборствующих армий, сидя в относительно удобных бункерах линий «Мажино» и «Зигфрида», думали что такое будет длиться годами, «колбасники» неожиданно напали на Бельгию и Голландию и всё начало рушиться…

Потомки тех самых солдат и офицеров, с которыми сам Антуан сражался на прошлой войне, теперь снова пришли на французскую землю. И они были сильнее своих отцов. Сильнее и быстрее… Возрождённые, вопреки договорам, армия и воздушный флот Германии не стали повторять ошибок прошлого и медленно двигаться на запад. Они рванулись вперёд не обращая внимания на фланги, повергнув в шок французский генералитет, а их авиация висела над полем боя несмотря на отчаянные атаки союзных пилотов, пытавшихся прикрыть свои войска от избиения с воздуха. Проклятый австрийский ефрейтор, неведомо как умудрившийся пролезть на самый верх в Германии и горевший желанием отомстить за 1918 год, теперь стал не просто головной болью самого Гишара и его коллег но и превратился в смертельную угрозу.

Они не успевали… Просто не успевали реагировать на действия врага, удручённо думал дивизионный генерал, читая сводки о неудачных попытках остановить немцев и организовать оборону жизненно важных городов и позиций. Германские танкисты, словно ужаленные в задницу, пёрли вперёд, понукаемые Берлином, и французская армия почти ничего не могла сделать чтобы защитить свою родную землю и граждан, спасающихся бегством от захватчиков. Танковый контрудар в Бельгии под Анню, обернувшийся генералам Приу и Бугрэну тяжёлыми потерями в бронетехнике, смог лишь ненадолго остановить Гёпнера. Да, немцы тоже понесли большой урон в танках, особенно в лёгких, от хорошо себя зарекомендовавших «S35 Somua», но общее положение дел от этого почти не изменилось.

Дивизия Гишара, находящаяся в тыловом районе линии «Мажино», пока не участвовала непосредственно в боях, попросту не успев присоединиться к тем войскам которые уже сражались с врагом севернее. После абсолютно невероятного прорыва «бошей» через Арденнские теснины основательно потрёпанная 2-я армия генерала Шарля Юнцера отступила на юг, пытаясь прикрыть оборонительную линию с севера и произвести перегруппировку. Танковая дивизия Антуана тоже вошла в её состав. А судя по невразумительным сообщениям из Парижа и слухам от беженцев, запрудивших все дороги, армия начала разваливаться. Боевой дух солдат и даже офицеров, из-за такого катастрофического начала вторжения, быстро падал. У Гишара пока всё было нормально но его начальник штаба, полковник Пьер Ландрю, говорил что в некоторых пехотных частях началось дезертирство. Особенно это чувствовалось в дивизиях резервистов, составлявших изрядную часть подразделений находящихся под командованием Юнцера. Поддержка с воздуха почти исчезла, снабжение горючим и боеприпасами ухудшилось а связь, которая во многом держалась только на курьерах, была отвратительно медленной. Надо было что-то решать и притом срочно…

Танковая дивизия, располагавшаяся западнее Эпиналя, начала медленный марш на север, через Нанси, то и дело подвергаясь налётам немецких штурмовиков. Французских истребителей, несмотря на все просьбы о прикрытии, не было в воздухе и пришлось обходиться скудными зенитными установками, бывшими в распоряжении Антуана. В результате, когда измученные маршем танкисты Гишара, наконец, доползли до места назначения в лесах южнее Седана на западном берегу Мааса или, как многие называют, Мёз то дивизия сократилась почти на четыре десятка машин. Часть сгорела от прямых попаданий воющих сиренами германских «Штукас» а другие безнадёжно заглохли на дорогах или «разулись», не в силах преодолеть длинный путь. Конечно, некоторые из них за сутки самостоятельно починились и приползли в течении прошлого дня и ночи но всё равно такие вот потери были болезненными для Антуана. Не успев вступить в бой и потерять десятки танков… это обидно!

И сейчас, ранним утром 17 мая, в распоряжении дивизионного генерала Гишара было 128 лёгких, средних и тяжёлых танков, готовых выполнить приказ и сделать то для чего их так долго готовили… Надрать «колбасникам» их наглую и жирную задницу!

Приданный ему в качестве поддержки пехотный полк одной из кадровых дивизий, под командованием решительного полковника Анри де Робера, потомка старинного дворянского рода, тоже был укомплектован почти полностью, хоть и испытывал некоторую нехватку в пулемётах.

Антуан, встав ещё затемно и тщательно побрившись, вспомнил разговор с командующим 2-й армией, своим непосредственным командиром, произошедший ещё позавчера…

— Садитесь, Гишар! — встретил его Юнцер, когда он вошёл к нему в кабинет.

Антуан не мог бы сказать что его командующий является гением времён Наполеона, для этого тому явно не хватало не только дерзости и решительности но и воинского опыта. В то же время, нельзя было и утверждать что тот ничего не смыслит в военном деле. Это не так. Просто, по своей природе, Шарль Юнцер был человеком не любившим рисковать и действовать наобум. Он предпочитал обстоятельную и тщательную разведку чтобы потом, отталкиваясь от её результатов, планировать свои действия, стремясь нанести противнику максимальный урон при своих минимальных потерях. Спору нет, тактика в целом правильная, но был один момент, который командующий 2-й французской армией, похоже, понял лишь совсем недавно… В данной ситуации у него не было на неё времени. Нужно было рисковать, действовать немедленно, не дожидаясь полного уточнения обстановки и выполнения всех положенных мероприятий. Иначе немцы раздавят их и пойдут дальше, на Париж…

Сам генерал, на взгляд Гишара, выглядел не очень. Набрякшие мешки под глазами, чуть сгорбленная фигура, потухший взгляд… Всё это наводило на мысли что недавнее поражение, после которого его армии пришлось отступить на юг, явно оставило на нём свой след и основательно подкосило Юнцера. И он до сих пор так от него полностью и не оправился… Плохо!

Помолчав несколько секунд он заговорил:

— Как вы понимаете, генерал, ситуация на фронте… очень сложная… — подобрал Шарль наиболее подходящий, по его мнению, эпитет. — Немцы продолжают наступать и Гамелен не уверен что мы сможем остановить их в ближайшее время. Часть нашей армии и британские союзники пытаются задержать вражеские танки но… пока не могут.

Юнцер замолк и, наконец, посмотрел ему прямо в глаза. Антуана поразил его взгляд. В нём была боль… Да, его командир явно страдал от этой боли но вряд ли она была физической.

— Я не буду сейчас уточнять почему и из-за кого сложилась такая ситуация… — продолжил он, снова опустив взор. — Этому не время и не место. Когда всё закончится то станет ясно. Вы видели карту и понимаете что самым лучшим решением, чтобы остановить, наконец, немецкие танки, будет выход на их коммуникации в районе Седана. Если нам это удастся, то без снабжения Гудериан и другие гитлеровские генералы остановят свои части. Поэтому мы, наконец, получили приказ из Парижа… В течении двух дней подготовить и осуществить это наступление. С юга ударим мы, с севера или северо-запада ударит 4-я танковая дивизия бригадного генерала Шарля де Голля. Между нами говоря, весьма непростой в общении человек… — пробурчал Юнцер, скривившись.

— По непроверенным сведениям разведки южный фланг участка прорыва охраняется немцами очень слабо, все силы брошены на запад. И пока они не исправили свою ошибку мы должны воспользоваться ею! — окреп голос командующего. — Я точно не знаю какими силами, кроме своей дивизии, будет наступать де Голль, но что касается нас… Вы понимаете что я не могу выделить вам много войск, особенно пехоты, потому что моя армия сейчас ослаблена. Пехотинцы нужны для обороны самой линии к югу отсюда. Генерал Бессон особо указал на это. Но зато вы можете присоединить к своей дивизии все танки которые есть в моём распоряжении. Они всё равно бесполезны среди бункеров. Что касается авиации… тут сложнее.

Гишар мрачно подумал что Шарль прав как никогда. В последний раз французские истребители он видел несколько дней назад, ещё до потери Седана. «Potez», «Dewoitine» и другие… Где они все? Теперь в небе только самолёты с крестами, которые атакуют любую колонну которую увидят.

— В соседней комнате вас ждёт офицер из штаба ближайшей авиационной воинской части. По его словам там уцелели пара разведчиков так что в нужное время вы сможете ими воспользоваться, генерал. И последнее… — Юнцер посмотрел на него и сжал губы. — Постарайтесь сделать всё что сможете, Гишар! Потому что, возможно, второй попытки у нас уже не будет… Те кто в Париже… На них не надейтесь. Теперь всё зависит только от нас! И от де Голля! Понимаете?

Антуан автоматически вытянулся в стойку и ответил, чувствуя себя так словно сжёг за собой все мосты:

— Заверяю, господин генерал, я возьму Седан и встречу вас на его главной площади! Или погибну чтобы это сделать! Да здравствует Франция!..

…Отбросив воспоминания Гишар отправился в штабную палатку для лёгкого завтрака. Он отлично понимал насколько ценно время и, будь его воля, начал бы наступление ещё вчера, 16 мая. Но увы… Отставшие ещё не подтянулись, экипажи измучены долгим маршем под частыми бомбёжками ненавистных штурмовиков, большинству танков нужен осмотр и мелкий ремонт, дивизия уже начала испытывать нехватку горючего и заправить все машины под пробку было невозможно. Да и де Голль, благодаря чудом прошедшему сеансу радиосвязи через передатчик большой мощности, сообщил что начнёт только утром семнадцатого… Поэтому пришлось ограничиться воздушной разведкой подступов к Седану, маленького городка под названием Вадленкур. Антуан хотел бы заранее переправиться на восточный берег но все мосты, как на зло, были уничтожены или настолько повреждены что не выдержали бы даже лёгкие «Panhard-178». Сапёров, которых и так было очень мало в распоряжении Юнцера, ему не дали. Так что, как ни крути, но Вадленкур, чтобы взять Седан, ему не миновать.

Воздушный разведчик, управляемый настоящим смельчаком, слетал в том направлении и вернулся обратно с несколькими дырками от пуль в корпусе и плоскостях. Но пилота, молодого двадцатилетнего Жан-Пьера Мореля, с вечно улыбающимся лицом, это не смутило.

— Господин генерал, докладываю! При разведке Вадленкура были замечены немецкие части в количестве примерно двухсот человек, оборудующих позиции на южных и юго-западных окраинах города. На городской площади стоят несколько броневиков и бронетранспортёров. Танков или артиллерии не обнаружено! Доклад закончил! — отрапортовал Морель, молодцевато глядя на него.

Помимо воли Антуан улыбнулся, несмотря на довольно мрачные мысли. Пилот разведчика ему чем-то импонировал и он решил немного сгладить официальность.

— Сержант-шеф, давайте лучше своими словами, хорошо? Я хочу узнать ваши личные впечатления! — предложил Гишар, усаживаясь за свой стол.

— Слушаюсь, господин генерал!.. Как только я взлетел то двинулся к цели над самыми деревьями потому что наши ребята-истребители, похоже, решили сегодня взять выходной и сгонять к парижским красоткам! — попытался пошутить Морель но генерал не смог улыбнуться.

Он слишком хорошо понимал истинную причину их отсутствия в небе. Сейчас все кто жив и может летать пытаются бороться с «мессершмиттами» намного западнее, а на его участок сил не хватает. Впрочем, Жан-Пьер и сам понял неуместность своей шутки и слегка покраснел.

— Извините… Перед Вадленкуром я поднялся до трёхсот метров и свалился на них до того неожиданно что они забегали как тараканы! Сначала я опасался зениток но единственное чем боши смогли меня угостить так это обычными пулемётами. Но самое удивительное что они даже умудрились попасть в меня! Пришлось подняться повыше но я хорошо рассмотрел этих мерзавцев до того как они попрятались! Могу голову дать на отсечение что там только пехота и броневики!

— А не могло быть так что немцы заранее спрятали под сетями или навесами танки или орудия? — на всякий случай спросил Гишар, хотя сам вид молодого пилота говорил о том что тот твёрдо верит своим глазам.

— Никак нет, господин генерал! — отрицательно покачал головой лётчик. — Я же говорю, свалился на них абсолютно неожиданно. К тому же до того как меня обстреляли я успел хорошо осмотреть все дворы, не было там никакого тяжёлого вооружения. Даже миномётов не заметил, если только они не лежали где-нибудь в сарае.

— Хорошо, сержант-шеф, молодец! — кивнул Антуан, несколько успокоенный докладом. Неужели, наконец, ему улыбнётся удача и они смогут крепко ударить поганым германцам? — А что насчёт Седана? Там что-нибудь заметили?

Тот заметно смутился и опустил голову.

— Извините, господин генерал, но над Седаном я разведку произвести не смог… — виновато произнёс пилот, комкая в руке свой лётный шлем. — Оказывается, когда меня обстреляли эти канальи то попали в бензобак. Я не сразу это заметил, решил сначала хорошо осмотреть Вадленкур а уж потом… Ну а когда обнаружил утечку то горючего осталось только домой в обрез. Но, если нужно, я слетаю ещё раз! Уверен, механики уже залатали пробоину! — встрепенулся Морель, с надеждой глядя на него.

— Не нужно, мой мальчик, ты и так сделал всё что мог! Я не виню тебя! — пожал ему руку генерал. И добавил, усмехнувшись: — Завтра, благодаря твоим сведениям, наши танки сделают из немцев их любимую кровяную колбасу! А уж пиво, чтобы запить её, пусть поищут у себя!..

…Вот и настал тот день когда он, вместе с коллегой де Голлем, постарается осуществить своё намерение и показать немцам что во французской армии по-прежнему живы традиции недавних победителей. И приказал дежурному по штабу:

— Приведите ко мне мсье Леру!

Через несколько минут в палатку вошёл небольшого роста но кряжистого телосложения мужчина лет чуть за сорок, ровесник генерала. Широкое, доброе лицо но хитрые глаза выдавали в нём того самого смышлёного французского крестьянина который не унывал и не падал духом даже тогда когда налоги короля-Солнце или Великого корсиканца не оставляли в его карманах ни единого су.

— Здравствуйте, мсье Леру! — поприветствовал его Антуан, приглашая его присесть к столу. — Мне сказали что вы срочно хотите меня видеть? Видите ли, сейчас не самое подходящее…

— Господин генерал! — усмехнувшись, бесцеремонно перебил его тот, подавшись вперёд. — Я знаю что происходит в Вадленкуре!

На несколько секунд Гишар замер, оценивая услышанное.

— Так, подождите! — он поднял руку, пытаясь прийти в себя от неожиданного известия. — То есть, мсье, вы живёте в Вадленкуре? Или я ошибаюсь?

— Всё верно, господин генерал… С самого рождения! — подтвердил фермер, кивнув и откинувшись на стуле обратно. — И могу сообщить вам всё что знаю о германцах. Я ведь долго к вам шёл… точнее, ехал на велосипеде. Со вчерашнего дня. Чтобы, значит, рассказать подробно… Но не просто так! — он важно поднял вверх указательный палец.

Антуан нахмурился.

— Мсье Леру! Мне казалось что долг каждого гражданина Франции в такие тяжёлые времена… — начал Гишар но снова был перебит самоуверенным крестьянином.

— Вот не надо, господин генерал, говорить мне о долге! — в свою очередь насупился тот. — Я свой долг гражданина и солдата уже отдал! На Сомме, будь она проклята! И защитил нашу страну, в отличии от вас! Мы с парнями там годами держали Гансов, не давая прорваться к Парижу! А вы? Вы, вояки хреновы, умудрились всё просрать всего за несколько дней! Какого чёрта вы пропустили их в мой город а не остановили на границе⁈ Почему эти поганцы расположились в моём доме и саду как у себя дома⁈ Где, наконец, наши аэропланы⁈ Я мог бы ещё многое спросить, то что вам не понравится, но не буду! Сначала ответьте мне на эти вопросы а уж потом спрашивайте про долг гражданина и патриота! — по-настоящему разозлился фермер и, не сдержавшись, ударил кулаком по столу.

Как же хотелось Антуану приказать выгнать наглеца из палатки но он сдержался, тяжело вздохнув. Потому что во многом этот фермер был абсолютно прав. Его голос был голосом народа Франции, того самого народа который сейчас со страхом и тревогой следил за ходом боевых действий и не понимал почему доблестная французская армия, при всей своей силе, до сих пор не освободила родную территорию. Как так вышло что дороги на запад забиты испуганными беженцами а солдаты растеряны и не могут сдержать врага? Кто виноват? И что делать? Этот старый солдат, мсье Леру, имел полное право возмущаться и требовать от него ответа. Как солдат от солдата. Наконец, как мужчина от мужчины.

— Нечего сказать, господин генерал? — горько усмехнулся крестьянин уже обычным голосом. — То-то и оно…

Гишар, чувствуя себя непривычно от стыда, решил ответить, хотя и знал что был не обязан этого делать.

— Мы ошиблись, мсье Леру… Катастрофически ошиблись… — признал он то о чём думал уже несколько дней. — Не думали что Гитлер решит напасть на нас, да ещё такими силами. Говорили что после Польши он возьмётся за русских а они теперь союзники. Но, конечно, в том что немцы до сих пор топчут нашу землю… Это наша вина, признаю! — склонил голову Антуан. Он встал из-за стола и добавил: — От лица всей французской армии и от себя лично прошу простить нас за такой позор!

Фермер устало посмотрел на него и отвёл взгляд. Казалось, вся его крепкая фигура сгорбилась и стала меньше.

— Да я-то прощу… Вот только немцы от этого никуда не денутся, господин генерал… — тихо ответил он. — Что ж, придётся, видимо, вспомнить старые времена и снова браться за оружие. А ведь думал что всё, отвоевался уже… — усмехнулся мужчина, снова распрямляясь. — Как чувствовал, когда ружьишко припрятал. Раз армия не может то народ ей поможет! — скаламбурил тот.

— Я не имею права вам этого говорить, мсье Леру, но всё равно скажу! — решился Антуан, поддавшись моменту. В конце концов, молчание уже не имеет значения. — Всего через час я начну наступление на ваш городок. И, если Бог будет на нашей стороне, то уже к обеду над Вадленкуром снова будет трепетать знамя свободной Франции!

Фермер вскинул на него взгляд, словно думая что он шутит. Потом о чём-то задумался и его лицо прояснилось.

— Вот оно что… — протянул он, и его лицо растянулось в радостной улыбке. — А я всё думаю, почему столько танков и солдат вокруг и ничего не делают? А вы, значит, господин генерал, к контратаке готовились? Пора, давно пора выбить этих паразитов с молниями из нашего городка обратно в их чёртову Германию! Признаю, вы меня обрадовали и я…

— Постойте, мсье Леру! — теперь уже Антуан перебил мужчину. — С какими ещё молниями?

— Ах да, я же не сказал ещё… Дело в том что в Вадленкуре есть как обычные немцы так и какие-то странные! — ответил крестьянин, словно помолодев. — Их всех примерно человек сто пятьдесят или двести, трудно сосчитать точно, они бегают туда-сюда, копают окопы на южной и юго-западной окраинах. Несколько садов загубили, посевы затоптали, деревья фруктовые вырубили чтобы стрелять было удобнее… Старый Бертран ругается а ничего сделать не может. Подошёл к ихнему старшему так тот пинка под зад ему дал и оттолкнул. Я дураку говорил что бесполезно но он же упрямый…

— Так что там с этими странными немцами? — Гишар попытался вернуться к своему вопросу.

— Понимаете, господин генерал, эти германцы, которые с молниями, они все как на подбор, высокие, сильные! — фермер начал вспоминать подробности. — Обычные-то не такие, а тут прямо как гренадёры старинные. Форма у них серая, как у простых солдат, только вот на петлицах сдвоенные молнии, и куртки какие-то пятнистые есть. И шлемы такие же, обтянутые тканью. Похоже, маскировочные костюмы.

Антуан задумчиво погладил рукой подбородок. Неужели в Вадленкуре появились эсэсовцы? Интересно… Но не слишком важно, пехота всё равно пехота, пусть даже это элитные отряды охраны самого Гитлера. Пулям плевать в кого они попадут. Куда важнее другое…

— Скажите, вы не заметили в вашем городке танков или орудий? — спросил он, пытливо глядя на фермера. Не то чтобы Гишар не верил пилоту-разведчику но если есть возможность проверить его информацию то нужно это сделать.

— Чего нет того нет! — уверенно покачал головой крестьянин. — Только несколько колёсных броневиков, на которых приехали те, с молниями. Уж поверьте, если бы они были то я знал. У нас Вадленкур небольшой а такие вещи спрятать от местных очень трудно. А орудия… Я уехал оттуда примерно в обед и никаких пушек там тоже не было. И вряд ли за это время их привезли. Впрочем, я постараюсь вернуться и заново посмотреть что к чему, если хотите…

— Очень хорошо! Но вернуться до нашего наступления вы уже не успеете, мсье Леру, так что лучше подождите здесь… — улыбнулся Антуан, настроение которого ещё больше повысилось. — А мины? Возможно, немецкие сапёры минируют подступы к вашему городку?

— Мин тоже у них нет! — с такой же уверенностью ответил фермер. — Я бы заметил если они там копались за городом, у меня же дом на окраине. Да, вот ещё что… — спохватился он. — Кажется, их главный, у которого какое-то дурацкое звание… оберштрфуф… нет, оберштурм… в общем, примерно так оно звучит… их командир с самого утра куда-то уехал, оставив за себя заместителя. Тот и ходит, важный такой, командует знай себе.

— Ну что ж, я вам очень благодарен, мсье Леру! — Гишар с чувством пожал руку старому солдату и даже положил ему ладонь на плечо. — Ваши сведения о немцах очень пригодятся нам чтобы отбить Вадленкур и начать освобождение французской земли! А теперь… — и снова он был перебит самым бесцеремонным образом.

— Вот же чертовщина! Я же вам самого главного не сказал! — неожиданно рассмеялся мужчина. Видно было что ему очень весело вспоминать что-то. — Дело в том что перед тем как уехать из дома я провёл небольшую, так сказать, диверсию… — он усмехнулся, пытаясь сдержаться от смеха. — Хотите знать какую?

Заинтригованный Антуан, несмотря на то что уже пора было готовиться подавать сигнал к выступлению, кивнул.

— Мне показалось неправильным уходить просто так, ничем не досадив немцам… — произнёс фермер, кусая губы от веселья. — И я решил кое-что сделать чтобы ненавистным германцам было несладко в ближайшее время. У меня в доме завалялось некоторое количество одного… хм, порошка. И вот перед самым отъездом я улучил момент, пробрался к немецкой кухне и ссыпал почти весь порошок в мешок с мукой, когда повар отошёл в туалет. А тот перед этим, сам слышал, получил приказ от этого заместителя приготовить на ужин свежий белый хлеб. Так что, можете быть уверены, прошедшую ночь и добрую половину этого дня всем кто съел такой хлеб будет явно не до войны! — не выдержав, снова расхохотался крестьянин.

— Что вы имеете в виду? — всё-таки не вполне понял Гишар замысла мсье Леру. — Какое отношение имеет хлеб к временной потере противником боеспособности?

— Эх, господин генерал, видимо, у вас было скучное детство! — смеялся фермер, и пояснил: — Порошок-то был сильным слабительным, понимаете? Начал действовать ночью, а скорее, под утро, и до вечера вряд ли они отойдут от туалетов! Как представлю этих важных паразитов с обосранными штанами… Ха-ха-ха-ха!.. — он опять до слёз расхохотался, тщетно пытаясь успокоиться.

Осознав «диверсию» фермера Гишар, как не пытался себя сдержать, так и не смог. Сначала фыркнул, мысленно представив ситуацию, но потом, благодаря развитому воображению, смех победил сдержанность и пару минут из палатки доносился громкий хохот двух здоровых мужчин.

— Вы страшный человек, мсье Леру… — с трудом проговорил он, кое-как найдя силы остановиться. — Не хотел бы я иметь вас своим врагом! Но откуда вы нашли этот порошок?

— А вот это пусть останется тайной, господин генерал! — фермер весело покачал головой. — Там тёмная и не слишком законная история связанная с одним аптекарем, поэтому я лучше не буду углубляться в такие подробности. Главное, что пригодилось по назначению, верно?

— Так вы знаете немецкий? — спросил Антуан. — Раз смогли понять про их командира?

— Конечно! — утвердительно ответил тот. — На той войне мы с ними иногда разговаривали, да и разговорник нам выдавали, а у меня память на язык хорошая оказалась. Знаете, господин генерал, а я же думал о том чтобы не слабительное подсыпать к ним в муку а кое-что другое… — вдруг признался он, и на его лице снова появилась улыбка, только уже скорее жестокая.

На этот раз Гишар сразу догадался о чём говорит мужчина.

— У вас есть отрава⁈ — поразился он, мысленно скривившись.

Всё-таки такой способ уничтожения врагов претил ему. Одно дело битва а тут… Словом, должны же быть хоть какие-то правила и границы, даже на войне!

— У меня много что есть, господин генерал… — тихо произнёс фермер, уже без всяких следов радости на лице. — Мало ли что может пригодиться? Вот только я сразу понял что те кто выживут могут отыграться на нас, жителях. А я ведь почти всех в Вадленкуре знаю, люди хорошие. Не хочу чтобы из-за меня они страдали. Поэтому и решил не травить Гансов как крыс…

— Думаю, этого не понадобится, мсье Леру! — твёрдо заключил Антуан, надевая на себя шлем. — Сегодня утром Бог покажет на чьей он стороне! Пойдёмте, я прикажу выделить вам место где вы сможете подождать окончания сражения и потом уже вернуться в свой городок. Надеюсь, что ваш дом тоже останется целым…

И они вместе вышли из палатки.

Через полчаса в большом лесу, в трёх лье южнее Вадленкура, загрохотали моторы больше сотни танков, окутав его вонючим дымом выхлопов. Первыми из него резво выехали шустрые броневики «Panhard-178» и быстро унеслись на север, разведывая дорогу. После них потянулись на дорогу колонны французских танков множества разных видов и моделей. Юнцер не поскупился, отдав ему всё что было, и теперь танковая дивизия Гишара напоминала сборную солянку или некий полигон для всей бронетехники выпущенной французскими заводами начиная с конца 20-х годов. Просто кошмар для ремонтников и снабженцев но Антуан решил что голова об этом у него будет болеть потом. Сначала нужно освободить Вадленкур и Седан, соединиться с де Голлем, а там видно будет. Плохо то что ночью прошёл дождь, пусть и не сильный, придётся наступать по дорогам, иначе на сырой земле многие танки, с их узкими гусеницами, просто встанут…

Солнце поднималось всё выше освещая, как искренне надеялся дивизионный генерал Гишар, день его будущей победы.

Вадленкур, Франция.

17 мая 1940 года. Утро.

Гюнтер Шольке.

— Ну и кто мне скажет как такое могло случиться? — хмуро спросил он, с трудом сдерживаясь от ругани.

Импровизированное совещание, в силу некоторых непреодолимых обстоятельств, пришлось проводить невдалеке от наспех оборудованного туалета, дабы его участники успели добежать до него. Здесь собрались все кто отвечал за оборону городка но по виду людей было видно что сейчас их больше волнуют не французы, которые вот-вот могут атаковать, а нужды гораздо естественные для организма. Некоторые то и дело болезненно морщились и поглядывали в сторону ватерклозета. И смех и грех, как говорится…

Кроме самого Гюнтера в совещании принимали участие его заместитель Брайтшнайдер, командир ремонтной роты штабс-фельдфебель Каульбах, командир отдельной учебной противотанковой батареи высокий крепыш Классен, командир расчёта мобильной зенитной установки обер-фельдфебель Вигман и временно исполняющий обязанности командира расквартированной здесь пехотной роты, вместо по-прежнему сидевшего взаперти Бахмана, ещё один штабс-фельфебель по фамилии Биссинг. И, наконец, с донельзя понурым и удручённым видом, пытаясь казаться как можно меньше, стоял повар отряда, пехотный ефрейтор Шуппе.

— Ефрейтор, я вас спрашиваю! — потребовал Шольке, пристально глядя на несчастного парня, который не смел смотреть ему в глаза.

— Я… — тот сглотнул и тихо ответил: — Я не знаю, господин оберштурмфюрер. Я всё делал как положено, мука и все остальные продукты были свежими, лично проверял…

Что верно то верно, повар тоже не избежал общей заразы и регулярно наведывался в туалет, как и почти все солдаты с офицерами. Ему, пожалуй, было хуже всех ещё и потому что пехотинцы Вермахта и эсэсовцы, поздно вечером поначалу со смехом шутившие про своих товарищей, схватившихся за животы, уже ночью сами стали испытывать непреодолимые боли в желудке и настоятельную потребность занять позицию курицы на яйцах, оглашая окрестности невообразимыми неприличными звуками. Когда счёт пострадавших пошёл на десятки то большого ума не потребовалось чтобы люди догадались кто виноват. И то что Шуппе сам разделил судьбу тех кого накормил, солдат нисколько не разжалобило. Раздражённые крики и ругань того и гляди грозили перерасти в рукоприкладство и только прибытие Гюнтера из Седана спасло беднягу-ефрейтора…

В результате, когда «Здоровяк» Шольке остановился возле здания штаба то оберштурмфюрер, не успев понять что к чему, оказался вынужден спасать повара, которого явно вознамерились проучить сразу несколько солдат, причём для этого объединились как пехотинцы Биссинга так и его собственные подчинённые. Приказами разогнав неохотно отступивших солдат он вошёл внутрь, недоумевая что тут могло случиться за время его отсутствия, ведь Брайтшнайдер ни о чём особенном не докладывал. И, едва открыв дверь кабинета, был чуть не сбит самим громилой-Бруно, который поздоровался на ходу и тут же куда-то убежал, не слушая вопросов удивлённого Шольке. А в самом кабинете стоял такой запах что Гюнтер сморщился и поскорее вышел наружу, в ночную прохладу.

Совсем рядом за углом кто-то громко выпустил газы и, согнувшись, торопливо пересёк площадь, тихо ругаясь. В голову Шольке закралось подозрение что поспать хоть чуть-чуть этой ночью может быть весьма проблематичным. Тут точно что-то случилось и он намеревался основательно всё выяснить как только вернётся Бруно.

Внезапно из темноты показался воспитанник Ханке с понурым видом, также державшийся за живот. Увидев командира он застыл на месте и, похоже, хотел отступить обратно, но всё больше раздражавшийся непонятным поведением подчинённых Гюнтер не дал ему такой возможности.

— Бевербер! Ко мне!!! — гаркнул он на всю площадь.

Не осмелившись нарушить приказ тот медленно подошёл к нему, с опаской глядя на злого Шольке.

— Докладывай! — потребовал Гюнтер, сурово сдвинув брови. — Что здесь произошло пока меня не было?

— Ужин, господин оберштурмфюрер… — удручённо ответил мальчишка и, к неприятному изумлению Шольке, громко и протяжно пёрнул. — Извините…

— Что ещё? — спросил Гюнтер, предпочтя сделать вид что ничего не услышал.

— Больше ничего… Только ужин! — подросток попытался взять себя в руки но новый позыв организма напрочь сорвал все его усилия.

— Чёрт тебя подери, Ханке, ты что, не можешь сдержаться когда разговариваешь с командиром⁈ — прорычал Шольке, прилагая усилия чтобы не наорать на малолетнего болвана.

Темнота скрывала лицо парня и поэтому было трудно понять насколько тот смущён. Бевербер только хотел что-то сказать но вдруг опять схватился за живот и, на глазах остолбеневшего от его наглости Гюнтера, шустро кинулся обратно в темноту.

Это настолько поразило его что он даже не смог крикнуть щенку чтобы тот немедленно вернулся. Таким, открывшим рот от изумления, его и застал вернувшийся назад заместитель. С измученным и смущённым видом тот попытался доложиться но Шольке сейчас меньше всего интересовали уставные мелочи…

— Проклятье, Бруно, может хоть ты мне сообщишь наконец, что тут у вас произошло⁈ — уже не сдерживаясь заорал он, свирепея на глазах. — Почему солдаты пытаются избить повара, и какого чёрта Ханке имеет наглость пердеть прямо передо мной⁈ Вы что, совсем охренели без моего пригляда⁈ Я тебя здесь для чего оставил⁈ Чтобы готовить оборону или страдать всякой ерундой⁈ Отвечай!

Брайтшнайдер, несмотря на свою могучую комплекцию, тяжело вздохнул и вяло пожал плечами:

— Пока ещё точно неизвестно но мы подозреваем отравление.

— Отравление⁈ — поразился Гюнтер, меньше всего ожидая такого.

— Да, скорее всего… — подтвердил тот, невесело хмыкнув. — Всё началось после ужина, точнее, когда одна смена ребят начала копать окопы дальше а другая решила поспать чтобы потом их сменить. Сначала один, потом другой… Следом целый десяток бросали лопаты и бежали в туалет. А затем к ним добавились и те кто отдыхал. Только и слышно было это проклятое пуканье, чтоб его… — проворчал эсэсовец. — А уж запах… Естественно, работать больше никто не смог, да и спать тоже, все дружно запаслись газетами и не отходили далеко от ям. Хотели спросить у этого поганца-повара, чем он нас накормил, собака, но этот мерзавец куда-то спрятался и вылез только перед самым вашим приездом. Такая вот у нас ситуация, оберштурмфюрер. Кто-то или зло подшутил над нами или же целенаправленно вывел временно из строя. Хорошо что хоть не мышьяк какой-нибудь был, иначе мы все бы уже сдохли…

Глубоко вздохнув Гюнтер постарался успокоиться. Да уж, ну и дела… И что теперь делать? Он слышал что нужно промывать желудки… И всё? Пока да, без нормального медика тут не разберёшься а у него только санитар, умеющий разве что делать перевязки. Внезапно накатила усталость и он на пару секунд закрыл глаза. Пара часов сна во время ночного марша, потом весь день на ногах, нервотрёпка на посту… очень хотелось спать. Желудок, надеявшийся на ужин, услышав что произошло, тут же перестал бурчать, смиренно затихнув. Дескать, я кушать, конечно, хочу но могу и потерпеть, хозяин! Лучше иди спать а я тебе мешать не буду…

Работы на ночь сорваны, отряд небоеспособен, так что да, кроме промывки желудков он ничем ребятам не поможет. Сейчас от его присутствия нет никакой пользы, поэтому…

— Ладно, Бруно, слушай меня внимательно! — Гюнтер с трудом разлепил глаза и мысленно попытался сосредоточиться. — Сейчас всем промыть желудки водой. Много пить и потом блевать! Ничего не есть! Тем кто приехал со мной употребить в пищу только сухой паёк! И до шести утра всем отбой, кроме часовых! Кстати, посты усилить, чтобы всегда была замена для тех кто убежал посрать! А я пошёл спать, иначе завтра вырублюсь прямо во время боя… — пробурчал Шольке, направляясь к своему кабинету. — Совещание всех командиров в шесть тридцать, надеюсь к утру хотя бы часть людей сможет держать в руках оружие а не газетные листки…

И, войдя в свою спальную каморку, рухнул на лежак не раздеваясь…

… — Я жду объяснений, господа! — спросил он, обведя всех взглядом.

Пять часов сна позволили ему хоть немного прийти в себя и теперь Шольке намеревался раз и навсегда разобраться с этим нелепым случаем. Остальные же, судя по их виду, если и спали то намного меньше его. Кстати, на всякий случай, ранним завтраком он себя побаловал тоже из сухого пайка, кто знает что там из продуктов отравлено? Заодно и успел пройтись по позициям. Как оказалось, южную сторону закончили полностью а вот с юго-западной не очень… Там кое-где углубились лишь по колено. В домах, на чердаках и некоторых окнах, оборудовали позиции для пулемётов, за строениями устроились миномётчики, тоже успевшие зарыться в землю. А вот артиллерию осмотреть не успел, времени не хватило.

Первым зашевелился Брайтшнайдер, возможно, потому что Гюнтер посмотрел прямо на него. Он оглядел остальных и, похоже, решился:

— Мы тут ночью немного пораскинули мозгами и почти уверены что это дело рук чёртовых французов! — мрачно буркнул заместитель. — Скорее всего, это из-за хлеба. Мы выловили этого бедолагу Шуппе, хорошенько поспрашивали его и выяснили что вчера он ненадолго отлучался со склада и туда мог проникнуть любой местный. И ещё… Несколько парней ели то же что и мы но, по разным причинам, хлеб им не достался. Так вот, с ними всё в порядке. К сожалению, таких всего несколько человек, остальные с радостью воспользовались возможностью набить брюхо «свежим» хлебом… — скривился Бруно, на миг напрягся, а потом все снова почувствовали знакомый запах.

Шольке, задержав дыхание, угрюмо подумал что в этом есть и его вина. В конце концов, это обязанность командира просчитывать все опасности которые могут угрожать его людям и быть готовым к ним… И что же? Про французскую армию и её возможности Гюнтер не забывал ни на час но вот про мирных жителей даже мыслей не было! По умолчанию они должны были забиться в свои дома и не попадаться немцам на глаза, смиренно ожидая развития событий, вот только с чего он взял что АБСОЛЮТНО все местные это сделают? Вполне мог какой-нибудь подросток, у которого отец сражается против них, попытаться отличиться своей мальчишечьей удалью и теперь сидит где-нибудь, поганец, и хихикает, наблюдая как немцы то и дело засерают все укромные места в городке! Найти бы этого щенка, да как узнаешь его?

— Может, надо вышвырнуть их из Вадленкура, чтобы не мешались в бою? — осторожно спросил Классен, поглаживая свой живот. Вся его весёлость куда-то пропала. — Кто их знает что они ещё могут придумать?

— Верно, за такую подлость надо им дать пинком под зад! — поддержал его раздражённый Биссинг, сидевший в углу и то и дело зевавший. — Мирные жители не должны вмешиваться в военные дела, а если они это сделают на свою голову то надо их сурово наказать!

— А как вы узнаете кто именно это сделал? — усмехнулся Вигман, переглянувшись с Каульбахом. — Вряд ли кто признается…

— Ну, это проще простого! — зловеще улыбнулся Брайтшнайдер. — Мы в СС знаем как обращаться со смутьянами. Расстреливать каждого пятого мужчину… Или повесить! Сами выдадут лишь бы уберечь родственников! И вышвыривать не надо, пусть вместе с нами сидят под огнём своих же французских пушек! Пусть «лягушатники» убивают «лягушатников»… — рассмеялся он, но тут же снова болезненно напрягся.

— У нас нет времени заниматься расследованиями! — ответил Гюнтер, глядя в окно вдоль улицы. Там, от здания штаба, к ним мчался мотоциклист. Кажется, это Ханке? Неужели, наконец?.. — И мы не следователи а солдаты! Жителей эвакуировать поздно, так что пусть сами выбираются, если захотят, когда начнётся наступление противника… Бруно, успели установить мины вчера вечером?

— Так точно, оберштурмфюрер! — сказал тот, вместе со всеми оборачиваясь на грохот двигателя приближающегося мотоцикла. — Сапёры, перед тем как уехать, наскоро обучили пару наших ребят как их устанавливать, да и среди пехоты Биссинга некоторые в этом деле разбираются, так что всё нормально.

— Отлично! На каком расстоянии от окопов вы их заложили? — спросил Шольке, когда парнишка остановился метрах в десяти от них, торопливо соскочил с «R-12» и направился к ним.

— Метрах в ста, чтобы не смогли подобраться на бросок гранаты. Ставить дальше не было смысла, французские танки их бы просто раздавили и поехали как ни в чём не бывало… — успел ответить Брайтшнайдер, но потом был вынужден замолчать.

Ханке, с возбуждённо расширенными глазами, подбежал к Гюнтеру, козырнул и выпалил:

— Оберштурмфюрер! Майснер докладывает что видит вражескую разведку на броневиках! Это «Панары»!

Шольке мгновенно представил где находится «Малыш». Бруно сказал что отправил его на юг, значит французы решили наступать по дороге?

— Сколько их? — он буквально впился в лицо бевербера.

— Около десятка! Предполагает что проведут разведку боем! Принял решение отходить обратно! — отрапортовал тот, переминаясь.

— Всё правильно, передай радисту чтобы подтвердил его решение! — кивнул Гюнтер, отпуская подростка обратно. — Ну что, господа, вот и настал тот момент ради которого мы все здесь и собрались! Так, у нас есть где-то полчаса, сейчас проведу инструктаж и на позиции!..