За тебя, Родина!

Глава 71

Дюнкерк, Франция.

28 мая 1940 года.

Лейтенант Юджин Питерс.

Первая очередь легла хорошо, кучно. Это и неудивительно, позиция из окна мансарды почти идеальная, да и внезапность сделала своё дело. Сразу четверо эсэсовцев, идущих по левую от него сторону дороги, получили причитающие им подарки. Юджин видел как от их тел полетели клочья формы вместе с кровавыми брызгами а сами немцы повалились на тротуар. Отличное начало боя! Как и предусматривалось, его выстрелы стали сигналом для подчинённых и через секунду уже вся западная сторона дома хлестала огнём.

Внезапно он увидел что верхний люк захваченной «Матильды» почему-то открыт и перевёл ствол на него, надеясь воспользоваться неосторожностью вражеского командира машины, но не успел. Шустрая рука нациста успела высунуться и закрыть его, так что пули «Bren» лишь бесполезно прогрохотали по башне, с визгом рикошетов улетев куда попало. Ладно, тут не повезло… К сожалению, «гунны» явно были настороже и тут же кинулись в ближайшие укрытия, в дома. Ещё часть спряталась за танками, а какой-то гигант с баллоном на спине умудрился схватить сразу двух раненых товарищей и буквально ворваться в дверь прежде чем его настигли чуть запоздавшие английские пули. Настоящий буйвол, чтоб его!

Тем временем бывший британский танк выстрелил куда-то в дом но тут Питерс довольно усмехнулся. Он знал что осколочно-фугасных снарядов к «Матильдам» нет, а бронебойными с таким маленьким калибром можно всаживать в стены хоть до посинения с очень небольшим результатом.

Прошло всего ничего времени а на улице не осталось ни одного живого немца. Шесть или восемь трупов живописно лежали на тротуарах и проезжей части, там где настигла их смерть. Остальные же, затащив внутрь раненых, открыли сильный ответный огонь.

К трофейной «Матильде» подъехал ещё один танк, тоже начав стрелять, и лейтенант сжал зубы от злости, зная что ему нечем расковырять толстую броню. Вот если бы они подползли поближе к зданию, на расстояние броска гранаты… Но нет, проклятые бронированные твари явно осторожничали, не спеша этого делать и словно чувствуя опасность. А по улице к ним подтянулись ещё два броневика, ведя стрельбу по окнам.

И вот тут расчёт тяжёлого пулемёта, до этого момента никак себя не проявлявшего, сказал своё веское слово! Басовитый грохот «Виккерса» отдаётся радостью на сердце, когда один из броневиков, не успев удрать, вспыхнул. Едва это произошло как крупнокалиберные пули полетели во второй бронеавтомобиль, который со страху или от безнадёжности врезался в магазин и застрял там. Чем закончится стрельба Питерс не узнал, поскольку ринулся вниз на четвёртый этаж, чтобы своим личным примером воодушевлять людей. На этот раз он был уверен что солдаты не подведут, поскольку все вызвались добровольцами, невзирая на самоубийственное задание. Как жаль что их так мало…

…Потом он облюбовал себе несколько окон и временами давал очередь по неосторожным немцам, появлявшимся в окнах домов на другой стороне улицы, но попал ли в кого-то так и не смог определить. Танки продолжали каждые несколько секунд выпускать снаряды по зданию и похолодевший от неприятного предчувствия Юджин только сейчас осознал что не слышит успокаивающего рыка тяжёлого «Виккерса». Более того, молчал ещё один пулемёт, с третьего этажа! Что за херня⁈ Или боеприпасы уже закончились?

Отбросив пустой магазин и зарядив предпоследний рожок Питерс подхватил пулемёт и ринулся по коридору по направлению к угловой квартире, рядом с которой и располагалась позиция его самого мощного оружия. И уже на подходе понял что дело плохо… Забежав в нужную квартиру и добравшись до зала, из окна которого стрелял «Виккерс», Юджин встал как вкопанный, растерянно оглядывая разгромленную комнату.

Подоконника и окна, как таковых, не было. Вместо них лейтенант свободно мог видеть уходящую на запад улицу, где вдали снова появились какие-то точки. Новая порция наци? Но тут его внимание привлекли разбросанные и раскуроченные обломки того что совсем недавно было тяжёлым пулемётом. Ствол отбросило к дальней стене, станины скрутило и откинуло, а двух пулемётчиков… Видимо, произошло прямое попадание бронебойного снаряда и обоих парней просто разорвало на части. Пол, стены и даже потолок были забрызганы кровью а чья-то нога вплоть до колена в стоптанном ботинке нашлась в соседней комнате, кухне, куда её зашвырнуло взрывом. Ну вот, парни уже отмучались… Питерс так и не успел нормально познакомиться с ними, не хватило времени, но ребята умерли достойно, по-солдатски, в бою, как и положено настоящим воинам.

— Прощайте… — только и смог тихо прошептать Юджин и перекрестился, зная что он сам и его отряд скоро последуют за ними. А потом выбежал из разрушенной комнаты, снова включившись в бой.

Быстро пробежав по этажам и удостоверившись что пулемёт на третьем этаже тоже уничтожен, лейтенант наскоро оценил ситуацию. За время перестрелки, несмотря на частую смену позиций своими подчинёнными, его гарнизон потерял семерых убитыми и девять раненых, из них трое тяжёлых. Итого — боеспособных осталось меньше тридцати человек. И, что самое гадкое, погибли оба медика, активно принимавшие участие в бою. Как раз когда они оказывали помощь одному из раненых в эту комнату через окно влетел танковый снаряд, отрикошетил от потолка, стены и словно взбесившийся шмель наповал сразил всех троих, превратив человеческие тела в мясной фарш. Вместе с ними начисто разорвало и санитарные сумки, оставив людей без опытных рук, лекарств и бинтов. Это было хуже всего, поскольку индивидуальные медпакеты имелись в лучшем случае лишь у половины его парней.

Ощущая как медленно но верно умирает его отряд Юджин упрямо сцепил зубы и снова подошёл к окну, намереваясь дать ещё несколько очередей по зазевавшимся «гуннам», но тут вдруг подал голос французский ручной пулемёт на улице. Посмотрев вниз Питерс заметил как тот строчит куда-то на юг, вдоль перпендикулярной улицы. О, чёрт, наци пытаются оттуда обойти их, как он и опасался!

Отбросив мысль заняться перестрелкой лейтенант со всех ног помчался по коридору к лестнице, захватив с собой всех солдат с третьего и четвёртого этажей. Сбежав на второй он приказал десятку подчинённым спуститься на первый этаж и занять квартиры на южной стороне дома, чтобы на всякий случай помешать ублюдкам прорваться к подъезду. Да, там вход охраняла группа Уотерса но всё равно, надо перестраховаться.

Парни убежали вниз а Юджин снова осторожно выглянул в окно. К его удивлению французский пулемётчик и его стрелки почему-то начали стрелять и на север… Вот же сукины дети, эти вонючие «колбасники» решили прорываться сразу к обоим подъездам, чтобы растянуть его людей! Опытные твари, что тут скажешь… Пришлось и туда отправить почти десяток. В итоге получилось что на третьем и четвёртом этажах не осталось ни единой души, а на втором всего десяток, не считая нескольких раненых. Остальные все на первом, сторожат входы. Агония наступает куда быстрее чем он ожидал. Прошло меньше часа после начала боя а эсэсовские свиньи уже подобрались к ним вплотную и кровожадно щёлкают зубами, мечтая полакомиться его ребятами…

— Так, Макговерн и остальные, вытаскивайте сюда в коридор мебель потяжелее! — приказал он, внезапно прислушавшись. Вроде бы откуда-то снизу раздался сильный взрыв? Или это очередной танковый снаряд? — Если наци прорвутся то вы сдержите их здесь. Бельгийцы и лётчик… так, вы в подкрепление, сидите в одной из квартир поблизости. И потом такую же баррикаду сделайте вон там, недалеко от западной лестницы.

— Думаете, Уотерс и Беннет не удержат входы? — недоверчиво спросил сержант, ухватившись за массивный шкаф и вместе с другим солдатом с натугой вытаскивая его из квартиры в коридор. — Там, конечно, особо укреплений нет но и лезть немцы станут только в дверь. Окна слишком высоки, я сам проверял. Только стреляй и всё…

— Надеюсь, что удержат. Но нужно и предполагать худшее… — вздохнул лейтенант, отложив свой пулемёт и помогая солдатам. — У них патронов почти не осталось, а без них удержать даже самую лучшую позицию почти невозможно.

— В этом вы правы, сэр… У меня тоже десятка полтора, не больше. А потом что, штыками? — усмехнулся он, снова направляясь в комнату за очередной мебелью.

— Посмотрим, сержант, посмотрим… — отстранённо пробормотал Питерс, прислушиваясь.

Странный взрыв не давал ему покоя. Прорыв немцев внутрь? Нет, маловероятно. В таком случае сам Уотерс или же кто другой прибежал бы к нему с донесением. Но всё тихо. Нет, надо всё же проверить…

— Гриффин, Харпер, сходите на первый этаж, скажите чтобы Уотерс поторопился, я приказал ему прийти сюда ещё десять минут назад! — распорядился он, мучаясь от неизвестности. — И сами поосторожнее!

На улице стрельба стихала, поскольку его людям, наскоро сооружавшим баррикады, некогда было перестреливаться. Там ревели двигателями танки, слышались немецкие крики и команды, но Юджин не обращал на это внимания, всецело сосредоточившись на известиях о тех кто держал проходы в здание.

Внезапно из-за угла, словно за ним гнался сам дьявол, выскочил весь всклокоченный Харпер, с безумными глазами истошно крича:

— Немцы ворвались на первый этаж!! Боже, там все мертвы, сэр!! Они сейчас будут здесь!! — орал солдат, выпучив глаза от страха и потрясения. — Господи милостивый!..

— Успокойся!! — прикрикнул Питерс, встряхнул его за плечи и требовательно уставился ему в лицо. — Смирно! Отставить истерику и доложить! Где Гриффин?

Тот шумно сглотнул, инстинктивно обернулся на угол, и слегка дрожащим голосом заговорил:

— Я… мы с Гриффином спустились а там… там куча немцев! И все на нас стволы наставили… Я чуть не обосрался, сэр! Извините… А один нам рукой машет, зовёт к себе… и улыбается, сука. Гриффин струхнул, начал винтовку класть, а я как вспомнил что эти с молниями пытать любят то сам не понял как рванул оттуда… Они стрелять начали но не попали… Господин лейтенант, Уотерс и все остальные мертвы, точно говорю! Нам надо… — замялся солдат.

— Верно, Харпер, нам надо встретить их и перебить как можно больше! Правильно? — спросил он утвердительным тоном, глядя испуганному парню прямо в глаза.

— Да… Да, сэр… Есть, сэр! — малость опомнился тот, сжимая побелевшими пальцами свою винтовку. — Конечно, господин лейтенант, мы так и сделаем!

— Молодец, Харпер, твоё место здесь, за этой баррикадой! — Питерс ободряюще улыбнулся, зная что это необходимо для поднятия боевого духа подчинённого.

Дав ещё несколько ободряющих напутствий своим людям Юджин вместе с Макговерном быстро направился в другой конец коридора, чтобы проверить как идёт строительство баррикады возле западной лестницы. Правда, сержант зачем-то на полпути зашёл в одну из квартир, так что оставшийся путь Питерс проделал самостоятельно. Но едва он туда добрался как за спиной раздался леденящий, буквально животный вой боли, который только смогли выдать человеческие глотки. Мысленно прокляв всё на свете лейтенант снова побежал обратно, полный самых дурных предчувствий. Как оказалось, весьма верных. Завернув за угол вместе с ещё тремя оказавшимися поблизости солдатами Питерс встал как вкопанный возле распахнутой двери одной из квартир, на мгновение отказываясь верить своим глазам.

В дальнем конце коридора, там где всего несколько минут назад он спокойно шёл сюда, из затянутого густым жирным чёрным дымом марева выбежали два немца! Один в мокром, пятнистом, маскировочном костюме, в каске и с автоматом. И почему-то со смутно знакомой рожей… Рядом с ним бежал ещё один «колбасник», держа в руках ручной пулемёт.

Не успел Питерс опомниться и понять как эти эсэсовцы так быстро сумели преодолеть баррикаду и прорваться в коридор как бежавший первым немец, чуть только их заметив, повалился на пол и застрочил прямо в застывших Юджина и его солдат. Пулемётчик тут же последовал примеру товарища и совсем рядом с головой лейтенанта в стену начали впиваться злые свинцовые шершни.

Стоявшие левее него Кларк и Уолш были убиты мгновенно. Целый рой пуль разорвал им грудь и живот, заставив безжизненно скорчиться возле стены, обагрив её своей кровью. Капралу Спенсеру повезло больше, он получил рану в бедро и повалился на пол, крича от боли.

Наконец, выйдя из оцепенения, Питерс начал действовать, злой из-за своей смертельно опасной медлительности. Прыгнув в открытую дверь квартиры и счастливо избежав ранений он схватил за воротник формы Спенсера и сумел затащить его в жилое помещение. Сразу попытался высунуться обратно, желая угостить тварей хорошей очередью, но его немецкий оппонент молотил непрерывно, превратив коридор в настоящий ад. Нечего было и думать вылезти под пули, придётся ждать пока тот не начнёт перезаряжаться.

Спенсер самостоятельно вытащил из кармана свой медпакет и, ругаясь, стал заматывать бинтом рану:

— Сука… сука… зацепили меня, сволочи… — шипел он, дрожащими руками наматывая на ногу бинт. — Чёрт, как бы не истечь кровью… И медиков убило, как специально… Сэр, нам всё, конец? — спросил он, глядя на Юджина обречённым взглядом.

Лейтенант, сидя у входа на корточках, повернул к нему голову и как можно убедительнее ответил:

— Пока мы дышим и живы — нет, не всё!

Но в глубине души сам понимал что наступила та самая агония, которая должна была неминуемо прийти. Учитывая то что третий и четвёртый этажи пустые а южное крыло второго уже захвачено то, получается, под контролем гарнизона союзников остались лишь западное крыло второго этажа и лестница на первый этаж. Ах да, ещё несколько человек сидят в квартирах и изредка стреляют из окон. Но, как и он сам, они теперь заперты у себя, поскольку в коридор не высунуться.

Кстати, немецкий пулемётчик подозрительно затих… Осторожно выглянув в коридор Питерс с радостью убедился что там не видно не одного немца! Куда подевались эти сраные наци? Наверное, забежали в одну из квартир, больше некуда. Что ж, надо использовать эту возможность и собрать все силы в кулак, иначе их так и перебьют по одному.

Передвигаясь ползком Юджин слегка высунулся в коридор и тут же установил на сошки верный «Bren». У него остался к нему всего один магазин, не считая установленного в паз, а это значит всего несколько минут интенсивного боя. Ладно, пусть так, от судьбы не уйдёшь…

— Эй, все кто сидят в квартирах и меня слышат!!! — заорал он, не заботясь о том что его могут услышать и враги. Хотя вряд ли те знают английский. — Я лейтенант Питерс! Все выходите в коридор и ползком перебирайтесь ко мне, в сторону западной лестницы! Я прикрою! Это приказ! — уточнил он, на тот случай если кто-то будет сомневаться.

Несколько секунд никто не отвечал, но потом чей-то голос, похожий на сержанта Макговерна, прокричал:

— Есть, сэр! Держите коридор, мы сейчас!

Юджин, лёжа за своим пулемётом, цепко держал на прицеле дальний затянутый дымом конец коридора, не зная в какой из квартир укрылись немцы. И почему вдруг они затихли? Ждут подкреплений? Чёрт, он даже не знает сколько их прорвалось… Видел только двоих, автоматчика и пулемётчика.

Из двери одной квартиры выглянул какой-то француз, уставился на него и отчаянно замахал рукой, беззвучно жестикулируя. Лейтенант ничего не понял но призывно махнул рукой, зовя к себе. Тот кивнул и снова пропал внутри, а Питерс поймал себя на том что усиленно пытается вспомнить, почему вдруг эта надменная немецкая рожа показалась ему знакомой… хм, надменная… В следующее мгновение Юджин недоверчиво хмыкнул, озарённый удивительной догадкой!

Неужели это снова тот эсэсовский ублюдок, который уже несколько раз умудрился ему встретиться⁈ Не спуская глаз с дверей квартир лейтенант опять пробежался по своей памяти. В первый раз он увидел эту надменную, властную физиономию ещё при обороне Ватандама. Тогда эсэсовец красовался в башне броневика, который едва не прикончил самого Питерса и его людей. Потом… следующая их встреча произошла на мосту, где этот вонючий «колбасник» сунулся туда за сбитым лётчиком. Благодаря цепи непредвиденных случайностей в тот раз у Юджина так и не получилось добить обоих хотя, казалось бы, те находились в ловушке. Но артобстрел и ранение позволили врагу избежать смерти от его рук. И теперь, выходит, их третья встреча? Получается, так…

Питерс помимо воли невесело усмехнулся, осознав игру судьбы. Вот будет хохма если этот нацистский фанатик тоже его запомнил. Было бы неплохо перед смертью забрать с собой этого офицерика, чтобы не так скучно было вариться в адских котлах. Черти уже наверняка их хорошо разогрели, дровишки подкинули…

Тем временем из нескольких квартир повторилась сцена как с тем французом. Солдаты осторожно выглядывали, оценивали обстановку и, повинуясь безмолвному взмаху руки лейтенанта, ползком перебирались к нему. Конечно, бегом было бы намного быстрее но и куда опаснее, поэтому все беспрекословно подчинились. Немцы таинственно молчали, не высовываясь в коридор, зато послышался отдалённый грохот стрельбы с первого этажа западной лестницы, заставив Питерса встрепенуться. Значит группа Беннета вступила в бой, держа вход. В принципе, ещё есть шанс собрать всех в кулак, спуститься вниз и прорваться на улицу… Вот только неизвестно что их там ждёт. Каковы силы противника на улице, не считая танков? Да и последний приказ полковника был ясный и недвусмысленный — стоять насмерть! Выигрывать драгоценное время для тех кто эвакуируется домой! Да уж, выиграли время… аж целый час, мать его!

И потом, что делать с ранеными, которых успели перетащить в крайнюю квартиру? Их немного, но бросать парней Юджину очень не хотелось. Это не те сломленные духом дезертиры, забывшие о воинском долге и желающие только оказаться подальше от врага. Вот тех спасать никакого желания у Питерса не было. Нет, здесь с ним настоящие солдаты, британские и французские, готовые убивать и умирать, и было бы настоящим свинством бросить их, спасая свою собственную жизнь! Иначе он сам превратится в тех кого презирал до глубины души… Усилием воли отогнав мысль о прорыве лейтенант глубоко вздохнул и снова стал внимательно наблюдать за коридором.

Восемь… Всего восемь человек присоединились к нему, перебравшись из квартир! Из них два француза, два англичанина, включая Макговерна, и три бельгийца, всё время державшиеся вместе. Ах да, ещё летчик, восьмой! С ним самим девять. Плюс группа Беннета внизу, это ещё семь. Итого — шестнадцать человек. А час назад их было сорок… Проклятая война!!! Проклятые немцы с их траханым Гитлером!!! Внезапно возникло дикое желание встать и пойти прямо к эсэсовцам, чтобы лично, своими руками, разорвать их на части за то что они снова ввергли всю Европу в кровопролитную войну, уже обернувшуюся в сотни тысяч, если не миллионы, убитых… Прошло всего чуть больше двадцати лет после их поражения а тевтоны упорно не желают помнить уроки истории и опять хотят захватить весь материк… Эх, надо было тогда провести беспощадную стерилизацию всех выживших германских ублюдков или их баб, тогда бы сейчас не пришлось лежать на полу и думать сколько времени ему отпустила судьба перед неминуемой смертью. Но поздно, и теперь приходится пожинать плоды собственной глупости и гуманизма…

Отбросив кровожадные мысли, которые всё равно сейчас были бесполезны, лейтенант уже хотел спросить о чём-то заползшего к нему в квартиру сержанта Макговерна как немцы неожиданно решили заявить о себе.

Из дверного проёма одной из них выглянула голова в такой знакомой каске и Юджин тут же дал очередь, почти не целясь. Он и не надеялся попасть в такую маленькую цель, да ещё и на приличном расстоянии, но иногда бывают приятные случайности! Видимо, одна из пуль умудрилась попасть прямо в лицо немцу, поскольку под каской брызнуло кровью и безвольное тело вывалилось в коридор, глухо ударившись о пол. Его сразу схватили за ноги и быстро втащили в квартиру но перед этим Питерс снова успел удачно всадить очередь прямо в тело, для закрепления успеха. А внутри, там где расположились немцы, вдруг раздался горестный яростный рёв, мало напоминавший человеческий. Такое ощущение что вопила горилла, потеряв кого-то близкого… Послышались отдалённые немецкие крики и какой-то шум.

Заинтригованный лейтенант был наготове, надеясь повторить успех с тем кто рискнёт высунуться наружу, но всё быстро стихло. Интересно, что там случилось? Неужели он прикончил какого-то важного ублюдка? Хорошо бы, если так… Нет, это точно был не тот эсэсовский офицер, кто-то другой… Да и какая разница?

В приподнятом настроении и с удвоенным вниманием Питерс снова стал сторожить коридор, твёрдо надеясь положить столько немцев перед своей гибелью сколько получится. Позиция у него хорошая, тыл пока прикрыт, так что ещё повоюем…

Там же, в то же время.

Гюнтер Шольке.

Оцепенение, охватившее его после рокового взрыва гранаты, проходило медленно. Бойцы столпились в прихожей, пережидая пока англичане чуть поутихнут, и не обращали внимания что их командир неподвижно замер перед дверью в спальню. Оттуда не доносилось ни звука, рождая в душе у Гюнтера самые мрачные предчувствия. Уж лучше бы стоны или крики а не эта мёртвая тишина… Состояние такое будто грогги у боксёра. Надо бы войти внутрь, но тело или мозг всеми силами сопротивляются этому, не желая окончательно расставаться с иллюзиями и надеясь на чудо…

Закрыв глаза и несколько раз глубоко вздохнув Шольке проглотил комок в горле и с неимоверным трудом шагнул на порог, страшась увидеть то что получилось его стараниями. Дым от взрыва «картофелемялки» уже развеялся и вся картина предстала перед его глазами.

Обычная спальня со скромно обставленной обстановкой. Кровать, письменный стол у окна, книжные полки, ковёр… Ничего особенного, если не считать того что часть мебели исклёвана осколками и разбросана. Но не это сразу приковало к себе его взгляд…

На разобранной кровати лежала старая женщина лет семидесяти. В очках на верёвочке, старой шерстяной кофте серого цвета и длинной юбке. Седые волосы, удивлённое лицо с полуоткрытым ртом… И кровь. Она стекала тонкой струйкой из уголка рта, сочилась из нескольких ран на кофте и по правой руке, свисавшей до пола. Грудь была неподвижна. Беспристрастный взгляд опытного военного автоматически выдал причину смерти — множественные осколочные ранения не совместимые с жизнью. А где же мальчишка? Ведь это его голос был слышен перед тем как рванула граната?

В коридоре, где располагались двери квартир, установилась тишина и Гюнтер услышал за кроватью какой-то странный звук, похожий на свистящий всхлип. Рефлекс заставил его тут же вскинуть оружие но мозг сразу дал команду отбой. И Шольке снова двинулся вперёд, обходя кровать стоящую в центре спальни. Сделав всего несколько шагов и заглянув за неё оберштурмфюрер почувствовал как ноги сделались ватными а желудок едва не выблевал ту еду которую он успел туда закинуть перед штурмом моста. Схватившись левой рукой за деревянную спинку кровати и отведя взгляд Гюнтер шумно сглотнул, как робот прошёл обратно до чудом уцелевшего стула и сел на него, дрожащими руками нащупывая на поясе фляжку. Отвинтил крышку, закрыл глаза и разом выдул почти половину воды, отчаянно жалея что в ней не шнапс…

Семи- или восьмилетний мальчик лежал именно там. Точнее, то что от него уцелело… Видимо, граната взорвалась как раз когда он к ней подбежал и безжалостно исковеркала детское невинное тело. Правую ногу оторвало у самого паха, левая висела на тонкой полоске кожи. Вместо правой руки торчала белая локтевая кость, густо обагренная кровью из разорванных связок и сосудов. Живот и грудь ребёнка буквально разорвало взрывом вплоть до разломанных костей и вывернутых сизых внутренностей. Лишь левая рука и лицо мальчика не пострадали. Скорее всего, тот из любопытства подбежал к упавшей гранате и та, взорвавшись, отбросила его за кровать, заодно нашпиговав осколками старую бабушку. Он смотрел прямо на оберштурмфюрера и его полный боли взгляд жёг как раскалённое железо. Моргнув и попытавшись что-то сказать ребёнок закрыл глаза и чуть вздрогнул, выплюнув изо рта порцию крови. А потом просто перестал дышать…

Шольке знал что «картофелемялка» не обладает большим радиусом разлёта осколков, так же как и их количеством, но именно в этот раз всё сложилось самым неудачным для всех образом. В голове стало пусто, вообще никаких мыслей, словно разум закоротило и он завис, дожидаясь перезагрузки. Гюнтер сидел на стуле, уставившись в стену, и бездумно подносил фляжку к губам, не замечая что та уже опустела. Шок оказался настолько силён что задавил собой те чувства которые он мог бы испытывать в такой ситуации — боль, горе, ненависть к войне и т.д. Было вялое желание чтобы его просто не трогали но что-то мешало окончательно погрузиться в себя, переживая случившееся…

— … Командир? Командир⁈ — кто-то тряс его за плечо и Шольке с трудом смог сфокусироваться на чьём-то знакомом лице, которое заглядывало ему в глаза. Потребовалось несколько секунд чтобы он узнал встревоженное лицо «Сосиски». — Оберштурмфюрер, что с вами?

Великан-огнемётчик стоял на пороге спальни и недоумённо смотрел то на него то на пустую фляжку, которую Гюнтер раз за разом подносил ко рту. Из-за его широкой спины почему-то появился Ханке и тоже удивлённо застыл рядом, как и ещё пара эсэсовцев. Шольке же аккуратно закрыл посудину, взял в руки пистолет-пулемёт и спокойно ответил, чувствуя что язык существует отдельно от него:

— Со мной? Ничего. Просто я сейчас ребёнка убил. Его гранатой разорвало, за кроватью лежит.

От услышанного остолбенели все. Проняло даже Рауха, он аж глаза выпучил. Ханке побледнел и растерянно огляделся, задержав взгляд на мертвой старушке:

— Какого… какого ребёнка?

Видимо, они не поверили и оберштурмфюрер решил уточнить:

— Мальчик, лет семь-восемь. Я думал тут англичане, бросил гранату а здесь ребёнок… Ноги почти оторвало и половину правой руки.

Поколебавшись, гигант грузно протопал к кровати и заглянул за неё. Застыл. Снял шлем, потоптался на месте, а потом посмотрел на всех какими-то дикими глазами. Снова кинул взгляд туда где лежал мальчик и деревянной походкой вышел из спальни, ничего никому не сказав.

Кажется, так до конца не поверив, отрядный Гаврош решил сам убедиться в словах командира, несмотря на то что кто-то из солдат предупреждающе сказал:

— Эрих, не надо! Не ходи туда!

Но тот словно не услышал совета и, как загипнотизированный, обошёл кровать, под равнодушным взглядом Гюнтера. Шольке чувствовал как внутри него что-то сжалось в очень тугую пружину, будто вот-вот его самого разорвёт на части. Вот только страха не было никакого. Вообще ничего не было.

Он спокойно смотрел как бевербер всхлипнул и в следующий момент парня буквально вывернуло наружу. Согнувшись и кашляя тот выронил из рук оружие и начал блевать прямо на постель, схватившись за спинку кровати обеими руками. К Ханке бросился один из эсэсовцев а Шольке вдруг вспомнил что ему надо командовать людьми и встал на ноги.

С каким-то отстранённым холодом Гюнтер понял что внутри него образовались как бы две личности. Одна сейчас сидит на стуле в полном шоке и никак не может понять как такое случилось и что теперь делать. А вторая встала на ноги и идёт воевать дальше как ни в чём не бывало. Мальчик погиб? Бывает на войне и такое. Да, ошибся, но уже ничего не поделаешь, отставить рефлексии и переживания.

Оставив бевербера и остальных в спальне оберштурмфюрер вышел в коридор квартиры, привычно проверил «МР-38», количество магазинов к нему и гранат. «Сосиска», судя по звукам, зашёл в туалет или в ванную, а его брат Карл осторожно выглядывал из проёма квартиры.

Вдруг раздался знакомый хлёсткий звук очереди английского «Bren» и пулемётчик, вздрогнув, как подрубленное дерево на ослабевших ногах вывалился наружу. Его «MG-34» с грохотом упал на пол. Убит, спокойно отметил Гюнтер. И тут же схватился за его ноги, втаскивая назад. У него получилось, но перед этим британец успел опять всадить в Карла очередь, словно не поверив что тот мёртв.

Уже в прихожей Шольке перевернул его на спину и убедился в своей правоте. Пуля попала в верхнюю часть переносицы, пробила её и застряла в голове, наверняка разрушив мозг. Старший Раух погиб мгновенно, на его лице так и осталось слегка удивлённое выражение, словно он никак не мог поверить в свою смерть.

В следующее мгновение сзади него раздался такой рёв что у Гюнтера заложило в ушах. Рывком обернувшись оберштурмфюрер увидел как только что вышедший из ванной «Сосиска» с абсолютно безумным взглядом смотрит на тело брата и издаёт тот самый рёв.

Как разъярённый медведь он кинулся к Карлу и стал трясти его, словно пытаясь заставить того очнуться:

— Карл!!! Ка-а-арл!!! Да очнись же!!! Ты же жив?!! Я знаю что жив!!! Ты не можешь умереть, братишка!!! Как же это?.. Что же я матери нашей скажу?.. — растерянно спросил огнемётчик, повернув к Гюнтеру залитое слезами перекошенное лицо. — Она ведь наказала мне беречь Карла, командир⁈ Ка-а-а-арл!!! — снова заревел он, принимаясь трясти безжизненное тело.

И прежде чем Шольке успел хоть что-то сделать «Сосиска» вскочил на ноги и принялся ожесточённо отстёгивать с пояса раструб своего огнемёта, продолжая то ли рычать то ли реветь. Остальные солдаты растерянно стояли рядом, не зная чем помочь. Гюнтер, несмотря на своё собственное состояние, догадался что тот задумал и заорал:

— Держите его! Валите на пол! Сейчас же!

Но его команда чуть запоздала. Младший Раух, совсем потеряв голову от горя и ярости, наконец, отстегнул раструб и ринулся к выходу, явно намереваясь попытаться отомстить британцам за гибель брата. На его пути был только сам оберштурмфюрер и он не колебался.

Шольке накинулся на своего обезумевшего подчинённого и со всей силы обхватил его широченные плечи, пытаясь удержать великана на ту пару секунд что потребуются его людям чтобы помочь ему. Гюнтер был высок и силён по сравнению со многими другими мужчинами, но в этот раз физические кондиции не помогли. Над ухом снова раздалось звериное рычание а затем чудовищная сила буквально оторвала его от мощного тела огнемётчика и ударила спиной о стену.

Такой толчок не только выбил из него весь дух но и почти лишил сознания, даже шлем лишь ненамного смягчил столкновение со стеной. Застонав от боли оберштурмфюрер сполз по стене вниз и как сквозь туман видел образовавшуюся на полу рядом с ним кучу-малу. На Рауха накинулось пять или шесть эсэсовцев, вцепившись в него как псы в кабана на охоте. Рыча, тот пытался выбраться, отрывая от себя солдат, но дело спас сорванец Ханке, случайно или специально оказавшись в ногах гиганта. Тот споткнулся об него и с грохотом свалился на пол, едва не придавив одного из бойцов. Тут дело пошло легче, несмотря на то что баллон на спине «Сосиски» мешал его нормально держать. Навалившись на него всем скопом эсэсовцы мутузили огнемётчика и через пару минут тот почти затих, издавая звуки похожие на сдавленные рыдания.

Гюнтер с трудом смог подняться на ноги, опираясь о стену. В глазах всё плыло словно после хорошей контузии, зато в голове чуть прояснилось. Моральное отупение и шок, нахлынувшие на него после того как он увидел что случилось с погибшим мальчиком, отступили и Шольке снова стал единым целым, слив две свои личности в одну. Как ещё до переноса ляпнул Алекс: «Клин клином вышибают!» Правда, и в Германии есть почти такая же по смыслу пословица. Страшно представить что он мог натворить в таком состоянии если бы не приступ бешенства Рауха. Нет, последствия от невольного убийства ребёнка никуда не пропали, Шольке сильно подозревал что они ещё проявятся, но в данный момент ему чуть полегчало. Главное, полностью сосредоточиться на войне и тогда будет меньше времени вспоминать ту спальню…

«Сосиска» окончательно затих, содрогаясь в рыданиях, и сильно помятые эсэсовцы начали вставать с него, поправляя форму и обмениваясь понимающими взглядами. Все видели что случилось и не испытывали к великану злости за свои ушибы и синяки, благо обошлось без разбитых и сломанных костей.

Глубоко вздохнув, Гюнтер обвёл всех своих подчинённых взглядом и заговорил, спокойно и размеренно:

— Так, слушать меня внимательно! Сейчас мы пойдём и добьём этих англо-французских засранцев, которые убили нашего Карла! Их уже немного осталось но, думаю, сражаться они станут до конца, как и положено настоящим солдатам! Запомнить накрепко — больше никто из вас здесь умереть не должен! Понятно⁈ И так мы потеряли кучу людей на улице, кроме бедняги Карла, и я не хочу чтобы их число прибавилось! Поэтому! Действуем вдвойне осторожно! Патроны есть, гранаты тоже! А значит вычищаем этот проклятый дом начисто, чтобы ни один англичанин или француз не смогли в нас выстрелить! Но!.. Если видим гражданских, или подозреваем что они находятся в какой-то комнате, то зовём любого бойца кто знает английский или французский! Наш Ханке, кстати, знает оба… — похвалил он слабо улыбнувшегося польщённого Эриха. — Те кто не знает английский, запомните фразу что должны кричать вы сами — «If there are women and children, go out! We won’t shoot!» Это означает что мы не будем стрелять в женщин и детей, пусть выходят к нам! Повторите её про себя по пять раз каждый! Я не хочу чтобы вы случайно повторили мою ошибку, поэтому будьте очень внимательны! Вопросы?

— Командир, а если они станут стрелять из квартиры, мы её забросаем гранатами а потом там окажутся гражданские? — спросил кто-то из солдат. — Что тогда?

— Тогда вы всё сделаете правильно! — твёрдо ответил Шольке. — В этом случае вся вина за их гибель ляжет только на самих врагов, за то что оставили здесь мирных жителей. Ещё вопросы?

Больше вопросов не оказалось и Гюнтер занялся деталями плана который в теории позволял окончательно захватить дом без потерь. Или, по крайней мере, без больших. Люди наскоро проверяли оружие, перезаряжали его, словом, готовились.

Огнемётчик, видимо, полностью смирившись с потерей, тяжело поднялся с пола и, ни на кого не глядя, тоже стал механическими движениями осматривать своё горючее хозяйство. Его опухшее лицо ничего не выражало и Шольке мог только догадываться что творилось у гиганта в душе. Наверняка ничего хорошего, но вот проводить сеанс психоанализа сейчас точно не время. И поэтому он ничего ему не сказал когда тот, закончив с раструбом и баллоном, подобрал с пола сиротливо лежавший пулемёт брата. Крепко обхватил его своими широкими лапами и мрачно уставился в проём двери, ожидая команды на штурм. Оберштурмфюрер не стал тянуть и начал действовать…

Вываливаться в коридор толпой было бы верхом глупости, гранату не докинешь, поэтому пришлось использовать метод ловли на живца. И приманкой должен был стать он сам. Не сказать что Гюнтеру так уж хотелось ей быть но и доверить эту роль другому после гибели Карла ему не улыбалось. К тому же весьма кстати он вспомнил про свой дар регенерации который, к счастью, после Берлина почти не использовался. И Слава Богу! Так что выжить даже в случае самого неблагоприятного развития событий у него куда выше шансов чем у любого другого.

Шольке напряг ноги и одним могучим прыжком перескочил коридор, достигнув проёма соседней квартиры, где дверь также отсутствовала. Там укрылись ещё двое его бойцов из тех что раньше караулили лестницу на третий этаж, и ждали. Минуту назад, сразу после инструктажа, Эрих поведал ему почему присоединился к Гюнтеру без его приказа.

Оказывается, этот несносный сорванец самостоятельно поднялся на третий, а потом и на четвёртый этаж, пробежался по квартирам и обнаружил что там, кроме пары-другой укрывшихся гражданских и нескольких вражеских трупов возле окон, нет ни единого солдата противника. А раз так то зачем сторожить впустую? Логика, конечно, спорная но опять же для разбора его непредусмотренной инициативы не было времени. Пришлось глубокомысленно кивнуть и сделать вид что так и надо. Естественно, потом он накажет парня, но не сейчас.

Британский пулемётчик опоздал всего на полсекунды. Короткая очередь ударила в стену возле входа, отколола куски штукатурки и некоторые пули зарикошетили по коридору. Предупреждающе кивнув одному из солдат, стоявшему возле двери в той квартире откуда он сюда прыгнул, Шольке высунул наружу свой пистолет-пулемёт и выдал очередь почти на половину магазина, не заботясь о точности. Англичанина это только раззадорило и «Bren» снова застрочил, выплёвывая новую порцию свинца. Вроде получилось…

Один из снайперов, оказавшийся в его штурмовой группе со своей винтовкой с оптическим прицелом, чуть высунулся из-за расколотого и обагренного кровью Карла косяка двери и, мгновенно прицелившись, выстрелил. А затем снова укрылся в квартире.

Вражеский пулемёт захлебнулся и затих. Неужели план осуществился без сбоев? Это было бы здорово! Чтобы убедиться в этом Гюнтер лёг на пол и одним глазом посмотрел в коридор.

Английский пулемётчик, тот самый британский лейтенант, лежал на полу и слабо шевелился, видимо, раненый. Рядом лежала его дурацкая каска, похожая на тазик для бритья. Хотя крови не видно… Куда там попал его снайпер? Из-за дальности был непонятен характер ранения врага но стрелять, по крайней мере пока, тот не мог. Прямо на глазах Шольке, прежде чем снайпер снова решил высунуться в коридор, кто-то затащил раненого лейтенанта в квартиру, почти так же как это сделал сам Гюнтер с погибшим Карлом. Но этому пулемётчику ещё хватило силы зацепить рукой свой пулемёт и утянуть его за собой. Что ж, цель выполнена, проход свободен!

Вскочив на ноги оберштурмфюрер выскочил в пустой коридор и Ханке, согласно плану, присоединился к нему вместе с таким же «МР-38». Держа на прицеле дальнюю квартиру они оба дошли до следующей пары жилых помещений и, молча кивнув друг другу, ворвались внутрь вместе с одним из стрелков каждый, оставив остальных, вместе с пулемётчиком-огнемётчиком Раухом лежать в коридоре на всякий случай.

Осмотр занял пару минут, никого внутри не оказалось, несмотря на предупреждающие крики Шольке обращённые к гражданским. Затем последовало дальнейшее продвижение в том же порядке. На удивление враги из дальней квартиры не высовывались и вообще оттуда не было слышно ни звука. Зато отчётливо приблизился грохот боя со стороны западной лестницы, откуда должен был пробиваться Бруно вместе с другой группой. Потом стрельба и взрывы гранат стихли, послышался топот множества сапог и Гюнтер инстинктивно дал команду не стрелять пока он сам не даст приказ.

Как оказалось, это было верное решение, поскольку через несколько секунд из-за дальнего угла высунулась настороженная физиономия Брайтшнайдера, озарившаяся радостной улыбкой при виде своего командира. Ну наконец-то! Долго же он там возился внизу…

Быстро проверив оставшиеся квартиры и больше никого не обнаружив обе группы подошли к той куда затащили вражеского офицера вместе с его пулемётом. Бруно тоже был вооружён «МР-38» и Шольке молча показал ему что он войдёт внутрь вместе с ним.

На полу возле квартиры, среди россыпи пулемётных гильз, лежала каска английского лейтенанта и только сейчас оберштурмфюрер понял куда попал его снайпер. Оказывается, как и положено, тот целился в голову, но пуля попала в каску и умудрилась отрикошетить, оставив в левой части «тазика» небольшую вмятину! Видимо, офицера сильно оглушило таким «поцелуем» и прежде чем он сумел очухаться, его подчинённые затащили тело в квартиру. Осталось лишь добить остатки ублюдков и дело в шляпе.

Он первым ворвался внутрь и тут же повалился на пол, готовый стрелять в любой проём квартиры откуда могли вылезти враги. Следом за ним последовал Ханке, закинув гранату в сторону кухни. И завершил действие Брайтшнайдер, сделав то же самое в направлении зала. Грянули два взрыва и сам Шольке, распахнув дверь туалета, всадил туда очередь, расколотив невинный унитаз. Эрих проверил пулями ванную а Бруно дал очередь в тот же зал, на случай если там вдруг остались выжившие противники.

Но вместо яростного огня зажатого в угол врага их встретили лишь стоны, раздававшиеся из дальней комнаты за залом. Собравшись вместе и выставив вперёд пистолеты-пулемёты Шольке, Брайтшнайдер и Ханке очень осторожно подошли туда. Гюнтер подавил настойчивое желание забросить внутрь гранату, поэтому лишь высунул наружу из-за дверного косяка «МР-38» и застрочил из него длинную очередь веером. В ответ раздались испуганные и болезненные крики на английском и французском с просьбой не стрелять, вперемешку с проклятиями.

Подобрав с пола в коридоре кусок вдребезги разбитого зеркала оберштурмфюрер взял его в руку и настроил так чтобы осколок показывал то что находится внутри спальни. И слегка перевёл дух… Боеспособных врагов там не было, только раненые. Девять человек лежали прямо на полу, кое-как перевязанные, и оглашали спальню своими страдальческими воплями. Гюнтер кивнул своим бойцам и первым вошёл внутрь, впрочем, держа наготове оружие.

По всему было видно что противник сносил сюда всех раненых которые у него были, но куда делся он сам? Офицера-пулемётчика явно затащили именно в эту квартиру, причём здоровые солдаты а не раненые. Где же они? И почему никого из них не попытались спасти? Из девяти раненых двое оказались мертвы. То ли сами истекли кровью и скончались от болевого шока или же его очередь случайно добила их.

Но тут он увидел то что подсказало ему куда же делись выжившие враги. Часть подоконника спальни была разрушена, видимо, сюда попал один из танковых снарядов, разворотив кирпичную кладку вплоть до самого пола. Возле рукотворной дыры на улицу у стены стоял почти неповреждённый тяжёлый шкаф, и к его массивной ножке был привязан толстый жгут из штор и занавесок, свисавший куда-то вниз… Шольке уже всё понял и подошёл к пробоине в стене, чтобы убедиться в своей догадке.

Ну да, так и есть! Жгут свисал почти до тротуара, являя собой причину каким способом выжившие смогли улизнуть из, казалось бы, верной ловушки. Внизу, прямо под ним, лежал окровавленный труп англичанина, почему-то одетого в куртку пилота и лётные ботинки. Чуть поодаль, около переулка между домами, неподвижно застыло тело в знакомой военной форме бельгийской армии. А эти двое тут откуда взялись, интересно? Получается, те англичане или французы кто смог выжить, сбежали сами и утащили за собой своего командира? И потеряли при этом ещё двоих? Что ж, похвально, молодцы… Шольке был вынужден это признать, несмотря на свою досаду. Ускользнули мышки от кошки…

Он обернулся к лежавшим раненым, которые изо всех сил пытались не привлекать к себе излишнего внимания, и спросил у всех сразу по-английски:

— Если ответите правду — будете жить! Ваши товарищи бросили вас и удрали по этой верёвке? Вместе с лейтенантом?

Те переглянулись и ему ответил один из них, худощавый капрал-пехотинец:

— Да… связали шторы и спустились вниз… вместе с лейтенантом Питерсом… Вы нас не убьёте?

— Нет, не убью. Сколько их было? — снова поинтересовался Гюнтер, пока Эрих и Бруно осматривали винтовки раненых, сложенные в углу.

— Восемь… вместе с лейтенантом… — угрюмо ответил тот же капрал, морщась от боли в простреленной правой ноге. — Но на улице в них стреляли, мы не знаем что там с ними было дальше…

Внизу два трупа, значит спаслись шестеро. Если этот Питерс до сих пор не очнулся то его тащат двое, не считая охранения. В принципе, можно попытаться догнать… Нет, надо сначала разобраться тут! Определить свои потери, позаботиться о своих раненых… ну и об этих, наверное, тоже. Пополнить боезапас и уже тогда идти дальше к порту, или в восточные кварталы.

— Командир, да у них во всех винтовках ни единого патрона! — зло произнёс Брайтшнайдер, подходя к нему. — Эти сволочи стреляли по нам до последнего! И сейчас наверняка сдались только потому что палить нечем!

— Угомонись, Бруно, мы бы на их месте сделали то же самое… — устало произнёс Шольке, хлопнув его по плечу и выходя из комнаты. — Вот только пункт о сдаче в плен был бы явно лишний.

— Это уж точно, командир… — проронил его заместитель, выйдя вместе с ним наружу из спальни в зал. — Сдаваться в плен, даже если тебе нечем сражаться, самое последнее дело! Позор для любого настоящего солдата, но это не про них! Уж лучше застрелиться или подорваться, если не можешь обороняться! Тьфу, слабаки…

Они вместе с Ханке втроём встали в зале, медленно приходя в себя от напряжения боя. Заместитель закурил а Эрих снова стал осматривать свой «МР-38». Чувствуя что его отпускает Гюнтер привалился к стене и понял что отдал бы сейчас за фляжку шнапса очень многое. Но увы, из-за растяпы Бруно теперь у них невольно наступил «сухой закон». Да, Брайтшнайдер что-то говорил будто небольшие запасы алкоголя есть и в других броневиках, но «Забияка» и «Аттила» сгорели, а другие бронемашины далеко.

В квартиру вошёл «Сосиска» и грузно пошёл прямо на них, смотря куда-то вперёд отсутствующим взглядом. Казалось, на нём застыла восковая маска или он превратился в робота. Ага, настоящий Терминатор, усмехнулся Шольке. Они все расступились, освобождая ему дорогу и вяло посмотрели вслед, гадая что гиганту могло понадобиться в квартире.

Тот протопал прямо в спальню и остановился, глядя на раненых пленных. Оберштурмфюрер на несколько секунд закрыл глаза но хлопок включившегося раструба огнемёта заставил его очнуться и удивлённо посмотреть на подчинённого. А тот уже успел отцепить его от пояса и на кончике оружия заплясал весёлый сине-жёлтый огонёк.

— Эй, парень, не дури! — раздался из спальни дрожащий голос того самого капрала. — Убери от нас эту пушку!

У Гюнтера мурашки прошли по коже от страшного понимания того что сейчас может последовать. Раух явно невменяем, надо как-то отвлечь его!

— Роттенфюрер, отставить! — как можно убедительнее произнёс Шольке, медленно отрываясь от стены и поворачиваясь к гиганту. — Убрать огнемёт и выйти из комнаты! Это приказ! Выполнять!

Брайтшнайдер вместе с Ханке застыли рядом, опасаясь спровоцировать парня, а Раух повернул к ним голову, держа палец на спусковом крючке своего ужасного оружия. Его лицо всё исказилось, плечи вздрогнули а на глазах появились слезинки.

— Раух… иди… ко мне! — медленно и внятно проговорил Гюнтер, буквально по сантиметрам приближаясь к нему. Можно было бы попробовать и прыгнуть, но между ними не меньше трёх метров, тот успеет нажать на спуск и превратит всю спальню в филиал крематория. Очень желательно бы этого избежать. — Прямо сейчас! Давай! Ну же!

Шольке приглашающе протянул руку а в спальне послышались испуганные крики и шорохи. Видимо, раненые в меру своих сил пытались отползти подальше. Между тем с Раухом снова произошла перемена настроения. Слёзы быстро пропали а лицо ожесточилось.

— Я не могу, командир… — он медленно и с сожалением покачал головой. — Они убили Карла, понимаете? Я должен отомстить! Иначе я не смогу смотреть нашей матери в глаза…

— Роттенфюрер, если ты не выполнишь мой прямой приказ… — оберштурмфюрер не договорил, потому что ясно понял что произойдёт буквально через секунду. И, оттолкнувшись ногами изо всех сил, прыгнул к огнемётчику!

Но не успел… Уже в момент прыжка окончательно всё для себя решивший Раух нажал на спуск огнемёта и ревущая жаркая струя пламени жадно вырвалась из раструба оружия…