За тебя, Родина!

Глава 84

Дюнкерк, Франция.

30 мая 1940 года. Раннее утро.

Гюнтер Шольке.

— Начинается! — со скрытым напряжением выдохнул Пауль, стоя рядом с ним.

Но ему можно было бы этого и не говорить, оберштурмфюрер и сам всё видел. С юга и востока в раннем небе надвигался низкий, мощный гул, без всяких слов говорящий о том что сюда приближаются очень много самолётов. Гюнтер вместе с другом, Бруно и Эрихом вылезли на крышу одного из более-менее целых зданий и, задрав головы, смотрели вверх. Шольке вместе с Хофбауэром к тому же ещё вооружились биноклями и теперь разглядывали две армады самолётов, летящих на разных высотах.

Южная группа, состоящая большей частью из истребителей, насчитывала навскидку больше сотни машин, целая эскадра. Юркие «мессершмитты» с их худыми силуэтами двигались на двух разных высотах, держа чёткий строй как на параде. Похоже, высшие штабы «Люфтваффе» не зря всю ночь работали, строя планы и организуя взаимодействие. Впрочем, Гюнтер и так знал что эта часть штабного искусства была заслуженной гордостью немецких генералов и редко когда давала сбои без серьёзнейших на то причин. Другая, меньшая часть группы, была сформирована из устаревших но всё ещё довольно действенных бипланов «Не-51», вперемежку с «Ju-87». Они неплохо показали себя в Испании, хоть и уступали русским «крысам» по скорости и манёвренности. В бинокль было видно что на каждом из них установлено по несколько бомбодержателей, значит до сброса своих «подарков» бипланы будут воевать в качестве штурмовиков.

Восточная группа, в отличии от южной, почти вся состояла из бомбардировщиков. Тут были и «Ju-88» и «Do-17», метко названные самими лётчиками «летающие карандаши». Но больше всего в строю летело «Не-111», один из основных бомбардировщиков «Люфтваффе». Вся эта двухмоторная натужно гудящая масса наплывала на побережье, буквально давя своими двигателями на уши и нервы. Их прикрывало всего двадцать с небольшим «мессершмиттов», роем кружившихся над головными четвёрками.

Захваченные впечатляющей мощью собственной авиации ни сам Гюнтер ни его сослуживцы даже не подумали что с ними случится если вдруг промахнётся при бомбардировке хотя бы один самолёт. А такое, при всей меткости приборов и навыков штурманов, вполне могло произойти. Онемев от восторга все четверо продолжали стоять на крыше и, открыв рот, пялиться в небо.

В это время над городом, как обычно, патрулировали воздух восемь вражеских истребителей «Spitfier» у которых, на взгляд Шольке, не было ни малейшей возможности помешать атаке. Скорее всего, это понимали и они сами но без колебаний развернулись и бросились в бой, разделившись на четвёрки. Первая из них полезла выше, к бомбардировщикам, а вторая с самоубийственной храбростью атаковала «мессеров». Гюнтер лишь покачал головой, наблюдая за ними. Смело но глупо. При таком массовом превосходстве «Люфтваффе» их собьют ещё до того как они смогут сделать то же самое с немцами.

«Мессершмитты», завидев своих оппонентов, тоже не стали медлить и приняли вызов. Около десятка машин потянулись вверх, в погоню за первой группой; а вторая, в количестве шестнадцати самолётов, завязала «собачью свалку» с нижней. Завидев угрозу для своих подопечных малочисленные истребители восточной группы прекратили кувыркаться возле бомбардировщиков и резко через крыло рванули вниз, таким образом зажав четвёрку британских истребителей в клещи. Учитывая что англичане при наборе высоты были ограничены в манёвре это ставило их в трудное положение… Сами же бомбардировщики, видимо, получив приказ лидера, сгруппировались плотнее, ощетинившись пулемётами.

…В течении следующих нескольких минут эсэсовцы наблюдали за воздушным боем, который закончился со счётом 7−1 в пользу «Люфтваффе». Несмотря на некоторую неразбериху, возникшую из-за того что пилоты одновременно пытались сбить дерзких британцев, при этом мешая товарищам, итог противостояния не вызвал никаких сюрпризов. Все англичане кроме одного были сбиты, а последний удрал на форсаже над самой водой, имея на своём хвосте сразу две пары «мессеров». Потери немцев составил всего один истребитель который, густо дымя мотором, рухнул в нескольких километрах отсюда. Правда, лётчик успел выпрыгнуть с парашютом, как и трое из семи британцев, а потеря машины не такая уж и беда, если человек жив.

Но, как оказалось, это было только начало грандиозного представления. Уже подходя к пляжам бомбардировщики начали разделяться, скорее всего, по заранее согласованному плану. Большая часть двухмоторных бомбовозов легла на курс «восток-запад» прямо над побережьем и… открыла люки. На головы десятков тысяч прижатых к морю англичан и французов посыпались сотни, а может и тысячи бомб, свист которых доносился даже сквозь гул множества моторов.

В это же время отделившиеся от общего строя бомбардировщики повернули к северу, туда где стояли и принимали беглецов на борт несколько эсминцев, уже открывших огонь по подлетающим самолётам. Пунктирные огненные трассы тянулись ввысь, пытаясь достать немецкие бомбовозы, но пока безрезультатно. Но Гюнтер заметил как восемь «Не-111» опустились почти до поверхности воды и, словно подкрадывающиеся хищники, устремились прямо к кораблям. Бинокль Шольке услужливо приблизил подробности и оберштурмфюрер увидел что под каждой машиной висит длинное, сигарообразное тело. Торпедоносцы! Те самые, которые в прошлой реальности стали одним из самых страшных кошмаров англо-американских моряков из полярных конвоев! Разойдясь веером и разобрав цели «Хейнкели» атаковали над самой водой, пользуясь тем что огонь корабельных зениток был сосредоточен на тех бомбардировщиках что пытались бомбить эсминцы ковровым способом. И даже это было не всё! С неба на корабли валились и бипланы, «Не-51», сопровождаемые «воздушными пехотинцами»!

Маленькие, устаревшие но юркие машины бесстрашно ложились на крыло и пикировали, угрожая вот-вот выпустить из бомбодержателей свои «гостинцы», в дополнение к тем кто бомбил эсминцы с горизонтального полёта. «Штукас» сделали то же самое через пять секунд, чтобы не представлять для неприятельских артиллеристов групповую цель. Гюнтер восхищённо покачал головой, поражаясь неизвестному штабному гению, сумевшему так скоординировать атаку. Ведь получается что вражеские корабли подвергаются сразу трём опасностям одновременно, а огонь противника в данный момент сосредоточен на самой наименьшей из них, на самолётах что бомбят с горизонтали! Даже такому сухопутному человеку как Шольке было ясно что для неподвижных эсминцев куда опаснее именно пикирующие штурмовики и торпедоносцы, нежели «летающие карандаши» и «Ju-88».

Обзор с крыши давал хорошую картину происходящего не только в небе но и на воде. Переведя бинокль в горизонтальное положение Гюнтер подкрутил окуляры и сосредоточил внимание на кораблях. А там, судя по всему, уже поняли свою ошибку и лихорадочно пытались её исправить. Зенитки, одна за другой, прекращали палить высоко в небо и переносили огонь на более приоритетные цели. В данном случае, на пикировщики, поскольку торпедоносцев они, видимо, пока не заметили. Да и немудрено, те летели над самыми волнами, а артиллеристы смотрели вверх. Шольке довольно хмыкнул, заметив что творилось на одном из эсминцев.

Его капитан явно понимал насколько он уязвим, стоя неподвижно, и предпринимал все меры для того чтобы это исправить. За кормой забурлила вода и судно медленно начало движение, набирая скорость. Но эти вполне логичные действия капитана боевого корабля привели к трагедии. В это время рядом с носом, совсем близко от него, проходил один из битком нагруженных гражданских катеров, везущих с берега очередную партию спасённых. Для маленького судёнышка внезапный ход эсминца оказался полной неожиданностью. Солдаты в ужасе разевали рты и махали руками, пытаясь дать понять экипажу корабля что им грозит столкновение, а сам катер начал увеличивать ход, чтобы попытаться успеть проскользнуть под самым носом гиганта. Казалось, ему это уже удалось но эсминец всё же задел его корму, напрочь оторвав её и даже не вздрогнув. Что там было дальше — неизвестно, поскольку картину скрыл серый корпус корабля, с каждой секундой увеличивающего скорость.

Другие эсминцы тоже начали реагировать. Они спешно давали ход и пытались сбить пикировщики, которые уже зависли прямо над ними. И только сейчас на кораблях заметили ещё одну страшную опасность, которую едва не упустили из-за штурмовиков. Сначала в сторону торпедоносцев устремился один огненный жгут зенитной очереди, потому ещё несколько. Но было уже поздно…

«He-111», ведомые самыми отчаянными экипажами, уже разобрали цели и теперь рвались вперёд, невзирая на зенитный огонь, усиливающийся с каждой секундой. Вот сразу два из них, сбросив свои торпеды, чуть приподнялись над водой и стали круто поворачивать в сторону, чтобы удалиться подальше отсюда на безопасное расстояние. Затем ещё пара сделала то же самое… и ещё… и ещё. Восемь торпедоносцев, благодаря оплошности корабельных зенитчиков почти незаметно подобрались к целям и, сделав своё дело, стали уходить.

В этот момент, словно из жалости, Фортуна улыбнулась англичанам, буквально краешком губ… Одна из зенитных очередей всё-таки попала в крыло «Хейнкеля» из последней пары как раз когда тот разворачивался. Мгновенно вспыхнул правый двигатель, пилот не успел среагировать, машина зацепила левым крылом воду… и закувыркалась по ней, раскидывая по поверхности куски конструкции. Эта потеря оказалась единственной для торпедоносцев, остальные ушли, так же над самой водой, выполнив боевую задачу.

Понятное дело, Шольке не видел сброшенные торпеды, но не сомневался что хотя бы часть из них попадёт в серые корпуса. В это время самые первые пикировщики достигли, по их мнению, наиболее оптимальной точки сброса и освободили бомбодержатели от своих «подарков». Не став снова набирать высоту они последовали примеру торпедоносцев, прижались к воде и полетели к берегу, зная что больше ничем повредить боевым кораблям уже не смогут.

Возле медленно двигающихся эсминцев взметнулись первые большие столбы воды от промахнувшихся бомб. Но тут же сверкнуло и пламя, показывая что не все они упали в «молоко». Ещё на одном корабле взметнулся огонь… Остальные, кажется, не задело…

Внезапно на стоящем чуть в стороне эсминце, прямо посреди корпуса, расцвёл огромный шар огня, охвативший весь правый борт судна. Лишь ещё через несколько секунд до Гюнтера докатился раскатистый звук взрыва, показывая что как минимум один из ушедших торпедоносцев точно не промахнулся.

В следующие секунды большую часть кораблей закрыли гигантские водяные всплески, из-за которых нельзя было разглядеть эффективность сброса бомб штурмовиков. За этой завесой продолжало грохотать, оттуда вырывались светящиеся зенитные жгуты пуль и снарядов, вражеские расчёты упорно старались защитить свои эсминцы от угрозы с воздуха. И у них это получалось!

Шольке сжал зубы, видя как сразу три пикировщика «Люфтваффе» были подбиты бешенным огнём зенитчиков. Два биплана «Не-51» и один «Штукас». Первая из этих устаревших машин развалилась на части прямо в воздухе, ещё пикируя на корабли. Горящие бесформенные обломки дождём посыпались в море, сегодня щедро принимавшее в свои прохладные объятия как уничтоженную технику так и живых людей. Другие два самолёта, уже осуществившие атаку и зацепленные при отходе, отчаянно сражались за жизнь. Они даже летели в одном направлении недалеко друг от друга.

«Воздушный пехотинец» беспомощно болтался в воздухе, словно пилот перед вылетом выдул целую фляжку чистейшего шнапса. Из-под капота двигателя вырывался чёрный дым вместе с робкими языками пламени, лобовое остекление забрызгано маслом, а задняя часть кабины со стрелком зияет окровавленными осколками фонаря. В довершении всего у штурмовика отсутствовало левое шасси, вместо него торчала стойка, явно непригодная для нормальной посадки. Да уж, парням здорово досталось… Не отрываясь от бинокля Гюнтер мысленно начал желать им благополучно добраться домой, но у судьбы на несчастный самолёт были другие планы. Уже почти подлетев к линии песка изнемогающий мотор, буквально пожираемый огнём, не выдержал. Он закашлялся и тут же винт стал крутиться гораздо медленнее, останавливаясь на ходу. Шольке затаил дыхание, предчувствуя беду, и она не замедлила себя ждать. На его глазах отважный лётчик, увлекаемый к поверхности воды силой тяжести машины, задрал нос… и рухнул в море, взметнув своим изуродованным корпусом тучу брызг! «Ju-87», или то что от него осталось, несколько секунд качался на мелких волнах а потом, задрав винт, медленно ушёл под воду. Спасся храбрый пилот или же ушёл на неглубокое тут дно вместе со своей верной металлической птицей Гюнтер так и не увидел.

Ко второму «Не-51» та же ветреная девка Фортуна была более благосклонна. Весь словно обгрызенный, тоже с дымящимся двигателем, биплан пролетел над местом падения «Штукас», круто развернулся на восток и пошёл на снижение, видимо, собираясь сесть прямо на пляж. С крыши Шольке мало что было видно, но поскольку взрыв не раздался то он предпочёл решить для себя что парень сел удачно.

— Горят, командир!!! Они горят, паршивые англичашки!!! — внезапно оглушил его громкий восторженный рёв здоровяка Бруно.

Тот от радости тряс кулаками, обводя всех сияющим взглядом. Его бурно поддержал Ханке, от избытка чувств выпустивший в небо короткую очередь из своего пистолета-пулемёта. И лишь не отрывающийся от бинокля Пауль промолчал, при этом широко улыбаясь. Удивлённый Гюнтер, сообразивший что переживая за сбитых пилотов упустил что-то другое, не менее важное, тут же перевёл взор снова на море и отрегулировал окуляры.

Ему хватило всего несколько секунд чтобы понять причину восторга своих подчинённых.

Вдалеке было хорошо видно насколько эффективной оказалась такая скоординированная воздушная атака. Три… нет, четыре эсминца пылали, поражённые бомбами или торпедами отчаянных сорвиголов фон Рихтгофена! Один из них, весь облепленный сотнями людей, как раз в это время медленно кренился на правый борт, пылая от кормы до самого бака. Вместо надстройки чудовищно смятая металлическая конструкция с красно-чёрными раскалёнными обломками, торчащими в разные стороны и изрыгающая огонь. Экипаж и выжившие солдаты хватались за выступы на палубе и за друг друга, стараясь не свалиться в воду, но у многих это не получалось, и они летели вниз, размахивая руками…

Другой, видимо, тоже поражённый в корму, неподвижно застыл на месте. Его нос медленно но верно поднимался, обнажая заросшую подводную часть корпуса. Носовая башня главного калибра, раскуроченная попаданием и сорванная с барбета, лежала на палубе. Мостик густо дымился, одна из труб зияла огрызком… Словом, тут тоже для Шольке всё было ясно, этот корабль уже никуда не уйдёт, если только на дно.

Третий и четвёртый не потеряли ход и, несмотря на несколько очагов пожаров, можно было различить что по нему бегали аварийные партии со шлангами, стараясь потушить огонь. Остальные эсминцы, оставшиеся относительно неповреждёнными на вид, расходились в стороны, стараясь набрать побольше скорости. При этом, естественно, не прекращая вести плотный зенитный огонь.

Ещё какой-то горящий штурмовик рухнул в море, сбитый корабельными зенитчиками, а три других прервали атаку, скорее всего, повреждённые. Но остальные самолёты словно злобные осы накинулись на эсминцы, желая угостить их своими бомбами. Выписывая в небе отчаянные манёвры и фигуры «воздушные пехотинцы» и «Не-51» не собирались отпускать из своих когтей британские корабли.

И тут в воде почти одновременно вздыбились вверх больше двадцати высоких столбов, окатив близлежащие эсминцы пеной и осколками! Ещё один вражеский корабль, один из ранее неповреждённых, получил тяжёлое попадание в борт и, пылая пожаром, повернул на северо-запад, стараясь вырваться из смертельной ловушки.

Приятно удивлённый Шольке начал водить биноклем по поверхности пролива, пытаясь понять какой ещё козырь умудрился приготовить штаб для нанесения врагу наибольших потерь. Может, это тяжёлая артиллерия за городом решила тоже внести свой вклад в борьбу с английским флотом? Например, «15-cm Kanone 18», которая может бить аж на 25 километров. Насколько Гюнтер помнил к июню этого года должны быть выпущены примерно десяток таких орудий…

Но его внимание привлекли какие-то маленькие вспышки на северо-востоке. Недоумевая что это может быть он максимально увеличил изображение и застыл, не веря своим глазам. Потому что оттуда, медленно но верно, шли в эту сторону корабли, то и дело озаряя небо беглым огнём своей артиллерии! Неужели фюрер всё-таки разрешил «Кригсмарине» тоже поучаствовать в финальной битве за Дюнкерк?

Первыми шли на вид совсем маленькие кораблики, похожие с дальнего расстояния на игрушечные. Но Шольке знал что на самом деле это как минимум эсминцы, потому что бросать в атаку на вражеские боевые корабли какие-нибудь катера было бы довольно глупо. Даже сейчас, когда половина неприятельского флота повреждена бомбами и торпедами, это очень опасно при минимальных шансах больно ужалить в ответ. А ещё дальше германских эсминцев медленно вырастал в размерах длинный остроносый боевой корабль с высокой надстройкой и впечатляющими стволами главного калибра. А это кто? Крейсер, не иначе… Впрочем, что гадать, если можно спросить у того кто в этом больше разбирается?

— Пауль, посмотри на северо-восток, кажется, там наши корабли появились… — предложил он другу, тронув его за плечо.

Тот оторвался от занимательного зрелища охоты германских самолётов на британские корабли и, мельком глянув на Шольке, повернул свой бинокль в указанном направлении. Оберштурмфюрер знал что любимый брат Пауля служит на флоте и, приезжая в отпуск, с восторгом рассказывает про гордость «Кригсмарине», доказывая ему что война на море для Рейха не менее важна чем на суше. Как оказалось, болтовня брата не прошла для Пауля даром и через несколько секунд он начал размеренно перечислять корабли, идущие к городу.

— Миноносцы в качестве головного дозора, «Zeeadler», «Greif», «Mowe»… А это?.. Ах да, «Kondor» и «Falke». По словам Томаса жуткое старьё… О, лёгкие крейсера! «Köln» и «Nürnberg»! Тоже те ещё старички, особенно первый… А сзади… Ого, да это же тяжёлый крейсер «Admiral Hipper»! Вот это да, Гюнтер! Не ожидал что Редер пришлёт его сюда… — хмыкнул Пауль, продолжая следить за подходящей эскадрой.

Как оказалось, появление германского флота стало той последней каплей для вражеских эсминцев, пытающихся до этого спасти как можно больше людей. Понимая что время их существования в такой невыгодной ситуации отсчитывает уже даже не часы а минуты все неприятельские корабли, которые имели ход, стали один за другим отворачивать на запад. На месте остались лишь четыре из них. Два уверенно шли на дно, поражённые немецкой авиацией, и ещё парочка покачивалась на волнах, видимо, с повреждёнными машинами и не до конца потушенными пожарами. Англичане на них, как настоящие моряки, и в этой ситуации показали себя смельчаками, открыв отчаянный но безнадёжный огонь по германскому флоту, стараясь перед своей гибелью нанести хоть какой-то урон противнику.

Но эта агония не продлилась долго. Два лёгких и один тяжёлый крейсер стали плотно накрывать их своими залпами и почти беспомощные британские эсминцы уже через пять-десять минут начали погружаться в воду, буквально избиваемые точными и безжалостными германскими канонирами с близкого, по морским меркам, расстояния. Пылая от носа до кормы, содрогаясь под тяжкими и смертельными ударами, оба корабля ушли на дно, до последнего мгновения стреляя из уцелевших орудий и в который раз подтвердив славу боевого духа «правительницы морей».

Гражданские катера и лодки, бросившиеся врассыпную ещё при начале бомбардировки, уже превратились в точки на горизонте, когда вся германская эскадра, не останавливаясь, стала проходить мимо пляжа прежним курсом на запад, догоняя ушедших вражеских эсминцев. Всё это время сам Гюнтер и его товарищи восторженно орали, превознося мощь неожиданно появившегося немецкого флота. Там не было ни «Бисмарка» ни «Тирпица» но против англичан на этот раз хватило и трёх крейсеров, благо что Черчилль так и не смог прислать на помощь своим погибающим солдатам ни линкоры ни авианосцы…

В воде виднелись сотни ярких точек, это плавали на поверхности живые и мёртвые английские и французские солдаты в спасательных жилетах, не успевшие попасть на корабли. Трусливые собаки, сдавшие всю Францию вместе с Бельгией и Голландией, теперь оказались между молотом и наковальней. Море стремительно пустело, последние мелкие гражданские лоханки во все свои силёнки удирали из зоны эвакуации, спасаясь от немецких самолётов и подходящих боевых кораблей. А освободившиеся от бомб штурмовики группами и поодиночке возвращались назад, к пляжам, чтобы перед тем как взять курс домой основательно прочесать вражескую пехоту из пулемётов.

Гюнтер отвлёкся от радующего глаз зрелища и посмотрел на свои наручные часы. Судя по плану, мощная артиллерийская подготовка, начавшаяся одновременно с массированным авианалётом, должна продлиться ещё пятнадцать минут. А потом настанет их очередь, чтобы сегодня окончательно решить вопрос Дюнкерка. Шольке ещё сразу после подъёма съездил в штаб и сумел разговорить верного адъютанта Зеппа унтершарфюрера СС Роске который, как обычно, уже был посвящён в основные детали плана командования. Причём, подозревал Гюнтер, таким «всезнанием» наверняка обладали большинство адъютантов и даже денщиков высших офицеров, несмотря на строжайшие меры секретности. Человеческий фактор никто не отменял, кто-то кому-то по дружбе намекнул, тот проболтался другому другу и т. д…

И теперь оберштурмфюрер знал не только то что должен был знать по рангу, но и куда больше. Артиллерийская подготовка, для которой собрали не только большую часть орудий действующих в районе города дивизий но и несколько специальных частей, сейчас велась не только по пляжам Дюнкерка но и по всему «котлу», вытянутому на восток. Роске поведал что небольшие очаги сопротивления окружённых находятся в окрестностях Леффренкука и Цюидкута, маленьких прибрежных городков. Там собралась «сборная солянка» из английских и французских солдат, разбавленных немногочисленным количеством бельгийцев, отказавшихся сложить оружие и подчиниться приказу о капитуляции своего короля.

Как оказалось, некоторые армейские генералы советовали перед началом артподготовки выдвинуть противнику ультиматум, потребовав сдаться в обмен на сохранение жизни и хорошее отношение в плену, но фюрер из Берлина прислал недвусмысленный отказ в этой инициативе. Видимо, Гитлер решил устрашить Черчилля, устроив из окружённых настоящий мясной «фарш», и показать что случается с теми кто отвергнул выгодное предложение о союзе с Германией.

Сам Гюнтер полностью поддерживал приказ фюрера не церемониться со всей этой огромной толпой трусов и их некомпетентных офицеров. Если бы они хотели сдаться то сами проявили инициативу, а раз её нет значит не хотят. Да и вообще он считал что те кто сильнее не должны предлагать врагу сдаваться, об этом пусть сам противник хлопочет, если хочет жить. Что за дурацкий гуманизм? Неужели эти генералы не понимают что такая инициатива сильного только принижает его? Потому что это не милосердие а слабость, показатель того что немцы боятся нести потери даже в выгодной позиции. Пусть сражаются до конца, как настоящие солдаты и мужчины, если могут и хотят! Хотя… Какие, на хрен, солдаты и мужчины? Эта толпа на берегу уже не военнослужащие, а напуганный и потерявший всякое достоинство сброд! Нечего их жалеть!

Шольке сплюнул от накатившей злости и презрения к ним, отвернулся и глубоко вздохнул, выкидывая ненужные мысли и моральные переживания:

— Ладно, Бруно, пора идти к нашим! — приказал он, посмотрев на подчинённых. — В последний раз проверим парней, вооружение и технику. Пауль, ты с нами?

— Нет, дружище, я к своему взводу, сделаю то же самое… — отмахнулся Хофбауэр, опуская бинокль на грудь. — Наш командир роты добился у командования чести идти в первых рядах, а значит и мы тоже. Хватит уже собирать чужие объедки, пора и нам себя показать!

Гюнтер видел что его друг искренне рад инициативе своего командира хотя, как уже опытный офицер, наверняка понимает что вместе с честью наступать первыми есть серьёзная вероятность и потери понести больше чем другие. Но, как правильно воспитанного эсэсовца, Пауля это не пугало. Пропаганда превосходства, которую заливали им в уши каждый день во время обучения, уверяла что потери — это неизбежность, с которой надо смириться и продолжать выполнять боевую задачу несмотря на все преграды. Пусть армейцы прячутся по ямкам и целыми ротами лежат на земле, боясь поднять головы из-за одного-единственного пулемёта. А эсэсовцы пойдут вперёд несмотря ни на что и утрут нос зазнайкам из Вермахта!

Сам Шольке не поддерживал такой, по русскому выражению, «шапкозакидательский» настрой, зная какие большие потери понесут СС из-за презрения к врагу и к собственным потерям. Да, Зепп с ним солидарен и сам сказал ему по возможности беречь людей не в ущерб выполнению приказов, но его власти хватает только на «Лейбштандарт». А как-то воздействовать на другие части СС и содержание пропаганды уже нет, там всё решает сам Гиммлер, чтоб он провалился…

…Пятнадцать минут прошли очень быстро и ровно в 9.00 по местному времени над городом взлетели несколько ракет, оставляя в небе дымные полосы. Самолёты уже давно улетели, а теперь начал стихать и рёв артиллерии, от которой дрожала земля даже тут, в паре кварталов от выхода из города на пляжи. Все разведчики Гюнтера уже полчаса назад были в полной готовности, так что никаких непредусмотренных проблем перед ним не возникло. Дождавшись когда за домами всё окончательно перестало грохотать Шольке вместе со своими людьми пешим ходом подбежал к крайнему кварталу, откуда уже различался завал из зданий, обрушенных корабельной артиллерией вчера вечером.

Роске говорил что примерно такая же картина творится и на других улицах, с которых можно выйти на побережье. Завалы и большие воронки, оставленными снарядами с кораблей, начисто блокировали проезд для техники, и при этом серьёзно затрудняли проход пехоты, поэтому командование позаботилось и об этом. Возле большой кучи кирпичей, обломков стен и домашней мебели суетились солдаты инженерных войск СС с чёрными петлицами, делая последние приготовления. Командовал ими среднего роста хмурый унтерштурмфюрер, лично проверяя работу подчинённых.

Как раз в этот момент он обернулся, увидел Шольке с солдатами, что-то крикнул издалека и властно замахал рукой, показывая чтобы они не приближались. Гюнтер понятливо кивнул и поднял руку, останавливая своих людей. Через минуту сам унтерштурмфюрер и его бойцы во весь дух побежали к тому месту где сидели разведчики и, запыхавшись, остановились рядом с ними за углом.

— Всё, оберштурмфюрер, мы готовы… — выдохнул лейтенант инженерных войск СС, переводя дыхание и взглянув на часы. — Через… десять секунд проход для вас будет готов… Приготовиться! Быстро все за угол, если не хотите получить кирпичом по тупой голове! — внезапно оглушительно заорал он на одного из молодых солдат, который из любопытства высунул её наружу.

Тот сразу же послушался и смущенно огляделся, под смешки ветеранов. А через несколько секунд в конце улицы раздался сильнейший взрыв такой силы что Гюнтер с трудом устоял на ногах, а дом довольно неслабо тряхнуло! Неизвестно, сколько в эту кучу запихали взрывчатки ребята инженерного унтерштурмфюрера, но они явно не поскупились. Грохнуло знатно!

Из-за угла вылетели обломки случайной баррикады в виде кусков кирпичей, подпрыгивая на тротуаре и ударяясь в стены дома напротив, потом до них дошло густое облако пыли, из-за которой некоторые солдаты стали кашлять. Но Шольке не стал терять времени и, одобрительно кивнув офицеру инженерных войск, хрипло крикнул:

— Вперёд, ребята! Не спать! Осталось совсем немного! — и ринулся во главе, крепко сжимая в руках «МР-38».

За спиной у него грохотало множество сапог, слышалось бряцание амуниции и тяжёлое дыхание солдат. Через пару секунд рядом с ним поравнялись и даже чуть вырвались вперёд… ну кто бы сомневался!.. Бруно, Эрих и гигант-Раух. Времени опять читать нотации не было, поэтому Гюнтер просто промолчал, благо что бежали они почти наравне с ним.

Добравшись до того места где пару минут назад возвышалась внушительная, выше человеческого роста преграда, все его разведчики не колеблясь нырнули в густое облако пыли, задержав дыхание. Заряд взрывчатки сделал своё дело, открыл им проход к противнику, и Шольке был намерен сполна этим воспользоваться. Под ногами валялись всякие обломки, ноги то и дело подворачивались на неровной земле; сзади даже, судя по звуку и ругательствам, кто-то упал.

Но вот, наконец, пыльное облако осталось позади и Гюнтер, вместе со своими людьми, снова оказались на чистом воздухе, уже по ту сторону несуществующей преграды. Одного быстрого взгляда на пляж оказалось достаточно, чтобы хоть немного понять обстановку и оценить уровень угрозы.

Почти весь песок вплоть до самой полоски воды зиял большими воронками, иногда наползающими друг на друга. Многие брошенные машины и зенитные установки были разорваны прямыми или близкими попаданиями, их искривлённые металлические обломки лежали в десятках метров друг от друга. Но больше всего взгляд приковали вражеские солдаты, которые в момент авианалёта и артподготовки оказались на открытом месте без всяких укреплений…

На мгновение ему показалось что он попал в ад. Сотни, а может и тысячи, людей в английской и французской форме лежали на песке в разных позах и количествах, насколько хватало взора. Опытный глаз легко определил что когда всё это началось то противник впал в панику, полностью потеряв голову. Окровавленные лохмотья штанов, кителей, курток и шинелей, покрытые бурыми пятнами… Оторванные грязные руки с осколками костей, ноги в потрёпанных ботинках, головы с выпученными от страха глазами и распахнутыми в немом крике ртами… Смятые и перекрученные взрывами человеческие тела, мало напоминавшие тех кем они были совсем недавно. Одни из них лежали без движения, погибшие мгновенно или истёкшие кровью из ран. Было много и других, истошно вопивших от боли и отчаянно зовущих на помощь товарищей или мать. Рыдавшие или ругающиеся, они очень хотели выжить, но Гюнтеру было не до них…

Потому что кроме этих двух категорий обнаружилась ещё одна, третья. Её составляли те счастливчики которые умудрились не только не погибнуть но даже не получить ранения. Они либо заранее успели выкопать себе укрытия в песке, или просто судьба на время смилостивилась над ними, но теперь эта довольно многочисленная группа металась по колено в воде, не зная куда деваться.

Те кто умели плавать медленно брели на глубину, стремясь максимально отдалиться от безжалостных немцев, бросая последние тяжёлые вещи. Некоторые из них шли группами, поддерживая товарищей или собственных раненых. Хотя на что они надеялись, учитывая что на воде не осталось ни одного спасательного судна из Англии? Разве что думали уцепиться за какие-нибудь обломки, которые сейчас изобильно плавают на море после потопленных кораблей, и дождаться ночи?

А вот не умевших плавать ждала ещё более печальная участь. Плен либо смерть.

Впрочем, их судьба Гюнтера волновала мало и, руководствуясь своим пониманием обстановки, он начал действовать. Обернувшись к своим людям и хищно улыбнувшись Шольке приказал:

— Растягиваемся в две цепи, интервал три метра друг от друга! Как дойдём до воды то разделяемся на две группы, одна идёт на восток другая на запад! Там встречаемся с нашими товарищами и все вместе давим всякое сопротивление! Любого кто направит на нас оружие, неважно здорового или раненого, уничтожать на месте! Бруно, раз в пять минут кричи «Hands up!», что значит «Руки вверх!» на английском. Не подчиняются или не слышат? То же самое, уничтожать на месте! Брать в плен только тех кто сами поднимут руки. Остальные, видимо, захотят погибнуть за старушку-Англию и своего толстого любителя сигар… Ну что ж, в этом случае мы должны им помочь, верно? — усмехнулся он.

Солдаты поддержали его понимающими улыбками и смехом. Завершив этот короткий инструктаж Гюнтер приказал двигаться вперёд и поднёс к плечу пистолет-пулемёт. Эсэсовцы, рассыпавшись в две цепи, двинулись вместе с ним, охватив территорию больше сотни метров. Пройдя полминуты до конца тротуара они оказались на песке, изрытом множеством ног и захламленном всяким мусором. Вот и первые трупы с ранеными появились рядом с ними…

Некоторые из них протягивали к ним руки и жалостливо просили о помощи, но никто из бойцов не остановился, лишь следили чтобы те не вздумали угрожать оружием. Чего жалеть врагов, да к тому же таких трусливых что не смогли или не захотели умереть как мужчины? Они сами выбрали как поступить, вот пусть теперь и отвечают за свой выбор, всё справедливо. Хватит и того что оберштурмфюрер не приказал добивать этих неудачников.

Брайтшнайдер, снова занявший место рядом с ним, громогласно заорал «Руки вверх!» по-английски с ужасным акцентом, но эта фраза, кажется, лишь ещё больше подхлестнула выживших оказаться как можно дальше от эсэсовцев. Что ж, Гюнтер дал им возможность спастись, даже вопреки собственному пониманию отношения к противнику, но враги не оценили… Их проблемы!

— Огонь по тем кто на воде! — крикнул он, и первым дал короткую очередь.

Подчинённые дисциплинированно выполнили приказ и вокруг Шольке поднялась сильная стрельба. Хлопали винтовки, рычали «MG-34», стрекотали немногие «МР-38» в руках самого Гюнтера, Бруно, Эриха и ещё нескольких младших командиров СС. Это настолько напоминало тир что оберштурмфюрер на мгновение прикрыл глаза, чтобы избавиться от наваждения.

Англичане и французы, стоявшие в полосе прибоя, с первыми же выстрелами подняли дикий крик и, преодолевая сопротивление мелких волн, побежали влево, вправо и вглубь, стремясь спастись от пуль. Многие из них падали, поражённые в спину, погружались в медленно окрашиваемую красным воду, и безжизненно качались на поверхности, уже безразличные ко всему. Другие заполошно взмахивали руками, пытались плыть под водой, но надолго их не хватало. Они выныривали и кто-то всё равно получал свою порцию свинца, так и не сумев обмануть смерть.

То и дело в расстреле безоружных врагов возникали паузы. Подчинённые перезаряжались, дольше целились, потому что беглецы с каждой секундой увеличивали расстояние между ними. Через минуту Гюнтер и другие автоматчики прекратили стрелять, вероятность попасть во врага снизилась почти до нуля. Вели огонь только пулемётчики короткими очередями, и стрелки с винтовками.

Поменяв магазин Шольке решил оглядеться по сторонам, перед тем как разойтись на два отряда. Вдалеке, справа и слева, были видны другие отряды СС, вышедшие из соседних улиц на большой пляж. Некоторые из них, судя по отдалённой стрельбе, тоже почувствовали себя в тире, остальные лишь угрожали вражеским солдатам и изредка били, беря в плен. Словом, подчинённые действовали согласно приказам своих командиров, которые по-разному относились к противнику, пусть даже безоружному.

Раненые, которые лежали у них почти под ногами, в ужасе молчали, видя что случилось с их товарищами, которым они недавно наверняка завидовали. Кое-кто из них пытался отползти подальше, вслух проговаривая молитву, а другие могли лишь бессильно лежать и надеяться что их пощадят те самые звери-эсэсовцы, которыми пугала пропаганда.

— Бруно, разделяемся! — распорядился Гюнтер, оставив себе половину отряда. — Иди на запад вдоль воды, пока не встретишь ребят из наших батальонов. А я на восток!

Заместитель махнул рукой тем кто вошёл в его группу и они двинулись по прибою вслед убежавшими, держа наготове оружие. Шольке хотел уже двигаться дальше, но услышал горестный крик одного из раненых англичан с развороченным правым боком:

— Зачем, ублюдок⁈ Зачем ты их всех убил⁈ Они же были безоружны, скотина ты немецкая⁈ Будь ты проклят!!!

Британец, понятное дело, орал на английском, будучи уверен что немецкий офицер его не понимает, но Гюнтер решил ответить ему, раз уж тот настолько глуп что не понимает очевидных вещей:

— Зачем, спрашиваешь? Да потому что вы, трусы, не достойны жить как мужчины, вот почему! Вот, например, кто ты? Солдат? Или баба? Отвечай!

Англичанин, ошарашенный тем что немец, оказывается, знает его язык, сперва явно испугался но быстро смог прийти в себя и ответил, сжав зубы от боли и злости:

— Да, я солдат! А ты убийца, понял⁈ Варвар, которых надо убивать вместе с вашим проклятым Гитлером! Сраные боши!

Гюнтер не выдержал и рассмеялся, не обращая внимания на удивлённые и любопытные лица подчинённых, не знающих о чём идёт разговор. Лишь бевербер Ханке знал английский, но он молчал, ожидая слов командира.

— Убивать, говоришь? А чем, интересно, ты собрался нас убивать, а? Где твоя винтовка, солдат? — издевательски спросил Шольке, даже не пытаясь скрывать свою неприязнь. — Куда ты её дел, солдат? Потерял? Бросил?

Тот не ответил, тяжело дыша и с ненавистью смотря на него.

— Я тебе скажу кое-что, а ты подумай, если выживешь… — снисходительно покачал головой Гюнтер. — Знаешь кто на самом деле солдат? Тот кто сражается до самого конца, понял? Кто не бросает оружие, даже если в нём нет патронов! Тот кто идёт в рукопашную, рвёт врага ногтями, зубами, душит за горло, в крайнем случае подрывает его вместе с собой! Тот кто не цепляется за свою жалкую жизнь любым способом, забывая о своём долге и стране! Неважно, вместе он со своими товарищами, или наедине в полном окружении, настоящий солдат всегда найдёт способ причинить врагу ущерб или нанести ему потери! ВСЕГДА! — повысил он голос, чувствуя как эмоции бурлят внутри. — Там, в городе, нас пытались остановить твои сослуживцы! Да, они убили нескольких моих людей, и я их ненавидел… но и уважал одновременно! Потому что они как раз были настоящими солдатами! Эти парни знали что умрут, что не увидят больше свои дома и родных, но почти все они не отступили и погибли как воины! Вот они — СОЛДАТЫ!

Ощущая непонятную злость Шольке сплюнул на песок рядом с головой британца, и продолжил с открытым презрением глядя на него:

— Ты — не солдат! И они… — он махнул рукой, показывая на многочисленные трупы лежащие на песке… — тоже не солдаты! Посмотри, они почти все безоружны! Я бы понял будь они гражданскими, но на них, как и на тебе, военная форма! Где ваше оружие, трусливые псы? Где ваша техника? Боеприпасы? Амуниция? Вы всё бросили, когда бежали сюда, пачкая кальсоны! Я сам видел эти горы снаряжения и брошенные машины, когда мы ехали за вами! Как, интересно, вы собирались воевать с нами без всего этого? Ах да, о чём я говорю, вы же собирались поскорее удрать отсюда, верно? Бросить французов, которые так на вас надеялись? Бросить собственных раненых, потому что они занимают место в уцелевших машинах, а нести их на руках слишком тяжело и медленно? Плевать на всё, лишь бы выжить и вернуться к семье, так⁈ Плевать на товарищей, на любимого короля, доверившихся тебе людей… скорее к мамочке, жёнушке и детишкам⁈ — разозлившись, Гюнтер едва удержался от того чтобы не впечатать с размаху свой сапог в британца.

— И после этого ты говоришь что вы солдаты⁈ Нет, вы ничтожество, полное дерьмо, непонятно зачем наряженное в военную форму! — сквозь зубы цедил Шольке, уже ненавидя этого англичанина. — Все ваши солдаты погибли, как и положено настоящим бойцам там, в городе, и за ним! А здесь я вижу только дезертиров, трусов и паникёров, для которых у меня приготовлена пуля и больше ничего! Так зачем мне их щадить?

Как видно, вполне справедливые слова немца изрядно разозлили и британца, поскольку он решил ответить и запальчиво крикнул:

— У меня была винтовка! Её разбило пулей с самолёта, я взял другую… потом кончились патроны и я… — замялся раненый.

— И ты её выбросил, так? — насмешливо спросил Гюнтер.

Тот промолчал, не став ни отрицать ни соглашаться, лишь злобно зыркал на него.

— А что тебе мешало поискать патроны и продолжать сражаться? Почему ты оказался здесь, а не вместе с теми настоящими солдатами, которые ценой своих жизней покупали время для вашего спасения? — давил Шольке, не собираясь давать тому шанса найти себе оправдание. — Или ты думаешь они меньше тебя хотели жить? Не хотели вернуться к своим родным, обнять родителей и поцеловать жену с детьми? Молчишь? Тогда я сам отвечу… Потому что превыше инстинкта самосохранения они поставили жизни своих товарищей, интересы своей страны, вот почему! Для них долг, честь и совесть не пустые слова, как для тебя и для этих… свиней, которые здесь собрались! И ради этого они погибли, нанеся нам хоть небольшой но урон! А вы… — не найдя подходящего слова Гюнтер снова сплюнул, обуреваемый презрением к этому недоумку, кривящемуся от боли.

— Да вы бы на нашем месте сделали то же самое, скоты! — сорвался вдруг раненый, скорее всего, уязвлённый услышанным. — Как воевать без снарядов и патронов⁈ Без техники, без нормального снабжения, без прикрытия⁈ Да никак!! Всё что ты говоришь лишь пустые слова, понял, немец⁈ Врукопашную, зубами, ногтями⁈ Что ещё придумаешь⁈ Да никто так не воюет уже в двадцатом веке! Если перевес врага слишком силён то не зазорно и отступить, чтобы собраться с силами и потом вернуть территорию обратно! Окажись ты вместе со своими солдатами в окружении то тоже сдался бы, чтобы сохранить им и себе жизнь! И это нормально! У многих семьи, у меня тоже, и нет ничего плохого в том что ребята хотели вернуться домой!

— Ошибаешься, придурок! — Шольке решительно покачал головой, движением руки приказав своей цепи двинуться вперёд. Разговор с британцем как-то незаметно захватил его, а время шло. — Окажись мы в такой ситуации то никто из нас в плен бы точно не сдался! Я это гарантирую! А если бы вдруг кто-то такое задумал то я вышиб бы ему мозги лично! И сражались бы мы до самого конца, постаравшись прихватить с собой как можно больше врагов. Нет, не из-за того что мы не хотим вернуться к нашим любимым… Просто мы — настоящие солдаты! И плен для нас абсолютно неприемлем. Исключение только если вдруг мы все окажемся без сознания и не найдётся рядом того товарища кто мог бы добить нас, чтобы не дать захватить. Кстати, если отступать не зазорно то какой ещё территорией вы готовы пожертвовать чтобы, наконец, собраться с силами? До Лондона? Или до самой Шотландии?

Гюнтер наклонился над ним и, глядя ему в затянутые болью глаза, сказал:

— И ещё одно, последнее… Благодаря таким как ты, любителям бросать своё оружие и бежать домой, мы скоро придём к вам! В ваши деревни, города, графства! Придём и возьмём всё что у вас есть! Особенно женщин, потому вы не только не можете но и не хотите по-настоящему их защищать! А зачем слабым женщины? Чтобы потом они рожали таких же слабаков как и ты? Запомни, кретин, уважают и считаются только с сильными! Ну, или умными. А ты и эти твои трусы ими не являетесь! Вы просрали свой боевой дух, поставив на первое место желание жить во что бы то ни стало! Именно поэтому ваша земля и ваши мисс станут нашими, как закономерная добыча. Поверь, мы позаботимся о них, и через несколько лет в Англии станут рождаться чистокровные немецкие англичане! И если ты вдруг доживёшь до этого момента то знай, в этом будет и твоя вина… А пока можешь вспоминать всех французов и француженок, понимая что они теперь в нашей власти во многом благодаря тебе и твоему желанию выжить любой ценой. Ты и твои сообщники-дезертиры сделали свой выбор, вот пусть теперь отвечают за него.

И, удовлетворённый завершившейся беседой, пошёл вслед за своими людьми, больше не обращая внимания на раненого врага. А тот разразился самыми грязными английскими ругательствами, перемешанными с воем и рыданиями, проклиная Гюнтера и всю Германию, как тех кто во всём виноват. Видимо, своей вины во всей этой истории британец так и не увидел…

— Командир, что он там ещё сказал? — по-английски спросил его Ханке, краем глаза продолжая посматривать вокруг, когда Шольке их догнал.

— Да так, обменялись мнениями по поводу Дюнкерка… — усмехнувшись, ответил он.

— И как? Кто остался прав? — снова поинтересовался сорванец, дав очередь в какого-то бегущего француза метрах в пятидесяти. Но не попал.

— Каждый остался при своём мнении. Так что поговорка «В споре рождается истина!» не всегда верна! — рассмеялся Гюнтер.

И остановился, видя что из города на пляж вылетел связной мотоциклист и несётся за ним. Подождав когда тот, натужно преодолевая песок, доедет до него и козырнёт, он выжидающе протянул руку за приказом. Но обер-шутце СС, молодой парень со смышлёным лицом, покачал головой и заговорил:

— Оберштурмфюрер, мне приказали передать что бы вы немедленно приехали в наш госпиталь, в распоряжение доктора Лейтмана. Приказ самого обергруппенфюрера! — уточнил он, не дожидаясь пока Шольке спросит это сам.

Гюнтер удивлённо вскинул брови. Да что там такое стряслось в госпитале, раз требуется его личное присутствие⁈ Вчера ещё вызывали, но Кольрозер запретил, поскольку штурмовали порт. Но тогда вызов был от самого доктора! Видимо, дело настолько срочное что Лейтман добрался аж до самого командира полка, чтобы вытащить его с передовой. Интересно… Ну что ж, придётся ехать!

— Так, Ханке! — обернулся он к молча стоявшему рядом беверберу. — Закончите зачистку, потом встречаетесь с Бруно, поступаете под его командование до моего возвращения! И смотри у меня, не попадать ни в какие истории! Понял?

— Так точно, оберштурмфюрер! — молодцевато воскликнул парнишка и вытянулся, вскинув подбородок.

— Шагом марш, выполнять приказ! — усмехнулся Гюнтер, залезая на сиденье позади мотоциклиста.

Эрих развернулся и прошёл по песку несколько метров, старательно копируя строевой шаг. Не удержавшись от смеха Шольке хлопнул связного по плечу и тот рванул с места, раскидывая шипастыми колёсами горсти песка. Мотор ревел, толкая машину вперёд, а оберштурмфюрер начал гадать, что же там такое случилось что никак не могут обойтись без него?..