За тебя, Родина!

Глава 39

г. Львов, СССР.

22 мая 1940 года. Вечер.

Александр Самсонов.

Солнце уже почти зашло и его угасающие лучи освещали ковёр над кроватью, придавая комнате ещё больший уют. Ковёр был красивый и изображал какую-то королевскую охоту в одной из европейских стран. По крайней мере именно на это намекала одежда кавалеров в камзолах, пышных шляпах и других прибамбасах того времени. Среди них ехали на лошадях и несколько дам в широких платьях, сидевших в сёдлах свесив ноги на одну сторону. Между ног коней застыли лающие собаки, рвущиеся вперёд. Очень качественно выполненная работа и Саша часто смотрел на ковёр, иногда испытывая желание оказаться среди этой весёлой группы аристократов, наслаждающихся охотой…

В комнате было тихо, так как закрытое окно почти не пропускало звуков. Лишь иногда доносился невнятный голос какой-нибудь парочки прошедшей под окнами и громко разговаривающей. Монотонно тикали часы на стене, умиротворяя и усыпляя. Александр любил такую спокойную тишину, когда не надо никуда бежать, стрелять и вообще заниматься активными телодвижениями спасая свою жизнь. Только увы, пролежать десятки лет на печи как Илья Муромец не получится. Особенно после того как Саша поставил полгорода на уши. Хочешь-не хочешь но придётся! Враги сами по себе не сдохнут, так что сидеть на берегу реки и ждать когда по ней проплывут трупы украинских националистов не его метод.

Он проснулся всего час назад, беспробудно проспав всю ночь и почти весь день после той ночной катавасии. Пару раз из-за двери слышались лёгкие шаги Матильды Витольдовны, которая по-прежнему думала что Александр спит. Пора бы ему вставать, немного размять тело, и главное — наполнить этот ненасытный орган хоть какой-нибудь едой! Желудок, едва понял что хозяин проснулся, тут же заурчал как стая уличных котов, требуя свою ежедневную норму. Его возмущение было понятно, поскольку из-за ранения и слабости Саша обломал орган не только с завтраком но и с обедом. Да другой орган тоже вовсю сигнализировал о том что вот-вот сорвёт крышку.

Александр откинул одеяло и осторожно спустил ноги на пол, также покрытый пышным ковром. Пальцам ног явно понравилось ощущать мягкие ворсинки и он, не удержавшись, провёл пару раз стопой. А потом взял с тумбочки предмет, от которого, собственно, и проснулся час назад. Это была пуля. Та самая что попала в его тело прошлой ночью…

Час назад Сашу разбудило некоторое неудобство под бедром, несмотря на то что спал он на перине, как дореволюционный барин. Спросонья Александр засунул туда руку и нащупал какой-то странный предмет который не смог определить с закрытыми глазами. Мозг, всё ещё находящийся в полусонном состоянии, вяло заинтересовался и заставил поднести находку к лицу. Протяжно зевнув Саша, наконец, разлепил глаза и с недоумением уставился на маленький кусочек свинца, покрытый засохшими каплями крови.

Потребовалось секунд десять прежде чем мозг, резко набравший обороты своей деятельности, смог разобраться в ситуации и выдать наиболее правдоподобную версию появления использованного боеприпаса в его постели. От вывода, огнём вспыхнувшего в голове, Александр на некоторое время впал в ступор, продолжая смотреть на пулю. Это что же получается? Пока он спал регенерация продолжала своё дело и активно приводила тело в порядок, в буквальном смысле выталкивая из него инородный предмет не предусмотренный природой⁈ Охренеть-не встать… А что, так можно было⁈ Вот это да… Оказывается, эта регенерация офигенная штука раз позволяет излечивать тяжёлые ранения не обращаясь к врачам. Нужно только время и покой. Нет, Саша знал что так и должно быть, но до сих пор воспринимал эту информацию чисто теоретически, ведь все прошлые ранения были не такими тяжёлыми, а уж огнестрельных не было вообще. Повреждения, полученные при аварии на полигоне осназа НКВД, не в счёт. Блин, да это круто!! Ну, богиня, молодчина, что ещё скажешь… Такой «рояль» ему подарила от своих щедрот. Супер! Просто нет слов! Интересно, а как там внутри тела всё происходит? Какие именно процессы протекают? Хотя… Какая разница? Важен результат! Александр не знал устройство телевизора, айфона или микроволновки но это не мешало ему легко пользоваться ими. Так что нечего ломать голову, надо просто принять данность и не грузиться лишний раз над тем что невозможно понять.

Положив пулю обратно Александр оделся и уже хотел выйти из комнаты когда вдруг подумал что лучше спрятать её подальше, во избежание вопросов квартирной хозяйки. Ведь по озвученной версии ему проткнули бок арматурой, а увидь женщина пулю то у неё возникнут ненужные вопросы. Поэтому вернулся к тумбочке и положил боеприпас в карман брюк, рассчитывая выбросить где-нибудь на улице, когда выйдет снова прогуляться.

Тихо закрыл дверь комнаты, посетил туалет, умылся и направился в гостиную где, судя по тихим звукам, расположилась Матильда Витольдовна. Бок ещё покалывал но это не шло ни в какое сравнение с тем что было ночью, а место раны затянуло тонкой плёнкой молодой кожи.

Палас в коридоре скрадывал его шаги, несмотря на то что Саша и не пытался таиться. Откинул бархатную штору, прикрывающую часть дверного проёма, и вошёл в комнату.

— Добрый вечер, сударыня! — поздоровался он, жизнерадостно улыбнувшись.

— Ох… Как вы меня напугали, Сергей… — дама, сидевшая в удобном кресле и читавшая какую-то книгу, вздрогнула и выронила её на пол. — Зачем вы так поступили? Это же некрасиво!

Сегодня женщина оказалась одета в светло-голубое платье с целомудренным овальным вырезом на груди и пышной юбкой до пола. Определённо, она испытывает тягу к нарядам её молодости. Зато волосы собраны в причёску сзади по современной моде.

— Извините, Матильда Витольдовна, я не специально… — развёл руки Саша, после того как поднял книжку и вручил её даме обратно. Надо же, интересное чтиво выбрала бывшая аристократка — «Мадам Бовари» 1856 года выпуска. — Просто вы так увлеклись книгой что не услышали меня. Вам нравится творчество Густава Флобера? — поинтересовался он, присаживаясь в соседнее кресло.

Та слегка смутилась но не отвела взгляд.

— Да, мне нравится как он изобразил характер героини, её мысли, чувства, мечты… — подтвердила она, и добавила: — Я перечитываю этот роман уже много раз но при каждом прочтении открываю для себя что-то новое.

— Хм… Ну что ж, тогда могу вам порекомендовать ещё несколько произведений, в чём-то схожих с Мадам Бовари… — Александр с трудом удержался от заговорщицкой улыбки, постаравшись сохранить серьёзное выражение лица.

— Например? — квартирная хозяйка вопросительно подняла брови.

— Книга Дэвида Герберта Лоуренса «Леди Чаттерлей»… — Саша чуть исказил название чтобы не насторожить даму. — Насколько я знаю эта книга издана в 1928 году. В Англии был небольшой скандал по этому поводу, к сожалению, подробностей не знаю. Но, уверен, что нет дыма без огня. Что ещё? Вы читали «Леди Макбет» Лескова? — непринуждённо спросил он.

На этот раз спокойствие женщины оказалось нарушено. Взгляд вильнул в сторону, тонкие пальцы дрогнули а лицо чуть порозовело.

— Да… Я знакома с этим романом. Очень… — дама попыталась подобрать подходящее слово… — Очень необычная книга.

— Вам понравилась? — тут же поинтересовался Александр, не спуская с неё глаз.

— Не совсем… — женские пальцы забегали по подголовнику кресла ещё быстрее. — Эта женщина поступила ужасно, ей нет оправдания!

— Но всё же?.. — напирал Саша. — Какой вывод вы сделали, прочитав эту книгу?

Матильда Витольдовна помолчала, словно колеблясь, но потом решилась:

— Что иногда женская любовь бывает настолько сильна что ей нет границ… — призналась она, посмотрев ему прямо в глаза. — Понимаете, абсолютно никаких. Ни моральных, ни законных… Полное самоотречение и самопожертвование ради любимого человека! Я не понимаю такую любовь, но… она трогает за живое.

Несколько секунд в комнате было молчание, нарушаемое лишь ходом напольных часов в углу комнаты. Оба не отводили друг от друга взгляд, словно стараясь что-то увидеть у собеседника. Саша хотел продолжить этот разговор, поскольку ему показалось что сейчас женщина чуть приоткрыла свою душу и между ними появилось некое единение. Словно их соединила ещё одна тонкая нить которая, возможно, в будущем станет укрепляться… И тут всё испортил окончательно потерявший терпение желудок, снова заурчав на всю комнату!

Александр тут же с досадой заметил как это интимное молчание пропало, сменившись обыденностью. Матильда Витольдовна встрепенулась, отложила книгу на столик и встала, улыбнувшись:

— Извините, Сергей, вы же, наверное, очень голодны? Ванда сегодня сделала вкусный рассольник, буду рада если вы отведаете это блюдо.

Он виновато вздохнул и улыбнулся в ответ:

— Не буду отрицать, прекрасная сударыня, голоден как будто постился неделю на хлебе и воде. С удовольствием вновь опробую плоды трудов вашей служанки, Матильда Витольдовна!

И они направились на кухню…

…Невольная голодовка или же сам рассольник были тому причиной но Александр опустошил первую тарелку всего за несколько минут, с трудом стараясь есть прилично. Понимающе улыбнувшись квартирная хозяйка налила ему вторую порцию, приготовила чай, поставила сахарницу с печеньем, снова пожелала приятного аппетита и ушла обратно.

Разделавшись со второй тарелкой чуть медленнее чем с первой Саша, наконец, почувствовал себя почти сытым. Желудок снова урчал, но теперь как довольный кот которого гладили по животу. Выпив кружку сладкого чая с печеньем он блаженно улыбнулся. Как же хорошо жить когда сытый, здоровый и полный сил! Ещё бы женщину под бок и совсем лепота… Ну ничего, предчувствие почему-то подсказывало что скоро и это его желание исполнится.

Помыв за собой посуду, несмотря на просьбу Матильды Витольдовны просто оставить её в раковине, Александр вернулся в гостиную, намереваясь кое о чём попросить женщину.

— Вы уже поужинали, Сергей? — встретил его голос квартирной хозяйки когда он переступил порог комнаты. — Как вам рассольник?

На улице наступили сумерки и дама зажгла настольную лампу чтобы продолжать читать. В результате гостиная, освещённая мягким светом из-под матерчатого абажура, погрузилась в интимный полумрак, рождая в голове неясные мысли и желания.

— Спасибо! У меня просто нет слов, Матильда Витольдовна, чтобы выразить своё удовольствие вами! — восторженно ответил он, с весёлой улыбкой снова садясь в кресло рядом с женщиной. — Поправлюсь — не только вами но и Вандой. Вы снова спасли меня от голодной смерти и в который раз я возношу хвалу Богу что у вас есть такая опытная помощница по хозяйству!

Слова были сказаны от чистого сердца поэтому Матильда Витольдовна открыто улыбнулась, не уловив в его голосе ни малейшей фальши. Никакая женская интуиция, своеобразный детектор лжи настроенный на мужчин, не сможет заподозрить неладное если тот действительно уверен в том что ей говорит. А сейчас всё так и было.

— Не преувеличивайте, Сергей, смерть вам точно не грозила! — со смешком произнесла дама, и тут же озабоченно спохватилась: — Ох, простите мою невоспитанность! Я забыла спросить каково ваше состояние? Вижу что получше?

— Благодаря вашим заботам, милейшая сударыня! — Александр чуть склонил голову, снова вспомнив некоторые манеры высшего общества царской России. — Вы правы, я уже почти выздоровел. Думаю, к завтрашнему утру всё окончательно пройдёт. Кстати, у меня к вам небольшая просьба, Матильда Витольдовна… искренне надеюсь, что вы сможете удовлетворить её.

— Какая же? — заинтересовалась та, отложив книгу и положив сложенные руки на колени.

— Не могли бы вы вечерами иногда заниматься со мной… мм… языком? — спросил он, снова глядя ей в лицо с лёгкой улыбкой.

— Простите? Я не понимаю… — в замешательстве ответила женщина, широко распахнув глаза. — Что значит… языком?

— Дело в том что в отличии от вас, прожившей во Львове много лет, я не знаю польский язык, понимаете? Не могу общаться с прохожими, читать объявления на стенах или названия некоторых улиц… В общем, это довольно неудобно. И поэтому, если вас не затруднит, я бы хотел брать у вас уроки. Естественно, не просто так, оплату гарантирую. А о чём вы подумали? — невинно поинтересовался Саша.

— Это неважно, Серёжа! — тут же отозвалась квартирная хозяйка, быстро вернув себе спокойный вид. Она задумалась на несколько секунд а потом кивнула. — Что ж, если по вечерам у нас с вами будет свободное время то я согласна. Что же касается оплаты… даже не знаю. Никогда не занималась этим, представляете? — улыбнулась краем губ Матильда Витольдовна. — Давайте так, Серёжа… За каждое такое занятие вы станете платить… скажем… половину рубля. Это приемлемо для вас? Просто я не знаю сколько это стоит, поэтому…

— Ничего страшного, любезная сударыня, я согласен! — махнул рукой он. — Если вы подучите меня хотя бы сносно говорить по-польски то я буду вам очень благодарен! Не хочу чтобы из-за незнания языка у меня были лишние неприятности.

— Если будете проявлять старательность, Серёжа, то ваш язык окажется способен на многое, и я постараюсь сделать всё чтобы вы овладели им в совершенстве! — заверила его женщина, даже не подозревая насколько двусмысленно прозвучала эта фраза для выходца из будущего.

— Охотно верю, Матильда Витольдовна! — кивнул он, кусая губы чтобы не рассмеяться. — Если вы не против то предлагаю первое занятие провести прямо сейчас! Что скажете?

— Сейчас? — поразилась та, в некотором замешательстве глядя на него. Потом, что-то прикинув, опять улыбнулась и чуть склонила голову набок. — А почему бы и нет? Что ж, тогда приступим немедленно. Сядьте поудобнее, студент Сергей, и повторяйте за мной…

Берлин.

23 мая 1940 года. Ранний вечер.

Генрих Гиммлер.

Выйдя из своей машины и небрежно отсалютовав часовым на входе рейхсфюрер СС широким шагом миновал порог рейхсканцелярии. С удовлетворением отметив что все вокруг дружно вскинули руки вверх, кроме пары армейских офицеров козырнувших ему, Гиммлер начал подниматься по лестнице к кабинету фюрера.

…Звонок о срочном вызове к Гитлеру поступил ему всего полчаса назад, когда он только лежал в тёплых объятиях Хеди и собирался с ней прогуляться. Бодрый голос Гюнше вежливо передал ему приказ явиться к фюреру как можно быстрее. Причины не пояснил, скорее всего, сам не знал. Солнце едва коснулось крыш на западе но Генрих, побритый и в полной форме, уже шёл по коридору рейхсканцелярии. Он нервничал довольно сильно. Больше всего тревожила неизвестность вызова. Кто знает что там опять задумал фюрер? В последнее время его отношение к главе СС сильно изменилось в худшую сторону, это и неудивительно, учитывая сразу несколько промахов им допущенных. Да и сейчас положение Гиммлера было шатким. Ушли в прошлое те замечательные вечера, когда они собирались в кабинете фюрера тесным кружком «старых борцов», разговаривали о былом и будущем… Выпал из их компании Геринг, а Геббельс да и он сам крупно подставились перед Гитлером… Остальные не в счёт. Но на всякий случай, благодаря своему адъютанту а также верной Хедвиг, Генрих успел заскочить к себе на Вильгельмштрассе и наскоро ознакомился со свежими докладами и донесениями собранными за день со всех концов Рейха, а также зарубежной агентурой. Вроде бы ничего особо срочного или значительного…

Возле кабинета фюрера как обычно стоял великан Гюнше, невозмутимый как статуя. Чуть кивнул рейхсфюреру, постучал в дверь и, выслушав изнутри ответ, распахнул её, приглашая Гиммлера войти внутрь. Сняв фуражку и держа её в руке Генрих постарался придать своему лицу приветливо-деловое выражение и шагнул вперёд.

Фюрер стоял у окна, сложив руки на груди, в своём обычном сером костюме с «Железным Крестом 1 класса» на груди и знаком за ранение. Обернувшись на вошедшего рейхсфюрера Гитлер молча показал ему на одно из кресел, сам сев за стол.

— Здравствуйте, мой фюрер! — улыбнулся Гиммлер, испытывая внутреннюю дрожь.

— Здравствуй, Генрих… — отозвался тот, смотря на него ничего не выражающим взглядом, от которого рейхсфюрер напрягся ещё больше. — Сегодня у меня на тебя мало времени, поэтому перейду сразу к делу. Месяц назад я велел тебе узнать что можно сделать с группой талантливых русских конструкторов, от которых во многом зависит разработка и производство новой боевой техники для Красной армии. Каковы успехи в этом направлении?

Гиммлер мысленно скривился. Не хотелось бы говорить правду но и скрывать её было опасно. Кто знает, вдруг Гитлеру докладывает сам Гейдрих в обход его самого? Врать в лицо фюреру смертельно опасно, учитывая последствия.

— К сожалению, мой фюрер, успехи в этой операции крайне ограничены… — признался он, стараясь не смотреть Гитлеру в глаза. — Дело в том что у нас нет сколько-нибудь информированных людей знающих такую информацию. Русское НКВД не даёт нам возможности завербовать кого-то действительно ценного, все следят друг за другом и стучат на каждого. Подобраться к тем кто имеет хоть какое-то отношение к этим конструкторам практически невозможно. Эти люди просто пропали, причём вместе с семьями! Куда именно, неизвестно. Более отдалённые родственники сами ничего не знают, к тому же, судя по оговоркам моих источников в Москве, их заставили подписать бумаги о неразглашении. При любом намёке на эту тему несут всякую чушь о массовом отъезде в другой город, деревню… или сразу обрывают разговор. Видно что сами запуганы, похоже русская тайная полиция застращала их до крайности.

— Плохо! — спокойным голосом констатировал фюрер, чуть переменив положение за столом. — Неужели нет никаких возможностей? Я хочу знать где эти люди. Чем именно они занимаются. И, главное, подробности их работы. Полагаю, они сделали то же что и мы — собрали всех вместе и заставили работать в некоем секретном месте. И семьи туда же переселили. Логичное решение. Но это не оправдывает тебя, Генрих! — Гитлер внезапно возвысил свой голос отчего Гиммлер едва не вскочил. — Слышишь? Делай что хочешь и как хочешь но я ДОЛЖЕН знать! Понятно?

— Я всё понял, мой фюрер! — он всё-таки не удержался и встал, приняв строевую стойку. — Будьте уверены, я найду возможность узнать русские секреты. Но на это нужно время. Если мы сейчас поспешим то просто потеряем наших последних людей в Москве, а их и так было немного. Осторожность и методичность, только тогда есть шансы…

Гитлер хмуро посмотрел ему в лицо и задумался, заставив Гиммлера затаить дыхание. Наконец, тот заговорил:

— Хорошо, Генрих, я не буду давать тебе жёсткий срок, время у нас ещё есть. Но не тяни с этим! Как только будет успех в этой операции то жду срочный доклад!

— Не сомневайтесь, мой фюрер! Я отлично понимаю важность операции и лично контролирую её выполнение! — заверил он, мысленно слегка переведя дух. Хорошо хоть отсрочка с запасом есть…

— Следующий вопрос. Что с операцией «Гунгнир»? Надеюсь, хоть там нам сопутствует удача? — ворчливо спросил Гитлер.

— Так точно, мой фюрер, всё идёт по плану! — облегчённо ответил рейхсфюрер, получивший свежую информацию от Шелленберга. — Наш человек успешно пересёк линию фронта и сейчас, судя по времени, должен находиться в Англии. Или, если ему сильно повезёт, уже плывёт в Америку. Думаю, через неделю он уже сможет выйти на связь с нашим агентом на месте и приступить к выполнению задания.

— Что ж, это радует. Хоть что-то у тебя получается… — ткнул его шпилькой Гитлер, чуть улыбнувшись.

— Вот только есть одна опасность, мой фюрер… — признался Гиммлер, только вчера задумавшись над этим. — Дело в том что наши подводники, сами того не подозревая, могут случайно потопить или захватить то судно на котором наш человек плывёт через Атлантику. Это было бы крайне прискорбно и обидно, честно говоря.

— Хм… Что можно сделать по этому поводу, не останавливая войну на океанских коммуникациях союзников? — ладонь Гитлера начала задумчиво барабанить пальцами по столешнице.

— Боюсь, мало что. Мы не знаем когда именно, из какого порта и на каком корабле отплывёт наш человек, понимаете? Придётся либо отдать приказ подлодкам полностью остановить охоту в океане на несколько ближайших дней… что может привести к резкому увеличению потоков дефицитных материалов и техники в Англию из США и Канады, либо положиться на удачу и не делать вообще ничего, надеясь что наш человек сумеет проскользнуть в Северную Америку… — развёл руками Гиммлер.

Фюрер снова задумался, видимо, прикидывая что важнее. Один человек или тысячи тонн полезного груза для англичан. Думал он больше минуты и, наконец, негромко ответил:

— Пусть Дёниц попридержит своих мальчиков на… три дня. Не больше. Но я верю в свою удачу, Генрих! Уверен, этого хватит чтобы ваш агент успел отплыть в Америку.

— А если нет? — осторожно поинтересовался Гиммлер.

— Значит нет! — отрубил фюрер, снова нахмурившись. — Каждое судно, везущее в своих трюмах вооружение для островитян и пропущенное в Англию, или наоборот, стоит намного дороже чем один человек, даже этот ваш агент! Мы не имеем права давать врагу передышку! И вообще, после этих трёх дней отдыха я хочу отдать приказ о неограниченной подводной войне! Больше никакого рыцарства по отношению к англичанам! Они этого не заслуживают! Что же касается американских и всех других кораблей не воюющих с нами стран… Позже я скажу что с ними делать! — Гитлер, видимо, ещё не определился как относиться к нейтралам.

Только рейхсфюрер хотел подтвердить получение указания как фюрер снова заговорил:

— Есть ещё одна проблема, Генрих, касающаяся Англии…

Гиммлер изобразил на своём лице предельное внимание и сосредоточенность.

— По своим каналам немедленно предупреди всех наших сторонников в Англии о том что правительство Черчилля вот-вот возьмёт их под стражу. Сестёр Митфорд, Мосли и всех других которые лояльны Германии. Пусть готовятся к отъезду, если не уверены в своей безопасности. Посольство в Лондоне получит соответствующее распоряжение. Но если не захотят уехать то пусть остаются. Их связи и влияние помогут нам позже. Хорошо что герцог Виндзорский, бывший английский король, вместе с этой шлюхой Симпсон находятся во Франции. Не допусти чтобы их увезли с собой англичане, они понадобятся как только я займусь Англией вплотную. Как найдёшь то вежливо пригласи их ко мне в гости, в Берлин… — размеренно диктовал Гитлер, а рейхсфюрер старательно запоминал, на ходу планируя свои действия в отношении этих людей. — Пока всё, Генрих, можешь идти. Если понадобишься то тебя известят.

— Слушаюсь, мой фюрер! — он встал с кресла, попрощался с Гитлером и вышел за дверь, услужливо открытую Отто Гюнше.

Уже на улице, садясь в машину, Гиммлер смог расслабиться. Ещё одна встреча прошла нормально, его не сняли и даже не кричали с пеной у рта. Пусть так и будет и дальше, а он постарается чтобы повода у фюрера для этого больше не было.

Франция, г. Бетюн.

22 мая 1940 года. Вечер.

Юджин Питерс, лейтенант армии Его Величества.

— Не растягиваемся, парни! Скоро привал! — раздался рядом с ним зычный голос сержанта Барнса и его подразделение, ругаясь сквозь зубы, задвигалось чуть живее, напрягая последние силы. Звук шагов и стук амуниции стал чаще.

Подразделение… группа из тридцати с небольшим солдат, часть из которых вообще чёрт знает откуда! Полное дерьмо! А ведь совсем недавно всё было по другому! Как такое могло случится⁈ Ясного ответа не было. Вернее, он был, только не хотелось его осознавать, настолько горьким это казалось…

Пройдя по пыльной улице города взвод лейтенанта Питерса вышел на Главную площадь, уже заполненную отдыхающими войсками. Над всеми ними господствовала высокая башня с часами наверху. Ещё на площади стояла церковь в честь какого-то святого. Несомненно, рядовой Клэптон, их ходячая энциклопедия, мог бы с подробностями рассказать многое об этой башне, церкви и Бетюне в целом, но Юджина сейчас меньше всего интересовали французские древности.

Найдя свободное местечко недалеко от башни лейтенант Питерс осмотрелся и устало сказал Барнсу:

— Сержант, остановимся здесь. Пусть люди располагаются а сам возьми пару человек и найди мне того кто командует всем этим бедламом. Если повезёт то тут окажется и наш штаб вместе с кухней. Как найдёшь — доложи, иначе мы рискуем оставить здесь свои кости навечно.

— Сделаю, господин лейтенант… — кивнул тот и, развернувшись назад, заорал: — Эй, улитки беременные, скидывайте всё сюда и отдыхайте на каменных перинах! Ричардсон, Хартли, со мной!

Солдаты, кряхтя и охая, бросили на брусчатку свои пожитки и разлеглись прямо на расстеленных шинельных скатках. Питерс отлично видел что люди устали не на шутку и продолжать марш до утра было бы полным безумием. Отдых необходим как воздух. Не прошло и пары минут как бойцы захрапели, не обращая никакого внимания на гул голосов совсем рядом. Неудивительно, они шли почти весь день без отдыха, после того как немецкие самолёты разнесли к чертям их грузовик «Matador» и два «Universal Carrier», стоявших рядом. В том налёте погибли Джордан и Айртон, пусть Господь сохранит их души. Хорошие были ребята, что тут ещё сказать. С тех пор им пришлось передвигаться на своих двоих… Барнс с двумя солдатами испарился среди многоголосой толпы и Юджин, увидев что все его люди отдыхают, решил сделать так же. Расстелил свою шинель, в районе головы подложил под неё каску, рядом винтовку и закрыл глаза. Но сон, несмотря на то что ноги гудели, упорно не шёл. Нахлынули воспоминания…

Он, высокий и крепкий двадцатитрёхлетний парень, был выходцем из Лондона, настоящим «кокни» родившемся, как и положено, в пределах слышимости церкви «Сент-Мэри-ле-Боу», всего в трёх милях от неё. Обычный трёхэтажный дом в Чипсайде на Гаттер-лэйн, где жили его родители и младшая сестра, прелестная Одри. В детстве, несмотря на то что после войны жизнь была довольно тяжела, Юджин часто бегал любоваться Собором святого Павла и гулять в парке возле него. Стать военным он хотел всегда, насколько себя помнил. Отец его горячо поддерживал, мать сомневалась но не препятствовала. В итоге, когда началась война, Питерс встретил её в звании «Second Lieutenant», то есть, по меркам других армий, младшим лейтенантом. Мечтал участвовать в операции «Юпитер», дать подзатыльник Гитлеру в Норвегии, но не судьба…

Первый бой Юджин принял здесь, во Франции. И только тогда он понял насколько реальная война непохожа на все его фантазии. Офицеры уверенно говорили что не пройдёт и пары месяцев как немцев раздавят. Но сначала эта «странная война», когда целыми днями на границе не было слышно даже выстрела. А потом тот роковой день 10 мая когда на умиротворённых тишиной солдат обрушился рукотворный ад… Вернее, взводу Питерса ещё повезло, огонь артиллерии «джерри» бушевал где-то в тылу. А тогда, разбуженные и ошеломлённые британские солдаты, выбежав из укрытий и схватив оружие, напряжённо глядели на восток, ожидая огромных волн врагов…

Западнее Брюсселя взвод Питерса впервые открыл огонь по противнику. Маленькие фигурки мелькали вдалеке, иногда чуть в стороне взрывались снаряды. Попал ли он сам хоть в кого-нибудь, так и осталось неизвестным. Пришёл приказ отступать и Юджин повёл людей на запад. Конечно, у него были вопросы и подозрения, почему они отступают хотя натиск немцев на их участке был довольно слабым. Вполне можно держаться, тем более рядом, насколько он видел, были и другие части. Их поддерживали самолёты, то и дело на глаза попадались танки. Но они всё равно отступали… Почему⁈

Именно этот вопрос недоумевающий секонд-лейтенант и задал своему командиру, капитану Шекли, худощавому мужчине лет тридцати пяти родом из-под Манчестера, потому что его прямой начальник, напыщенный и самодовольный лейтенант Роулингс, отказался дать ответ.

Как сейчас Юджин помнил эти слова капитана:

— Питерс, вы спрашиваете это от себя?

— Откровенно говоря, сэр, об этом меня спрашивают солдаты… — признался смущённый лейтенант. — И я не знаю что им ответить.

Шекли понимающе кивнул и, поколебавшись, сказал то от чего у Юджина поневоле мурашки пробежали по телу.

— На юге плохо, Питерс… очень плохо.

— Извините, сэр, но… что именно? — рискнул он спросить подробности, благо капитан всегда казался ему образцом британского офицера. Умный, понимающий и не кичившийся своим положением как некоторые снобы-аристократы родившиеся с серебряной ложкой во рту.

Шекли тяжело вздохнул, по-отечески взглянул на лейтенанта, и продолжил:

— Немцы прорвали фронт в арденнских горах. Там где мы этого не ждали. И теперь наступают, сметая все наши заслоны. Если так пойдёт и дальше то мы рискуем быть отрезанными от Парижа и прижаты к морю. «Джерри» разрубили нас на две части, понимаете? Именно поэтому мы вынуждены отступать, хотя и могли бы держаться на многих позициях неделями. Здесь немцы нажимают ровно настолько чтобы связать наши части и не дать командованию перебросить резервы на юг, к месту прорыва.

Он покачал головой, словно отгоняя неприятные воспоминания:

— Мой отец погиб на той войне, сражаясь с ними, теперь и мне, его сыну, предстоит делать то же самое… Видимо, преемственность у нас в крови.

— Так что мне ответить своим людям, сэр? — спросил тогда Юджин, находясь во власти зловещей новости.

— Вы найдёте нужные слова, Питерс! Я знаю! Главное, не теряйте головы и берегите солдат! — с этими словами Шекли тепло улыбнулся, хлопнул его по плечу и ушёл…

Через десять дней штабная палатка, в которую за несколько минут до этого капитан Шекли вызвал лейтенанта Роулингса на совещание, была уничтожена внезапным налётом немецких штурмовиков, подкравшихся к их позициям над самыми деревьями. А секонд-лейтенант Питерс стал лейтенантом, выйдя из этой же палатки пять минут назад, гордый собой и своим маленьким карьерным ростом… Вчера командование над ними взял капитан Робертс, командир соседней роты, но и он бесследно исчез когда уехал в штаб полка. Что с ним случилось, неизвестно до сих пор… Перед этим офицер довёл до сведения Питерса что получен приказ отступать на север, так что ему оставалось лишь дать команду на выступление. Вместо исчезнувшего Робертса из штаба почему-то так никого и не прислали, в результате взвод Юджина, как и три других, направились в сторону Английского канала, двигаясь под командованием своих лейтенантов или сержантов. Вчера очередной налёт уничтожил их технику, разогнал по кустам людей, и дальше солдаты двигались то и дело поглядывая на небо, гадая куда подевались родные «Спиты». И теперь, после долгого марша, от которого отваливались ноги, они оказались здесь, в Бетюне…

Ни с того ни с сего он вдруг вспомнил ту красивую француженку которая вынесла им большой кувшин молока когда их взвод проходил через крохотную деревушку. Она была прекрасна! Стройная, с красивыми волосами, одетая в простое платье… А какие бездонные глаза! Девушка подала ему кувшин, что-то пробормотав, но ему больше всего запомнилось не молоко а крупные слёзы, стоявшие в её глазах. У Юджина стал ком в горле и он так и не смог выпить ни глотка, хотя язык был сухой от жары а вода во флягах кончилась. Пришлось отдать напиток солдатам, которые выпили всё меньше чем за минуту. Когда лейтенант хотел отдать ей посуду то француженка не сдержалась и расплакалась, убежав в дом, на пороге которого стояли её родители. Поставив пустой кувшин на пыльную землю Питерс стиснул зубы от стыда и, поправив винтовку на плече, широким шагом пошёл вперёд, забыв про усталость. Весь его взвод, не сговариваясь, также ускорил движение, словно стараясь убежать от тех кто так напрасно надеялся на их защиту от немцев…

Как это было не похоже на тот приём который они встретили когда высадились во Франции в конце прошлого года! Улыбающиеся девушки, весёлые дети, крепко жмущие руки мужчины… Куда это пропало? Ответ был на поверхности — они сами всё это спустили в толчок. Доверие, надежда на победу… Французы потеряли их, глядя как мимо родных домов отступают те кто должен был остановить проклятых гуннов. И теперь британских солдат, понуро тянувшихся на север, встречает гробовое молчание мирных французов, смотревших на них угрюмым взглядом. И это в лучшем случае! Были и другие…

В некоторых деревеньках люди просто плевали на дорогу по которой они шли. Другие громко кричали что-то на французском, эмоционально размахивая руками. Впервые в жизни Юджин порадовался что знает только английский язык, не понимая их слов. Хотя что тут гадать, и так ясно о чём они толкуют… Умник Клэптон, школьный учитель из Ист-Энда, хорошо говоривший на французском и испанском, опустил голову даже не пытаясь переводить. Лишь его красные уши подсказывали лейтенанту насколько позорными были слова несчастных французов, оставляемых ими во власть гуннов. Суровый и надёжный сержант Барнс уставился вперёд, весельчак и задира капрал Торнтон заткнулся словно воды в рот набрал. Да и остальные старались не смотреть по сторонам.

Но хуже всего им пришлось всего несколько часов назад, когда взвод, изнемогающий от жары, остановился на пятиминутный привал в одной из таких деревенек возле колодца чтобы набрать воды во фляги. Да, там тоже были десятки французов, стоявшие возле своих домов и пронзительно молчавших, когда солдаты жадно пили и выливали на головы холодную чистую воду. Когда они уже готовились уходить от группы французов отделилась старая женщина, ещё не потерявшая до конца следы своей былой красоты. В чёрном платье, несмотря на жару, с седыми распущенными волосами и красными глазами, француженка вдруг кинулась к ним, захлёбываясь плачем. И, что ещё больше угнетало Питерса, она хорошо знала английский язык.

— Не уходите, мальчики! Пожалуйста! Прошу вас!.. — рыдала несчастная, выскакивая на дорогу. — Что же вы делаете⁈ Вы же нас бросаете! Умоляю вас! Как вам не стыдно⁈ Вы мужчины или трусливые женщины⁈

Она метнулась к идущему первым Юджину, рухнула на колени прямо в пыль и обхватила его ноги своими старческими руками.

— Не пущу вас!! Не покидайте нас, пожалуйста!… — ошеломлённый Питерс застыл на месте, не зная что делать. Попытался осторожно оторвать женские руки но куда там… — У вас же есть оружие, вы солдаты! Почему вы бежите⁈ Как же так можно⁈

— Мадам, прошу вас… — неловко забормотал он, снова пытаясь освободиться. — Мы не виноваты… У нас приказ. Мы должны…

Из дома вдруг выскочили две женщины среднего возраста и кинулись к ним, крича «Мама!» Старуха вдруг прекратила рыдать и подняла голову, уставившись на Юджина сверкающими от гнева глазами:

— Приказ, говорите⁈ Приказ бросать тех кто надеялся на вашу защиту⁈ Приказ предать свой долг по отношению к союзнику⁈ Приказ перестать быть мужчинами и превратиться в трусливых зайцев⁈ Вчера я потеряла двух сыновей, не пожалевших жизни чтобы сражаться с немцами, а вы⁈ Куда идёте вы⁈ Бежите на свой проклятый остров, спасаете свои жалкие жизни а нас оставляете на потеху этим германским скотам⁈ Вы хоть понимаете что будет со всеми нами⁈ С моими невестками, внучками⁈ Или вам плевать, лишь бы самим выжить⁈

Его солдаты, окружив лейтенанта, вцепились в её руки и общими усилиями освободили Юджина. Как раз подбежали обе француженки, подхватили старуху под руки и, что-то тихо говоря, осторожно повели её назад, внезапно обмякшую и разом постаревшую ещё больше.

— Простите нас, мадам… простите нас… — только и смог глухо ответить он, ощущая как жестокая правда женщины словно пресс гнёт его вниз. Так стыдно ему не было ни разу в жизни, даже когда он в детстве случайно заметил в окне дома через улицу голую соседку, подмигнувшую Питерсу.

Эти слова словно придали старой француженке дополнительные силы. Она развернулась, отпихнула своих невесток и буквально прошипела дрожащим от ярости голосом:

— Простить⁈ Да что нам от вашего простите⁈ Оно не спасёт от этих ублюдков, оно вообще ни от чего не спасёт! Хотите чтобы я простила и вам стало легче и спокойнее? Не дождётесь, подлые трусы! Я всегда верила что англичане храбрые и умелые солдаты, что они вместе с моими мальчиками сделают то что смогли их отцы двадцать пять лет назад! Но сегодня вы убили и растоптали эту веру! Теперь я вижу что всё это ложь! Вы, жалкие подобия мужчин, недостойны моего прощения! Я проклинаю вас, слышите!! Вас и тех кто вас породил, негодяи и трусы!! И когда немцы придут на ваш остров, населённый такими же ничтожествами, я буду только радоваться!! Если вы не умеете и не хотите сражаться как мужчины то не имеете права жить свободными!! И пусть ваши матери плачут, срывая на себе волосы от горя!! Слышите⁈ Будьте вы прокляты, трусы!!!

Вспышка, видимо, окончательно лишила её сил и француженка упала бы на землю, не будь рядом с ней двух женщин. Они снова подхватили её и буквально волоком занесли в дом. Остальные жители так и продолжали молчать, не проронив ни слова. Не понимали по-английски или женщина просто выразила те мысли которые были у них в головах…

Эту деревню они покинули так будто у них горели подошвы ботинок. Эмоциональный толчок, полученный ими от обезумевшей от горя старухи, позволил им пройти несколько километров в быстром темпе прежде чем тело снова начало чувствовать усталость…

…Воспоминания окончательно отогнали сон и лейтенант открыл глаза, ощущая как тело по-прежнему ломит. Рядом лежащие солдаты продолжали храпеть, как и большая часть тех кто на площади. Сгустившиеся сумерки словно заставили людей замолчать и сотни английских солдат погрузились в сон, наверняка мечтая что новый день будет лучше чем прошедший.

— А, вот вы где? — послышался голос вернувшегося Барнса. — В этой темноте сам чёрт ногу сломит.

Он подошёл к лейтенанту и опустил рядом с ним два больших мешка. Рядовые Ричардсон и Хартли, также с мешками, со стоном повалились на свои шинели и блаженно вытянули ноги, наслаждаясь покоем.

— Что это? — спросил Юджин, кивнув головой на их ношу.

— Сухие пайки, господин лейтенант. Штаба, как такового, тут нет, всем командует какой-то артиллерийский майор по фамилии Сандерс. Он организовал временные посты на окраинах так что можно будет всем нормально отдохнуть… — с облегчённым вздохом поведал сержант, также усаживаясь рядом. — Кухни тоже не нашлось, только небольшой склад с продовольствием, который тоже движется на север. Интендант оказался смышлёным парнем и был только рад поделиться с нами так как машина ему нужна для своих людей.

— Ясно… И что, никто не знает где вышестоящий штаб? — поинтересовался Питерс, снова ложась на спину и закрывая глаза. Его неожиданно потянуло в сон.

— Нет, господин лейтенант. Связь отсутствует полностью, никто ничего не знает, все отходят под командованием лейтенантов и капитанов. Этот майор Сандерс, как я узнал, из артиллерийского дивизиона 12-й пехотной дивизии… — продолжал рассказывать Барнс. — Где штаб сам не знает, а орудия, по словам его писаря, разбомбили немцы ещё позавчера. Остальные парни на площади вообще из других частей. Есть французы и бельгийцы, которых вообще никто не понимает. Думал попробовать расположиться в окрестных домах но французы не пускают, ругаются… Словом, полный бардак! — раздосадовано сплюнул сержант.

— Ладно, поднимай людей, пусть хоть пайками поужинают… — решил Юджин, отчаянно зевая. — Завтра нам понадобятся много сил чтобы идти дальше. Канал ещё далеко, сержант, так что шагать ещё и шагать, если никто не подарит грузовик.

— Было бы неплохо! — усмехнулся сержант в темноте. — Кое у кого уже мозоли появились хотя я показывал этим тупицам как их избежать. Эй, взвод, подъём!! Ужин! Но чай не обещаю!..

— Только этого нам не хватало… — пробурчал лейтенант, со вздохом садясь и открывая один из мешков. Что там сержант притащил? Хм, выбор немудрёный, галеты, бобы и всякая хрень, но что есть то есть. Рядом то же самое делали те солдаты которых разбудило волшебное слово «ужин». А Барнс толчками заставлял проснуться тех на кого оно не подействовало. Импровизированный ужин заставил всех вокруг замолчать и занял минут пятнадцать. После этого все солдаты снова повалились на свои места и дружно захрапели, внеся свой вклад в общий храп на площади.

— Ладно, сержант, раз этот Сандерс позаботился об охране то пусть парни отдыхают до утра! — принял решение Питерс, хотя была мысль выставить сменных часовых. Но потом отбросил её. Вокруг куча вооружённого народу и никакие немецкие диверсанты, даже если окажутся поблизости, не посмеют помешать им выспаться. — Подъём в шесть утра! Спокойной ночи!

— И вам спокойной ночи, господин лейтенант! — ответил уже невидимый в темноте Барнс.

Послышалось копошение слева и через пару минут Юджин услышал его рулады. Значит и ему пора спать. Питерс повернулся на бок, устроился поудобнее и закрыл глаза. На миг в голове пронеслись слова старой француженки, снова кольнул стыд но он мысленно отбросил их. В той ситуации у них просто не было другого выхода, солдат обязан выполнять приказы даже если они ему не понятны или не нравятся. Иначе будет анархия, а не армия. Но полного покоя в душе достичь всё равно не получилось… А потом Юджин уснул.