За тебя, Родина!

Глава 88

г. Дюнкерк, Франция.

30 мая 1940 года. Вечер.

Гюнтер Шольке.

— Ну что, Бруно, как там наши парни? — спросил он, когда Брайтшнайдер подошёл к нему и встал рядом.

— Всё нормально, командир, готовятся к празднику… — весело усмехнулся заместитель, и добавил со смехом: — Когда из штаба передали приказ Дитриха о том что всему «Лейбштандарту» даётся два дня отдыха перед наступлением на Париж то ребята чуть голос не сорвали от радости! Оно и понятно, хоть какая-то небольшая передышка посреди всей этой войны. К тому же они помнят про ваше обещание устроить нечто вроде вечеринки после того как мы закончим с Дюнкерком… — с намёком сказал он, покосившись на оберштурмфюрера.

Гюнтер усмехнулся, сидя на выкинутом из кабины раскуроченного грузовика прямо на песок водительского сиденья. Ласковые волны, почти невидимые в сумерках, тихо плескались всего в метре от его ног, которые он вытащил из пыльных сапог. Очень приятное и даже непривычное ощущение, поскольку в последние дни и ночи он спал и воевал почти не снимая их. Шольке потерял счёт после восьмой пары носок, износившихся за время с начала вторжения, благо что Лаура перед отъездом засунула их ему в чемодан целую охапку. Голова и тело тоже дышали лёгким морским бризом, потому что шлем и маскировочная куртка лежали у него на коленях, вместе с «МР-38». Метрах в пятидесяти от них, наполовину в воде, торчал разломанный корпус какого-то буксира с разрушенной надстройкой и раскуроченным носом.

— Ха, я бы удивился, забудь они об этом… — так же рассмеялся он, с наслаждением откидываясь на спинку своего «кресла». — Но сам понимаешь, моё обещание во многом зависит от тебя, Бруно. Ты уже пополнил наш алкогольный склад из местных запасов?

— Конечно, командир, ещё днём! — с комичной важностью хохотнул гауптшарфюрер СС. — Как только вы уехали в госпиталь, а мы закончили зачистку пляжа, то вместе с парнями сразу пошарили в ближнем квартале. Часть домов повреждена, но подвалы почти все целые. Да и в квартирах тоже кое-что нашлось… Так что через час или два, когда наш повар соорудит ужин, мы сможем угостить бойцов вином, шампанским, шнапсом и коньяком. В общем, там около сотни бутылок, думаю, каждому хватит чтобы хоть немного расслабиться.

— Я в тебе и не сомневался, Бруно. Видит Бог, они это заслужили… — Гюнтер кивнул головой и, прикрыв глаза, поинтересовался: — Как там Эрих и громила-Раух? Ничего не натворили? За ними же глаз да глаз нужен. Стоит ослабить внимание и всё, они уже влипли в историю.

— Не беспокойтесь, командир, с ними всё в порядке… — даже с закрытыми глазами Шольке понял что заместитель улыбается. — Раух удобно устроился в сотне метров отсюда и старательно осваивает пулемёт своего брата при свете догорающего английского тягача. Нет, я и сам не слабак, но носить на себе одновременно огнемёт и пулемёт с двумя коробками патронов… Хм, не хотел бы я выйти против него в драке. Заломает как русский медведь и даже не запыхается. А Ханке… тот лазит в крайнем доме. Там вроде бы раньше располагался магазин женской одежды, вот он и упомянул что хочет приглядеть для сестры или подружки пару тряпок. Потом отправит посылкой домой, как положено.

— А что, у него есть девчонка? — лениво спросил Гюнтер, не открывая глаз. — Не помню чтобы он упоминал о ней.

— Ну… — замялся Брайтшнайдер, видимо, не решаясь сказать. Но, поколебавшись, ответил: — Неделю назад Эрих проговорился что ему нравится одна красотка недалеко от его дома. Может, для неё ищет, я не уточнял.

— Ясно. Пауль не появлялся? — Шольке решил сменить тему.

— Нет, он пока в батальоне, занимается своим взводом. Но обещал заглянуть к нам, когда начнётся пирушка! — признался заместитель, и тут же до них донёсся крик кого-то из солдат: — Гауптшарфюрер, вы где⁈ Нужен ваш совет!

— Вот ничего без меня решить не могут, болваны. Всё им расскажи да покажи… — беззлобно ругнулся Бруно, тяжело вздохнув. — Разрешите?..

— Иди-иди, позовёшь когда всё будет готово… — усмехнулся Гюнтер, взмахом руки отпуская подчинённого. — Я тут посижу, подремлю немного.

Брайтшнайдер ушёл и вокруг Шольке снова стал слышаться лишь шёпот волн, сотни и тысячи лет омывающих этот песок. Конечно, издалека слышались неразборчивые голоса, смех, звук губной гармошки и т.д., но в остальном была умиротворяющая тишина.

…После возвращения из госпиталя оберштурмфюрер обнаружил что зачистка закончена без него. Наводнившие пляж на всём его протяжении немецкие солдаты грубо сгоняли тысячи пленных в кучи, разоружали тех у кого ещё было оружие. Иногда слышались хлопки выстрелов, видимо, добивали тяжелораненых или глупцов пытавшихся сопротивляться. Но в абсолютном большинстве случаев англичане и французы напоминали плотно сбившуюся стаю овец, жмущихся друг к другу. Глядя на них Гюнтер только и мог что качать головой от презрения. Тупые лица с явным отпечатком равнодушия или страха, безвольно опущенные плечи, затравленный взгляд…

По всему выходило что они дошли до черты, и сейчас многие из них как биороботы без управления. Под руководством эсэсовцев и солдат Вермахта они безучастно поднимали с песка трупы своих погибших сослуживцев и тащили куда-то в сторону, чтобы те не воняли здесь, разлагаясь на тёплом воздухе. Таким образом через пару часов пляж опустел от ещё утром кишевших здесь вражеских солдат. Остались лишь сами немцы, разжёгшие костры возле развалин крайних домов. Ну, ещё брошенная техника, снаряжение и куски тел, которые побрезговали убрать. Утром зароют в песок все эти руки, ноги, головы, и дело с концом… В темноте этого уже не было видно, но недалеко от берега покачивались десятки и сотни тел тех неудачников в спасательных жилетах, которые погибли на потопленных кораблях, или же были убиты когда забежали в воду. Доставать их оттуда никто не собирался, всё равно унесёт в море, или рыбы позаботятся.

Мысли Шольке перешли к более приятным вещам. Например, к беременности Лауры. Прошло всего несколько часов с того момента когда он узнал что станет отцом, и эта информация до сих пор будоражила его. Да, в какой-то степени такое случилось неожиданно, хотя при сексе без защиты это вполне логичный результат. Нет, Гюнтер не жалел что так получилось, наоборот! Ощущать что в скором времени он будет не один, что родится наследник его фамилии, продолжение рода… Это же здорово! Особенно сейчас, когда государство всеми силами поддерживает увеличение демографической ситуации и создало множество бонусов для семей с детьми. Само собой, это всё делается для будущих войн, но если оберштурмфюрер вместе со своими друзьями и с Алексом хорошо постараются то их детям не придётся воевать! Они просто будут жить на своей земле без всяких чернозадых мигрантов, любить своих женщин и жить традиционными ценностями без гнилой толерантности, либерализма и влияния ЛГБТ. Такая цель стоила многих жертв, пусть даже некоторые умники и любят глубокомысленно замечать что «Патриотизм — религия бешеных!» или «Благими намерениями вымощен путь в ад!» С последователями этих выражений Гюнтер был абсолютно не согласен и никогда не упускал случая доказать это оппонентам, когда словами а когда и кулаками.

«Интересно, а какое имя будет у моего сына? Или у дочери? Так, а если Лаура не единственная кто от меня родит⁈» — внезапно осенило его.

От такой неожиданной мысли вся сонливость тут же пропала и Шольке стал тщательно вспоминать все сексуальные контакты с его женщинами. С Евой в первый раз всё случилось в Тиргартене… и тогда… Точно, на скамейке! И потом возле дерева! В какой-то момент он точно кончил в неё! И потом ещё было перед самым отъездом, когда Лаура напилась и заснула! Значит? Есть вероятность что Ева тоже забеременела! Хотя в последнем письме не было даже намёка на это… Может, ещё рано? От мысли что бывшая подруга самого фюрера, ещё одна любимая женщина Шольке, возможно, тоже в положении, губы Гюнтера сами собой расползлись в улыбке. И тут же эта улыбка немного померкла, когда он представил что случится когда они обе поймут что беременны от одного очень любвеобильного мужчины. Такое всё равно долго не скрыть. Да уж, надо найти какой-то способ чтобы не дать им сцепиться друг с другом, и заодно не прикончить его самого. Женские острые ногти это не шутка! А что насчёт других?

С Аннелизой у него секса не было, только минет. С её подругой Катариной был, но… куда он тогда кончил? Увы, этот очень важный момент никак не хотел вспоминаться. С баронессой тоже было но, учитывая её возраст, вряд ли она родит, даже если Гюнтер не сдержался с ней. Графиня отпадает, с той тоже ничего не было. Ханна? Ну да, там много и бурно, но опять же возраст! Остаётся Шарлотта… В тот раз он был в довольно сильном подпитии и снова так и не смог вспомнить конкретные подробности свидания с девушкой, кроме того факта что секс у них точно случился.

Промучившись минут десять Шольке решил оставить эти мысли до своего возвращения в Берлин. Какой смысл сейчас гадать если мало информации? Вот приедет в столицу и там уже всё будет ясно. Заодно надо будет готовиться к свадьбе, потому что его ребёнок от любимой женщины должен обязательно родиться в полной семье, а не каким-то бастардом.

…Погруженный в мысли о прекрасных дамах своего будущего гарема Гюнтер полностью выпал из реальной жизни и застыл от неожиданности, когда почувствовал что ему в шею слегка впился кончик чего-то острого.

— Если пошевельнёшься или попробуешь заорать — заколю мгновенно, не успеешь даже рот открыть! — зловещим шёпотом по-английски прошипели ему в ухо.

От такого «сюрприза» Шольке почувствовал как его сердце бешено забилось. Кто это⁈ В темноте не было видно, но чистота речи дала ему понять что говорит с ним явный британец. Проклятье, откуда он взялся⁈ Вот ублюдок, подобрался к нему, несмотря на то что десятки эсэсовцев находятся всего в сотне метров! На беду Гюнтера то место, которое он выбрал для своего отдыха, находилось в полной темноте, не освещённое ни единым источником света. Отблески ближайшего костра тоже не могли ничем помочь. С колен Гюнтера смутно видимая рука подхватила пистолет-пулемёт и теперь он мог надеяться только на свой пистолет, лежащий в застёгнутой кобуре слева. Но чтобы воспользоваться им нужно несколько секунд, а Шольке сильно сомневался что неизвестные англичане будут терпеливо ждать.

— Сэр, я же вам говорил, это плохая идея… — совсем рядом раздался встревоженный шёпот ещё одного британца, отчего оберштурмфюрер стиснул зубы от досады. Если с одним врагом ещё были шансы как-то справиться то вот с двумя почти равны нулю. — Зачем вам сдался этот немец? Кончайте его и отплываем, иначе в любую секунду дружки этого «гунна» могут случайно заметить нас или плот.

— Само собой, Макговерн, живым я его упускать не намерен! — довольным голосом тихо ответил первый англичанин, судя по обращению «сэр» выше званием своего товарища. — Жаль что плот такой маленький, а то бы мы его с собой прихватили, в Англию. Представь, как бы нас там встретили с такой добычей, сержант?

— Лучше убираться поскорее, господин лейтенант… — напряжённо настаивал его спутник, и чем-то слегка звякнул. — Чёрт…

— Осторожно! — снова зашипел вражеский офицер. — Не шуми, если хочешь оказаться дома! Возьми его автомат, он тебе пригодится, и иди к плоту. Я сейчас приду, нужно кое-что спросить у этого нацистского ублюдка. И мой пулемёт не забудь.

Второй безмолвно ушёл а английский лейтенант, всё время держа какую-то острую хрень возле шеи Гюнтера, наклонился к нему. Пока оба британца вели диалог Шольке смог взять себя в руки и подавить страх. Опыт фронтовика помог ему и теперь сознание усиленно разрабатывало планы как бы вырваться из этой ловушки без вреда для себя. Конечно, учитывая регенерацию, можно было бы плюнуть на остриё штыка или ножа, упиравшееся ему в горло, и заорать, или просто вырваться, но где гарантия что проклятая железка не проткнёт ему шею, челюсть и не войдёт в мозг? По собственной воле испытывать пределы своего дара оберштурмфюреру очень не хотелось, поэтому он отчаянно надеялся на какой-нибудь менее болезненный вариант.

— Ты же меня понимаешь, немец? — снова спросил британец, его голос раздался у самого уха Гюнтера. — Если да то молча кивни.

Шольке помедлил, прикидывая выгодно или нет выдавать своё знание английского, но вражеский лейтенант не дал ему много времени. Штык, а судя по всему это был именно он, надавил Гюнтеру на кожу и он ощутил как по шее побежала кровь.

— Только соври, сволочь, я ведь слышал как ты разговаривал по-нашему с тем беднягой недалеко отсюда, когда говорил что мы все трусы и дезертиры… — проклятый британец словно угадал его мысли.

Пришлось молча кивнуть, мысленно досадуя на себя. Но кто мог знать что это выйдет ему боком так скоро?

— А теперь расстегни кобуру и ме-е-дленно отдай мне свой пистолет… — деловито продолжил англичанин. — Давай, я знаю, ты офицер, так что отдавай пушку, если хочешь прожить лишнюю минуту.

Борясь с нахлынувшей злостью оберштурмфюрер подчинился и передал лейтенанту своё второе оружие, одновременно скосив глаза. Лицо британца показалось ему знакомым и потребовалось всего пара секунд чтобы пришло узнавание… Ничего себе встреча! Этот же тот самый британец, которого он видел в прицеле винтовки на южной окраине города! Ещё умудрился промахнуться, высадив всю обойму!.. Впрочем, в данный момент это сейчас неважно, надо найти способ спастись! В любой момент Гюнтер был готов вскочить или же убрать голову, дожидаясь малейшей оплошности или небрежности противника, но тот всё время был настороже и не ослаблял напор штыка.

— Чего тебе надо? — тихо поинтересовался Шольке, решив попробовать заболтать врага. Каждую минуту к ним мог направиться кто-то из его подчинённых и тогда может возникнуть шанс…

— О, я бы с тобой о многом хотел поговорить, немец… Жаль только времени мало, надо домой… — судя по звуку усмехнулся неизвестный. — Мы ведь с тобой встречались несколько раз, я тебя отлично запомнил.

— Я тебя тоже видел… даже хотел пристрелить, но промахнулся… — не удержался Гюнтер, одновременно смотря боковым взглядом на стоящих вдали своих солдат. Увы, но никому до него сейчас не было дела.

— Где это? — удивлённо заинтересовался лейтенант. — В Ватандаме? Там я тебя в первый раз заметил.

— Нет, перед мостом в город, после той атаки когда вас осталось не больше десятка человек. Выпустил несколько пуль, но твоя вертлявая задница оказалась слишком шустрой… — не выдержав, усмехнулся он.

— А, так это ты был тем криворуким снайпером? — издевательски протянул британец. — Плохо тебя учили стрелять, немец. Надеюсь, видел что я тебе показал когда добрался до деревьев?

На это Шольке решил промолчать, поскольку заново вспоминать свой позор не хотелось. Но англичанин и сам не стал углубляться в воспоминания, и его голос стал холодно-деловым:

— Имя, фамилия, звание, должность, подразделение?

Несмотря на своё почти безвыходное положение Гюнтер не смог сдержаться и зло прошипел:

— Поцелуй своего толстого борова в зад, понял?

— Неправильный ответ, немец… — и штык впился в горло ещё глубже, заставив Шольке сильнее выгнуть шею. — Повторяю вопрос!

С трудом, но ему удалось обуздать свой гнев. Ничего, возможность отомстить ещё появится, а сейчас главное выжить. Да и вообще, какого чёрта? Всё равно эта информация вражескому лейтенанту ничего не даст. Дюнкерк захвачен, так что плевать!

— Оберштурмфюрер СС Гюнтер Шольке, командир разведки полка СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер»! — с долей вызова ответил он, и добавил: — Того самого полка который не раз надрал вам задницу и ткнул мордой в дерьмо.

Левая свободная рука англичанина, лежащая на лбу Гюнтера, чуть повернулась и два пальца сильно надавили на глазные яблоки, причинив ему сильную режущую боль. Не сдержавшись, Шольке застонал, отчего штык углубился в его шею ещё на пару миллиметров. Кровь потекла гуще, майка на груди прилипла к ней, а ноздри оберштурмфюрера уловили знакомый пряный запах.

— Не люблю наглых, немец… — британец не вышел из себя, и слегка ослабил хватку. Глаза болели и Гюнтер сморщился, терпеливо пережидая боль. — Отвечать только то что спрашиваю, без дурацких комментариев. А я — первый лейтенант Юджин Питерс, армия Его Величества. Что это за звание — оберштурмфюрер?

— Первый лейтенант, если по-вашему… — прохрипел он, ощущая что несмотря на реальную угрозу жизни его всё сильнее охватывает чувство мести за своё унижение.

— Так мы, значит, в одном звании? Хорошо… — задумчиво протянул англичанин, даже не думая ослаблять нажим штыка. Кровь продолжала течь, а Шольке пока так и не придумал нормальный план по перемене ролей. — Количество личного состава полка, фамилии офицеров, состояние техники и вооружения, дальнейшие боевые задачи подразделения? — продолжил допрос лейтенант.

А вот этого Гюнтер точно не собирался говорить, даже ценой гибели. Да и какой смысл, всё равно не поможет. Он не наивный дурачок, верящий что его оставят в живых после допроса. Сам оберштурмфюрер, окажись сейчас на месте британца, не колебался бы ни секунды. Узнать всё что нужно а потом уничтожить пленного, желательно тихо. Гуманность тут не просто неуместна, она самоубийственна. Так что хватит надеяться на чудо, пора попробовать его сделать самому!Детального плана освобождения в голову так и не пришло, поэтому он действовал экспромтом.

Поскольку враг стоял сзади-справа то вполне логично Шольке дёрнул головой влево, отчего слегка воткнутый в горло штык порвал кожу и проскрёб остриём по нижней челюсти, вызвав у Гюнтера громкий болезненный стон. Правая рука, доселе неподвижная, одновременно с движением головы взлетела вверх с подлокотника сиденья и отбросила кисть англичанина. Хлынула невидимая в темноте кровь, она заполнила и рот оберштурмфюрера. Оттолкнувшись ногами он прыгнул вперёд и с плеском окунулся в мелководье, стараясь разорвать дистанцию.

В какой-то мере внезапность сыграла свою роль, британец потерял секунду чтобы осознать произошедшее. Но сразу после этого он действовал похвально быстро, стремясь прикончить немца. Темнота по-прежнему не давала возможности хорошего обзора но едва Гюнтер смог выхаркнуть кровь изо рта и вскочить на ноги, как на него обрушился разозлённый противник.

Сильный удар штыком прошёл совсем рядом, чуть не насадив словно перепела на вертел. Спасло подсознание и опыт, позволившие увернуться в сторону. Правда, англичанин всё равно смог его зацепить. Левый бок взорвался болью, но Шольке на адреналине успел в ответ ударить кулаком по голове. Вроде попал в висок, но точно бы не поручился. Во всяком случае, лейтенант снова атаковал, пытаясь добить раненого эсэсовца. Опыта боёв холодным оружием у Гюнтера не было, из оружия остался только наградной кортик СС, выдаваемый каждому кто прошёл обучение и стал офицером. Его-то и выхватил оберштурмфюрер, чтобы не сражаться голыми руками. Мелькнула мысль позвать на помощь, но вновь заполнившийся кровью рот и чувство стыда за свою оплошность заставили Шольке отбросить её.

Проклятая темнота не дала возможности пристально следить за руками врага, приходилось во многом действовать наобум. Увернувшись раз и другой, по бёдра в воде, Гюнтер пытался контратаковать но не получалось. Несмотря на плохую видимость британец искусно уходил от его выпадов, постепенно загоняя всё глубже и глубже. Оба молчали, не считая нужным обмениваться репликами, зная что всё решит один удачный удар.

Наконец, англичанин, видимо, поняв что такой «танец» ему невыгоден и он теряет драгоценное время, решил идти в ва-банк. Молниеносно нагнувшись, левой рукой лейтенант зачерпнул с мелководья песок и кинул ему в лицо. Этот неожиданный финт заставил Гюнтера растеряться, и отшатнулся он на долю секунды позже чем положено. Правый глаз сильно защипало и он тряхнул головой, стараясь восстановить зрение. Этого-то и ждал противник!

Перехватив штык обратным хватом смутная тень набросилась на него и Шольке лишь в последний момент смог удержать сильную руку англичанина, который пытался воткнуть его немцу в глаз. Для этого ему пришлось выронить свой кортик, который с плеском ушёл на дно. Они оба свалились в воду и мелкая волна накрыла их с головой, лишив возможности видеть и слышать. Крепко зажмурившись и задержав дыхание Гюнтер отчаянно извивался, стараясь высвободиться и не быть нанизанным на остриё. Болел распоротый бок, резала огнём правая сторона челюсти, но боевая ярость, которая всегда охватывала его в такие моменты, частично нивелировала болевые ощущения.

Руки были заняты но мозг нашёл выход. Левая нога, пусть и без сапога, смогла упереться в тело навалившегося на него британца и могучим толчком отбросила его назад. Всё-таки, эсэсовец весил побольше чем лейтенант, да и ростом превосходил, поэтому враг отлетел назад, кажется, даже выронив оружие.

Отфыркиваясь и кашляя Гюнтер вынырнул на поверхность. Навскидку тут была глубина сантиметров сорок, так что утонуть на мелководье было бы настоящим позором для боевого офицера. Где этот ублюдок⁈ Тихий плеск волн и темнота не давали разглядеть окрестности дальше пары шагов и Шольке, не переставая поглядывать по сторонам, нагнулся и стал шарить вокруг по дну руками, надеясь подобрать выроненный кортик, своё единственное оружие.

Весь мокрый, в штанах и майке, он был настороже, ожидая нападения в любую секунду, но вокруг всё было тихо. То ли этот лейтенант не видел его в темноте, то ли вообще решил уйти «по-английски» к своему сержанту и плоту. Вода, хоть и не слишком чистая, промыла глаз и теперь Гюнтер мог видеть почти нормально. Мельком посмотрев вправо, где вдали виднелись смутные силуэты его подчинённых, оберштурмфюрер начал медленно отступать к ним, то и дело готовый к нападению с любой стороны. Язык распух, кровь уже в третий раз заполнила рот, бок дёргало от боли, и он подумал что кричать теперь у него бы не получилось, даже если он этого захочет.

Внезапно совсем рядом Шольке послышался подозрительный плеск воды и он замер на месте, выставив вперёд найденный рядом с собой кортик. Неужели этот британец всё-таки решил его добить? Глупо, учитывая что время работает на Гюнтера, но кто сказал что человек всегда действует логично? Эмоции часто преобладают над разумом и сейчас, видимо, как раз такой случай.

В десятке метров в воде снова плеснуло и Шольке напружинился, готовый к атаке. Это далось ему нелегко, тело болело и требовало чтобы о нём позаботились, но усилием воли он смог задавить в себе не вовремя возникшее чувство самосострадания.

— Гюнтер, ты там не скучаешь один? — донёсся издалека знакомый голос Пауля. — Давай вместе выпьем, пока ты не уехал к своей Лауре!

Автоматически он повернул голову на голос медленно приближающегося от костра друга, и тут же понял что совершил ещё одну ошибку. Что-то сильно ударило его в грудь и Шольке с хрипом снова опустился в воду, успев услышать частые удаляющиеся плески воды. А перед глазами возник тот самый проклятый штык, который уже успел порядком его достать! И он сидел у него в груди, воткнувшись почти наполовину! Этот чёртов британец, похоже, метнул его⁈

Боль в груди разрасталась и попытка позвать на помощь, заведомо безнадёжная, так и осталась тщетной. Вместо голоса изо рта выплеснулась новая порция крови и на Гюнтера обрушилась сильная слабость. Ласковые волны мягко манили его к себе, обещая покой и долгожданный отдых, но Шольке стиснул зубы и смог приподняться над водой, чтобы глотнуть воздуха. Ну уж нет, он не для того столько раз ходил рядом со смертью, чтобы теперь подохнуть на мелководье возле взятого города! Да ещё когда помощь так близко! Мало того что это обидно, так и не факт что получится выжить, если не добраться до берега. Регенерация, конечно, должна помочь справиться со всеми ранами, но что если он отключится в воде и она унесёт его в море? И будет Гюнтер там плавать или лежать на дне, словно какой-то зомби из фильмов, непрерывно умирая из-за недостатка воздуха. От такой безрадостной перспективы в голове замутилось ещё сильнее.

Рука легла на штык, собираясь выдернуть оружие, но Шольке вдруг вспомнил что в некоторых случаях нельзя вынимать из тела проткнувшие его предметы, во избежание ещё большей потери крови. А она сейчас была нужна ему как воздух, учитывая сколько её уже вытекло из трёх тяжёлых ран. Значит, сейчас главное не утонуть как котёнок в ведре и дать знать о себе другу!

— Гюнтер, ты там заснул? Что молчишь? — продолжал кричать Пауль, так и не дождавшись ответа. — Рано спать, пойдём вместе повеселимся и воздадим хвалу нашему славному Зеппу за его доброту!

Продолжая кашлять и выплёвывать невидимую в темноте кровь оберштурмфюрер собрал убывающие силы и пополз к берегу почти наугад. Боль медленно но верно усиливалась, заставляя Шольке хрустеть зубами и хрипло стонать. На четвереньках, то и дело с трудом высовывая голову над водой, он пробирался к берегу, ни о чём больше не думая. Пауль, вроде бы, кричал что-то ещё, но мозг, занятый вопросом выживания организма, не обращал на этот бесполезный шум внимания.

Наконец, его тело полностью исчерпало все свои силы и очередной раз повалилось в воду и легло на бок, чудом не насадившись на штык ещё сильнее. Та с готовностью ворвалась в рот и нос, заполняя свою новую территорию, а Гюнтер угасающим сознанием понял что больше не сможет сделать ни одного движения. Всё, это конец… Проклятый английский лейтенант своим дурацким штыком умудрился осуществить то что не смогли сделать ни пули, ни снаряды, ни бомбы. Как же обидно умирать не увидев победы! Не посмотреть в глаза своим женщинам, не сказать им что любишь каждую не меньше чем другую! Не увидеть детей от них… За что такая несправедливость⁈ Да, в этой нелепой смерти во многом виноват он сам, но… Ладно, раз уж так и не удалось добраться до берега то всё это теперь в прошлом. Осталось лишь узнать что будет с ним в будущем. Куда его отправят за все грехи и подвиги? Хотя, кажется, он уже знает ответ, учитывая сколько людей убил самолично, пусть и на войне. И через несколько секунд оберштурмфюрер СС Шольке увидит это воочию…

То же время, то же место.

Юджин Питерс, лейтенант армии Его Величества.

Притаившись вместе с сержантом Макговерном в разбитом корпусе буксира, наполовину лежащего в воде, он терпеливо ждал подходящего момента. Немцы, пристрелив тяжелораненых и уведя толпы выживших пленных, ушли с пляжа, позволив двум британцам хоть немного расслабиться. И теперь, наблюдая окрестности через одну из пробоин в корпусе, лейтенант Питерс всё равно не терял присутствия духа, рассчитывая ещё побороться с судьбой…

…Вчера вечером, после того как взбунтовавшийся солдат исподтишка подло пристрелил одного из офицеров, Юджин с сержантом были настороже до самой ночи, не зная как всё повернётся дальше. Вдруг прибежит военная полиция и попытается арестовать смутьяна, а тот начнёт пальбу? Но, кажется, распад армии уже достиг такого масштаба что на этот вопиющий факт преступления наверху никому не было дела. Что ещё больше угнетало… Ночь выдалась отвратительной. Последствия контузии проходили медленно, Питерс то и дело просыпался от шума вокруг, поскольку рядом находилось достаточно много тех кто спать и не собирался.

Одни жгли небольшие костры, желая согреться или же подогреть на огне свои скудные запасы еды. Другие ходили туда-сюда, не находя себе места в безвыходной ситуации. Множество людей разговаривали, кричали, ссорились между собой, куда-то шли или бежали, поддавшись призраку надежды. В городе, до первых домов которого отсюда оказалось больше километра, как ни странно, было тихо. Немцы не высовывались оттуда и не стреляли, словно тоже решили отдохнуть перед решающим днём.

Но эвакуация продолжалась, несмотря на ночь. На рейде мигали скупые лучи корабельных прожекторов, включающихся на несколько секунд, не больше. Так же темноту иногда разгоняли огоньки ручных фонариков и красные точки тлеющих сигарет в руках тех кто ещё смог их сохранить в условиях рухнувшего снабжения. Плотно сбитая масса солдат так и стояла на импровизированных причалах, больше всего опасаясь потерять своё место в «очереди жизни», как горько окрестил это зрелище сержант Макговерн. Нечего было и пытаться влезть в их ряды, после того как это хотел сделать тот убитый майор. В лучшем случае вытолкнут и изобьют, в худшем… в общем, тут глухо. Да и очередь эта двигалась настолько медленно что у лейтенанта были серьёзные сомнения что хотя бы половина её успеет спастись до утра, когда отдохнувшие нацисты с новыми силами займутся ими.

Всё это время его единственный спутник не терял времени даром. Откуда-то добыл пару консервных банок, бобы, сушёные овощи и печенье, скорее всего, остатки пайков в одной из машин. И когда среди ночи голодный Юджин снова проснулся то его нос сразу уловил запах съестного от маленького костерка, разведённого сержантом. Расщепленные доски от патронных ящиков и борта грузовика горели хорошо, придавая толику уюта в этой безрадостной картине хаоса, паники и отчаяния. Макговерн, заметив что Питерс проснулся, без слов протянул ему порцию еды и лейтенант так же безмолвно взял её, кивком поблагодарив за заботу. Поев и хоть немного утихомирив голод Юджин глотнул остатки вина из фляжки и снова заснул под нескончаемый но уже привычный шум, гвалт и прочий звуковой аккомпанемент…

…Пробуждение вышло неожиданным и донельзя громким. Земля тряслась словно настал конец света, вокруг бегали сотни или тысячи людей, обезумевших от страха, оглашая пляж своими дикими криками. Прежде чем Питерс успел опомниться и вскочить на ноги, совсем недалеко что-то взорвалось и на него повалилось тело сержанта, кричащего ему прямо в лицо:

— Лежите, сэр, артобстрел!!!

Впрочем, Юджин успел уже и сам об этом догадаться, всё-таки не первый день на фронте. Понимая что куда-то бежать сейчас смерти подобно, он перевалился на живот и стал лихорадочно оглядываться, пытаясь найти более надёжное убежище чем голый песок. На глаза ему попался разбитый буксир, носовая часть которого прочно обосновалась на суше. Ничего особенного, обычный портовый трудяга, видимо, один из тех кто вывозил отсюда парней в Англию. Что с ним случилось и каким образом он тут оказался гадать было некогда и лейтенант, пихнув сержанта рукой, показал в ту сторону. Тот похвально быстро сообразил что задумал Юджин и первый пополз к судну, извиваясь как червяк на песке.

Буксир чуть накренился в их сторону, в его скуле была рваная пробоина, от неё шла крупная трещина в корпусе. Кое-где обгорелый, почти без надстройки, он манил к себе своим металлическим корпусом, обещая мнимую защиту. Конечно, в случае прямого попадания их бы ничего не спасло, но вот часть осколков его борта могли бы и задержать, уберегая хрупкие человеческие тела. И Питерс шустро пополз вслед за Макговерном, стараясь не терять из виду стёртые подошвы его ботинок и не забыв про свой пулемёт.

К счастью, им удалось без проблем добраться до судна и оба заползли внутрь через пробоину, ободрав форму и кисти рук о зазубренные и изогнутые взрывом части корпуса. Там они и сидели до окончания артобстрела, который закончился примерно через полчаса. За это время борта буксира изукрасились ещё несколькими пробоинами от крупных осколков снарядов, взорвавшихся поблизости, но остатки переборок и трюмного оборудования защитили от них обоих англичан.

Когда всё стихло то настало время агонии окружённых. Через дырки в корпусе они наблюдали как нацисты, ворвавшись на пляж, хладнокровно добили раненых, которые не могли идти самостоятельно, и устроили стрельбу словно в тире по тем кто забежал в воду. И тут, к своему огромному удивлению, Юджин увидел того самого высокого эсэсовского офицера, который уже несколько раз умудрился встретиться ему за эти недели!

Знакомая самодовольная рожа была искажена злостью и презрением, когда тот разговаривал с одним из раненых британских солдат, обвинивших его в расстреле беспомощных беглецов. Другие эсэсовцы столпились рядом, с интересом вслушиваясь в диалог но, как показалось лейтенанту, они вряд ли понимали то что слышали. Злость, охватившая Питерса при виде своего уже личного врага, ещё больше усилилась от слов немца, потому что во многом его мысли пересекались с услышанным. Действительно, если бы большая часть армии не поддалась панике и не упала духом то, скорее всего, не было бы и дюнкеркского котла! Но ничего уже не изменить, и понимание этого буквально жгло душу Юджина.

Потом эсэсовец куда-то уехал на мотоцикле а его подчинённые пошли дальше. Они обошли буксир, почти не осмотрев его; лишь какой-то громила, вооружённый одновременно пулемётом и огнемётом, заглянул в ту самую пробоину, через которую лейтенант вместе с сержантом залезли внутрь. Но в темноте он так ничего и не увидел, благо что оба англичанина схоронились в дальнем углу и почти не дышали. Ещё одно неприятное для Питерса открытие состояло в том что в щель он заметил того самого молодого сучонка-эсэсовца, с которым Юджин схватился в доме на южной окраине Ватандама. Как оказалось, этот щенок, убивший несколько солдат Питерса, не только умудрился выжить при взрыве гранаты и последующем пожаре, но и успел восстановиться от ран! От такой несправедливости руки чесались выпустить в него остаток магазина «Bren», чтобы окончательно добить маленькую тварь но увы, умирать теперь, после того как судьба в который раз подарила ему жизнь, хотелось уже гораздо меньше.

Немцы почти два часа собирали пленных, заставив их унести большую часть трупов товарищей, а затем ушли куда-то, позволив ему с Макговерном перевести дух. Воспользовавшись тем что на время пляж опустел сержант выскользнул наружу, оставив лейтенанта дремать в трюме после скудного завтрака остатками вчерашней пищи.

…Подчинённый разбудил его когда уже почти стемнело. Как оказалось, им обоим улыбнулась настоящая удача, по словам сержанта! Пока Юджин бессовестно дрых внутри буксира Макговерн не терял времени даром. Пригнувшись, а где и ползком, он как-то добыл немецкую окровавленную форму, каску, карабин и теперь, не знай лейтенант его в лицо, то решил бы что перед ним самый настоящий нацист. Но самое главное — тот нашёл способ спастись! Конечно, риск попасться или утонуть был велик, но всяко лучше чем торчать тут на пляже и ждать когда на них случайно наткнутся немецкие трофейщики, которые скоро должны прибыть для описи и складирования вооружения.

По словам Макговерна, после того как он превратился в ряженого немца, сержант сумел найти оторванное целое колесо от лежащего на боку грузовика и, открутив диск, вынул оттуда камеру, предварительно спустив воздух. Там же, в кабине, обнаружился и насос, которым он накачал её снова, укрывшись за корпусом буксира и всячески осторожничая. В отдалении бродили одиночные нацисты, видимо, просто гуляя по пляжу, но никто не заподозрил в нём англичанина из-за чужой формы. Затем ему пришлось проделать то же самое со вторым колесом; повезло что сила взрыва, опрокинувшая машину на бок, пришлась по верхней части, не задев колёса. В довершении сообразительный подчинённый добыл две широкие доски, прикрутил их к обеим камерам обрывком троса и куском каната, и плот готов! Осталось лишь дождаться полной темноты и можно попытать счастья в проливе, взяв курс на северо-запад. Но судьба снова решила поиграть на его нервах…

Буквально за десять минут до того как они собирались выскользнуть из трюма погибшего буксира и пуститься в опасное плавание, совсем недалеко от них устроился на отдых тот самый эсэсовский офицер! Стоявший рядом с ним ещё один немец освещал себя и своего командира ручным фонариком, потому Юджин его и узнал.

Усевшись на автомобильное кресло с того самого грузовика с которого сержант снял колёса для плота, он стащил куртку, каску, сапоги, положил на колени пистолет-пулемёт и удобно откинулся на спинку, явно намереваясь отдохнуть. У Питерса перехватило горло от ненависти, лейтенант невольно сжал ладони на своём пулемёте, и лишь отрицательное покачивание головы Макговерна отрезвило его… Сержант прав, как бы не хотелось ему высадить в обоих эсэсовцев остатки магазина это того не стоит. Раньше, до потери города, в этом ещё был смысл, а сейчас? Всё равно уже ничего не изменить, а значит зачем напрасно погибать, если есть шанс выжить а потом надрать нацистам морду, если они сунутся в старую, добрую Англию? А в том что Гитлер захочет это сделать Юджин, почему-то, не сомневался.

Второй эсэсовец, недолго поговорив с офицером, ушёл к другим солдатам, а тот остался сидеть, блаженно щурясь и временами зарывая стопы в песок. Время шло а чёртов нацист, похоже, и не собирался уходить. И лейтенант, несмотря на молчаливое неодобрение Макговерна, решил действовать.

Оставив пулемёт в трюме и зажав в руке штык, найденный сержантом во время его вылазки, Питерс бесшумно вылез из пробоины и направился к тёмному пятну, смутно выделяющемуся на фоне более светлого песка. Слабый плеск воды и мягкая поверхность способствовали скрытности и внезапности, поэтому немец так ничего и не заподозрил до самого конца. В начале Юджин хотел просто тихо прикончить врага, так долго маячившего перед ним своей наглой рожей, но потом решил немного скорректировать свои действия, предварительно допросив его. Раз он офицер то должен много знать, а штабным умникам на Острове наверняка будет любопытно узнать свежую информацию о противнике. Была мысль вообще взять его в плен и живым доставить для допроса, но желание лично убить эту нацистскую тварь, а также дополнительные трудности, связанные с переправкой пленника на плоту через пролив, заставили Питерса отбросить эту идею. Нет, сначала допрос а потом быстрый удар штыка в шею, чтобы не разорался перед смертью.

Нацист повёл себя довольно послушно, хотя наверняка рассчитывал как-то выкрутиться из этой ситуации. Но штык, всаженный на полсантиметра в шею, вынуждал его сидеть смирно и, пусть нехотя, но начать отвечать на вопросы, не упустив возможности позубоскалить. Вот только кроме данных о самом себе эсэсовец говорить отказался и всё-таки решил сопротивляться, пользуясь тем что Юджин отправил сержанта к плоту вместе с трофейным оружием.

Мгновенный рывок и чёртов немец, презрев слегка воткнутый в горло штык, прыгнул вперёд, плюхнувшись в воду, воспользовавшись тем что Питерс, успокоенный началом успешного допроса, чуть расслабился. Совсем немного, но этого врагу хватило. Тут же поняв что весь его план пошёл насмарку лейтенант чуть не застонал от злости на самого себя. Идиот! Тупой кретин! Ну почему он сразу не прирезал ублюдка⁈ Воистину, лучшее — враг хорошего! Теперь придётся срочно исправлять свою ошибку, по-быстрому добить эсэсовца и сваливать отсюда. Хорошо ещё что ему хватило ума разоружить нациста, отняв у того оружие, но вот появление кортика в руке немца застало его врасплох… Получается, офицеры СС вооружены не только огнестрельным но и холодным оружием? Неприятное открытие, что и говорить, к тому же очень «вовремя»… Значит, теперь они почти в равном положении? У Юджина штык, у этого проклятого Гюнтера кортик.

Но, если судить по положению тела врага, Питерс смог его зацепить в бок, это уже хорошо. К тому же немец то и дело сплёвывал кровь изо рта и тихо мычал, видимо, от боли. В награду лейтенант получил очень даже неслабый удар в висок, от которого на пару секунд поплыл и пошатнулся, но быстро пришёл в себя.

Завертелся безмолвный бой на холодном оружии, в котором Юджин чувствовал себя увереннее врага, благодаря умению полученному в юношестве на улице от одного из ветеранов Великой войны, виртуозно владеющего ножом и штыком. К сожалению, тогда это мало интересовало молодого лейтенанта, но кое-что он всё-таки запомнил. Вот только проклятый нацист уворачивался от его выпадов, хоть и явно с трудом.

Понимая что драгоценное время для отплытия уходит Питерс решил воспользоваться хитростью. Быстро нагнувшись и подхватив со дна пригоршню песка он бросил его в лицо врагу. Тот из-за темноты не успел среагировать или закрыться, из-за чего мотнул головой, пытаясь восстановить зрение. И лейтенант, чувствуя что это последняя возможность прикончить урода, бросился на него вплотную!

Для надёжности перехватив штык он попытался воткнуть острую железку прямо в глаз эсэсовцу, но в последний момент тот успел схватить его руку и не дал этого сделать. Их обоих накрыла вода и Юджин перестал что-либо видеть, продолжая нажимать на оружие всем своим весом. И вдруг с досадой почувствовал как согнутая нога немца, упёршись ему в живот, словно катапульта буквально отшвыривает его от себя!

С плеском упав в воду Питерс выронил штык и, присев на колени, начал лихорадочно искать его, задержав дыхание. Без него лезть в рукопашную на куда более сильного врага было бы не только очень опасно но и почти бесполезно. Тот просто проткнёт его и дело с концом.

Найти оружие удалось лишь через несколько минут, когда лейтенант уже почти потерял надежду. Рука наткнулась на что-то железное под водой, и через секунду злая, торжествующая улыбка появилась на губах Юджина. Обхватив верхнюю часть штыка своей ладонью он медленно двинулся туда где примерно должен был остаться немец. Но проклятая темнота не дала ему возможности ориентироваться и Юджин застыл в сомнении, не зная что делать.

Внезапно откуда-то издалека, от горевших костров, раздался громкий голос, явно кого-то зовущий по-немецки, и фигура направляющаяся сюда. Чёрт, кажется, кто-то из этих нацистских ублюдков зовёт своего Гюнтера! Времени совсем не осталось! Неужели придётся уходить, так и не рассчитавшись с этим самодовольным убийцей его солдат⁈ И тут, когда Питерс уже хотел двинуться по направлению к буксиру, около которого ждал Макговерн на плоту, ему показалось что он различает стоящее в воде метрах в семи от него какое-то более тёмное пятно. Это он⁈ Тот самый эсэсовец⁈ Нет, больше фехтовать с ним на ножах не придётся, куда безопаснее просто метнуть в него штык, благо ветеран научил его и этому. Вернее, в основном, такой трюк они делали с ножом, но чем чёрт не шутит, вдруг получится?

Тут пятно чуть шевельнулось и лейтенант отбросил последние сомнения. Цепко схватившись за остриё и резко размахнувшись Юджин метнул вперёд своё оружие, затаив дыхание. Пятно снова шевельнулось и медленно опустилось в волны, подтвердив его догадку. Отлично! Спасибо старине Чаку за его армейскую науку! Неизвестно куда попал штык но проверять сейчас результат опасно, с каждой секундой неизвестный немец подходит всё ближе, включив ручной квадратный фонарик. И Питерс, испытывая впервые за множество последних дней облегчение, побежал к буксиру…

…Отплытие в море оказалось будничным и спокойным. Никто в них не стрелял, не пытался остановить. Вместе с сержантом, вооружившись брошенными сапёрными лопатками, они с трудом улеглись на мокрые доски и начали грести на северо-запад, в густую темноту, руководствуясь компасом Юджина. И верный пулемёт, столько раз безукоризненно спасавший ему жизнь, лейтенант снова не бросил.

Отплыв, по собственным расчётам, примерно на милю от берега Питерс вынул из кармана свой собственный фонарик и начал мигать им в темноту, передавая сигнал морзянкой. Затем отложил его и они снова гребли минут десять. Наконец, прошло почти полчаса прежде чем на них внезапно обрушился мощный сноп света, ослепив и заставив зажмуриться.

И не успел спохватившийся Юджин вслепую взяться за пулемёт как услышал незнакомый голос, кричавший им на родном языке, звучащем как музыка:

— Эй, Робинзоны! Помощь нужна?..

…Уже оказавшись на борту небольшой лодки под названием «Южная красотка», закутанный в тёплое одеяло и отхлёбывая из фляжки чистейший ром, которая без огней шла обратно в Англию, лейтенант посмотрел на оставленный позади невидимый французский берег, утраченный ими явно надолго. Там осталось множество его погибших солдат, полковник Болсом и другие храбрые парни, сделавшие всё что смогли чтобы остановить врага и спасти цветущую Францию. Да, они проиграли битву, но не потерпели поражение в войне!

Черчилль решительный человек и он наверняка имеет запасной план даже на такой случай. А значит, надо просто вернуться домой, отдохнуть, собраться с силами… и сражаться дальше, за каждый метр английской земли, за каждый дом и поле! До самой победы! Потому что ничего ещё не закончилось! Всё только начинается!!

Конец второго тома. Продолжение следует…

Благодарю всех читателей, которые своими комментариями подали мне новые идеи по развитию сюжета, а так же дополнили информацию по тому времени! Всё это мне очень пригодилось и пригодится в дальнейшем. Первая глава третьего тома выйдет, ориентировочно, примерно в начале мая, так как я решил устроить себе маленький отпуск и уделить больше времени другим личным делам))

Сами видите, второй том получился куда более крупным чем первый, так что по объёму третьего ничего не могу заранее сказать. Сколько получится столько получится. Кроме того что там различия с реальной историей начнут проявляться всё больше… До свидания!