За тебя, Родина!

Глава 24

г. Вадленкур, Франция.

17 мая 1940 года. Утро.

Гюнтер Шольке.

— Так, времени мало а я ещё не всё успел осмотреть… Биссинг, как ваша рота? — спросил он, то и дело поглядывая на юг.

— Все готовы к отражению атак, господин оберштурмфюрер… — доложил тот, надевая свой шлем и застёгивая ремешок под подбородком. — Относительно, честно говоря… несколько десятков всё равно ещё бегают облегчиться. Если бы не промывание желудков то было намного хуже. Спасибо вам за ценный совет!

— Вооружение роты исправно? Пулемётчики? — снова поинтересовался Гюнтер.

— Так точно, у каждого пулемётчика основная и две запасных позиции, патронов и сменных стволов хватит на часов шесть боя. Гранат, правда, маловато но, надеюсь, до них не дойдёт… — ответил Биссинг, проверяя своё оружие.

— Ясно, вы молодец! Брайтшнайдер! Что с нашими? — Шольке перенёс внимание на своего заместителя.

— То же самое что и у Биссинга! — усмехнулся тот. — Позиции пулемётчиков оборудованы, боеприпасов хватает, даже снайперские винтовки раздал самым метким!

— Бруно, миномётчики тоже переходят под твоё командование! — решил Гюнтер, быстро обмозговав вопрос. — Знаю, мин у них не так много поэтому не стрелять до моей личной команды!

— Так точно!

— Кстати, что с медициной? — спохватился Шольке, мысленно отвесив себе подзатыльник. О вооружении и позициях побеспокоился а о будущих раненых забыл! Вот же кретин!

— Я вчера взял на себя смелость и прошёлся по городку… — хмыкнул Брайтшнайдер. — Опустошил все аптечки горожан и оборудовал медпункт в местной церкви, выкинув на улицу все скамьи. Теперь там много места для тех ребят которым не повезёт. Да и стены крепкие, не каждый снаряд возьмёт. Врачей, к сожалению, не нашёл, но военный комендант Седана, майор Альтман, прислал несколько человек от себя, а также медикаменты и бинты. Просил вам передать что это всё чем он сможет помочь.

— Что ж, спасибо и на этом… — тихо ответил Гюнтер, понимая что тот на самом деле ничем больше подсобить не в силах. — Дальше!

— Броневики и бронетранспортёры рассредоточены по окраинам, если понадобится то будут на несколько секунд выезжать из-за домов и поддерживать пехоту в окопах своим огнём. Но это лишь в крайнем случае. Вы же понимаете, оберштурмфюрер, им хватит всего одного снаряда… — пожал плечами Бруно. — Жаль что танков нет, иначе мы бы показали этим потомкам Наполеона что значит воевать с бронетехникой! — он подумал немного и добавил: — Да, и нашему повару выделил человека для охраны кухни, не хочу чтобы всё это дерьмо снова повторилось…

— Хорошо! Каульбах, чем можете порадовать? — Шольке обратился к главному ремонтнику который в какой уже раз рассеянно тёр свои замасленные ладони грязной тряпкой.

— Всё что обещал — выполнил! — рубанул тот, убирая тряпку в карман и принимая подобие строевой стойки. — Пулемёты и миномёты уже на позициях, ПТО и «восемь-восемь» тоже. Мои парни готовы к ремонту всего что выйдет из строя.

— Очень рад! Классен, как ваши зубастики? — усмехнулся он, вспомнив как нежно лейтенант отзывался о своих орудиях.

— Лично разместил по фронту обороны. У каждого орудия как минимум две огневых позиции. Расчёты будут вести огонь и срать прямо в штаны во время боя, если понадобится! — улыбнулся Франк, к которому понемногу возвращалось привычное веселье. — Да, если позволите, я бы мог взять на себя командование «дверными колотушками», у них всё равно нет общего начальника, расчёты сами по себе.

— Не возражаю! — с улыбкой ответил Гюнтер, покачав головой, и посмотрел на Вигмана.

Тот правильно понял взгляд и заговорил:

— Наша «Дора» готова делать дырки во французской броне! Место для неё мы подготовили, только не слишком удобное, мешают некоторые сараи и деревья. Придётся иногда переезжать с места на место, чтобы не накрыли артиллерией или не нарваться на танковый снаряд… С нашими-то размерами, сами понимаете… — вздохнул Штефан, и добавил: — Я пообщался с командиром расчёта «восемь-восемь», он поделился выстрелами, теперь у нас с ним поровну по пятьдесят два снаряда. Правда, есть ещё осколочные, так что и пехоте поможем, в случае чего… Только ему хуже чем мне, если французы засекут то пока он сведёт станины и прицепится к тягачу его раз десять накроют.

— Я это помню и постараюсь не подставлять вас! — кивнул Шольке и вдруг заметил быстро идущего к ним лейтенанта «Люфтваффе». Рядом с ним шёл радист со знакомым ящиком за спиной.

— Здравствуйте, господа! Я лейтенант Нолькен, из Люфтваффе! — поздоровался он со всеми присутствующими. Задержал взгляд на Гюнтере и козырнул: — Господин оберштурмфюрер, я прикомандирован к вашему штабу в качестве авиационного корректировщика! В случае необходимости дайте знать и наши парни живо прилетят на помощь! — жизнерадостно добавил он.

— Рад знакомству, господин лейтенант! — в свою очередь поздоровался Шольке. — Когда вы приехали, я не видел вас ночью?

— Увы, моя машина сломалась, водитель долго исправлял повреждения поэтому я приехал за полночь, опоздав к ужину… — улыбнулся представитель ВВС. — Но, насколько я знаю, с этим мне даже повезло, иначе тоже не отходил бы от выгребной ямы.

— Не было бы счастья да несчастье помогло… — задумчиво пробормотал Гюнтер, прежде чем успел спохватиться. Впрочем, остальные если и обратили внимание на поговорку, то ничем это не показали.

— Так, картина ясна! — подвёл итог Шольке, знаком показывая чтобы все отбросили шутки и стали предельно серьёзны. — Теперь слушайте как мы будем воевать! Биссинг и Брайтшнайдер! Ваша цель только пехота, если она появится! Когда пойдут танки — молчите! От вашего огня всё равно никакого проку, только свои позиции засветите. В крайнем случае, если они прорвутся, используйте связки гранат! Расчётам противотанковых ружей стрелять только по танковым гусеницам, смотровым приборам или броневикам! Неподвижная машина — мёртвая машина, запомните! Снайперам в первую очередь выбивать офицеров, сержантов, пулемётчиков и танкистов, вылезающих из подбитых машин. Миномётчикам, как я уже сказал, не стрелять по танкам, только по пехоте после моего приказа! ПТО… Классен и Вигман! 3,7-cm подпускают «Панары» поближе и ведут максимально быстрый огонь чтобы подбить как можно больше броневиков! Эти твари быстрые и вёрткие но броня у них слабая! Поэтому тут важна скорострельность! Далее… «Пятисантиметровки» и «восемь-восемь» ждут более опасные цели, не вздумайте стрелять по «Панарам»! Французы не должны знать что их ждут такие увесистые гостинцы. Пусть будут уверены что мы смогли найти только несколько мелких пушечек. Вчерашний разведчик тоже не знает что в Вадленкур прибыла артиллерия после его визита поэтому сделаем им неприятный сюрприз… — ухмыльнулся Гюнтер.

— Когда мы отобьём их первые атаки то они навалятся на нас всеми силами, пошлют в бой средние и тяжёлые машины, скорее всего вместе с пехотой! Вот тогда и настанет ваше время! — продолжал он, мысленно пытаясь представить варианты боя. — Подпустим их на семьсот или даже шестьсот метров и снова мощный огонь с высокой скорострельностью! Потеряв столько бронетехники всего за несколько минут они будут ошарашены и наверняка отступят для перегруппировки и уточнения обстановки. Это хорошо! Каждый час работает в нашу пользу! Помощь уже идёт и чем дольше мы заставим их топтаться на месте тем лучше…

— Смотрите! — прервал его Брайтшнайдер и показал рукой на юг.

По шоссе с большой скоростью ехал «Малыш». Должно быть, Майснер сейчас выжимал из двигателя всё что тот мог дать. За ним, не отставая, неслись ещё два броневика, отправленных в дальний дозор — «Забияка» Виттмана и «Всегда первый!» Ковальски. Видимо, они связались между собой по рации и решили отступать вместе. Правильно, сейчас Гюнтеру нужен весь его отряд, сжатый в кулак.

— Значит, «Панары» уже близко… — сказал Гюнтер, тоже нащупывая свой шлем на поясе. — Всё, инструктаж закончен! Все всё поняли?

— Так точно!.. — вразнобой ответили его подчинённые.

— Мой штаб будет находиться в подвале того дома! — он показал на внушительный двухэтажный дом из красного кирпича, стоящий почти на окраине. — На позиции! И да поможет нам Бог!..

Южнее Вадленкура, Франция.

17 мая 1940 года. Утро.

Дивизионный генерал Антуан Гишар.

Прошло почти два часа прежде чем передовые батальоны дивизии медленно подтянулись в районы сосредоточения перед атакой. Разведывательная рота из броневиков «Panhard», под командованием подвижного и непоседливого лейтенанта Жюля Дюпона, недавно назначенного на эту должность, уже была на месте и ожидала лишь приказа наступать. Но танки, вытянувшись по дорогам, не могли так быстро ехать и только сейчас добрались досюда.

Сам Гишар, вместе со своим начальником штаба, за это время поднялись на небольшой холм покрытый густой растительностью в двух километрах от крайних домов городка, и в бинокли внимательно рассматривали немецкую оборону. Их охраняла группа пешей разведки в количестве восьми человек, внимательно оглядывающих окрестности. Конечно, не дело генерала лично этим заниматься но Антуан всегда старался проводить рекогносцировку сам. Одно дело прочитать или прослушать доклад и совершенно другое свои личные впечатления. После пятиминутного наблюдения, во время которого ни один из них не произнёс ни слова, Гишар отложил бинокль и посмотрел на полковника Ландрю, своего старого товарища, с которым они служили вот уже двенадцать лет, вместе поднимаясь в званиях и переходя из части в часть.

— Ну что, Поль, есть соображения? — спросил он, тихо отползая назад.

По настойчивой просьбе командира разведчиков Гишар накинул на свою генеральскую форму обычный офицерский плащ и напялил солдатский шлем. В опасность вражеских снайперов он не верил но и не хотел подвергать себя случайному риску. Стоит какому-нибудь немцу заметить их в тот же бинокль и, несмотря на расстояние, некоторые стрелки захотят попытать удачи. Зачем зря соблазнять «колбасников»?

Ландрю ещё несколько секунд осматривал в бинокль окраины Вадленкура а потом повторил путь своего начальника, к явной радости командира разведчиков, который опасался что начальство каким-то образом выдаст себя.

— Не нравится мне что-то, господин генерал… — задумавшись, ответил старый товарищ.

Наедине они могли называть друг друга по имени но при посторонних Поль всегда соблюдал субординацию, как и положено офицеру. Ландрю было ровно сорок лет и Антуан точно знал что тот как минимум пару раз отказался уходить на повышение ради того чтобы остаться вместе с ним. Вдобавок, они дружили семьями, их жёны были близкими подругами а дети часто общались во время отпусков или семейных торжеств. Именно по настоянию полковника Антуан ещё 10 мая отправил своего адъютанта в Сен-Кантен с приказом немедленно эвакуировать свою семью из-под накатывающего удара Вермахта. С тех пор ни от жены с двумя детьми и старой матерью ни от самого адъютанта не было вестей… Гишар каждый день ждал телеграмму из их парижской квартиры что с ними всё в порядке, или же звонка своего офицера. Но ни того ни другого не было… И сердце замирало, подстёгиваемое воображением, которое рисовало картины одну хуже другой. Господи, хоть бы Николь успела уехать вместе с детьми!..

Семья самого Поля жила в Труа и генерал сам слышал как в тот же день его друг напряжённым голосом буквально приказывал своей Эжени немедленно собираться и уезжать к родственникам в Нант или Брест, подальше на запад, чтобы спасти детей. Слава Богу что у них была своя машина и запас бензина, иначе было бы намного хуже. Дороги забиты беженцами и в то же время военными колоннами, двигающимися в пункты назначения. А это значит пробки и риск налёта вражеских самолётов. Любой военный знает что воевать намного легче когда семья в безопасности, вот только про него самого этого пока сказать нельзя…

— А именно? — поинтересовался Гишар, желая узнать подробности.

— Трудно сказать… — поморщился тот, словно желая подобрать слова. — На первый взгляд всё спокойно, но…

— Поль, мне нужно знать твои впечатления и то что ты увидел! — настойчиво сказал Антуан, глядя ему прямо в глаза.

Тот глубоко вздохнул и начал выкладывать:

— Большая часть домов на окраине приготовлена к обороне, в некоторых окнах и чердаках я заметил движение. Видны свежие траншеи рядом с ними. Видимо, их пытались замаскировать но времени или опыта не хватило. Ещё заметил мешки с землёй между домами и на подоконниках. Вот только людей почти не видно. Всего пару раз мне на глаза попались их шлемы и всё… Ни пулемётов ни пушек! И это настораживает! Слишком всё гладко… Вы же знаете, господин генерал, я не люблю когда всё выглядит как воскресная прогулка! — экспрессивно закончил друг, аккуратно вытирая сапоги о траву.

— По сведениям воздушной разведки у немцев нет орудий вообще… — нейтрально заметил Антуан. — Это подтвердил местный житель сегодня утром. У меня нет оснований не верить им. Пулемёты, конечно, есть но германцы не дураки выдавать нам свои позиции. Я понимаю твои опасения но у нас здесь почти сто тридцать машин! К тому же я обещал Юнцеру что встречу его на площади Седана…

— Он далеко в тылу а мы здесь! — не поддержал его Поль. — Но, возможно, вы правы, господин генерал… У меня действительно нет доказательств что это какая-то ловушка. Может и на самом деле немцы до сих пор уверены что им ничего не угрожает и теперь нам противостоит лишь горстка пехотинцев… Дай Бог, если так! — воскликнул он. — Я очень хочу ошибиться в своих мрачных ожиданиях и выпить бокал вина на той же площади вместе с вами…

— Думаю, так и будет! — кивнул Гишар, и добавил: — К тому же, сколько бы не было там бошей, у нас приказ! И сил для его выполнения нам дали очень много! Да и де Голлю, уверен, сейчас приходится намного труднее. Так что, давай, отбрось свои сомнения и прикажи лейтенанту Дюпону провести разведку боем. Пусть выдвинется как можно ближе к немцам, вызовет огонь на себя. Возможно, нам повезёт и противник раскроет свою систему обороны… Этот был бы настоящий подарок для нас.

— Слушаюсь, господин генерал! — вытянулся товарищ, вернув на своё лицо непроницаемое выражение. Минутная слабость и сомнения прошли, приказ получен, надо действовать.

Когда Ландрю ушёл Антуан мысленно пожелал чтобы пессимизм полковника сегодня не оправдался. И в самом деле, что может остановить целую танковую дивизию? Только другая такая же дивизия, которой тут точно нет. Или же десятки противотанковых орудий, притом не маленьких пукалок, которые сейчас состоят на вооружении у немцев, а что-то более серьёзное… Но и этого у них тоже не обнаружено.

Справа зарокотали двигатели и генерал, повернув голову, увидел как по шоссе на большой скорости устремились на север четыре броневика. Ещё шесть машин вытянулись цепью и двигались по полю на меньшей скорости, переваливаясь на небольших неровностях почвы. Зная Дюпона, хоть и прошло не слишком много времени после его перевода к нему в дивизию, Гишар был уверен что он сам сейчас сидит в одной из машин. Оно и понятно, молодой, бесстрашный, хочет показать себя перед начальством, а если повезёт то и отличиться. Все они, лейтенанты, такие… Ну что, господа германцы, он сделал свой первый ход в этой партии. Чем ответит противник?..

Там же, в то же время.

Гюнтер Шольке.

Устроившись на втором этаже одного из домов на окраине города он внимательно следил за тем что будут делать французы. И довольно усмехнулся, увидев на южном конце огромного поля несколько лёгких пушечных броневиков, неторопливо движущихся к нему. Логичное решение, даже если обладаешь подавляющим преимуществом в силах то всё равно лучше наперёд вызвать разведку. Любой здравомыслящий командир сделал бы также, не желая каких-то неприятных сюрпризов. Осторожность прежде всего!

Еще четыре машины резво неслись прямо по дороге, нахально и уверенно, словно зная что немцам нечего им противопоставить. Неужели хотят нахрапом ворваться в Вадленкур даже без поддержки пехоты? Хм… А почему нет? Или же просто провоцируют чтобы по ним открыли стрельбу для разведки огневых возможностей его отряда? Тоже реальная возможность, к тому же что мешает совместить это? Определённо, экипажи и командир французских разведчиков очень смелые солдаты, такие же бесстрашные как и сам Гюнтер с его парнями. И неудивительно, в разведку не берут кого попало. Зато лихим бойцам, которые любят рисковать, там самое место.

Тем временем та четвёрка что двигалась по дороге, приблизившись метров на двести к позициям Гюнтера, начала сбавлять ход. Два «Panhard» остались на месте, изредка настороженно поводя башнями, другая пара рыкнула моторами и двинулась дальше. Только бы у солдат выдержали нервы! Идеальным было бы дождаться когда все броневики подойдут на дистанцию уверенного огня «дверных колотушек» и попытаться уничтожить их всех, но уже сейчас было видно что такое маловероятно. Пока шесть броневиков неспешно ползли по полю, самая наглая парочка практически приблизилась вплотную. Дальше их пропускать нельзя, иначе вблизи маскировка уже не поможет и французские разведчики увидят то о чём им пока рано знать. Был соблазн использовать «пятисантиметровки» чтобы не упустить выживших, но и тратить такой козырь против них было просто жалко. Их время наступит чуть позже.

С сожалением вздохнув, Гюнтер посмотрел вниз, на ожидающего его команды Классена, и кивнул. Тот тут же обернулся к расчётам 3,7-cm противотанковых орудий и, дождавшись от них подтверждающего сигнала готовности открыть огонь, резко опустил руку!

Раздались три лёгких хлопка и бой начался. Одновременно выстрелили и солдаты с противотанковыми ружьями.

Один из вражеских броневиков, поражённый сразу двумя снарядами, на полном ходу резко вильнул на обочину, пытаясь развернуться. Но тут же задымил и остановился. Шольке в бинокль видел как из маленькой пробоины в клёпаной лобовой броне, чуть ниже смотрового отверстия, сочится дым. Бортовой люк открылся и оттуда начал выскакивать экипаж. Сначала один, кашляющий от дыма и с пистолетом в руке, потом ещё двое начали вытаскивать окровавленного товарища, скорее всего, водителя. Тут же послышался отлично знакомый рокот «MG-34» и вся плотно сбившаяся группа французских разведчиков повалилась на землю, так и не успев спастись. Командир машины, пробитый сразу несколькими пулями и сползая по броне на землю, пытался направить на них пистолет но снова раздалась короткая очередь. Голова смелого француза дёрнулась и щедро плеснула на борт своим содержимым. Рука безвольно опустилась и уже труп окончательно повалился на обочину. Разлохмаченный щегольский берет так и остался на голове… Что ж, это вполне ожидаемая гибель для экипажа если он оказывается так близко от противника, мрачно подумал Гюнтер.

Второй броневик, напарник поражённого, невообразимым пируэтом смог развернуться и, повернув башню назад, начал стрелять прямо на ходу, хотя Шольке ясно видел как один из снарядов ПТО попал в него в край башни, выбив искры и улетев прочь. Видимо, попадание в броню было под неудачным углом, или ещё что, но он казался относительно целым. Орудия снова дали залп и перешли на беглый огонь, стараясь уничтожить как можно больше разведчиков. Им помогали расчёты противотанковых ружей, дружно сосредоточивших огонь на удирающем французе. И у них были шансы на успех потому что стреляли они в корму, там где у любой боевой техники самая слабая броня.

Шесть «Panhard», которые двигались по полю, резко остановились и тоже начали стрелять, пытаясь прикрыть отход своих товарищей. То же самое сделала и та пара что ранее осталась на дороге. Они начали медленно отступать задним ходом, не рискуя подставлять свою уязвимую задницу под немецкие снаряды. Опытные и хладнокровные бойцы, которых явно не напугала такая вот «горячая» встреча. Но французские экипажи, видимо, так и не увидели точное расположение орудий и поэтому стреляли куда попало. Несколько попаданий было и в тот дом где стоял в окне Гюнтер, вынудив его отойти за простенок.

Шольке был разочарован началом боя и даже начал терять надежду что второй броневик будет подбит но, на его счастье, артиллеристы смогли исправиться. Неизвестно какой именно расчёт сделал удачный выстрел но машина стала замедляться а потом и вовсе остановилась. И над её двигателем заплясали сначала робкие языки огня, постепенно набирающие силу. Бронеавтомобиль прекратил стрельбу и четверо французов всего за несколько секунд выпрыгнули из машины, нырнув в неглубокую придорожную канаву, скорее всего, даже не получив ранений. Запоздало снова застучал пулемёт но было поздно. К ним тут же подкатили те два «Panhard» которые медленно отступали назад, продолжая вести огонь наугад. На одном из них открылась бортовая дверца и в бинокль было видна чья-то рука, отчаянно машущая к себе. Выжившие не заставили себя ждать, бросившись к спасению.

Пригнувшись, все четверо ныряли внутрь броневика и только последнему не повезло. Взмахнув руками тот покачнулся и начал заваливаться вперёд но товарищи уже изнутри втянули его в машину. Дверца захлопнулась, оба броневика разом тронулись с места и на всей возможной скорости, так и продолжая ехать задом, начали удаляться. Больше никаких потерь, несмотря на все старания подчинённых Гюнтера, французы так и не понесли. Наступавшие по полю тоже дали задний ход и вскоре ПТО прекратили огонь, убедившись что он бесполезен на таком расстоянии.

Апофеозом короткого боя стал сильный взрыв оставленного броневика. Башня подлетела вверх, кувыркнулась, и с грохотом упала на асфальт дулом вниз, напрочь свернув орудие. Оба колеса с правой стороны отлетели и изуродованные останки накренившейся боевой машины продолжали полыхать, пожирая внутри себя всё что могло гореть…

Гюнтер только головой покачал, разочарованный действиями подчинённых.

Результат боя абсолютно его не устраивал. При внезапном открытии огня, на таком близком расстоянии должен был быть совсем другой эффект! Противник потерял всего два броневика из десяти! Куда это годится⁈ Проклятье! Косорукие кретины эти армейские артиллеристы! Били в «молоко», мазилы чёртовы…

Зато действиями французскими разведчиков он был восхищён. Пожалуй, и сам бы Шольке не сделал лучше в такой ситуации. Да, понесли потери, четыре человека. Да, уничтожено два броневика. Но всё могло быть куда хуже чем было, так что они имели все основания считать что легко отделались. Что ж, остаётся надеяться что французы доложат Гишару лишь о малокалиберной противотанковой артиллерии, не подозревая о том сколько ещё тузов прячется у Гюнтера в рукаве.

Он посмотрел вдаль, где броневики уже превратились в маленькие силуэты, положил бинокль на стол и отправился к лестнице, чтобы спуститься вниз. Пора было немного пропесочить лейтенанта Классена иначе в дальнейшем такая точность его подчинённых выйдет им боком. Сейчас немцам повезло, была всего лишь разведка боем, но потом, когда противник примется за них всерьёз, это грозит не только невыполнением приказа но и гибелью всего отряда. Интересно, что теперь сделают «лягушатники»?..

Южнее Вадленкура.

Дивизионный генерал Антуан Гишар.

Вместе с полковником он с нетерпением ждал когда к нему подойдёт командир разведчиков, лейтенант Жюль Дюпон, и обрадует его новыми сведениями о противнике. Судя по всему, разведка боем прошла относительно успешно. Из десятка броневиков было потеряно всего два, причём в бинокль генерал видел как экипаж одного из них спасся благодаря отчаянной храбрости товарищей. Каким бы человеком лейтенант не был сам по себе но своих подчинённых он обучил превосходно.

— Господин генерал… — начал докладывать тот, подойдя к начальству, но Гишар тепло улыбнулся и прервал его.

— Не нужно, лейтенант, я всё видел сам! Вы действовали в высшей степени достойно! — похвалил он, глядя ему прямо в глаза. — Честно говоря, я ожидал худшего.

Похоже, Дюпон не разделял его радости. Лицо командира разведчиков было мрачным.

— Мы потеряли две машины и один из экипажей полностью… — произнёс он, стиснув зубы. — Проклятые мерзавцы не оставили парням су-лейтенанта Жубера ни единого шанса выжить!

Антуан тяжело вздохнул.

— На войне как на войне, лейтенант. Как не печально сознавать но вечер этого дня увидят не все из нас… — ответил генерал, переглянувшись со своим начальником штаба. И перешёл к главному: — Что-нибудь удалось узнать? Я вижу, вопреки данным разведки, что немцы всё-таки нашли себе орудия?

— Так точно! — Дюпон, по всей видимости, смог отбросить свою подавленность первыми потерями и начал докладывать дальше: — По нам стреляли три орудия, господин генерал. Скорее всего, мелкие 37-миллиметровые. Точные позиции, к сожалению, увидеть не удалось, только приблизительные, примерно здесь и здесь… Они были очень хорошо замаскированы, не считая своих маленьких размеров, а когда открыли огонь то прямо в башню моей машины попал снаряд и немного оглушил меня. К счастью, броня выдержала но пришлось дать сигнал на отход иначе потерь было бы гораздо больше. Ещё бил один пулемёт… вот здесь, рядом с этим домом… — он снова показал Гишару на карте. — Без сомнения есть и ещё, но немцы, по всей видимости, что-то сохранили в запасе. Я подозреваю что будь у них возможность поразить все мои машины то они бы так и сделали, но решил не рисковать всей своей разведкой.

— Другими словами, есть возможность дополнительных сюрпризов? — нахмурился Антуан, озабоченно посмотрев на Ландрю. — А если у них больше ничего нет кроме этих орудий и они выложили все карты на стол?

— Я бы на это не рассчитывал, господин генерал! — послышался твёрдый голос старого друга, опередивший командира разведчиков. — Как уже говорил, я не верю в лёгкую прогулку и предпочитаю не недооценивать противника, как это сделало верховное командование в Париже. Германцы доказали что к ним нужно относиться со всей серьёзностью, иначе это выйдет боком для нас. Цена ошибки слишком велика.

— Я тоже так думаю, господин полковник! — подал голос лейтенант Дюпон. — Хороший игрок никогда не выкладывает все козыри с самого начала. По крайней мере, я бы и сам сделал именно так.

Антуан заложил руки за спину и стал задумчиво прохаживаться туда-сюда, сопровождаемый ожидающими взглядами офицеров. Как не хотелось ему поддаться соблазну и поверить в пресловутую слабость немецкого гарнизона, это было бы неправильно. Пусть его дивизия и раздавит этот слабый заслон но этот бой не последний, будут и другие. Ему нужно победить с наименьшими потерями, поэтому план таков…

— Хорошо, господа! — он принял решение и озвучил его. — Сейчас за дело возьмётся наш 305-й артиллерийский полк и нанесёт удары по тем местам которые были выявлены разведкой лейтенанта Дюпона. Возможно, нам повезёт и они разнесут пару орудий если те не догадались сменить позиции. А потом на поле выйдут 42-й и 48-й танковые батальоны. И атакуют вот так!.. — Гишар показал склонившемуся над картой полковнику свою идею. — Посмотрим, как отреагируют немцы на наш ход. Да, и позовите офицера ВВС, мне снова нужен отчаянный пилот-разведчик!..

г. Филиппвиль, юго-западная Бельгия.

То же время.

Лаура Блюм.

— Ты скоро там? — послышался из коридора озабоченный голос подруги. — Мы уже сейчас поедем! Что с тобой⁈

— Ничего, Марта! Всё в порядке! — собравшись с силами крикнула она в ответ. — Я уже выхожу!

— Ну хорошо, Лаура, давай быстрее, а то уедем без тебя… — напоследок ответила девушка и звук её башмаков удалился в сторону выхода.

Медсестра, глубоко дыша, подняла голову от раковины, вытерла платком мокрое лицо и посмотрела в зеркало. В нём отразились её глаза, одновременно напуганные и неверящие. Неужели это, всё-таки, случилось?.. Ой, мамочка! Что же делать?

Первые подозрения закрались к ней в голову ещё тогда когда стало плохо в столовой, но она их отбросила, уверив себя что просто отравилась несвежими продуктами. Но опять те же самые симптомы! Вот только сегодня утром она ела то же что и вчера вечером, значит дело вовсе не в них! Да и то что рассказывали подруги, побывав в таком же положении, совпадало… Получается… Она беременна и скоро станет матерью⁈

Несмотря на то что совсем недавно её вырвало и до сих пор мутило, девушка слабо улыбнулась, представив в себе частицу любимого Гюнтера. Лаура покачала головой, удивляясь своей наивности. Ведь она же отлично помнила что он несколько раз заполнил её всю! И то что произошло, абсолютно естественно! Теперь внутри неё появилась новая жизнь! Интересно, это будет сын или дочка? А хотя какая разница? Всё равно она заранее рада ребёнку Гюнтера. Ведь их станет трое!

Счастливо улыбаясь Лаура вдруг тихонько охнула. А что скажет мама⁈ Она наверняка будет не слишком довольна. Как же так, её дочка не замужем и вдруг беременна! Ещё подумает что Гюнтер её бросит… Сама девушка полностью ему верила и даже мысли не допускала о таком страшном варианте но вот мама… Она иногда такая пессимистка! Всё видит только в тёмных тонах. Надо как-то осторожно ей сообщить чтобы не сильно ругала свою непутёвую дочь… Вот только мысли никакие не шли. Ну ладно, времени ещё много так что можно придумать. А вот Гюнтеру нужно сказать поскорее, он наверняка будет в восторге! Уж в этом Лаура не сомневалась. Жаль только что через несколько месяцев ей придётся бросить госпиталь и возвращаться домой, рожать. Служить под началом доктора Лейтмана девушке нравилось, несмотря на опасность и тяжёлую, буквально кровопролитную работу. Сослуживцы добрые, понимающие. И подругу она здесь нашла, хоть иногда и уставала от болтливой Марты. Здесь Лаура чувствовала себя на своём месте, нужной и востребованной. Она спасала жизни раненых, что может быть важнее? И, возможно, благодаря ей они потом вернутся к своим семьям. В Шарите, конечно, тоже было неплохо но служить в полевом госпитале рядом с любимым человеком намного приятнее.

Услышав за маленьким туалетным оконцем как заработал на улице двигатель их медицинского грузовика, Лаура быстро привела себя в порядок и выбежала из небольшого кафе, проигнорировав мрачный взгляд бельгийки-владелицы. Колонна госпиталя полка СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер», стоявшая на окраине небольшого городка Филиппвиль, уже заводила моторы, готовясь двигаться вслед за основными силами.

Возле длинного медицинского автобуса с большими красными крестами на бортах и крыше стоял раздражённый доктор Лейтман и о чём-то спорил с неизвестным французским офицером, которого сопровождал скучающий рядовой эсэсовец с винтовкой. Машины стояли рядом и девушка, сама не зная почему опасаясь попасться начальнику на глаза, попыталась тихо проскользнуть мимо. И услышала интересный разговор, который потом часто вспоминала…

— … Вы же врач! Почему же отказываетесь лечить наших раненых? — на хорошем немецком языке напряжённо спрашивал загорелый французский офицер, видимо, пытаясь не сорваться. — Без вашей помощи многие из них погибнут! В конце концов, вы давали клятву Гиппократа! Будьте же человеком, доктор!

Лейтман всячески старался игнорировать француза и упорно не отвечал. Он разговаривал с водителем, отдавал команды проверить снаряжение в автобусе, спрашивал сидящую внутри Марту о медикаментах но последняя фраза, похоже, донельзя уязвила его. Начальник Лауры круто повернулся к офицеру и Лауру поразила нескрываемая злость, исказившая лицо всегда добродушно относившегося к ней врача.

— Оставьте меня, господин капитан! — зло ответил он, сжав зубы от ярости. — Я не подойду ни к одному вашему дикарю и своим подчинённым не позволю! Пусть ваши проклятые африканские солдаты подыхают здесь без всякой помощи, я только рад буду! Скажите спасибо что мы поделились с вашими офицерами драгоценными медикаментами, потому что являемся цивилизованными людьми, в отличии от этих… этих обезьян с их дурацкими головными уборами! И не вам говорить мне о клятве Гиппократа! Я слышал что творили ваши зуавы в Испании! И теперь не ждите что я буду спасать жизни тем кто свежевал людей заживо, упиваясь их страданиями! Милосердие, говорите вы? Вчера эти ваши колониальные солдаты вспарывали животы и перерезали горло нашим солдатам, если могли добраться до них! Поэтому моё милосердие их не коснётся! Я готов сутками стоять и оперировать наших парней но единственное болеутоляющее средство, которое я могу дать вашим дикарям в фесках и чалмах, это пистолетная пуля! Хотите, выпишу рецепт или сами справитесь⁈ — он посмотрел прямо в глаза французскому офицеру.

Тот сжимал кулаки но ничего не говорил в ответ, потому что конвоир-эсэсовец, почуяв неладное, подошёл вплотную и был готов вмешаться если тот начнёт возмущаться. Лаура стояла тихо как мышка, боясь даже вздохнуть чтобы не помешать. Воздух вокруг, казалось, наэлектризовался от напряжения.

— Знаете, я бы мог вам кое-что рассказать о том как развлекались в той же Испании марокканцы, но не буду… — наконец, произнёс француз, расслабившись и отступив на шаг. — Просто имейте в виду, мои солдаты такие же люди как и мы все. Они болеют, страдают, умирают… И так же нуждаются в помощи как и мы, белые французы. Но вижу что для вас это не так. Я был уверен что для врача, любого врача, это очевидно. Но не для такого как вы… — он покачал головой и на его лице отразилось презрение. — Нет, назвать вас врачом или доктором после такого отношения к раненым, боюсь, больше не смогу. И будьте уверены, когда-нибудь это ещё выйдет вам боком, господин нацист!

Казалось, доктор Лейтман сейчас не выдержит и ударит его но, гигантским усилием воли, сдержался. Наклонившись к самому лицу французского капитана, он прошипел свистящим от ярости голосом:

— Да, я имею честь быть нацистом! Вступил в партию ещё десять лет назад и ни разу не пожалел об этом! И идеи фюрера о неполноценности некоторых народов я полностью разделяю! Что же касается того что вы не сможете называть меня врачом… — он издевательски усмехнулся. — Что ж, как-нибудь я переживу это потрясение. И те тысячи людей, которые смогли продолжать жить благодаря моим трудам, с вами бы не согласились. На каждую ситуацию можно смотреть с разных точек зрения и сейчас именно тот случай. Для вас они — солдаты, для меня — навоз истории и цивилизованного мира!

— Я рад за тех людей которые живы благодаря вам, но вы готовы взять на себя ответственность за почти неминуемую смерть двухсот человек, которых оставили без помощи? — офицер предпринял ещё одну попытку повлиять на доктора Лейтмана.

— Без сомнения, господин капитан! — тут же ответил начальник Лауры, понемногу успокаиваясь. — Знаете почему? Потому что для меня они не люди, только и всего. Дрессированные макаки, обученные подчиняться и стрелять в ваших врагов. К тому же было бы огромной глупостью с моей стороны тратить драгоценные медикаменты не на своих солдат а на тех кто не имеет никакого понятия о европейской цивилизации и до сих пор живёт в дикости. Не говоря уже про время, которого у меня нет. Вас устроит такой ответ?

Французский офицер, видимо, не нашёл что сказать и, безнадёжно, покачав головой, отошёл вместе со своим конвоиром.

— Вот и славно… Люблю оставлять за собой последнее слово… — удовлетворённо сказал он и только сейчас заметил девушку, застывшую сбоку от него. — Вы готовы, Лаура? Тогда садитесь, едем!

…Уже в машине, медленно едущей через город, медсестра рассеянно смотрела в окно, поглощённая своим открытием про беременность и неосознанно поглаживая живот. Водитель, пожилой санитар Гуго Битнер, привычно крутил руль. Окно было открыто и длинная пулемётная очередь неподалёку неожиданно насторожила обоих. Гуго замедлил ход и начал оглядываться, пытаясь понять есть ли опасность. А девушка вдруг с тоской подумала что ей не помешало бы сейчас оружие, например, пистолет. Всё-таки, их уже двое и если за свою жизнь Лаура так не беспокоилась то за безопасность ребёнка готова была сражаться чем угодно и с кем угодно. Конечно, над ветровым стеклом, в специальном зажиме, санитар хранил карабин, но как обращаться с этой длинной и тяжёлой штуковиной её никто не учил.

Впрочем, следов паники или какого-либо беспокойства никто не проявлял, колонна продолжала медленно ползти через город и медсестра слегка расслабилась. Время от времени совсем недалеко продолжали раздаваться длинные очереди но всё было спокойно. Внезапно впереди едущий автобус с доктором Лейтманом и частью медперсонала остановился. Начальник вышел наружу и о чём-то спросил стоявшего недалеко высокого блондина-роттенфюрера СС, небрежно курившего рядом с торговой лавкой. Видимо, спрашивал кто стреляет, предположила Лаура. Тот усмехнулся, что-то ответил и махнул рукой куда-то вглубь двора. Даже из грузовика девушка заметила как растерялся доктор Лейтман. Он явно переспросил, снова получил тот же ответ и, поколебавшись, двинулся туда куда указал блондин.

Не сдержав любопытства она тоже осторожно вышла из машины вместе с Гуго и направилась по следам начальника. Пройдя через пару дворов, забитых какими-то ящиками и рассохшимися бочками, они оказались на обширном открытом месте размером с четверть футбольного поля, скорее всего, местом выгула лошадей. Правда, самих коней не было видно но из длинного амбара, составлявшего одну из сторон этой территории, слышались какие-то крики. В дальнем конце площадки лежали какие-то кучи грязного тряпья, напоминавшие… Тут Лаура невольно застыла, потому что поняла что это такое. Не тряпьё это было, а тела! Больше сотни людей, сваленных в кучу высотой почти по грудь! Смуглые руки, ноги, головы, видневшиеся из окровавленных одежд, лежали под ярким солнцем…

— Что здесь происходит, унтерштурмфюрер? — послышался сбоку от неё растерянный голос доктора Лейтмана.

Лаура повернула голова и увидела небольшую группу людей, стоявших под натянутым тентом, защищённые от солнца. Кроме её начальника здесь присутствовали четверо человек со знаками различия очень напоминавшие эсэсовские. Долговязый унтерштурмфюрер и двое штурмманов, тихо переговаривавшихся чуть в стороне. У стены стоял накрытый стол с несколькими бутылками а на стуле девушка заметила патефон, около которого возился ещё один эсэсовец. Он поставил пластинку и над широким двором полился бравурный марш. Лаура узнала одну из самых любимых песен «Lorе, Lorе, Lorе» про юную дочку лесника. Эсэсовец, не обращая внимания на других, отошёл от патефона, неуклюже размахивая руками в такт песне. Его форма была расстёгнута а лицо покраснело, как подозревала девушка, не только от жары но и выпитого.

Но больше всего её поразили два пулемёта, стоявшие на треугольных станках, и сотни гильз рядом с ними. Тут же заботливо стояли два стула и несколько металлических коробок с лентами на земле. Несмотря на всю наивность, которая иногда мешала ей быстро понять суть, на этот раз всё было настолько ясно что девушка невольно попятилась, наткнувшись на Гуго, который стоял сзади неё. Это что… здесь расстреливают людей⁈

Тем временем незнакомый унтерштурмфюрер, привлечённый голосом её начальника, подошёл к нему и несколько секунд осматривал Лейтмана.

— А вы кто такой? — бесцеремонно спросил он, задержавшись взглядом на белом халате. — Доктор? Что вам здесь нужно? Никому из нас медицинская помощь не требуется.

— Я пришёл на звуки выстрелов… — ответил доктор Лейтман, оглядываясь вокруг. Его взор остановился сначала на пулемётах, потом на трупах в дальнем конце, и медсестра заметила как он побледнел, несмотря на жаркую погоду. — Вы убиваете людей⁈ Но зачем? Кто вам позволил? Обергруппенфюрер СС Дитрих не из тех кто…

— А мы не подчиняемся обергруппенфюреру СС Дитриху! — спокойно оборвал его тот, вытащив из кармана сигарету и закурив. — У нас своё начальство… и свои приказы. Которые мы и выполняем, на благо Германии и фюрера. Эрих Гартунг, унтерштурмфюрер СД, к вашим услугам, доктор! — представился он, лениво приняв подобие строевой стойки. — Айнзацкоманда 8! И мой вышестоящий начальник доктор Эрвин Вайнман, командир всех айнзацгрупп в Бельгии! Так что, доктор, у вас свои обязанности, лечить наших солдат… А у меня свои, избавлять территорию Рейха от всяких потенциальных врагов и вредных личностей. Обе работы важны поэтому, если вам любопытно, можете посмотреть, но вмешиваться не советую.

И, не дожидаясь его ответа, громко крикнул в сторону длинного амбара или конюшни:

— Выводите следующую партию! Мы готовы!

Через минуту дверь открылась и Лаура, посмотрев в ту сторону, ошеломлённо застыла, похолодев. Из помещения начали выходить избитые люди, десятка три, придерживая друг друга руками. Девушка сразу узнала элементы формы французских зуавов, вчера атаковавших позиции их полка почти весь день. Они тихо между собой переговаривались. Увидев у стены тела своих товарищей зуавы остановились и громко загалдели на непонятном языке. Размахивая руками и сбившись в кучу колониальные солдаты затравленно оглядывались, словно пытаясь найти выход из этой смертельной ловушки. Но бежать было некуда потому что вслед за ними из помещения вышли человек десять эсэсовцев, вооружённые пистолетами-пулемётами, недвусмысленно направленными на них. А также избитый и хромающий французский офицер, держащийся за бок.

Оба штурммана, до этого времени болтавшие друг с другом, не спеша подошли к пулемётам, осмотрели их, поправили ленты, передёрнули затворы и доложили Гартунгу о готовности. Тот кивнул и, не обращая больше внимания на невольных зрителей, махнул рукой. Его подчинённые, грубо толкая зуавов, подвели их к стене и, не опуская оружия, отошли от обречённых. Весёлая песня продолжала играть, придавая всей этой зловещей картине какой-то извращённый диссонанс.

Француз, увидев того кто распоряжался здесь, напряг силы и крикнул:

— Прекратите эту дикость! Я протестую против такого средневекового варварства! Мои солдаты имеют полное право на гуманное обращение с ними! Вы не имеете никакого основания убивать их!

Унтерштурмфюрер знаком велел тому подойти поближе и один из эсэсовцев, грубо толкнув лейтенанта, подвёл его к Гартунгу. Тот смерил его насмешливым взглядом и выпустил дым ему прямо в лицо. Потом щелчком сбил пепел на грязную форму пленника и засунул окурок французу в нагрудный карман. Лейтенант покраснел от ярости и унижения, но сдержался.

— Мы же не в суде, лейтенант… — насмешливо ответил офицер СД. — Но, если вам так угодно… Протест отклоняется! Эти недочеловеки не являются людьми, а значит не подлежат гуманному обращению и будут уничтожены в соответствии с особой инструкцией. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Есть ещё вопросы? У меня график, и нарушать его крайне нежелательно. Что же касается вас, лейтенант, то можете вернуться назад в камеру. Вы, как цивилизованный человек, подлежите стандартной процедуре и в скором времени будете отправлены в Рейх, где и просидите в относительном комфорте до нашей победы. Изысканного общества, парижских разносолов и шлюх не обещаю но зато останетесь живы и, возможно, не похудеете… — рассмеялся он.

— Вы не офицер и уж тем более не цивилизованный человек! — буквально прорычал тот, и плюнул прямо в лицо эсэсовцу. — Вы просто животное, тупое и кровожадное! Я не собираюсь бросать своих солдат на растерзание таким свиньям как вы! И никуда я не поеду! И ещё… Когда-нибудь вы очень сильно пожалеете о том что сейчас делаете! И спрятаться за всякими чудовищными инструкциями и приказами старших по званию у вас не выйдет!

Закончив эту тираду француз решительно направился к зуавам и встал перед ними, лицом к пулемётам. Весь его вид показывал что по своей воле он отсюда не уйдёт. Лауру глубоко тронул его поступок и она отчаянно захотела чтобы унтерштурмфюрер впечатлился и отменил расстрел. Но один взгляд на эсэсовца разрушил всю её надежду…

С лица Гартунга исчезло всякое веселье. Неудивительно, пленник унизил его при подчинённых. И теперь судьба не только зуавов но и самого лейтенанта была решена. Унтерштурмфюрер вынул платок дрожащими от злости пальцами, тщательно вытерся и, сдерживаясь, ответил:

— Ну что ж, проклятый французик, ты сам выбрал свою судьбу. Хочешь умереть со своими дикарями? Как романтично и возвышенно. Не смею мешать… — и повернулся к пулемётчикам, старательно делавшим вид что ничего не заметили. — Приготовиться!

— Лаура… Лаура! — услышала она торопливый тихий голос своего начальника. Он отошёл от офицера СД и быстро оказался рядом с ней и водителем, стоявшим как соляной столб. Глаза его бегали, по виску стекал пот. — Не нужно нам на это смотреть! Уходим сейчас же!

— Куда же вы, доктор? — раздался ему вслед насмешливо-презрительный голос Гартунга. — Сейчас начнётся самое интересное!

— Не слушайте его! — хрипло говорил Лейтман, буквально толкая их перед собой. — Немедленно уезжаем!

— Огонь!!! — это слово хлестнуло по ним всем и тут же загрохотали пулемёты.

Все трое вздрогнули и обернулись уже у самого выхода. У Гуго, при виде того что случилось, затряслись губы. Доктор Лейтман закрыл глаза и отвернулся, что-то шепча. А она сама не могла оторваться взглядом от нескольких дёргающихся в агонии умирающих смуглых солдат, лежащих на земле… И от французского лейтенанта который, будучи пробит сразу несколькими пулями, нехотя опустился на колени а потом повалился набок, хрипя и запрокинув голову…

— Перезарядить! — подал следующую команду Гартунг, сам поставил новую пластинку на патефон и, подойдя к столу, отхлебнул из бутылки. Довольно рыгнул, подмигнул им и громко крикнул тем солдатам что стояли возле амбара: — Готовьте новую партию через пять минут! У нас сегодня ещё много работы! И позаботьтесь о тех кто дышит, незачем заставлять их долго мучиться перед тем как они, наконец, подохнут…

…Уже в грузовике, когда они выехали из притихшего в страхе Филиппвиля, девушка почувствовала как из глаз текут слёзы. Образ мужественного и бесстрашного французского лейтенанта, отказавшегося от шанса выжить и разделившего судьбу своих солдат, растрогал её. Нет, самих зуавов ей было не жалко, в конце концов вчера она лично спасала жизни тех солдат кого не успели добить африканцы, но вот сам вид будничного расстрела и особенно смерть молодого офицера… Это запало ей в душу. Осторожно вытирая платком глаза Лаура пообещала себе что обязательно расскажет Гюнтеру о смелости этого героя. Она была уверена что любимый тоже не останется равнодушным. Пусть они противники но и среди них есть достойные люди. Только жаль что находятся по другую сторону баррикад…