г. Клайберен, южнее Берлина.
30 мая 1940 года. Утро.
Сельский староста Йозеф Мартенс.
— Опять вы? — хмуро сощурился старый знакомый, обермейстер полиции, когда Йозеф открыл дверь в его пенаты. — Не могу сказать что рад вас видеть, господин Мартенс… Если вы пожаловали ко мне со своими очередными бреднями то лучше сразу покиньте мой кабинет! У меня нет времени выслушивать их, потому что в своё рабочее время я именно работаю, а не занимаюсь личными делами, как некоторые!
Постаравшись напустить на себя наиболее виноватый вид староста огорчённо вздохнул и чуть склонил голову, как бы признавая свою ошибку:
— Полностью вас понимаю, господин обермейстер, и готов сейчас же извиниться за свои прошлые слова в отношении нашей доблестной полиции! Признаю, сорвался и наговорил того что не имел никакого права даже подумать! Поверьте, я искренне раскаиваюсь в этом и, чтобы показать насколько сильно моё желание загладить вину, принёс вам… подарок!
С этими словами Йозеф распахнул полу куртки и достал оттуда коньяк десятилетней выдержки. Бутылка этого напитка, который сам Мартенс терпеть не мог из-за отвратительного вкуса, обошлась ему недёшево, но ради Корины и устранения конкурента он готов был пойти и на такие жертвы. Староста знал слабость полицейского обермейстера, благо что они уже несколько раз отмечали всякие праздники в кругу друзей и партийных товарищей, и теперь беззастенчиво давил на неё.
Тот, увидев поставленный ему на стол коньяк, обвёл его заинтересованным взглядом и на несколько секунд, кажется забыл о посетителе. Любовно погладив бутылку по бокам обермейстер посмотрел на этикетку, прочитал там что-то важное для него, и набрякшие губы расплылись в довольной улыбке.
С некоторым напряжением наблюдавший за ним Мартенс облегчённо перевёл дух, поняв что его подарок понравился полицейскому. А ведь такой результат мог и не получится, поскольку сам Йозеф не разбирался в коньяке и знал о нём лишь то что чем старее тот тем лучше. Ему предлагали и ещё более старый напиток, но по такой цене что староста округлил глаза от удивления. Нет уж, хватит обермейстеру и десятилетнего!
С видимым усилием полицейский оторвал свой взгляд от вожделенной бутылки, потом встал и, открыв сейф в углу, аккуратно убрал её в недра железного ящика. Мартенс заметил что настроение собеседника явно улучшилось, он даже начал бурчать себе под нос какую-то весёлую песенку, и решил что пора начинать то ради чего он заявился к старому товарищу прямо с утра.
— Ну как, господин обермейстер, вам понравилось моё извинение? — спросил он, хитро улыбнувшись.
Тот хмыкнул и метнул в него подобревший взгляд:
— Не спорю, извинение вы выбрали очень даже убедительное… Знаете, если бы вы каждый раз так извинялись после своих непродуманных слов то я был бы счастливым человеком, Йозеф!
«Скорее, ты бы спился уже через полгода, старый дурак! — насмешливо подумал староста. — А я бы разорился, покупая тебе эту проклятую вонючую бурду».
Но вслух, разумеется, этого не сказал.
— Что ж, считаю наше недавнее недоразумение исчерпанным, господин Мартенс… — улыбаясь, продолжил полицейский, снова усаживаясь за свой стол. — И если у вас больше нет ко мне вопросов, то…
— Всего один, господин обермейстер! — прервал его староста, по-прежнему сидя на стуле и не собираясь вставать.
— Тогда задавайте его, Йозеф, и если смогу то отвечу! — ответил служащий полиции, хотя довольство с его лица начало спадать. Кажется, интуиция подсказала ему что староста вновь что-то хочет и это «что-то» может не понравиться обермейстеру.
— Скажите, пожалуйста, офицерам, отправляющимся в отпуск на излечение после ранения, положено брать с собой пулемёт? — с самым простодушным видом спросил Мартенс, глядя тому прямо в глаза.
Полицейский замер, явно удивлённый таким вопросом, его густые брови вздёрнулись вверх. Несколько секунд он разглядывал сидевшего напротив него старосту, словно пытаясь понять истинный смысл услышанного, но у него это никак не получалось.
— Пулемёт? — переспросил обермейстер, продолжая пялиться на него с крайне изумлённым видом. — Какой ещё пулемёт? Вы сейчас о чём? Это что, опять одна из ваших шуток? Йозеф, какого чёрта⁈
Было отлично видно что служащий полиции Клайберена начинает снова раздражаться, не понимая сути сказанного, и староста решил рассказать подробности:
— Никаких шуток, господин обермейстер! Я совершенно серьёзен! Если позволите, могу пояснить свои слова.
— Уж будьте так любезны, Мартенс! — ядовито проворчал тот, разочарованно вздохнув. Видимо, понял что ради коньяка ему придётся выслушать очередную фантазию сошедшего с ума от любви Йозефа, но желая поскорее с этим разобраться.
— Дело в том что вчера днём я, проезжая по делам мимо подворья фрау Грюнер, случайно порвал колесо у моего велоси…
— Чёрт вас побери, я так и знал! — горестно воскликнул полицейский, так стукнув тяжёлым кулаком по столу что лежащий на краю карандаш подпрыгнул и едва не скатился на пол. Обермейстер ловко схватил его на лету и вернул обратно в стаканчик. — Эх, а я уже поверил что вы на самом деле раскаялись, Йозеф… Знайте, эта ваша история со вдовой Грюнер мне начинает сильно надоедать! Случайно порвал? — невесело усмехнулся он. — Как же, так я и поверил! Послушайте доброго совета от старого товарища по партии с 1933 года — отстаньте вы от этой женщины! Ну что вы к ней привязались? Неужели в округе нет других, более красивых, более… хм, сговорчивых?
— Нет таких! — категорично помотал головой Мартенс, невольно покраснев.
— … Поймите, ваша любовь, или что вы там себе придумали, она омрачает ваш разум, унижает вас… в конце концов, заставляет пренебрегать своими служебными обязанностями! — взывал к нему обермейстер, не обращая внимания на его ответ. — Вы, чёрт побери, не какой-то школьник или студент, чтобы целыми днями страдать по своей Корине в ущерб работе! Придите же в себя, наконец! Люди приходят к вам со своими проблемами в назначенные часы приёма, просят помощи, а где же староста? А нет его, он уехал к своей любимой вдове! — разошёлся служащий полиции, в волнении снова выйдя из-за стола.
— Я люблю её! — громко вставил Йозеф, тоже начиная раздражаться и вскочив со стула.
— Только не в рабочее время! — разозлившись, выкрикнул обермейстер, опять ударив кулаком по столу. Стаканчик с канцелярской мелочью чуть подпрыгнул но удержался в прежнем положении. — И без моего участия, понятно⁈ Я и так уже в прошлый раз едва смог уладить конфликт из-за вашей несдержанности, и теперь не хочу снова наступать на те же грабли! Не любит вас Корина Грюнер, смиритесь с этим и живите дальше!!
Мартенс до хруста стиснул челюсти и даже закрыл глаза, чтобы опять не наговорить лишнего. Сегодня, как никогда раньше, ему нужна выдержка. Стоит снова сорваться и потом даже столетний коньяк вряд ли поможет ему повернуть ситуацию в свою пользу. Мысленно обозвав полицейского старым, тупым ослом староста глубоко вздохнул и открыл глаза.
Высказав всё своё раздражение от несносного посетителя обермейстер выдохнул и обессиленно вернулся за стол. Покосился на закрытый сейф, с сожалением мотнул головой и уставился на Йозефа безнадёжным взглядом. Почти минуту они оба молчали, приходя в себя, и лишь после этого Мартенс обычным голосом напомнил про свой невинный вопрос:
— Так что насчёт пулемёта для офицеров, господин обермейстер?
Тот нахмурился и несколько секунд вспоминал о чём его спрашивали:
— Прекратите уже, Йозеф… Это не смешно!
— Согласен! — кивнул староста, и продолжил, пока полицейский снова не стал убеждать его оставить Корину. — Если вкратце… Когда у меня прокололо колесо то я решил его поменять, потому что на такой случай я всегда вожу с собой запасную камеру. Мало ли что может случится на сельской дороге, сами понимаете… Расстояние было где-то метров двести, там же есть рядом с дорогой небольшая роща, помните?
Служащий полиции, не прекращая хмуро смотреть на него, медленно кивнул.
— Так вот, меняя камеру и накачивая её, я стал свидетелем довольно любопытной сцены… — приободрившись, говорил Мартенс, надеясь что ему всё-таки удастся заинтересовать старого товарища. — Один из этих офицеров вынул из кустов возле дома пулемёт и куда-то унёс. Честно говоря, меня это заинтересовало. Я даже хотел подойти и спросить, зачем ему на отдыхе такое оружие но, как вы только что справедливо заметили, служебные дела не дали мне этого сделать. К тому же, после того прискорбного случая, за который я вам сегодня принёс извинения, наши отношения с этим лейтенантом довольно натянуты и мне не хотелось бы с ним объясняться. Именно поэтому я и пришёл к вам с вопросом — положено ли офицерам Вермахта, отправляющимся на отдых после ранения, брать с собой кроме пистолетов целый пулемёт? А если да, то зачем?
Продолжая сверлить его недоверчивым взглядом обермейстер откинулся на скрипнувшую спинку стула и сложил руки на груди.
— Йозеф, вы сейчас точно не выдумываете? — спросил он, и тут же сам ответил: — Хотя вряд ли, зачем придумывать такую несусветную глупость?
Вспыхнув от раздражения староста снова едва не стал выговаривать служащему полиции, но опять смог сдержаться, пусть и с большим трудом.
— Просто ответьте мне и всё! Положено или нет?
— Да откуда я знаю, чёрт вас побери⁈ — возмутился тот, положив локти на стол и сжав кулаки. — Когда я служил в рейхсвере этого не было! А сейчас не знаю! Многие уставы и положения изменили, когда начали восстанавливать полноценную армию, а я этим после отставки не интересовался! Может и положено, хотя зачем? — пожал он плечами, понемногу успокаиваясь. — С кем тут в тылу воевать?
— Вот и мне стало интересно… — согласился с ним Мартенс. И тут же встрепенулся: — Послушайте, а может это они?..
— Кто? — не сразу понял полицейский, погруженный в раздумья. — А, вы опять про этих диверсантов? Всё никак не успокоитесь, да? Уверен, их давно схватили, а если даже и нет то… Нет, не верю! Да и где у нас прятаться? Все леса под наблюдением, каждый чужой человек без документов в любом фольварке тщательно проверяется полицией и гестапо, не считая самих жителей, фотокарточки вчера прислали на всякий случай…
— Могу я их посмотреть? — перебил его староста, сам мучимый сомнениями.
С одной стороны, он был твёрдо убеждён что эти офицеры не террористы, потому что на их месте сам Йозеф постарался бы оказаться от Берлина как можно дальше. В идеале, вообще выбраться из Рейха. Сидеть здесь, под самым носом гестапо, после того что они натворили… Это даже не глупость, а самое настоящее самоубийство! Но с другой стороны… зачем тогда этим двум чёртовым офицерам пулемёт⁈
Тем временем обермейстер открыл один из внутренних ящиков своего стола, вытащил из него четыре небольших фотографии и протянул ему.
— Смотрите сами, Йозеф… — пожал плечами полицейский. — Как видите, ни один из этих четверых не похож на ваших офицеров, иначе я бы и сам уже давно позвонил в Берлин.
Разложив их в ряд на полированной поверхности стола Мартенс внимательно к ним пригляделся. На всех карточках были изображены молодые мужчины в гражданских костюмах, спокойно смотрящие в объектив. Примерно одного возраста, они казались чем-то неуловимо схожи, хотя и выглядели по-разному.
Герберт Хазе, Карл Хетцер, Петер Баум и Хайнц Гротте… Те самые террористы, которые настолько обнаглели что попытались убить рейхсминистра прямо в самом центре столицы! И у них это едва не получилось, несмотря на серьёзную охрану последнего.
Всё время пока староста рассматривал фотографии обермейстер не мешал ему, лишь снисходительно усмехался краем губ, словно забавляясь таким упорством старого партийного товарища. А тот не обращал на него внимания, с живейшим интересом пытаясь сравнить лица офицеров с изображениями на фото. После тщательного и вдумчивого осмотра Йозеф отложил в сторону фотографии Герберта Хазе и Карла Хетцера, но две оставшиеся не давали ему покоя. Некие Хайнц Гротте и Петер Баум.
На первый взгляд эти персонажи не походили на двух отдыхающих у Корины отпускников. Один с усами, волосы зачёсаны на пробор. Другой в круглых очках и лёгкой улыбкой, волосы чуть свисают на лоб. Судя по одинаковой стене сзади всех четверых, сняты они в одном помещении. Но вот их глаза… Они настораживали старосту. Было в них какое-то… Напряжение? Угроза?
— Ну что, убедились, Йозеф? — прервал молчание обермейстер, глядя на него с сожалением. — Надеюсь, теперь вы не станете мне докучать своими детективными фантазиями?
— И всё же мне кажется что вот эти двое чем-то похожи на них… — осмелился сказать Мартенс, сам толком не понимая чем его заинтересовали две последние фотографии. — Возможно, всё-таки стоит ещё раз к ним съездить… с охраной?
— Ну уж нет, Йозеф! — категорически покачал головой служащий полиции. — Один раз я из-за вас уже стал посмешищем в глазах почтенной вдовы покойного господина Грюнера, и больше не хочу! Мне хватило конфликта с этими двумя офицерами! Кстати, тоже по вашей вине! И потом, как вы себе это представляете? — развёл он руками, снова чуть не снеся на пол стаканчик с канцелярскими принадлежностями. — «Господа, не могли бы вы встать смирно, пока мой друг не сравнит ваши лица с этими фотографиями?.. Кто это? А, не беспокойтесь, это всего лишь террористы, едва не убившие нашего глубокоуважаемого рейхсминистра! О, конечно нет, мы вас ни в чём не подозреваем, как вы могли подумать?.. Охрана? Не обращайте внимания, они просто приехали с нами от нечего делать, вот и всё!» — издевательски продекламировал обермейстер.
И, не дав старосте ответить, добавил уже нормальным голосом:
— К тому же, представьте что будет если я позвоню в гестапо и скажу что мы, кажется, нашли этих террористов? Сюда приедут важные птицы с Вильгельмштрассе, 101 и кинутся на эту ферму. А потом вдруг окажется что эти двое офицеров абсолютно невиновны! И кто станет крайним в этой истории, угадайте? Впрочем, и так ясно — я, я и только я! Тот кто поверил недоказанным подозрениям старого товарища и в очередной раз выставил себя полным болваном! После такого не видать мне нового звания перед скорой отставкой, понятно? Я хочу спокойно дослужить свой срок на благо Рейха и уйти на покой, Йозеф! Поэтому, чтобы раз и навсегда закрыть этот вопрос, говорю прямо — если вы хотите чтобы я позвонил в гестапо насчёт двух постояльцев фрау Грюнер, найдите мне доказательства что это те самые террористы! Но только железные доказательства, понятно? Не домыслы и подозрения, Йозеф, запомните!
— Как же я их добуду, господин обермейстер? — сокрушенно вздохнул Мартенс, понимая что опять не добился своей цели.
— А это уже ваша забота, Йозеф! — нравоучительно заметил полицейский, снова приходя в хорошее расположение духа. — Со своей стороны я не вижу ни малейшего повода снова проверять господ офицеров, и пока вы не найдёте доказательства что они хоть как-то причастны к покушению, не собираюсь мешать им поправлять здоровье после ранения.
— Ну, один уж точно совершенно здоров… — пробормотал огорчённый староста. — Хорошо, господин обермейстер, я посмотрю что смогу сделать чтобы найти доказательства. А вас попрошу всего лишь узнать насчёт пулемёта. Очень меня интересует этот вопрос… Договорились?
Тот наградил его испытующим взглядом, задумался на несколько секунд… и кивнул:
— Уговорили, Йозеф. Признаться, мне тоже интересно, зачем им тут понадобился пулемёт. Сегодня, ближе к вечеру, я позвоню своему знакомому в Берлине, работающему в одном из армейских управлений столицы. Думаю, он сможет прояснить для нас этот нюанс.
— Благодарю! Как только вы это сделаете то прошу вас немедленно перезвонить мне… — чуть повеселел Мартенс, вставая со стула и собираясь идти. — Был рад снова встретиться с вами, господин обермейстер, но мне пора работать, как вы справедливо заметили. Всего доброго и до вечера!
Распрощавшись со старым товарищем староста вышел из здания на улицу, под лучи утреннего солнца, залез на свой велосипед и неспешно покатил прочь, раздумывая над произошедшим. Что ж, кажется, дело понемногу двигается, вечером будут известны первые результаты и можно будет строить дальнейшие планы. А пока — работа!
Берлин.
30 мая 1940 года. Утро.
Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер.
Как обычно, он работал с документами, пользуясь тем что по утрам Генрих был куда работоспособнее чем днём и вечером. Управлять огромной организацией СС насчитывающей, кроме нескольких главных управлений, кучу других отделов и служб, не было лёгким занятием или синекурой. То и дело возникали разные непредвиденные ситуации и административные проблемы, вызванные человеческим фактором или же нестыковками в разных законах и компетенциях.
Ещё больше ситуация усугублялась тем что зачастую за какую-то сферу деятельности государства или армии отвечало сразу несколько ведомств, пекущихся в первую очередь о своих собственных интересах. «Люфтваффе» Мильха лезло в дела «Вермахта», СС, организации Тодта и даже в «Гитлерюгенд», везде стараясь выбить себе лучшие кадры и побольше ресурсов. Точно так же поступали армейцы и моряки, не упуская случая внести побольше путаницы ради собственной выгоды. Даже гауляйтеры разных земель Рейха неустанно интриговали друг против друга и государственных чиновников, присылая доносы и требуя справедливости. А поскольку письма таких высоких руководителей, подчинявшихся лично фюреру, если они касались споров с СС, приходилось решать именно Гиммлеру, то настроение у него по утрам было не самым благотворным. Из-за такой неразберихи Берлину, к его нескрываемому раздражению, приходилось вникать в эти дрязги и мирить гауляйтеров а также руководителей разных служб, грозно отчитывая одних и милостиво разрешая другим. В результате, бывало так что действительно важные вопросы всё время откладывались «на потом», а когда приходило осознание что времени осталось совсем немного, начинался переполох и выяснение кто виноват в сложившейся ситуации. К сожалению, часто оказывалось что и принятое решение не решало проблему, поскольку одобрено было под влиянием личных связей а не для пользы дела. И как это окончательно искоренить Генрих так и не придумал…
Сейчас у него на столе лежал доклад, а по сути жалоба, гауляйтера Обердонау Августа Айгрубера. Вступил в должность 1 апреля, всего два месяца назад, а уже умудрился прислать Гиммлеру третье письмо. В данный момент он жаловался на то что из-за начавшегося строительства нового концлагеря в его гау он вынужден уменьшить площадь плодородных земель, что напрямую может сказаться на не только посевной но и сбора урожая для Рейха согласно плана, поскольку руководство концлагеря, подчинявшееся СС, упрямо игнорирует его доводы. Мало того, в придачу к отбираемой земле подчинённые Гиммлера осмелились привлечь на стройку трудовые ресурсы и строительные материалы, нужные в гау совсем для других целей! Например, в соседнем городке планируется построить военную фабрику для нужд Вермахта, а ведомство Мильха уже вышло на Айгрубера по вопросу сооружения нового аэродрома. И теперь этот чёртов Август завуалированно сообщал что если из Берлина не дадут по загребущим рукам местных эсэсовцев то он, гауляйтер Обердонау, будет вынужден обратиться к начальнику партийной канцелярии, а если придётся, то и к самому фюреру в поисках справедливости!
Недовольно поморщившись Генрих думал что ему делать, потому что расширять строительство сети концлагерей всё равно нужно. Когда в Германию хлынет новый поток военнопленных и иностранных инакомыслящих к этому надо быть готовым. В то же время, при мысли о том что придётся снова убеждать Гитлера в приоритете лагеря перед фабрикой и аэродромом настроение ещё больше ухудшилось. Ведь кроме Мильха и генералов ему надо будет сражаться с полуживым Шпеером и сварливым Тодтом, без ведома которых ни одна военная стройка не могла бы начаться.
А первый, по докладам врачей из Шарите, только-только начал вставать, несмотря на предупреждения. Альберт никак не хотел наслаждаться отдыхом и устроил у себя в палате настоящее мини-министерство, упорно не желая отрываться от текущей работы. Всё как положено — два телефона, стол рядом с койкой, машинистка и помощник. И охрана, конечно же.
Невесёлые размышления рейхсфюрера СС прервал звонок телефона, от которого он непроизвольно напрягся. Потому что звонил не основной рабочий аппарат, а тот который напрямую соединён с рейхсканцелярией. В голову тут же нахлынула неясная тревога, зароились мысли, по какому поводу звонок?
Но, сделав над собой усилие и отбросив дурные сомнения, Генрих уверенным движением снял трубку и сказал:
— Рейхсфюрер слушает!
— Здравствуйте, рейхсфюрер! — послышался из микрофона голос адъютанта Гитлера обершарфюрера СС Отто Гюнше. — Я звоню по поручению нашего фюрера. Он приказал вам как можно скорее приехать к нему. Причину сказать не могу! — ответил он на молчаливый вопрос Гиммлера.
Генрих на несколько секунд закрыл глаза и глубоко вздохнул. Стиснул руками эбонитовую трубку и спокойно ответил, ощущая внутри себя какую-то пустоту:
— Благодарю, Гюнше. Передайте фюреру что я уже выезжаю!
…Недолгая дорога до рейхсканцелярии пролетела мгновенно, как будто её и не было. Привычное крыльцо с застывшими статуями высоких неподвижных чёрных фигур охранников, ступеньки лестницы, коридор… Вот и Отто собственной персоной уже открывает ему давно знакомую дверь кабинета.
Постаравшись принять строевую стойку и вскинув руку Гиммлер уже открыл рот, чтобы громогласно поприветствовать фюрера, но тот резко махнул ему рукой и Генрих застыл, внимательно глядя на давнего соратника, ставшего настоящим повелителем Рейха.
На первый взгляд Гитлер выглядел как обычно. Серый костюм с «Железным Крестом» и золотым партийным знаком «NSDAP», носить который имели право только первые 100.000 партийцев начиная с 1925 года. Аккуратно зачёсанные набок волосы, пронзительный взгляд… Он стоял у окна, заложив руки за спину, и смотрел на улицу, не обращая внимания на вошедшего. Было тихо, лишь стоящие в углу часы негромко шли по своему извечному пути. Генрих чуть растерялся, не зная что ему делать или говорить, но Гитлер сам нарушил молчание.
— Ты помнишь Пивной путч, Генрих? Какие надежды тогда бурлили в нас? — спросил он но, не дожидаясь ответа, продолжил: — Тогда казалось что надо лишь немного подтолкнуть, и эта прогнившая на корню власть подонка Эберта рухнет к нам в руки словно перезревший плод… Увы, мы ошибались. Недооценили эту шайку демократических и либеральных болтунов, преклонявшихся перед Англией, Францией и Америкой. Из-за этого нам пришлось после ареста заново восстанавливать раздробленную партию, находить деньги для борьбы с внутренним врагом, в том числе с евреями и коммунистами, вылезшими из всех своих пыльных щелей, чтобы пировать на здоровом но ослабленном немецком теле. Да, это были трудные времена… Некоторые погибли. Другие разочаровались в нашем деле, такие как Шахт, Ганфштенгль… Третьи предали нашу великую идею — это мерзавец Рём, трусы Людендорф, Канарис и прочие ублюдки. Но зато сколько соратников присоединились к нам! — голос Гитлера воодушевился и окреп.
— Геббельс, ты, Геринг, Гесс, Дрекслер, Хейден, Штрейхер, Фрик, Шойбнер-Рихтер, Розенберг!.. Я горжусь тем что наступал с ними в одном ряду под выстрелами обманутых полицейских! — фюрер, наконец, полностью обернулся к нему и теперь стоял лицом. — Я помню всё это, Генрих, но помнишь ли ты?
— Конечно, мой фюрер! — с готовностью кивнул Гиммлер, мысленно переведя дух. Похоже, его тревога оказалась напрасной, Гитлер просто хочет пообщаться со старым другом. — Все эти трагические дни до сих пор стоят у меня перед глазами! Но теперь, когда идеи национал-социализма обрели государственную поддержку и силу германского народа, мы должны не останавливаться на достигнутом и двигаться вперёд!
— Правильно, Генрих! Полностью с тобой согласен! — поддержал его фюрер, в знак признательности пожав ему локоть. — И СС, как передовой отряд Рейха, должен проложить дорогу всем остальным, тем кто идёт следом!
— Не сомневайтесь, мой фюрер, я буду лично следить за этим! — с энтузиазмом кивнул Гиммлер. — СС вас не подведёт, оно справится с любым вызовом и принесёт нам победу на этом пути! Никто не сможет помешать воле нашего фюрера и германского народа, ведомого им!
Внезапно лёгкая улыбка, играющая на губах Гитлера, пропала словно её стёрли. Теперь на рейхсфюрера смотрел не старый соратник, с которым они уже много лет шли плечом к плечу, но могущественный лидер и властитель судеб десятков миллионов немцев. Генрих невольно насторожился, гадая о причинах столь странного изменения настроения фюрера. И разгадка, абсолютно неожиданная, последовала очень быстро.
— Я принял решение назначить тебя заместителем рейхсфюрера СС, Генрих… — ошеломил его Гитлер, глядя на Гиммлера изучающим взглядом. — На тебе лежит слишком большая ответственность, и я хочу дать возможность верному товарищу чуть больше отдыхать. Зная твои увлечения оккультизмом и большую вовлечённость в дела «Аненербе» ты теперь сможешь больше времени уделять нашей древней истории, особенно периоду правления легендарного Генриха I. Заодно пообщаешься с этими теоретиками от науки Хаусхофером, Зиверсом, Виллигутом и другими. Заставь их работать на благо Рейха, а не просто болтать о величии нашей нордической расы, чем они сейчас занимаются. Посети Вевельсбург, ещё раз прочитай всё что мы смогли узнать про общество «Туле» и результаты экспедиции на Тибет…
— Мой фюрер, но почему⁈ — не выдержал Гиммлер, с трудом понимая что говорит Гитлер. — Я смогу… я справлюсь со всеми задачами СС! Уверяю, мне не нужен отдых, я полностью…
— Генрих! — негромкий но властный голос фюрера заставил бывшего рейхсфюрера мгновенно замолчать, проглотив свои дальнейшие возражения. — Это уже решено! Почему, говоришь? Хорошо, я скажу, если сам не хочешь понять. Из-за слишком большой загруженности ты просмотрел у себя под носом десятки предателей, которые свили в Германии настоящий змеиный клубок! Даже в гестапо нашлись такие изменники! Я сам был вынужден заниматься твоими обязанностями, словно у меня нет более важных дел! А это неправильно! За то же самое я снял с поста нашего старого друга Геринга, хотя мне это было нелегко. Герой прошлой войны, столько лет вместе… Тебе же я дал шанс исправиться, искупить свою вину. Но потом, когда ты не смог предотвратить покушение на Альберта Шпеера и поймать тех свиней которые это сделали, я понял что ты не справляешься… что ты устал. Поэтому, до моего дальнейшего распоряжения, ты останешься заместителем рейхсфюрера СС. Теперь тебе всё понятно?
Последняя фраза прозвучала откровенно угрожающе и Гиммлер, несмотря на своё яростное внутреннее несогласие, упавшим голосом пробормотал:
— Я понял, мой фюрер… Но… — горло перехватило от волнения и ему пришлось пару раз кашлянуть, чтобы нормально продолжить: — Но кто же… Кто теперь займёт моё место?
На этот вопрос он тоже получил очень быстрый ответ. Гитлер, не сводя с него пронзительного взгляда, громко сказал:
— Пусть войдёт!
Буквально через пару секунд дверь открылась и в кабинет фюрера вошёл человек, которого Гиммлер прекрасно знал. Знал, но всё равно невольно приоткрыл рот, глядя на своего нового начальника.
Это был высокий мужчина средних лет с широким лбом и маленькими глазами, в которых таилась звериная хитрость и внутренняя сила. Большой рот, мясистые губы, но тонкие руки с длинными паучьими пальцами. Некоторую женоподобность ему придавали широкие бёдра, но уже давно не находилось тех самоубийственных и глупых смельчаков, решивших пошутить на этот счёт.
Генрих знал что этот человек обладает высоким и скрипучим голосом, который часто резал ему слух, но подозревал что теперь придётся терпеть его гораздо чаще. Недавно вышвырнутый из «Люфтваффе» Геринг однажды иронично но довольно метко назвал его «мозгом» Гиммлера, и во многом сам бывший рейхсфюрер был с этим согласен.
А тот, бросив на него холодный и равнодушный взгляд, вытянулся перед рейхсканцлером Германии, вскинул руку и произнёс своим знакомым высоким голосом:
— Хайль Гитлер! Мой фюрер, обергруппенфюрер СС Рейнхард Гейдрих прибыл по вашему приказу!
г. Вашингтон, США.
30 мая 1940 года. Обед.
Том Лоусон.
Высокий крепкий мужчина, по которому сразу было видно что он регулярно занимается спортом, одетый в дорогой костюм по заказу вышел из дверей главного железнодорожного вокзала столицы «Union Station» и привычно подошёл к одному из такси, стоящих возле тротуара. День сегодня выдался солнечный и его лучи, несмотря на шляпу, быстро заставили Тома почувствовать лёгкий дискомфорт. Захотелось ослабить галстук, распахнуть пиджак и расстегнуть пару пуговиц на рубашке, но он сдержался. Поудобнее перехватил портфель, поправил на локте сложенный плащ и остановился возле одного из лениво болтавших таксистов.
— Вам куда, мистер? — обратил на него внимание полноватый мужчина, стоявший рядом со своим слегка потрёпанным жизнью «Pontiac Standart» 1936 года выпуска.
Лет сорока, с усами и проницательными глазами, одетый в мешковатые штаны, кепку и вельветовую куртку, он наглядно представлял собой рабочий класс Америки. Великая Депрессия, хоть и ударила сильнее всего по финансам страны, не пощадила и тех кто больше работал руками, чем сидел в офисе и перебирал бумажки с важным видом. Лоусон лично знал многих таких честных работяг, которые разорились и до сих пор не смогли оправиться после тех мрачных лет. И он, хоть сам принадлежал к более привилегированному классу, уважал их и иногда помогал деньгами или решая некоторые проблемы. Такая, казалось бы, ненужная щедрость по отношению к совершенно незнакомым людям дала, как Том и рассчитывал, хорошие дивиденды и связи в определённых кругах. На этот день Лоусон имел прочные связи с несколькими десятками таких парней, помнящих кто им помог в трудную минуту и готовых вернуть должок, когда это ему понадобится.
— Беллвью, Форрестер-стрит, 11… — ответил он, открывая заднюю дверь автомобиля и погружаясь в нагретый солнцем салон. — Добавлю ещё два доллара если довезёте меня за полчаса!
Водитель, уже занявший своё место за рулём, обернулся к нему, подумал и усмехнулся:
— Я постараюсь, мистер!
И, не тратя времени даром, тут же завёл двигатель. «Pontiac» резво сорвался с места а Том, приоткрыв окно почти до самого конца, закрыл глаза и откинулся на сиденье, наслаждаясь тёплыми порывами ветра снаружи. На ходу свежий воздух овевал его лицо и Лоусон удовлетворённо вздохнул. Дорога с вокзала до тихого и привилегированного района Беллвью не быстрая и мужчина почувствовал что его начинает клонить в сон.
Что уж говорить, он не любил ездить в поездах, но его бизнес и прочие дела часто вынуждали отправляться в поездки не только по соседним штатам но и на Западное побережье, в Калифорнию, Неваду или Орегон. Конечно, можно было бы передвигаться и на собственной машине, совершенно новом «Ford Deluxe V8», купленном им в прошлом году, сразу как только тот появился в продаже.
Это был роскошный автомобиль и езда на нём доставляла Тому огромное удовольствие. Плавный ход из-за усовершенствованной подвески, мощный мотор 85 л. с., приборная панель отделана деревом, складывающийся верх, максимальная скорость 140 к/ч, а разгон до 100 к/ч всего за 17 секунд! Настоящее совершенство технической мысли инженеров Форда.
Но вот мотаться на нём с одного побережья до другого… Нет, Лоусон ценил своё приобретение и не хотел чтобы где-нибудь в глуши среднего Запада или Великих Равнин с его «Фордом» случилось что-то непредвиденное. Он очень сомневался что в каком-нибудь захолустном городке Канзаса, Колорадо или других штатов найдутся нормальные запчасти на случай поломки. К тому же, в какой-то степени машина служила показателем его достатка в Вашингтоне, а это было немаловажно, учитывая определённый круг знакомых Тома.
Тем временем такси по мосту переехало реку Анакостия и оказалось на восточном берегу Потомака, в районе Хилсдейл. Свернуло на юг по 295-му шоссе и помчалось дальше, оставив позади одноимённый парк. Лоусон приоткрыл глаза, посмотрел на окрестности и подумал что, пожалуй, водитель уложится в назначенное время, несмотря на светофоры. С запада, с Потомака, подул свежий ветерок и он глубоко вдохнул его, наслаждаясь что жара временно отступила. Пользуясь тем что таксист не отвлекал его попытками завязать разговор Том снова закрыл глаза, мысленно оценивая всё что им сделано для реализации главной цели.
С тех пор как его, молодого и амбициозного парня, завербовали… нет, не так! Он сам выразил желание помогать своим единомышленникам! В общем, с того времени прошло больше пяти лет и Лоусон мог со спокойной совестью признать что все эти годы не потрачены им зря. Благодаря полученной от немцев хорошей суммы денег он смог грамотно развить свой первый бизнес и начал понемногу подниматься вверх. С акциями компаний, при долгих размышлениях, Лоусон решил пока не связываться. Из-за Великой Депрессии фондовый рынок и банковская сфера до сих пор полностью не оправились, риски «прогореть» слишком велики. Поэтому только своё дело, связанное с продовольственными поставками военно-морскому флоту.
Сначала это была небольшая фирма всего с десятком служащих в маленьком офисе, где все теснились почти вплотную друг к другу. Влезть в эту довольно прибыльную сферу (а многочисленные экипажи крейсеров, линкоров и авианосцев любят хорошо поесть!), было довольно трудно, он оказался не один такой умный. Пришлось повоевать с конкурентами, в том числе и некоторыми «грязными» методами. Подкуп и шантаж принесли свои плоды, он ворвался на этот рынок и, благодаря хорошему качеству своих продуктов, закупаемых напрямую у фермеров, закрепился на нём. К счастью, обошлось без полиции и разбирательств в суде, хотя и на такой случай Том уже присмотрел для себя хорошего и амбициозного адвоката.
Дело пошло, заказы начали расти, флот исправно платил ему полновесными долларами, радуя его банковский счёт. Один раз, по дурному совету одного из коллег по бизнесу, Лоусон едва не соблазнился продавать военным морякам более дешёвые и менее качественные продукты но вовремя опомнился. У него безупречная репутация в качестве поставщика, зачем её рушить ради пары сотен долларов? Матросы начнут жаловаться или болеть и лавочка накроется. К тому же, Том искренне любил свою страну и травить собственных моряков всяким дерьмом… Нет, это не для него.
Свежие овощи и фрукты, благодаря грамотно заключённым сделкам с фермерами, шли на стол флотским, закупаемые торговыми агентами Лоусона ездящими по окрестным штатам, а он уже подумывал об экспансии в другие сферы. Но денег от прибыли на это не хватало (они нужны были для развития фирмы), поэтому пришлось брать кредит в банке под неплохие проценты. Одобрение получил без проблем и вскоре зарегистрировал новую фирму по продаже кухонной и обычной мебели для состоятельных клиентов. Предварительно нашёл хороших плотников, желающих получать за свой труд достойные деньги, нанял фонтанирующего идеями парня с вечно всклокоченными волосами, заключил контракт с фирмой по поставке ценных пород дерева, оборудовал подходящее помещение с низкой арендой и… снова успех! Но помимо прибыли это дало Тому ещё один плюс, который был едва ли не важнее денег… Связи и знакомства в среде столичного бомонда и всяких богатеев!
Его стали узнавать, жать руку при встречах, рекомендовать своим друзьям… Визитные карточки фирмы «Wooden heaven from Lawson!» расходились как горячие пирожки, а телефон на столе секретарши часто разрывался от звонков респектабельных клиентов. Сенаторы, конгрессмены, чиновники из администрации города, кинозвёзды и другие заметные личности в Вашингтоне знали его как надёжного и приятного в общении человека, которому можно смело доверить свой дом во время ремонта или просто перепланировки. Такому имиджу способствовал и внешний лоск бизнесмена, пошитые на заказ костюмы и презентабельный автомобиль, не уступающий тем на которых передвигались его заказчики. Разные вечеринки по поводу праздников и просто семейные торжества тоже стали частью его бизнеса, поскольку именно там он часто получал новые заказы и просто заводил нужные связи. Словом, американская мечта в действии! Кто хочет разбогатеть и не боится для этого работать, тот добьётся успеха, пусть и не сразу.
И теперь, в этот последний майский день, предприимчивый бизнесмен владел уже четырьмя стабильно развивающимися фирмами, крепко стоящими на ногах. Но это ещё было не всё… Ведь он занимался бизнесом не только для того чтобы просто разбогатеть. Деньги, а тем более большие, это очень хорошо, но в данном случае они лишь необходимый инструмент для выполнения цели. А значит нужны и другие рычаги для работы во благо страны в понимании Тома. Поэтому на его имя было оформлено небольшое детективное агентство, с помощью которого Лоусон добывал нужную информацию на конкурентов и потенциальных заказчиков. Всегда полезно побольше знать о тех людях с которыми ведёшь дела, верно? Штат этого агентства он подбирал лично, руководствуясь своими представлениями.
Ему были нужны люди верные, и в то же время готовые, в случае необходимости, делать «грязную» работу. Криминал в чистом виде отпадал из-за своей ненадёжности и жадности к деньгам, поэтому он старался найти бывших полицейских или военных, уволенных за преступления не связанные с финансами или алкоголем. Важным условием было также их отношение к неполноценным расам вроде негров или мексиканцев. После такого собеседования, убедившись что человек ему подходит, Том ошарашивал его тем что назначал сотруднику испытательный срок за ту плату которую указал при найме, а потом небрежно добавлял что если тот оправдает ожидания то станет получать в два раза больше. Понятно, что абсолютное большинство кандидатов с радостью соглашалось, поскольку устроиться в такое трудное время на прибыльную работу, учитывая подмоченную репутацию, было трудно. А бонусом к таким сотрудникам шли их собственные связи в полиции и армии, оставшиеся с прежних мест службы…
Его воспоминания прервал таксист, остановившийся возле дома.
— Приехали, мистер! — радостно провозгласил он, глянув на свои часы: — Двадцать восемь минут, всё как договаривались!
Убедившись что мужчина прав Том улыбнулся, вынул бумажник и протянул ему пять долларов. И пока тот удивлённо пялился на деньги, он вышел из машины, направившись к своему жилищу по выложенной камнем дорожке.
Это был одноэтажный стандартный небольшой деревянный коттедж с верандой, выкрашенный белой краской.
— Постойте, мистер! — раздался сзади недоумённый крик таксиста. — Вы дали мне три доллара лишними!
Развернувшись возле маленькой лестницы на крыльцо Том улыбнулся и ответил:
— Оставьте сдачу себе и купите что-нибудь выпить после работы, сегодня жарко! Благодарю, что не отвлекали во время поездки и я смог немного отдохнуть! Счастливой дороги!
Уже на крыльце, открывая дверь, он услышал счастливый голос мужчины:
— Чёрт, спасибо вам, мистер! Благослови вас Бог!
Помахав ему на прощание рукой Лоусон закрыл дверь, повесил на вешалку плащ, шляпу и прошёл в гостиную. Расстегнул пиджак, ослабил ворот галстука и с облегчённым вздохом рухнул на диван, блаженно застонав. Долгое путешествие на поезде, пусть и в относительном комфорте, вымотало его несмотря на хорошую физическую форму.
Этот коттедж не был его настоящим домом, всего лишь временное пристанище снятое им пока перестраивалось его основное жилище в тихом и спокойном городке Дэвидсонвилл, недалеко от восточной окраины Вашингтона. Помимо уединённости и чистого воздуха оттуда можно было легко добираться до побережья и Аннаполиса, где располагалась военно-морская академия. Бригадир уверял что почти все работы уже закончены и хозяин сможет вернуться домой через пару-тройку дней.
Мозг плавно погружался в сон, мысли вяло ворочались в голове, не сосредотачиваясь ни на чём, как вдруг в дверь кто-то постучал. Неохотно открыв глаза и смачно зевнув Том снова поднялся на ноги из удобных объятий дивана. Кого там ещё принесло, интересно? Не посчитав нужным привести одежду в порядок Лоусон подошёл к двери и раздражённо распахнул её, заранее настроившись на конфликт. Но, увидев кто решил нанести ему непредусмотренный визит, удивлённо застыл.
На крыльце стояла очень красивая молодая женщина в сером деловом костюме и туфлях на низком каблуке. На плече чёрная сумочка, шляпка с небольшими полями, из-под пиджака с квадратными плечами виднелась белая блузка, застёгнутая почти до самого горла.
Тёмные волосы гладко уложены в причёску, губы слегка накрашены, глаза смотрят на него с непонятным выражением. Вообще, дамочка очень напоминала чью-то строгую секретаршу, которую зачем-то послали к нему. И поэтому, постаравшись проигнорировать её несомненную красоту, он довольно недружелюбно сказал:
— Что вам угодно, мисс? — обручального кольца на пальце левой руки не было, а значит всё верно. — Я не собираюсь ничего покупать, извините.
А та, зачем-то быстро посмотрев влево-вправо, ослепительно улыбнулась ему и спросила:
— Я смотрю, в Вашингтоне хорошая погода?
Эта вполне невинная фраза, сказанная с самым непринуждённым видом, повергла его в такой шок что Том буквально одеревенел. Тело и мозг застыли, пытаясь понять ослышался он или нет. Он мог лишь смотреть на неё, отказываясь верить своим ушам, потому что это было настолько неожиданно что мужчина оказался абсолютно не готов к встрече с незнакомкой.
Слова того немца, сказанные много лет назад, медленно поднялись из глубин памяти, и его язык сам собой невнятно произнёс ответ:
— А в Берлине опять идут дожди…
Незнакомка, услышав верный отзыв на пароль, довольно усмехнулась и сказала:
— Ну здравствуй, «ККК». Пора начинать работать!