Глава 58

Окрестности г. Клайберен, южнее Берлина.

27 мая 1940 года. Утро.

Хайнц Гротте.


— Благодарю, фрау Грюнер, ваша запеканка была великолепна! — искренне произнёс он, удовлетворённо вздохнув.

— Полностью согласен с Конрадом! — тут же поддержал его Петер, хлопнув себя по животу и широко улыбаясь. — Не устаю благодарить Бога что мы выбрали именно ваш дом для поправки здоровья! Иначе наше выздоровление заняло бы гораздо больше времени, точно говорю!

Хайнц покосился на него, с трудом удержав на лице спокойное выражение. Чёртов дурак! Ведь говорил же ему!.. Всё как об стенку горох! Ну да, его подозрения обратились в твёрдую уверенность и Гротте только удивлялся как не замечал этого раньше. Всё же очевидно, идиот даже не старается как-то маскироваться! Нет, придётся с ним поговорить и поскорее…

Как минимум, всё началось два дня назад когда Хайнц, мучимый болью в заживающей ноге, проснулся ночью и хотел сходить в туалет. Сапог на пострадавшую конечность не налезал, поэтому он надел мягкие тапочки, неведомо откуда добытые для него хозяйкой подворья. В тёмной комнате постель Петера было очень плохо видно но, кажется, она пуста. Наверное, тоже вышел в туалет или покурить, подумал тогда Гротте без всякой задней мысли. Но увы, всё было куда прозаичнее…

Уже в коридоре, когда Хайнц практически бесшумно передвигался по нему, чтобы не разбудить фрау Грюнер, он услышал звук который заставил его насторожиться и замереть на месте. И раздавался тот как раз из комнаты женщины, напротив которой и застыл сейчас командир ликвидаторов. Не успел Хайнц разобраться в природе странного звука как он повторился. На этот раз Гротте распознал его мгновенно и едва не выматерился по-русски, забыв все правила конспирации.

Звук был стоном. Женским стоном, который издаёт представительница слабого пола когда испытывает большое удовольствие но отчаянно пытается это скрыть, например, зажимая себе рот ладонью. И эти стоны раздавались с регулярной периодичностью, перемежаемые едва слышным довольным мужским голосом. Голосом его товарища и подчинённого Петера Баума, чтоб ему ни дна ни покрышки!

Хайнц дураком не был и тут же всё понял. Вот, значит, почему постель товарища пуста! Донжуан хренов, дорвался-таки до фашистской юбки, несмотря на его прямой запрет! Стиснув зубы от злости он всё-таки справился с собой и, сделав дела в туалете, так же тихо вернулся обратно в комнату, твёрдо решив объясниться с Петером когда тот вернётся. Но пролежав больше часа Хайнц уснул, так и не дождавшись этого проклятого юбочника, твёрдо уверовавшего что его самым лучшим оружием является член а не пистолет…

А утром, когда фрау Грюнер подала на стол вкуснейшую запеканку, Гротте только и мог дивиться, как мимо его внимания прошло столько незамеченных им признаков… Все эти мимолётные улыбочки между Петером и женщиной, подмигивания, когда они думали что он этого не видит. Баум выглядел довольным котом после ночных блядок, а их хозяйка то и дело сверкала улыбкой и едва заметно краснела, ловя на себе красноречивые взгляды Петера. Нет, она пыталась вести себя как обычно, но стоило ей чуть забыться как вся эта напускная серьёзность тут же уступала место настоящим эмоциям женщины.

Хайнц обратил внимание что та так и норовит подложить Бауму кусок побольше и повкуснее, крутится вокруг него, то и дело кусает губы чтобы не рассмеяться очередной шутке этого пройдохи. Новое платье надела, губы подкрасила, хотя впереди грязная работа на подворье… Кстати, Гротте вспомнил что вчера утром, когда он неспешно ковылял по двору в сторону коровника, чтобы полюбоваться немецким сельским хозяйством, оттуда выскочила фрау Грюнер, красная как рак и со взлохмаченными волосами. Передник помят, глаза шальные… А за ней, как чёртик из табакерки, появился Петер с ведром молока в руке.

Завидев его женщина опустила голову, невнятно ответила на пожелание доброго утра, и буквально унеслась в дом. То же самое сделал и Баум, только медленнее, объяснив что помогал дотащить фрау Грюнер тяжёлое ведро до дома. Вчера, как ни странно, у него не возникло даже подозрений в том что дело не ограничилось только этой помощью, зато сегодня всё встало на свои места. Заодно вспомнилось что Петер то и дело помогал женщине по двору, убедительно пояснив что ему просто неудобно смотреть как та мучается без крепких рук на тяжёлой работе и он, как мужчина, просто обязан помочь… Ага, помог по всем направлениям, засранец!

— Дорогой Август, пойдём прогуляемся по полю, сегодня такая чудесная погода! — предложил он, выдавив из себя обаятельную улыбку. — Да и поговорить хочу с тобой о нашей службе.

Тот, кинув на него взгляд, похоже, почуял что-то неладное, поскольку его радость на пару секунд поблекла. Но он тут же исправился и встал из-за стола:

— Конечно, Конрад, о чём речь? Пошли погуляем! Фрау Грюнер, мы вернёмся через час, не скучайте без нас!

Женщина, похоже, не заметила возникшего между её постояльцами некоторого напряжения и просто кивнула, став убирать посуду со стола.

Опираясь на удобную трость, которую соорудил ему Петер, Хайнц захромал к калитке, не желая устраивать тяжёлый разговор на глазах хозяйки. Петер тоже молчал, идя рядом и готовясь поддержать командира, если тот вдруг оступится. Таким образом они миновали весь двор, вышли за ворота и неспешно пошли по полю в сторону ближайшей группы деревьев метрах в ста от них, росшей на берегу маленького озера.

Едва ликвидаторы достигли тенистых зарослей и их стало невозможно увидеть из окон подворья фрау Грюнер, как долго копившиеся эмоции Хайнца вырвались наружу. Он отбросил трость в сторону, развернулся к товарищу, схватил его за грудки и с силой ударил спиной о ствол дерева.

— Ты что, гад, делаешь⁈ — яростно прошипел Гротте, от избытка чувств перейдя на великий и могучий. — Какого хуя с этой немкой шуры-муры закрутил, сволочь⁈ Я же тебе сказал чтобы ты держал своё похотливое хозяйство подальше от неё! Плюёшь на прямой приказ командира, Васька⁈ Отвечай, мать твою!

Ногу сразу закололо от резкого движения но Хайнц/Юрий не обращал на это внимания, охваченный праведным гневом. В данный момент ему хотелось со всей дури вмазать самонадеянному подчинённому по роже но нельзя, фрау Грюнер сразу заметит появление на лице и теле своего молодого любовника новых «украшений». Определённо, Орлов проявил совершенно ненужную и даже вредную инициативу, а это чревато печальными последствиями для них обоих…

— Тсс, тише-тише, командир, успокойся! — Василий/Петер вскинул обе руки над плечами, даже не пытаясь вырваться, хотя вполне мог это сделать, пользуясь состоянием Юрия. Мало того, на губах этого дурака расцвела весёлая улыбка, что ещё сильнее разозлило Кузина. — Если ты меня пощадишь и не станешь убивать прямо под этим красивым деревом то я тебе всё расскажу, обещаю! И давай, на всякий случай, говорить на немецком, хорошо? Мало ли, вдруг где-то по кустам рядом шныряет рыбак с удочкой? Представь что случится если он увидит или услышит как два офицера Вермахта лопочут на языке русских варваров?

Потребовалось неимоверное усилие воли чтобы Хайнц смог взять себя в руки и отпустить Петера. Шумно дыша, он оторвался от подчинённого и тяжело сел на траву, привычно массируя ногу для снятия боли. Злость всё ещё клокотала в нём но мозг уже взял тело под контроль. Проглотив комок в горле Гротте опёрся спиной на ствол того самого дерева и закрыл глаза, ощущая предательскую слабость. Да, сейчас из него боец никакой, к сожалению. Последствия ранения по-прежнему дают о себе знать, поэтому нужно усиленно питаться и выздоравливать, пользуясь относительным затишьем. Найди их сейчас гестапо то единственное что он сможет сделать так это геройски погибнуть, отстреливаясь от фашистов. Так-то не самая плохая смерть, забрать с собой нескольких немцев, но ведь его группу сюда послали вовсе не для того чтобы они устроили напоследок жаркий бой в тиши сельской глубинки под Берлином.

— Говори, Петер… — только и смог произнести он, не желая смотреть на того кто так подставил их обоих своим глупейшим поступком, не сумев сдержать дурацкую похоть.

Баум некоторое время помолчал, видимо, собираясь с мыслями, а потом сел рядом с ним, опёршись спиной о то же самое дерево. Сорвал травинку, расстегнул ворот рубашки и заговорил без малейших признаков раскаяния:

— Ты, наверное, думаешь что я такой вот урод, наплевательски относящийся к твоим словам и проявивший глупое самовольство, верно? — вопрос прозвучал в утвердительном тоне и Хайнцу оставалось только кивнуть. — Знаешь, командир, это было обидно! Нет, я понимаю как это выглядело с твоей стороны, но всё равно! У меня есть для тебя несколько новостей, о которых я узнал сегодня ночью… и они плохие. Очень плохие, командир.

Гротте сразу насторожился. Он открыл глаза, быстро окинул округу взглядом и попытался встать. Но вокруг всё было тихо и спокойно, ветер шумел листьями деревьев, пели птицы, ласково журчала вода в паре метров от них. Видимость во все стороны была хорошая, так что подобраться к ним незаметно было бы очень трудно.

— Да сиди ты, командир! — Петер тут же схватил его за руку и заставил опуститься обратно на землю. — Плохие не конкретно сейчас, а вообще! И моё поведение с фрау Грюнер связано именно с одной из них, а не из-за того что я не могу прожить пару дней без женщин.

Хайнц повернул голову и внимательно посмотрел ему в глаза, но больше попыток встать не делал. Лицо подчинённого выглядело спокойным, он покусывал травинку и безмятежно смотрел вдаль, через озеро.

— Что случилось? Не томи, Петер! Я должен знать всё! — твёрдо сказал он, мысленно приготовившись ко всем возможным неприятностям.

Тот перевёл взгляд на него, выплюнул травинку и тихо ответил:

— Оружейник жив.

Новость ударила Хайнца словно кирпичом по голове. В глазах на мгновение помутилось, мир перестал существовать, а мозг завис, пытаясь переварить новость.

— Как?.. Как жив?.. Погоди-погоди, что за ерунда? — лихорадочно сказал он, всем телом повернувшись к Петеру. От такой сногсшибательной новости Гротте снова неосознанно перешёл на родной язык. — Этого не может быть! Васька, что за хуйню ты несёшь⁈ Как он может быть жив если я лично всадил ему две пули в грудь⁈ Он лежал от меня метрах в пятнадцати-двадцати и истекал кровью! Это никак невозможно, поверь! Он мёртв!

— Блядь, я не знаю как! Не знаю! — тоже сорвался Орлов, перейдя на громкий шёпот. — Я сидел в этом долбанном броневике за пулемётом и ни хрена не видел что ты там с ним делал! Но сука-Шпеер жив, это точно! Помнишь, вчера вечером ты рано ушёл спать а я остался сидеть на веранде? Через пятнадцать минут после этого приехала наша Корина Грюнер из города на велосипеде со свежей газетой. Вся радостная, говорит что рейхсминистр Шпеер сумел выжить и находится под усиленной охраной в одной из больниц Берлина. Если не веришь, потом сам посмотришь, Фёлькишер Беобахтер у меня на тумбочке лежит.

— Почему мне сразу не сказал, Васька⁈ — сплюнул Хайнц, находясь в полном расстройстве. — Какого чёрта тянул?

— Да хотел я тебе сегодня после завтрака рассказать, только ты сам мне не дал, потащил на этот разговор! — махнул рукой Орлов/Баум. А потом тихо спросил: — Ты мне лучше скажи что теперь делать-то будем, командир?

— Снимать штаны и бегать, вот что делать… — буркнул Гротте, по-прежнему не желая поверить в ошеломительную новость. — А я уже мысленно представил что нас САМ награждать будет. Ну да, будет обязательно… к стенке поставят и зелёнку пожалеют. Правильно, зачем народное добро для таких как мы зря переводить? — самокритично резюмировал главный ликвидатор.

— Ну уж ты загнул, командир… — покачал головой подчинённый, воровато оглянувшись по сторонам. — Что сразу к стенке? С кем не бывает? И на старуху бывает проруха. Да, виноваты! Значит, надо исправляться! В конце концов, раньше-то у нас осечек не было, должны же понять.

— Да не будут там ничего понимать, неужели не ясно? — угрюмо ответил Хайнц, схватив лежащий рядом с ним камешек и со всей силой метнув его в озеро. Тот тихо булькнул и ушёл на дно, а по воде пошли круги, постепенно затихая. — Приказ выполнен? Нет! Всё, не оправдал доверия! Откуда там знают подробности? Забыл как наш отдел трясли при Ежове? Сколько людей пропало или оказались далеко не товарищами а… сам знаешь кем? За такое нас с тобой запросто сделают крайними!

— Это пиздец, командир, самый настоящий пиздец… — упавшим тоном сделал вывод Орлов, в волнении поглаживая свой затылок. — Я не хочу подыхать как предатель! Не хочу! Мы же и так сделали почти невозможное, никто бы не смог лучше!

— Успокойся, Васька. Это моя вина! — стиснул зубы Юрий, прикрыв глаза и весь как-то поникнув. — Если бы я доковылял до этого гада… Если бы сделал ножом контроль… Это заняло бы всего одну-две лишние минуты! Сука! Да что ж такое-то⁈ Я же был абсолютно уверен что… — не сдержался он и с размаху ударил кулаком по дереву.

— Тогда бы мы с тобой оттуда не ушли, командир… — отстранённо сказал товарищ, сорвав новую травинку и вертя её между пальцами. — Помнишь танк? Проскочили ведь в последнюю секунду. Хотя… да и хрен с ним, ради выполнения задания можно было и рискнуть!

— Знаю! — подтвердил Кузин, испытывая больше не страх перед весьма возможным наказанием руководства за невыполнение приказа, а глубокий стыд за свою оплошность. — Сам казню себя каждую минуту!

Эх, он бы всё отдал чтобы вновь вернуться в тот проклятый переулок и добросовестно закончить дело! Увы, но это невозможно. Товарищ Берия и партия доверили им такое важное задание, обучили, обеспечили проникновение в Германию, а они? Мало того что потеряли двух своих коллег, но умудрились дважды провалиться! Допустим, с этим офицером СС их вина не так уж велика, кто мог знать что того отправят на фронт когда они только приехали? А вот с фашистским министром ситуация совсем другая, тут совесть не успокоить. Налицо головотяпство, поспешность и неправильно расставленные приоритеты! А это прямой укор ему, Юрию Кузину, как руководителю группы! И отвечать тоже ему, поскольку именно он принимал решения и не обеспечил результат! И поэтому вопрос Василия о том что теперь делать, бил не в бровь а в глаз. В сущности, выбора у них не было, надо исправлять собственную ошибку и доканчивать дело…

— Кстати, что там со второй неприятной новостью? — спросил он, вспомнив про слова Орлова. — Давай, не тяни, мне кажется хуже уже просто быть не может.

— Вторая… вторая новость заключается в том что по словам Корины в округе рыщут агенты гестапо, ездят по всем деревням и посёлкам, опрашивают местных жителей на вопрос о чужаках, проверяют их… — признался Василий, а у Юрия засосало под ложечкой. — Не сегодня-завтра, по её словам, могут приехать и сюда. Документы, конечно, у нас хорошие, но сам понимаешь, если будут проверять часть где мы типа служим то выяснится что никакого Конрада или Августа там нет. А если есть то они не имеют с нами ничего общего. И тогда мы точно пропали.

— Отлично! Замечательно! Как нельзя вовремя! — с сарказмом заметил командир ликвидаторов, с досадой ударив ладонью по земле. Хотелось снова по дереву но от первого удара рука заболела, а вот самому дереву хоть бы хны. — В принципе, это логично, я знал что нас будут искать, но… Так, погоди, ты меня совсем запутал… — поморщился Юрий. — Скажи мне, друг любезный, как это всё связано с тем что ты нарушил мой приказ и залез под юбку фрау Грюнер?

— А, это?.. — тихо хохотнул Орлов, малость развеселившись. — Просто я решил стать ей нужным и полезным. Помогал по хозяйству, делал тяжёлую работу, хоть сам и вырос в городе а не в селе. Ну и в постели тоже… Понимаешь, когда баба долго без мужика, то она звереет. А это плохо для мужиков и для самой бабы. И теперь, когда сюда заявятся гестаповцы, то мы для неё будем не какими-то посторонними офицерами на излечении а очень даже приятными и выгодными для проживания защитниками Фатерланда. Ей и в голову не придёт сказать гестапо что у неё живут двое посторонних, один из которых всегда готов ей помочь, а его товарища бросила ветреная жена-шлюха…

— Врёшь ведь, юбочник чёртов? — Юрий посмотрел на него с недоверием. — Признавайся, заранее придумал для меня такую ерунду чтобы оправдаться? Так, я не понял⁈ — вдруг спохватился Кузин, когда до него дошёл смысл последних слов подчинённого: — Кого это там ветреная жена бросила?

— Гм… так тебя, командир… — слегка смущённо но с улыбкой ответил Васька, резво вскакивая на ноги и отойдя на пару шагов. — Ну, чтобы она тебя пожалела, я-то и так хороший для неё. Да ладно, что ты злишься, хорошая версия, бабы они такие, любят приголубить мужика, посочувствовать, утешить…

— Иди сюда, Вася! — обманчиво спокойно позвал его Кузин, с трудом вставая и всеми силами пытаясь сдержаться. — Кому сказал! Я тебя не больно убью, обещаю!

— Нет, командир, извини но я лучше там постою… — покачал головой Орлов, отступая назад и улыбаясь уже до ушей. — Ты сейчас не в себе, надо успокоиться, глубоко подышать.

— Я тебе подышу… Я сейчас так подышу! — пообещал ему Юрий и в запале попытался прыгнуть к этому кретину который сделал из него посмешище в глазах немки.

Но раненая нога подвела и он со стоном свалился на землю, едва не скатившись в озеро, благо подскочивший к нему товарищ успел схватить за руку. Воспользовавшись этим Кузин успел сунуть кулак Ваське под рёбра, от чего снова чуть не рухнул в воду.

— Ох… — простонал Орлов, схватившись за бок и страдальчески глядя на него. — Тяжёлая у тебя рука, командир. Я же как лучше хотел, а ты?

— Какой же ты дурак, Васька! — со вздохом сказал Юрий, помогая ему подняться. — И скотина, вдобавок. Так опорочить своего командира… Как у тебя язык не отсох? А ещё товарищ, называется. Комсомолец. Только ведёшь себя как мальчишка…

— Ладно, извини, командир. В тот момент мне это показалось хорошей идеей… — покаянно произнёс подчинённый, отряхивая брюки. — Но ведь сработало же! Корина тебя очень жалела, ругала твою Хильду, даже хотела познакомить с другой вдовой…

— Нет уж, не надо мне такого семейного счастья с фрау! — фыркнул от смеха Кузин, которого немного отпустило от неприятных новостей. — Мне сейчас вообще не до баб, в отличии от тебя, греховодника на зарплате. Лучше давай подумаем над твоим вопросом.

Орлов сразу стал серьёзным и внимательно посмотрел на него.

— А что тут думать, командир? Если мы хотим вернуться назад с гордо поднятой головой то надо готовить повторное нападение, больше никак! — ответил товарищ как нечто само собой разумеющееся. — Иначе грош цена нам с тобой. Да и получится что Андрюха с Олегом погибли зря, если мы не справимся.

Юрий с признательностью взглянул парню в глаза и тепло улыбнулся. Конечно, он не сомневался в нём, но всё равно, услышать от него отражение своих мыслей ему было очень приятно.

— Я рад что мы с тобой думаем одинаково, Вася, и горжусь тобой. Правда, честное комсомольское! — и крепко пожал ему руку.

— А как ещё по-другому, командир? — удивился тот, улыбаясь в ответ. — Мы оплошали, значит нам и исправлять! Вот только как к нему теперь подобраться? Небось, охраняют этого недобитка не слабее самого Гитлера.

Кузин тяжело вздохнул и медленно направился обратно к подворью фрау Грюнер.

— Пока не знаю, Васька. Но к тому моменту когда я снова смогу бегать и быстро ходить план должен быть готов! — уверенно сказал он, приближаясь к месту их временного обитания. — И на этот раз мы пойдём до конца, не взирая на гибель! Потому что если опять провалимся то лучше застрелиться. Я не смогу смотреть в глаза САМОМУ, если это случится.

— Согласен, командир! — поддержал его Орлов, то и дело помогая ему с тростью. — Свой позор надо смывать собственной кровью, если уж вражеской не получается, и будь уверен, за мной не заржавеет!

— Верю, Вася, верю… — кивнул головой Кузин, видя что они уже почти пришли. И, решившись, махнул рукой: — Короче, можешь трахать эту фрау хоть до посинения, если она поможет нам тут отсидеться, я даже в рапорте этот момент опущу. Но если вы снова будете мешать мне нормально спать по ночам своими стонами то… словом, в этом случае я твоему сверхозабоченному отростку не позавидую, так и знай!

— Командир, это удар ниже пояса! — картинно возмутился Василий. — Вообще-то, это моё личное оружие, всегда бьющее прямо в цель, и оно служит на благо государства! Спецарсенал особого назначения, чтоб ты знал!..

— Поболтай у меня ещё, трахатель неугомонный… Всё, говорим по-немецки! — тихо сказал улыбающийся Юрий и они вошли в калитку, снова превратившись в двух армейских офицеров на излечении.


Москва.

27 мая 1940 года. В то же время.

Лаврентий Берия.


— Ну и что ты можешь мне сказать про вот это всё? — спокойно спросил Вождь, кивнув Берии на содержимое тонкой папки которую тот положил ему на стол десять минут назад.

Сталин сегодня был в хорошем настроении и, вопреки опасениям главы НКВД, не растерял его даже после прочтения нескольких листов донесений. Утро случилось пасмурным, солнце на небе не появилось, и кабинет Иосифа Виссарионовича показался ему сейчас очень уютным.

— Разрешите доложить своё мнение, товарищ Сталин? — официально спросил он, встав из-за стола и одёрнув форму.

— Хорошо, Лаврентий, докладывай! — добродушно кивнул Вождь и потянулся к своей любимой трубке.

— Ночью пришло подтверждение из нашего посольства в Берлине что министр Альберт Шпеер жив! — начал Берия, взвешивая каждое слово. — До этого ходили только слухи, германское правительство не давало никаких комментариев, пресса тоже словно воды в рот набрала. Геббельс упорно обходил этот вопрос стороной, видимо, дожидаясь указаний Гитлера. Только вчера вечером официальный рупор фашистов, газета «Народный обозреватель», вышла с экстренным выпуском. Там сказано что трое неизвестных террористов попытались подло и злодейски убить недавно назначенного министра Шпеера прямо на улицах столицы. Но при этом там нет ни слова о их национальности или каких-либо подробностях личностей. Добавлено, состояние Шпеера было очень тяжёлым, он только недавно пришёл в себя и усиленно охраняется. При нападении один из террористов убит, двое скрылись, ведутся поиски. Гестапо и СС бросили свои лучшие кадры на расследование нападения, в Берлине введено усиленное патрулирование, а в центральном правительственном квартале столицы пропускной режим. Фюрер не стал давать каких-либо комментариев но Геббельс обвиняет германских коммунистов, евреев и таинственных заговорщиков. Таким образом, если судить по информации в прессе, немцы не знают кто напал на Шпеера. Или же искусно маскируют своё знание, не желая показать свою осведомлённость.

Сталин молчал, погрузившись в свои мысли и иногда попыхивая дымом. Берия терпеливо ждал вопросов которые, он был уверен, скоро последуют. Через минуту Иосиф Виссарионович перевёл на него прищуренный взгляд и сказал:

— Ты продолжай, Лаврентий, продолжай! Официальную информацию я услышал, теперь расскажи мне подробности этой… неудачи. Хочу знать как, почему… и кто виноват? — со значением ответил он, и откинулся в кресле, готовясь слушать.

— Последнее сообщение от группы Кузина мы получили больше недели назад. Там было сказано что они прибыли в Берлин и приступили к разработке операции… — глава НКВД чувствовал себя словно на минном поле, опасаясь сделать неверный шаг и навлечь на себя гнев руководителя страны. — По плану, члены группы не должны были выходить на связь в случае успешного завершения операции, поскольку мы бы и так узнали об этом из газет и радио. Каждый человек Кузина уже проверен в деле, я отобрал самых лучших, товарищ Сталин. Но, видимо, несмотря на все усилия, что-то пошло не так… Я получил доклад агента А-25, он осуществлял разведку на местности и помогал группе дополнительными сведениями о передвижениях Шпеера. По его словам, косвенно подтверждённым работниками посольства, нападение произошло недалеко от здания министерства. Агент утверждает что наших людей было только трое, хотя в группе Кузина вместе с самим командиром должно быть четверо. Что случилось с последним ликвидатором пока неизвестно.

Вождь молчал, никак не показывая свою реакцию, поэтому Берия осторожно продолжил:

— А-25 доложил что там был самый настоящий бой, наши люди перебили всю охрану и даже захватили броневик. Но, как чуть позже выяснил агент, оказалось что автомобиль Шпеера был бронирован тяжелее чем ожидала группа, и пули не смогли пробить его корпус. Сам А-25 не видел что случилось дальше, потому что находился в тот момент возле входа в министерство, на случай если министр попытается прорваться к своему месту работы. Но, согласно тому же докладу агента, водитель Шпеера развернулся и решил уехать обратно. Группа Кузина не растерялась от первоначальной неудачи, проявила смекалку и, воспользовавшись захваченным броневиком, ринулась в погоню, в надежде любой ценой выполнить приказ. Автомобиль министра был повреждён и не мог оторваться от преследования, но и нашим людям не удавалось остановить его. Тогда, снова проявив незаурядное мужество и отвагу, Кузин и его товарищи пошли на таран. Им удалось заставить лимузин Шпеера перевернуться и они…

— Погоди, Лаврентий! — поднял руку Иосиф Виссарионович, и внимательно на него посмотрел: — Ты не выдумываешь? Они действительно устроили погоню по городу и таранили этого министра? Не приукрашиваешь, а?

— Никак нет, товарищ Сталин! — твёрдо ответил он, не отводя своего взора. — Посольские подтверждают что множество людей видели и слышали грохот сильной стрельбы, а один из наших информаторов, уцелевших от облав гестапо, собственным глазами видел как мимо его кафе промчался сначала автомобиль Шпеера, весь во вмятинах от пуль и с потрескавшимися бронестёклами, а за ним броневик, поливающий его из пулемёта. Потом А-25, на такси спешно приехавший в район где перевернулся лимузин, успел заметить искореженный и смятый остов машины Шпеера а также медицинский автомобиль, видимо, увозивший тело министра. Сам броневик с нашими людьми сумел прорваться из города в последний момент и пропал в южном направлении. Получается, группа Кузина, точнее те кто выжил, теперь где-то прячутся и не могут выйти на связь из-за интенсивных поисков.

— Интересно… — протянул Вождь, вытряхивая пепел из трубки. — Если они так упорно преследовали этого Шпеера, то почему всё же не добили?

— Я тоже думал об этом, товарищ Сталин! — согласился Берия с вопросом. — Самый вероятный вариант — они были абсолютно уверены что он мёртв. Естественно, по инструкции ликвидаторы обязаны сделать контрольный выстрел, но… что-то или кто-то им, скорее всего, помешал. Иначе трудно объяснить такой финал, учитывая их опыт. Ведь у них, честно говоря, было очень мало шансов выполнить задание, Иосиф Виссарионович… — признался Лаврентий, пытаясь смягчить Сталина.

— Говоришь, их должно было быть четверо? — задумался «Коба».

— Так точно, но участвовали в операции только трое… — с готовностью подтвердил Берия. — Куда делся ещё один, и что ему помешало действовать вместе с товарищами… мы можем только гадать! — пожал он плечами.

— А сколько было этих охранников у Шпеера? — внезапно заинтересовался Сталин. — И кто как был вооружён?

К счастью, Лаврентий уделил время и деталям в докладе агента, поэтому уверенно ответил:

— Эсэсовцев в кортеже министра насчитывалось десять человек. Восемь мотоциклистов на четырёх машинах и двое внутри броневика. Плюс водитель лимузина. Вооружены были винтовками и автоматами, не считая пяти пулемётов мотоциклов и бронемашины. А у наших было только три пистолета.

Вождь удивлённо вскинул брови и опять задумался. Берия не мешал ему, гадая чем всё закончится лично для него. Если Сталин назначит виновным именно Лаврентия то группа Кузина головой ответит за свою оплошность. В конце концов, своя рубашка ближе к телу, а уж что там помешало ликвидаторам выполнить задание уже не столь важно. Главное — результат!

— Получается, они совершили почти что подвиг? — поинтересовался Вождь, нарушив молчание. — При таком неравенстве сил, в открытом бою… Да, задание они не выполнили. Но, если всё что ты мне рассказал правда то, возможно, имеет смысл дать им исправиться? Искупить свою вину, а, Лаврентий?

Берия тут же понял намёк Иосифа Виссарионовича и мысленно перевёл дух, чувствуя как бешено колотящееся сердце начало входить в нормальный ритм работы.

— Полностью с вами согласен, товарищ Сталин! — кивнул он, подавив желание вытянуть из кармана платок и вытереть вспотевший лоб. — Как только они выйдут на связь с А-25 то немедленно получат надлежащие указания. Более того, если группа Кузина не станет с этим тянуть то можно связать их с моим сотрудником Фитиным, он сейчас вместе с ещё одним разведчиком нелегально находится в Берлине, пытается восстановить и создать новую агентуру взамен разгромленной гестапо. Думаю, это усилит группу Кузина и повысит её шансы выполнить задание.

— Молодец, Лаврентий, это хорошая идея! — одобрительно кивнул Вождь, улыбаясь в прокуренные усы. — Так и сделай. Негоже разбрасываться опытными людьми. Да, ошиблись! Да, не справились! Так надо дать им возможность попытаться снова, верно? Кадры решают всё, помнишь?

— Так точно, товарищ Сталин, отлично помню! — подтвердил Берия, совершенно успокоившись. День, несмотря на пасмурную погоду, заиграл новыми красками, настроение повысилось и жить стало веселее. — Вы как всегда правы, я распоряжусь чтобы до них довели это решение.

— Ну что ж, этот вопрос мы прояснили… — сказал Иосиф Виссарионович, встав с кресла и начиная прохаживаться по кабинету. — Сегодня вечером Вяча встречается с японским послом, будет пытаться намекнуть ему о нашей приманке. А потом начнёт собираться к поездке в Америку, осторожно заманивать тамошних капиталистов нетронутым советским рынком… — усмехнулся Сталин, подойдя к нему. — Посмотрим, чем всё это обернётся. Что там ещё у тебя из новостей?

Лаврентий собрался и положил на стол свою рабочую папку.

— Вчера была окончательно сформирована и отправлена под сильной охраной в Таджикистан по железной дороге первая группа военнопленных поляков, злостных и непримиримых врагов советской власти в количестве около шестисот человек… — начал он, пару раз заглянув в бумаги. — Табошарское урановое месторождение ждёт своих новых работников. Надо же им отрабатывать свой паёк, товарищ Сталин? А то только и знают что ругаются и восстание замышляют. Пусть поработают на благо нашего народа, сколько можно пановать попусту?..

Дружный смех двух высших представителей советского Кавказа огласил кабинет.


Южная окраина Дюнкерка.

27 мая 1940 года. Около полудня.

Гюнтер Шольке.


— Идиоты… Проклятье, какие же они идиоты! — не сдержался он, глядя на то что творилось перед мостом через канал.

— Похоже, их генерал вообще не считает своих солдат за людей… — поддержал его Бруно, осуждающе покачав головой. — Какого чёрта его назначали командовать дивизией? Я бы ему и взвод не доверил. Полный кретин!

— Думаю, дело в том что командира 94-й пехотной дивизии сильно торопят с самого верха! — высказал предположение Виттман, меланхолично разлёгшись на земле под прикрытием своего отремонтированного «Забияки». — Или он сам решил отличиться, чтобы получить новое звание и обратить на себя внимание штабников в Цоссене.

Скривившись от отвращения Шольке отвернулся от этой бойни и с тяжёлым вздохом залез в своего «Здоровяка», обуреваемый противоречивыми чувствами. Он лично не знал генерала Фолькмана, командира 94-й, но видя как сотнями гибнут солдаты его дивизии, мысленно прозвал его «Мясником». Да, похоже, тут придётся задержаться. А ведь начиналось всё довольно неплохо…

…С рапортом о своей разведывательной вылазке Гюнтер закончил примерно за час, правильно расставил акценты, умолчал кое о чём, а потом велел своему писарю отнести бумагу в штаб и отдать Роске. А сам завалился спать, не без основания уверенный что его поднимут через пару часов, как только начнётся рассвет и настанет время атаки. Но, к своему изумлению, проснулся самостоятельно от неистового грохота.

Очумело подскочив с койки он лихорадочно оделся, схватил оружие, шлем и выбежал наружу, слушая как на вражеских позициях бушует артиллерийский шквал. Какого чёрта тут творится? Это же артподготовка, без всяких сомнений! Значит, скоро атака, почему его не разбудили заранее? Гюнтер вихрем примчался в расположение своих разведчиков, ожидая увидеть всех в полной готовности к штурму, и остановился как вкопанный, растерянно осматриваясь вокруг…

Его люди, как ни в чём не бывало, спокойно занимались своими делами, абсолютно не собираясь атаковать противника. Одни посматривали на восток, оживлённо обсуждая работу артиллеристов, другие играли в карты, третьи спустились к воде и наскоро приводили себя в порядок, брызгаясь проточной водой…

Пока Шольке пытался понять такую странную картину идиллии к нему спокойно подошёл Бруно, с накинутым на мощную шею полотенцем и мокрыми волосами. Улыбаясь, его заместитель остановился рядом, вытер волосы и сказал:

— С добрым утром, оберштурмфюрер! Как выспались?

— Что происходит, гауптшарфюрер? — нахмурился Гюнтер, наблюдая как из своего броневика вылез зевающий и протирающий глаза Майснер. Тот потряс головой, прогоняя сон, и тоже направился к каналу, совершать утреннее омовение. — Почему не разбудили меня перед атакой и какого дьявола наши солдаты ведут себя словно на курорте? Если ты не глухой то слышишь этот грохот, скоро в бой, а мы тут дефилируем в трусах! Ничего не хочешь мне объяснить, Бруно?

А Брайтшнайдер хитро прищурился и ответил:

— Извините, командир, не было необходимости. Час назад приходил унтерштурмфюрер Роске, велел передать что в первой атаке наши люди не участвуют, узнал что спите и приказал вас не будить. Вы же полночи во вражеском тылу гуляли вместе с Пайпером, и до этого почти не спали, так что вот так… — развёл руками Бруно, как бы давая понять что он тут не при чём. — Да не беспокойтесь, через полчаса, если бы вы сами не встали, то я скомандовал подъём. Пусть парни хоть немного нормально отдохнут перед боем, день наверняка будет долгим и тяжёлым.

— «Приказал…» — проворчал Шольке, закидывая пистолет-пулемёт на плечо. — Кто командир отряда, я или Роске? Смотри, взгрею тебя за самовольство, Бруно, заставлю одного все колёса «Здоровяка» поменять на новые, посмотрим за сколько часов ты справишься.

— Так вы же не приказывали разбудить вас пораньше, зачем бы мне это делать без причины? — наигранно удивился Брайтшнайдер, решив прикинуться простаком. — Но вы не сомневайтесь, командир, мы бдим днём и ночью, мимо нас и мышь не проскользнёт!

— Как был клоуном так и остался… — безнадёжно махнул рукой Гюнтер, окончательно успокоившись.

Не обращая больше внимания на грохот взрывов всего в нескольких километрах восточнее, он умылся в канале вместе с другими солдатами, и почувствовал себя намного лучше. Отрядный повар, помню ту зловонную историю что случилась с разведчиками в Вадленкуре и став намного осторожнее в плане приготовления пищи, замахал рукой в свою сторону, призывая к завтраку. Твёрдая буханка хлеба, копчёная колбаса, сыр, джем, кофе… словом, вполне неплохо для начала дня. Часть солдат, по обыкновению, есть не стала, опасаясь получить пулю или осколок в брюхо, но сам Шольке следовать их примеру точно не собирался.

Лаура как-то обмолвилась что при ранении в живот куда большую опасность для организма принесёт инфекция от попадания инородного тела или клочьев военной формы, внутреннее кровотечение или неосознанное желание раненого поскорее запихнуть обратно в себя выпавшие внутренности. Также большую опасность представляет повреждение толстой кишки, где хранятся продукты жизнедеятельности тела человека, от которых он не успел избавиться. В общем, по словам той же Лауры, не есть перед боем — глупо. Особенно учитывая фронтовые условия, когда солдат сам не знает через сколько часов или дней у него появится следующая возможность насладиться пищей.

А после завтрака часть разведчиков, вооружённая биноклями, направилась к импровизированному наблюдательному пункту, представляющему собой небольшой, заросший густыми кустами холмик, одиноко расположившийся на почти ровной местности. Догадайся союзники что ими любуются отсюда и выстрелив в эту сторону из чего-то крупнокалиберного то они бы имели неплохие шансы одним снарядом прикончить десяток эсэсовцев. Но у англичан сейчас были куда более важные проблемы и ни одного выстрела сюда они не сделали.

Гюнтер не знал какими соображениями руководствовался Зепп, не бросив их в первых рядах на штурм а уступив место армейцам. Опасался больших потерь на подготовленную оборону противника? Или пришёл приказ из Берлина, чтобы придержать «Лейбштандарт» для боёв в самом городе? Гадать можно сколько угодно но факт есть факт — элитный полк СС, гвардия фюрера, отдыхает словно в театре, наблюдая как две дивизии Вермахта пользуются плодами разведки Шольке. А дело у тех, несмотря на первоначальные успехи, пошло не очень…

Его солдаты одобрительно качали головами, видя какой ад творится на позициях врага, но Гюнтер подозревал что реальные потери англичан куда меньше чем кажутся с немецкой стороны. Похожая картина была при штурме линии Греббе, а ведь там «Лейбштандарту» пришлось немало попотеть чтобы прорвать её даже после хорошей артподготовки.

Тем не менее всё началось довольно бодро. Первыми рванулись в бой броневики и лёгкие танки, не дожидаясь окончания работы артиллерии. За ней тронулась основная масса бронетехники и часть пехоты на «Ганомагах». А остальная часть личного состава двинулась быстрым шагом, пытаясь не сильно оторваться от танков.

Поле боя заволокло дымом, временами вдали вообще ничего не различалось, но с помощью бинокля Гюнтер заметил что недалеко от перепаханных траншей противника первая волна лёгкой бронетехники начала нести потери. Броневики и «двойки» останавливались, крутились, совершали разные манёвры, очевидно пытаясь избежать вражеского огня, и вспыхивали. Причём, у некоторых, судя по силе взрыва, подрывался боекомплект, раскурочивая боевую машину и превращая её в изуродованную и раскалённую невообразимую кучу металла.

Как Шольке и опасался, несмотря на впечатляющую артподготовку, у англичан остались неподавленные ПТО и они теперь вступили в дело, пытаясь сдержать натиск немецких солдат. Основная группа бронетехники добралась до той черты где застряла передовая волна и… тоже стала нести потери. Буквально на глазах Гюнтера одну из «троек» разорвало внутренним взрывом, вверх взвился скрученный язык огня, испепеливший экипаж боевой машины. Трофейный чешский танк, энергично и напористо вырвавшийся вперёд, постигла та же участь, не оставив танкистам ни малейших шансов выжить. Сразу два подрыва боекомплекта подряд? Крайне маловероятно. Значит там уцелело что-то крупное? Это уже более реальная версия.

Гюнтер перевёл бинокль на смутно видимые дальние заросли, пытаясь найти проклятую пушку но видимость, из-за стелющегося по полю дыма, была отвратительной и у него ничего не вышло. По идее, чем тяжелее орудие тем заметнее у него язык огня при выстреле, но как он ни старался не смог его заметить. Танкисты, судя по хаотично-беспорядочному огню боевых машин, тоже его не обнаружили и продолжали нести потери как бы из ниоткуда.

Прошло пара минут в таком напряжении когда вдруг позади вражеских позиций раздался особенно мощный взрыв. Огонь взметнулся выше уцелевших деревьев и Шольке на миг показалось что он заметил в бинокле какую-то длинную трубу похожую на орудийный ствол, взлетевшую в воздух и снова пропавшую. Странно, на вооружении англичан сейчас нет даже шестифунтовых противотанковых орудий, что же там было? Хм… Зенитка? Британский аналог «восемь-восемь»? Как вариант. Ладно, уже неважно, поскольку приободрённые парни из Панцерваффе снова начали бодро наступать. Похоже, они уже совсем рядом с вражескими позициями, сейчас раздавят последнее сопротивление союзников и через пять минут достигнут моста, отрезав защитников на других участках обороны от последнего наземного пути спасения. Дело в шляпе? Сейчас будет ясно…

Загрузка...