Пролив над Ла-Маншем, Дюнкерк, Франция.
26 мая 1940 года. День.
Пилот Люфтваффе Ганс Филипп.
Это был уже третий вылет за сегодня, а ведь только полдень. Привычно оглядывая небо во все стороны Ганс чувствовал что устал. Уже много дней, с того самого момента когда его назначили командиром 4-го (шварма) звена 54-й истребительной эскадры (JG-54) «Зелёные сердца», он и его люди сражались над северо-восточной Францией, пытаясь сдержать натиск британских «Спитфайров». Чёртовы англичане словно с цепи сорвались! Стараясь прикрыть свои отступающие к побережью войска и окрестности Дюнкерка они смело ввязывались в «собачьи свалки» и победы над ними давались очень нелегко. А часто бывало и так что количество германских истребителей которые, рассыпаясь на части или густо дымя, шли к земле, превышало вражеские.
Эскадра за последнюю неделю потеряла сбитыми четырнадцать «мессершмиттов», погибли девять лётчиков. Из пяти оставшихся двое были ранены и отправлены в госпиталь. Да, война даёт офицеру отличную возможность для быстрого продвижения в званиях и карьере, замещая погибших и раненых товарищей, но она же часто и не позволяет долго этому радоваться, ибо в любой момент он сам может пополнить список тех чьи фамилии будут вычеркнуты из журнала ежедневных вылетов по причине смерти.
Если бы не своевременное пополнение машинами и людьми то «Зелёные сердца» в таких ожесточённых схватках уже потеряли боеспособность. Другое дело что замена не всегда оправдывала ожидания. Новички из лётных школ горели энтузиазмом и желанием надрать британцам задницу, этого у них не отнять, но вот с практическим выполнением было не очень… Их надо было учить, облётывать, но на это не было времени и командование эскадры оказалось вынуждено использовать метод «плавающего щенка». Выживет в бою — получит немного опыта. Ещё раз выживет — снова молодец. А кому не повезло… значит погиб за фюрера и Рейх. На то и война…
Сегодня, как вчера и позавчера, накал боёв не стихал. Пилоты забыли про девочек в ближайшем бельгийском городке, про свои развлечения и шалости. После каждого напряжённого дня, изнурённые и молчаливые, они вяло съедали свой ужин и валились спать, пытаясь хоть немного забыться до утра. Командир эскадры, майор Люфтваффе Мартин Меттиг, старался помочь им. Роскошная еда, соки, фрукты… Но напряжение от вылетов было настолько сильным что пилоты хотели только одного — спать!
Сам Ганс, хоть и чувствовал накапливающуюся усталость, не давал себе расслабляться, зная что каждая малейшая ошибка в пилотировании или в бою может стать последней. И погибать ему никак нельзя. Потому что на аэродроме его ждёт верная такса Минки-Пинки, которая не переживёт если с ним что-то случится.
А в Берлине дожидается, по крайней мере он отчаянно в это верил, прекрасная Шарлотта Кольбе. Да, она ему говорила что влюблена в какого-то эсэсовца из личного батальона охраны фюрера, ну и что? Разве может сравниться какой-то лощёный охранник с боевым офицером Люфтваффе, лейтенантом, на счету которого уже семь самолётов противника? Все девушки обожают лётчиков, а значит у него есть хорошие шансы завладеть этой весёлой красавицей и оставить эсэсовца с носом. Ему 23 года, впереди многообещающая карьера на службе Рейха, и Ганс не сомневался что сможет отбить Лотту у этого неизвестного ему Гюнтера. Он общался с ней всего один раз но этого хватило чтобы его сердце начинало колотиться о грудную клетку, пытаясь вырваться наружу. Любовь? Возможно… Уже на следующий день, несмотря на сильное желание остаться в столице и снова увидеть её, Гансу приказали возвращаться в часть. Собрав волю в кулак он уехал, мысленно пообещав себе что Шарлотта всё равно будет его. Адрес девушки Ганс знал, поскольку ждал её на улице пока та переоденется, и по возвращении в эскадру начал ей писать. Но на все три его письма ответа не дождался. Это было печально но Ганс не собирался сдаваться. Привлекательная внешность и природная харизма лётчика срабатывала на других девушках до неё, почему сейчас должно быть иначе?
С трудом загнав мысли о Лотте в самую дальнюю часть сознания Ганс сосредоточился на полёте. Через пару минут они будут у цели, уже виден на западе густой дым над городом. Задание командира группы Хубертуса фон Бонина такое же как и вчера — завоевать господство в воздухе, прикрывать действия штурмовиков. Если противника в воздухе не окажется, что было довольно редко, свободная охота.
— Звено, это Фипс. Будьте начеку, «Спиты» и «Харри» могут подкрасться сзади, снизу или сверху! — сказал он, выйдя в эфир. — Всем предельное внимание, если хотите вернуться обратно!
Все трое подчинённых подтвердили приказ и снова воцарилось молчание, нарушаемое лишь гулом мотора и тихим треском статистических помех в радиоприёмнике. Вот и Дюнкерк… Ганс, то и дело смотря по сторонам, быстро глянул вниз. С высоты двух километров трудно было разобраться где свои а где чужие. Он знал что танкисты смогли ворваться в западную часть города, это подтверждали множество горящих и разрушенных зданий в той части Дюнкерка. С ними был и авианаводчик, который сообщал им обстановку над городом и наводил на противника, но сейчас его не было слышно в эфире. Пилоты прозвали его «Торопыга Клаус», потому что тот говорил быстро, словно боясь что ему вот-вот заткнут рот.
Над ними, метрах в трёхстах выше, вспухли клубы зенитных разрывов. Английские тяжёлые зенитки… Ганс не стал обращать на них особого внимания, так как вероятность на высокой скорости попасть под разрыв очень мала. Нет, такие случаи всё же бывали, например лейтенанта Хиппеля сбили именно так. Причём было прямое попадание, самолёт разнесло в воздухе на тучу обломков. Но каждое исключение лишь подтверждает правило.
Ребята со штурмовиков, вынужденные летать на низких высотах, рассказывали что множество зениток стоят прямо на пляжах и ведут огонь по ним, пытаясь прикрыть свои войска. И часто у них это получалось, потери парней на «Ju-87» были даже выше чем у истребителей, принимающих на себя основной удар противника. Они мрачно шутили что парашюты, которые были на них, лучше отправить своим девушкам чтобы те сшили себе платье или шёлковое бельё, потому что вероятность выжить на низкой высоте, будучи подбитым, близка к нулю. А даже если умудришься сесть живым то разъярённые британцы быстро исправят эту оплошность старухи с косой.
Ожесточение иногда доходило до того что выбросившихся с парашютом пилотов расстреливали в воздухе не только с земли но и истребители. Сам Ганс не видел тут никакой жестокости, всего лишь военная эффективность. Обучение лётчика обходится государству довольно дорого и занимает много времени. И если ты сбил вражеского пилота то зачем давать ему возможность приземлиться, пересесть на другую машину и сбить уже тебя или твоего товарища? Это глупо. А если сбили твой «Эмиль» и ты видишь как на тебя, медленно спускающегося на парашюте, заходит изрыгающий огнём «Спит» или «Харри»… Что ж, тогда помолись и закрой глаза, надеясь на быструю смерть. Это война! Поэтому к чёрту рыцарство времён прошлой войны, главное результат!
Спору нет, английский «Спитфайр» очень хороший самолёт, по сравнению с «Эмилем» Ганса у него преимущество на виражах. Зато на вертикалях «мессершмитт» куда лучше британца. Но это всё условности, по большей части в бою всё зависит от самого пилота. Посади среднего лётчика на самый лучший истребитель, и что? Он всё равно проиграет схватку куда более опытному эксперту на самолёте с менее впечатляющими характеристиками. Сам Ганс Филипп уже считал себя более-менее опытным и сбитые противники подтверждали эту уверенность.
Больше всего он любил именно сражения с вражескими истребителями, это позволяло ему чувствовать себя настоящим охотником, который добывает опасного зверя. А вот атака вражеских бомбардировщиков или сопровождение своих не доставляли Фипсу никакого удовольствия. Эти задания буквально связывали его по рукам и ногам, не давая проявить свою индивидуальность и мастерство в полной мере. Словно великолепного жеребца, привыкшего выигрывать скачки, запрягли в какую-то телегу возить навоз! Нет, он и эти приказы выполнял добросовестно, но всегда старался выбить себе у командира именно «свободную охоту».
Пролетев над городом его звено оказалось над портом и широким пляжем. Даже с такой высоты были видно насколько много англичан и французов скопилось в одном месте. Маленькие точки обозначали сотни машин, брошенных на улицах и пляже из широкой полосы песка. А длинные, извилистые нити, выглядевшие словно червяки, представляли собой тысячи неудачников, которые пытались спасти свои обосранные задницы и попасть на корабли чтобы удрать домой.
Ганс не разбирался в военных кораблях, но вряд ли это были большие крейсера или линкоры. Скорее, что-то более мелкое… Возле них то и дело вздымались султаны воды, то рядом то нет. Это не артиллерия, значит работают ребята с тяжёлых «Хейнкелей-111», пытаясь попасть своими «гостинцами» с горизонтального бомбометания. Дурацкая идея, если честно. С нескольких километров, даже летя группой, трудно попасть в узкий силуэт корабля, учитывая разброс бомб. Если только случайно. А спускаться ниже опасно, британские корабли с их «пом-помами» тут же организуют им горячую встречу. Вот у торпедоносцев больше шансов поразить цель, хотя они и рискуют намного сильнее. Говорят, туда специально отбирают самых отвязных, которым сам чёрт не брат.
Фипс считал себя смелым но не безрассудным. Авианаводчик по-прежнему молчал и поэтому, оглядевшись в воздухе и не увидев британских истребителей, он приказал:
— Хюбнер, это Фипс! Держись со своей парой на «Ханни» три тысячи, смотри за небом! «Индейцы» могут появиться в любой момент! А мы с Отто спустимся вниз, поохотимся. Если увидишь что на нас кто-то заходит, сразу доклад и пикирование! Если на вас то оттягивайся к нам! Приём!
— Понял, Фипс! Удачи внизу! Если что, прикроем вас с Отто! Приём! — ответил лейтенант Густав Хюбнер, двадцатилетний дисциплинированный пилот из Саарбрюккена, ведущий второй пары его звена.
Уже не такой «зелёный» новичок, восемь боевых вылетов, один сбитый «Харрикейн». По званию они равны, но Ганс командир звена а Густав только ведущий своей пары. Сначала, когда его только назначили к Фипсу, тот обращался к нему строго по уставу, называл «Господин лейтенант!», но он быстро ввёл новенького в курс дела. Объяснил, что пока тот станет по уставу докладывать о «Спите» на хвосте, его собьют. Поэтому только на «ты» и максимально кратко. В первый день Густав ещё смущался, его большие уши алели от такого злостного нарушения субординации, но уже на второй день привык.
— Отто, за мной! Пора немного разогнать всех этих уток! Приём! — сказал он своему ведомому и, отдав ручку от себя, круто спикировал вниз.
— Всегда рад поохотиться, лейтенант! Приём! — раздался в ответ возбуждённый голос Отто Раппа, уроженца лесистой Тюрингии.
Тот говорил что до войны охотился в своих лесах, и сейчас явно не прочь вспомнить прежние навыки. Правда, дичь другая, да и оружие тоже, зато азарт тот же самый.
Ганса прижало к креслу силой притяжения, зато он обострённо ощутил мощь творения великого Вилли Мессершмитта. Быстрый, лёгкий, удобный «Bf.109E-3» имел и недостатки. Никакой защиты пилота не было, баки не протектированы, а 2-сm пушку, первоначально установленную на машине, пришлось снять из-за проблем с перегревом. В принципе, огня четырёх пулемётов для боёв с вражескими истребителями хватало, но вот против бомбардировщиков уже маловато.
Спуск с двух тысяч занял немного времени и уже на высоте пятисот метров он выровнял машину. Мельком глянул назад, ведомый как привязанный висел сзади, охраняя драгоценную задницу командира. Так, что тут водится сегодня? О, их стало ещё больше!
Со вчерашнего дня Ганс заметил что в водах пролива появляется всё больше и больше всяких мелких кораблей и судёнышек, в основном гражданских. Кишели как червяки в протухшем бульоне. Все они шли к дюнкеркским пляжам, принимали там бросавшихся к ним солдат и возвращались в Англию. Командование Люфтваффе, а в частности эскадры «Зелёные сердца», не обращало на них особого внимания, считая слишком мелкими целями, но сами пилоты, если выдавалась такая возможность, не упускали случая потренироваться в меткости по тихоходным «уточкам». Конечно, такая «победа» не шла в личный зачёт пилотов, но зато как забавно было наблюдать когда десяток-другой бедолаг, уже мысленно поверив в своё спасение, снова оказывались в воде, вынужденные сражаться за свою жизнь! Понятно, это касалось только тех кто сумел избежать пуль истребителей. Остальные тихо и спокойно шли на дно, кормить собой вечно голодных рыб.
На счету самого Ганса было пока всего лишь две посудины. Одна вмещала примерно десяток человек, другая вообще не больше пяти, настоящая скорлупка. Интересно, каким местом думал тот идиот который вышел на ней в море? Хотя, какая разница? Теперь он уже ничего не думает…
— Расходимся, Отто, но не теряем бдительности! — распорядился он, и выбрал себе целью какую-то деревянную посудину с мотором метров в десять длиной, на которой набилось почти двадцать человек.
Она уже успела развернуться и шла курсом на северо-запад, к побережью Англии. Длинный пенистый след на воде бурлил, показывая что судно пытается идти полным ходом. Ну нет, господин-сэр, не видать ему сегодня родного берега!
Пилот убавил скорость, чтобы наиболее удачно выйти на цель, и начал снижаться, заходя с кормы. Упреждение сделал минимальное, скорость лодки была очень мала. Посудина быстро росла в прицеле и палец Ганса лёг на гашетку открытия огня.
На кораблике явно заметили его атаку и засуетились, забегали. Одни начали стрелять из винтовок в воздух, а человек пять, самых трусливых или умных, прыгнули в воду, поплыв прочь. Неведомый рулевой попытался сменить курс, круто переложив руль, но Ганс только улыбнулся, чуть двинув рукой. Цып-цып, уточка… Пожалуй, сотня метров подходящая высота чтобы окатить эту группу неудачников свинцовым дождём. Из-за начинавшегося поворота лодки его самолёт уже не летел строго сзади но Фипс был уверен что всё получится. И, когда прицел упёрся в корму судна, он нажал на кнопку спуска.
— Хорридо!!! — закричал он, чувствуя как охотничий азарт охватил его полностью.
«Эмиль» слегка затрясся а вниз пошли четыре сверкающих трассирующими пулями струи. Вода в нескольких метрах за кормой буквально вскипела от такого свинцового ливня. А через секунду три из четырёх трасс уткнулись в хрупкое плавательное средство и сидящих в нём пассажиров, прошивая их насквозь…
В последнюю долю секунды, перед тем как жалкая посудина исчезла под брюхом, Ганс заметил как вверх взметнулся целый вихрь щепок. Набрав высоту и перевернувшись через крыло он решил сделать ещё заход. Быстрый взгляд вокруг показал что в небе всё спокойно, ведомый пикирует сразу на две лодки сцепившиеся вместе, видимо, делятся своими пассажирами… Ну что ж, чем крупнее цель тем легче её поразить. Сигнала тревоги от пары Хюбнера не было, значит можно развлечься подольше. Но больше двух раз лучше не атаковать, патроны понадобятся на случай воздушного боя. По правде сказать, куда больше судёнышек выполняли челночные рейсы от берега до боевых кораблей, сгружая на них вражеских солдат, но лезть туда Фипс не хотел. Риск быть сбитым намного больше, даже несмотря на хорошую скорость «Эмиля», а его ждут Минки-Пинки и Лотта…
Снова снижаясь на свою жертву и открывая огонь Ганс заметил что несколько фигурок лежат на дне неподвижно, видимо, мертвы. Остальные плавали возле лодки, которая, похоже, медленно тонула. Снизившись до пятидесяти метров и летя над водой Фипс строчил секунды три, прежде чем отпустил гашетку. И усмехнулся, поразившись тому что заметил в самый последний миг перед тем как свечкой взмыть вверх… Какой-то старый бородатый моряк в красном спасательном жилете и лихо заломленной набок белой фуражке стоял, расставив ноги для устойчивости, и целился в него… из охотничьего ружья, кто бы мог подумать? Совсем англичанин спятил на старости лет!
Опять забравшись метров на пятьсот и выровняв машину Ганс глянул вниз. Посудина переломилась надвое и её обломки тонули, облепленные выжившими солдатами. Рядом с ними держался на воде тот старик в спасательном жилете. Эта сбившаяся в кучу группа так и манила снова сделать заход, чтобы окончательно утопить британцев, но он сдержался. Надо знать меру, фортуна не любит тех наглецов которые самоуверенно думают что держат её за шею, и жестоко их наказывает.
— Всё, Отто, хватит, поднимаемся на «Ханни» три тысячи! — приказал он, то и дело оглядываясь по сторонам. Нельзя терять бдительности, если хочешь вернуться живым домой. — Хюбнер, как у вас с жаждой? Приём! — осведомился он, глянув на датчик уровня горючего.
— Ещё минут на пятнадцать хватит, а потом лучше вернуться на «Вокзал»… — ответил голос командира второй пары. — Как успехи, Фипс? Приём!
— У меня одна посудина, человек двадцать. Не слишком жирная добыча… Приём! — вздохнул Ганс, снова посмотрев назад.
— А я потопил один из двух катеров! — радостно доложил его ведомый Рапп. — Но эти обезьяны наверняка перебрались на второй… Приём! — тут же огорчился он.
— Ладно, хватит с них на сегодня! Что там с «Конго»? — спросил Фипс, теряясь в догадках почему молчит авианаводчик на земле.
И тут же, словно тот ждал этого вопроса, в наушниках Ганса послышалась скороговорка «Торопыги Клауса»:
— Внимание! Звено «Сокол-2–7», замечены шесть «Индейцев» на «Капелла» четыре тысячи! «Карузо» от вас — восток! Скорость — около пятисот! Задайте им жару, парни! Приём!
— Понял, Торопыга, сейчас сделаем! — и уже своему звену скомандовал: — Все идём на «Ханни» пять тысяч, потом на восток и пикируем! Срочно!
Всё звено слаженно увеличило скорость и полезло вверх, пользуясь тем что вражеские самолёты, кружившие над городом, их не видели. Солнце стояло в зените и были неплохие шансы «клюнуть» британцев в затылок, пока те выписывали восьмёрки.
Оказавшись на нужной высоте всё звено направилось на восток, к городу. Небо было почти безоблачным, только на севере, в глубине Англии, виднелись небольшие облака. На фоне горящего города разглядеть сверху шесть маленьких точек было трудно но «Торопыга» снова им помог, скорректировав их. Благодаря ему Ганс всё-таки смог увидеть английских «Индейцев». Это были «Спитфайры», собственной персоной, спустившиеся на высоту трех тысяч.
Вся шестёрка кружилась тремя парами в районе порта. Видимо, прибыли на дежурство чтобы создать воздушный «зонтик» от штурмовиков Люфтваффе и прикрыть наземные войска. Нельзя дать им возможность сорвать очередной налёт на город! И пора воспользоваться внезапностью, пока те ни о чём не подозревают.
— Мы с Отто берём ближайшую пару, Хюбнер со своим ведомым следующую! — Фипс тут же сложил в уме первоначальную картину боя, а дальше по обстановке. — Пикируем по моей команде! После атаки сразу идём вверх, на горизонталях у них преимущество! Затем одна пара связывает, другая потрошит! Приём!
Последовали доклады подчинённых и установилась тишина. Ганс, затаив дыхание, ждал подходящего момента, когда две вражеские пары окажутся в наиболее удобном для атаки положении. Вот, ещё немного… Сейчас они сделают вираж влево… Пора!
Резко накренив верный «Эмиль» Фипс начал пикирование, привычно чувствуя как его вжимает в кресло. Мощный мотор и плюс сила тяжести самой машины с каждой секундой увеличивали скорость снижения. Сейчас он молился только об одном, чтобы британцы не увидели падающее на них звено и не выскользнули из ловушки. Ганс не видел своего ведомого но не сомневался что Отто как обычно висит на хвосте, пытаясь прицелиться в свою цель с упреждением, как и он сам. Времени, чтобы сблизиться с противником и открыть огонь, будет ничтожно мало. Потом придётся использовать всю накопленную скорость для выхода из пике и нового набора высоты. И хорошо бы у «Эмиля» не отвалились крылья от такой перегрузки…
Вот «Спитфайры» становятся всё ближе и ближе, вырастают в размерах, сверкая на солнце своими стеклянными фонарями кабин. Камуфляжная раскраска с кругами на плоскостях наплывает неотвратимо, вызывая подсознательное желание отвернуть, но Ганс не обращает внимания зная что это самообман.
Наконец, расстояние становится критично малым и Фипс буквально вдавливает палец в кнопку огня! Его трассы вырываются из самолёта и устремляются к цели, одновременно мимо кабины пролетает рой сверкающих огоньков! Это третья пара в последнюю секунду успела их заметить и в безнадёжной попытке отчаянно попыталась сорвать атаку на своих товарищей. Но поздно! Парой секунд раньше у них ещё были бы шансы, но не сейчас!
Две его пулемётные трассы проходят впритирку с англичанином и не попадают в фюзеляж. Третья бьёт по плоскости, отчего там появляются дыры и отлетает кусок обшивки. Но больше всего вреда британцу нанесла четвёртая трасса — она уткнулась прямо в кабину пилота, стеганула её вдоль, и вдобавок явно задела мотор.
Потом Ганс на огромной скорости пронёсся мимо вниз и уже не видел что случилось с целью. Всего за несколько секунд он опустился до полутора тысяч, поднял закрылки и начал выводить самолёт из пикирования, стараясь по максимуму использовать скорость, но аккуратно, чтобы не отвалились крылья. Ручка управления дрожала, передавая ему всю ту нагрузку которую испытывает центроплан при таком манёвре.
Он вышел из пике буквально в двухстах метрах над городом и, не медля ни минуты, тут же взял ручку на себя. Вовремя! Справа снова мелькнули огоньки вражеской трассы, совсем близко! Но «Мессершмитт» уже лез вверх, туда где чувствовал своё преимущество перед «Спитфайром». Да, оно было не таким уж и большим, но в воздушной схватке каждая мелочь имеет значение.
В эфире воцарился настоящий балаган. Его ведомый, да и пара Хюбнера, не стеснялись в выражениях, комментируя свои манёвры и действия противника. У Ганса не было времени чтобы спросить как прошла атака звена, так как чёртов англичанин, отставая за ним по вертикали, открыл яростный огонь, пытаясь достать убийцу своих товарищей. И у него получилось!
«Эмиль» чуть вздрогнул, принимая на себя удар нескольких пуль, и Фипс затаил дыхание, ожидая что приборы покажут критические повреждения. Но те как ни в чём не бывало работали, сообщая что истребитель может продолжать бой. Он чуть улыбнулся, уверенный что обошлось, но когда из-за потери скорости был вынужден перейти на горизонтальный полёт, то руль высоты стал двигаться довольно туго. Вот же мерзавец!
Теперь продолжать бой было намного опаснее, так как его самолёт лишился своего преимущества в схватке. Мелькнула мысль выйти из боя но азарт и боевая злость задушили её. К тому же, пока он двигал рулём высоты, выясняя насколько тяжёлое повреждение тот получил, англичанин попытался атаковать его сзади снизу. Пришлось резко уйти влево-вниз, чтобы избежать попаданий. Получилось, смертоносная трасса прошла в стороне. На горизонталях оторваться или сбросить врага с хвоста было опасно, одна ошибка и он повторит судьбу своей недавней жертвы.
В голове зародился опасный план который, если всё получится, давал ему возможность не только спастись но и сбить настырного британца. Только бы верный «Эмиль» выдержал! И Фипс снова ринулся в пике… Опять перегрузка и дрожащая ручка, только теперь у него уже не было шанса благополучно выйти из пикирования, как в прошлый раз. Повреждённый руль высоты при таком манёвре не выдержит нагрузки и машина камнем врежется в землю.
Высота падала, скорость росла, но Ганс упорно увеличивал её почти до предельной, мысленно считая секунды. Совсем близко от фонаря воздух снова вспороли зловещие струи огня и Фипс, видя приближающиеся крыши домов, решил что пора! Резко убрать газ! Опустить закрылки! Мотор, ревевший от напряжения, сразу снизил свои обороты и скорость «Мессершмитта» упала до минимально возможной, чтобы не допустить сваливания. Через секунду или две буквально впритирку к нему промелькнул вражеский самолёт! Получилось!
Британец явно не ожидал такого манёвра и, разогнавшись в пылу погони, не успел среагировать. Он проскочил мимо Фипса и тот мгновенно чуть довернул «Эмиль», вогнав противника в сетку прицела. Вражеский лётчик сразу понял что сейчас будет и тут же постарался шарахнуться в сторону, но снова опоздал на мгновение. Нажатие гашетки и четыре авиационных пулемёта злобно зарокотали, словно сама машина желала наказать того кто хотел уничтожить её.
Настоящий шквал огня обрушился на «Спитфайр», находящийся от него всего метрах в ста или чуть дальше. Тот дёрнулся, вспыхнул, перевернулся кверху брюхом и круто пошёл вниз, разбрасывая мелкие обломки обшивки. Его дымный след очертил последний путь сбитого противника, а над самыми крышами Ганс увидел как распустился парашют. Успел англичанин погасить скорость перед приземлением или нет? Хотя, какая разница? У Фипса сейчас своя проблема, как нормально добраться до аэродрома. А это не так-то просто, даже с учётом того что за ним не увязался второй выживший враг. Впрочем, наверняка его сбили подчинённые, которые куда-то пропали…
Ганс снова запустил мотор на среднюю мощность, увеличил скорость до четырёхсот километров в час и осторожно начал выводить «Эмиль» на горизонтальный полёт, пытаясь по максимуму снять нагрузку с руля высоты. Самолёт сильно задрожал и Фипс мгновенно вспотел, представив что будет если тот не выдержит. Естественно, лучше всего было бы сделать это плавно и постепенно, но высота полёта уже составляла меньше километра. Поэтому, хочешь-не хочешь, но приходится рисковать.
Словно мало ему было этой проблемы, с земли по Фипсу открыла огонь какая-то зенитка, расположенная в городе! Вот только её тут не хватало для полного счастья, выругался он. На такой высоте, если расчёт сумеет правильно взять упреждение, то она имеет неплохие шансы распороть ему брюхо или подрезать крылья.
Когда получилось выровняться на трёхстах метрах от земли Ганс развернул «Эмиля» на восток, по направлению к бельгийскому городу Верне, южнее которого расположились «Зелёные сердца». Путь пролегал почти над побережьем и теперь в него стреляли все эти окружённые ублюдки, столпившиеся на пляжах. Подняться выше опасно из-за повреждений, да и по горизонтали маневрировать тоже, поэтому пришлось сцепить зубы и просто лететь вперёд, надеясь что повезёт… Несколько раз по машине подозрительно стукнуло, хотя приборы по-прежнему показывали что ничего страшного не случилось. Обе плоскости зияли несколькими пробоинами но на первый взгляд всё было нормально.
Прежде чем весь мокрый от напряжения Фипс сумел долететь до того района где ему не пытались всадить очередь под зад прошло несколько минут, которые показались долгими часами. Теперь Ганс, хоть и вынужденно, понял какие чувства испытывали пилоты «Штук», когда обрабатывали вражеские позиции. Очень противное ощущение! Но у тех была какая-никакая броня, да и ответить они могли тем кто в них стрелял, а Фипс сейчас напоминал сам себе ту самую беззащитную утку на прицеле множества азартных но неопытных охотников, горевших желанием отведать свежее жаркое.
Дальнейший полёт прошёл нормально, хотя куда пропало его звено он так и не понял. Радио только шипело, не давая возможности связаться с ними. Но это ладно, на горизонте появилась другая проблема, куда более важная… Как садиться? С повреждённым рулём высоты была большая опасность при посадке просто уйти в короткий штопор, из которого он уже не выйдет. Кто знает сколько ещё издевательств над собой вытерпит хвост? Из-за выступающего гаргрота его не было видно, приходилось лишь гадать словно в лотерею. Над Дюнкерком тот выдержал, но каков его предел? Это можно узнать только на практике, вот только быть подопытной мышью не было никакого желания. Жизнь одна и надо её ценить, потому что никто другой о ней не позаботится лучше него самого.
Самый оптимальный вариант, подняться выше и спрыгнуть с парашютом, невозможен по той же причине. Можно только снижаться, причём медленно и плавно. Ганс по наземным ориентирам определил что уже приближается к аэродрому и заранее взял нужный курс, чтобы сесть сразу а не наворачивать круги. Вон впереди и аэродром показался… Что ж, за время полёта он снизился до пятидесяти метров и летел над самыми верхушками деревьев, осталось выйти на глиссаду, выпустить шасси, убавить скорость и сесть… Ничего сложного, учитывая сколько раз Фипс это делал. Если не считать повреждённый руль высоты, конечно. Это совсем другая ситуация, тут не поспоришь. Он пролетел над последними деревьями и нажал кнопку выпуска шасси, надеясь что оно выдержат.
Вообще, шасси было настоящим проклятием «Мессершмитта». Из-за предельно обжатого фюзеляжа их колея была узкой. А сами стойки шасси сделали высокими, чтобы винт не цеплял землю. Мало того, из-за стремления максимально облегчить конструкцию крепления стоек были слабыми. Но и это ещё не всё! Ось вращения винта располагалась сравнительно низко и при посадке пилоту приходилось задирать нос. Малейшая ошибка при манёвре и на малой скорости машина валится на крыло! И если шасси не выдерживало такую грубость, а оно и так было непрочным, то самолёт ложился на брюхо. В противном же случае он капотировал и переворачивался. Ганс сам неоднократно был свидетелем таких аварий и имел много претензий к изделию Вилли Мессершмитта по этому поводу. Слов нет, у его машины куча достоинств но также есть весьма серьёзные недостатки, одна из которых сейчас грозит ему гибелью.
Уже снизившись метров до двадцати Фипс хотел мягко сбросить скорость, но внезапно на ВПП выбежал какой-то солдат, отчаянно размахивая двумя красными флагами. Вдобавок к этому от КП взлетела вверх красная ракета. Посадка запрещена⁈ Что за чёрт? Он по привычке осмотрелся, может кто-то летит за ним? Нет, небо чисто, ВПП пустая… Они там слепые, не видят что у него проблемы? Тем не менее Ганс подчинился, дал газ и по широкой дуге облетел аэродром, ощущая что самолёт явно не слишком охотно исполняет его желание. Посмотрев вниз Фипс разглядел собравшуюся возле КП толпу из лётчиков которые, задрав головы вверх, махали ему руками и что-то кричали. А рядом с ними металась маленькая собачка, его Минки-Пинки. Снова в небо устремился красный шарик, показывая что запрет по-прежнему действует. Что происходит? Мало того что хвост повреждён так ещё и горючее почти кончилось! Ладно, плевать, есть разрешение или нет но он всё равно сядет, и пошли они все к чёрту!
Приняв твёрдое решение Ганс снова зашёл на глиссаду и выпустил шасси. И опять на поле выскочил тот самый солдат или техник! На этот раз он поступил по-другому. Фипс увидел что выбежавший зачем-то подогнул правую ногу, растопырил руки в стороны и нелепо запрыгал на левой ноге, словно исполняя какой-то дурацкий танец. Пилот от удивления замер, глядя на этого придурка. Он что, шнапса перепил⁈ И тут молнией мелькнула озаряющая сознание мысль — правое шасси не вышло! Наверное, пока Ганс играл роль утки для дюнкеркских охотников на малой высоте, одному из них улыбнулась удача и его пуля повредила шасси. Вот почему запрет посадки и красные ракеты! Сообщить они ему не могут, похоже, радио во время боя вышло из строя. Но почему не горит лампочка? Перебита электроцепь? Ладно, это станет ясно потом, сейчас-то что делать?
В который раз дав обороты мотору он заново начал по широкой дуге обходить аэродром, лихорадочно размышляя как выкрутиться из этой ситуации. Вверх нельзя, только вниз. Горючего ещё минут на пять, не больше. Фипс раз за разом нажимал кнопку выпуска шасси но очередная красная ракета показала что все его усилия бесполезны. Что ж, всё равно придётся рискнуть и сесть! Больше тянуть нельзя!
И вот Ганс в третий раз заходит на посадку! Человек стоит прямо посередине ВПП, как мельница машет флагами и прыгает на одной ноге, но пилот не обращает на него внимания. Если тот не самоубийца то отпрыгнет в сторону. Убрать газ, опустить закрылки… скорость едва позволяет «Эмилю» держаться в воздухе, он на грани сваливания! Высота метров пять… Ещё больше снизить скорость, нос вверх, руль высоты тоже!!.. Солдат, поняв что его усилия остановить лётчика не возымели успеха, шустро бросается на обочину.
Сзади какой-то треск и машина валится к земле с креном влево. Резко приблизившаяся сбоку земля и удар, от которого у Фипса лязгнули зубы! В следующую секунду самолёт накреняется вправо, на фонарь летит земля полевого аэродрома. Затем, видимо, ломается стойка левого шасси, машина выпрямляется и на скорости буквально ползёт вперёд, поднимая перед собой густую тучу пыли. Лопасти винта изогнуты по направлению к кабине, внутри невообразимый шум и грохот, Ганса трясёт словно он едет на велосипеде по грубому булыжнику средневековой мостовой.
Это продолжается, казалось, очень долго, но рано или поздно всё заканчивается. «Эмиль», пропахав своим корпусом ВПП на расстоянии почти сотни метров, наконец, остановился и затих. Фипс, ещё не веря в то что он выжил и даже не сломал себе что-нибудь важное, осторожно повернул голову и огляделся. Пожара не было, бензином не пахло, значит ему очень повезло. Глянув в фонарь Ганс разглядел как к нему несётся пожарная машина и медицинский «Опель-Блиц». За ними от КП бежала толпа сослуживцев, но всех обогнал маленький четырёхногий клубок шерсти, который бежал к нему во все свои собачьи силёнки. Он открыл фонарь, подтянулся и вылез наружу, жадно вдыхая свежий воздух. Милая Минки-Пинки, как же приятно её видеть!..
…Уже через пару минут, ласково гладя по голове неистово вылизывающую его лицо таксу, Фипс посмотрел назад. Там, в том самом месте где он впервые коснулся земли, лежал хвост самолёта, оторванный при посадке. Из места разрыва торчали тросы и разные детали конструкции. Что ж, скорее всего, на сегодня его рабочий день закончен, и после рапорта о результатах вылета его отпустят в казарму. Как оказалось, звено Ганса потеряло своего командира во время боя а потом, из-за поломки радио, не смогло с ним связаться. Не найдя Фипса они решили что он погиб и полчаса назад вернулись на аэродром, на дозаправку и пополнение боекомплекта. Злость на них уже ушла и Ганс, не отвечая на шквал вопросов товарищей, направился на КП, продолжая поглаживать льнущую к нему Минки-Пинки. Подоспевший тягач уже цеплял обломки его «Эмиля», чтобы оттащить их с ВПП, а другие самолёты заводили моторы и стояли в готовности к выруливанию на старт. Война продолжалась.
Южное предместье Дюнкерка, Франция.
26 мая 1940 года. Ранний вечер.
Гюнтер Шольке.
— Оберштурмфюрер? Командир? Вставайте! — ворвался в его затуманенное сознание голос Брайтшнайдера.
Гюнтер сквозь сон недовольно заворчал, с трудом задавив желание послать несносного заместителя к дьяволу. Какого чёрта⁈ Он же только лёг! Шольке открыл словно налитые свинцом веки и смутно различил стоящего на пороге палатки Бруно.
— Чего тебе надо, изувер? Дай поспать… — буркнул он, надеясь что тот снова исчезнет и можно будет опять сдаться ласковым объятиям Морфея.
— Извините, оберштурмфюрер, я бы с радостью, но вас через десять минут вызывает к себе наш Зепп… — виновато но с налётом ехидства ответил громила. — Весь полк уже на месте, скорее всего, зовут на совещание.
Гюнтер звучно зевнул, чувствуя как от такого известия сон неохотно отступает. Потянулся, мотнул головой, и хмуро воззрился на заместителя.
— Иди уже, сейчас встану! — ответил он, с сожалением понимая что теперь поспать удастся не скоро. — Стой! Сколько время?
— Уже шестнадцать пятьдесят, командир! — доложил тот, глянув на свои наручные часы.
Около пяти? Ничего себе! Оказывается, его сон продолжался уже почти четыре часа! А ощущение как будто только что заснул. И состояние разбитое. Да, нелегко ему и всему отряду разведки далась эта ночь…
— Свободен! — рявкнул он, и широкоплечая фигура Брайтшнайдера пропала, словно её и не было.
Приведение себя в порядок заняло не больше пяти минут. Бриться и чистить зубы не было времени, поэтому он просто вышел из палатки и его писарь вылил ему на голову ведро воды из ближайшего канала. Это взбодрило Гюнтера и самочувствие сразу улучшилось. Одеться, застегнуться, напялить на себя привычный шлем с камуфляжной тканью, проверить оружие и можно идти.
Шольке вышел из палатки и, разузнав у сидевшего неподалёку возле «Здоровяка» Бруно где находится штаб полка, двинулся туда. Солнце, несмотря на то что уже начинался вечер, продолжало нещадно палить; в кителе и надетой поверх него камуфляжной куртке было жарко, но раздеться до трусов и явиться в таком виде перед очи начальства стало бы верхом глупости и наглости. От канала, по берегу которого он шёл, слегка тянуло прохладой, в тени деревьев пищали комары, а оберштурмфюрер вспоминал то что случилось с ним до того как Гюнтер рухнул на свой лежак в наскоро разбитой палатке и заснул, мечтая чтобы его не будили минимум сутки…
…Преследование отступающих англичан сразу не задалось. Казалось бы, что сложного, просто догони и разгроми разрозненно отходящих врагов, тех кому не посчастливилось удрать на немногочисленном транспорте? Увы, быстро начались проблемы.
Сначала, уже по дороге, неожиданно выяснилось что количество боеприпасов у некоторых особо боевитых командиров машин составило треть, а то и четверть уставного БК. По уму надо бы отправить их на склад боепитания, ибо имеющегося запаса хватило бы лишь на небольшую схватку, но приказ ясно гласил — немедленно начать преследование и не давать противнику возможности замедлить наступление с помощью заслонов! Шольке и сам понимал ситуацию поэтому, скрепя сердце, приказал поделиться с ними тем кто сохранил боеприпасов побольше. Эта задержка отняла у них не больше десяти минут, в течении которых ему пришлось выслушивать ироничные комментарии нового командира танковой роты вместо погибшего гауптмана, которая двигалась прямо за ним. Его поддержал своими насмешками Пайпер, уютно устроившийся на броне танков вместе со своими людьми. Раздражённый и злой из-за собственной промашки, Гюнтер с трудом смог сдержаться чтобы не ответить резкостью.
Затем выяснилось что на ближайшем мостике через первый же канал какие-то хитрые британцы, видимо из-за нехватки мин, заблокировали его несколькими грузовиками, поставленными вплотную друг к другу. Эта своеобразная баррикада могла бы их остановить надолго, учитывая что у Шольке не было тяжёлой бронетехники. Но сейчас прямо за ним двигалась целая танковая рота, и поначалу Гюнтер был абсолютно уверен что через несколько минут он сможет продолжить погоню. Как бы не так! Фортуна упорно благоволила англичанам, это стало понятно очень быстро.
По приказу командира роты «четвёрка» на скорости подъехала к преграде, попыталась протаранить её… и застряла, наехав на обломки высокого тяжёлого грузовика «Matador». Накренившись, танк бешено работал гусеницами, стараясь освободиться, но ничего не вышло. Сцепление траков с обломками было слишком слабым, а вот днище наоборот, плотно устроилось на разрушенном кузове. Механик-водитель явно занервничал, двигатель яростно заревел, танк опять дёрнулся и едва не свалился с моста в канал. Разъярённый командир танкистов с руганью спрыгнул со своей машины и быстро направился к непутёвому экипажу, намереваясь навести порядок. И теперь уже Шольке имел возможность отомстить, отпуская ехидные комментарии насчёт подготовки танковых войск Рейха. Только Пайпер, который ничего не делал и только смотрел, мог зубоскалить на них обоих, вслух жалуясь за какие грехи ему дали в помощники таких горе-командиров…
Пришлось тросом цеплять «четвёрку» к другому танку и освобождать застрявшую боевую машину. Вылезшие из танка командир и механик-водитель, виновато вытянувшись по стойке «смирно», смиренно слушали своего начальника, тихо шипевшего сквозь зубы. Само собой, Шольке не бездействовал, когда танк застрял; он направил в обе стороны канала по мотоциклу в поисках другого моста, чтобы не терять зря время. Но опять не повезло! Ближайший мост в пяти километрах к востоку был взорван до основания неизвестно кем, а западный располагался гораздо дальше. Учитывая такой крюк легче было бы дождаться когда освободится проход здесь, а не ехать в обход. На то чтобы полностью разобрать баррикаду на узком мосту потребовалось больше часа.
К этому времени темнота уже сгустилась настолько что пришлось включить светомаскировочные фары. Преодолев злополучный мост Гюнтер снова пустился в погоню, преодолевая желание спать, поскольку мерный гул двигателя и ровная дорога навевали сон. К этому добавилась та самая усталость, которая медленно но верно в нём копилась. Да и не только в Шольке. Он видел что то же самое происходит и с его людьми. Они заросли, их лица осунулись, меньше стало шуток и смеха, улыбок и разговоров. Зато прибавилось случаев когда в любую свободную минуту его эсэсовцы просто забивались в укромное место и дрыхли, пытаясь урвать хоть немного сна. Им нужен отдых, но кто же его сейчас даст? Гюнтер знал что такая возможность появится только после разгрома экспедиционного корпуса англичан, а до этого придётся терпеть… Утешало и то что британцы испытывают те же трудности, только они ещё и отступают, а значит их боевой дух намного ниже.
И, словно вишенка к торту, уже глубокой ночью их обстреляли неизвестные враги. Точнее, кто это было ясно и так, но вот сколько их и какими силами они обладали, в темноте узнать не представлялось возможным. Сверкали вспышки выстрелов, гремели пулемёты, взметнулась пара взрывов… Вдобавок ко всему это снова случилось возле одного из десятков мостов на сотне каналов в этой проклятой местности! Судя по рёву моторов на другом берегу, вряд ли это были танки. Скорее, английские броневики типа «Hamber». Не Бог весть какая машина но для того же «Здоровяка» довольно опасна.
Посовещавшись втроём они решили не лезть напролом через мост, не зная сил противника. Тот может быть заминирован а в засаде притаятся противотанковые орудия, только и ждущие когда самоуверенные немцы попробуют переправиться. Доложили в штаб что встретили сопротивление, силы врага неизвестны, ждут рассвета для определения ситуации и проведения разведки. Ответ Зеппа пришёл только через полчаса, и заключался в том чтобы они не рисковали и ждали подхода всего полка. Учитывая потери, понесённые в штурме Ватандама, это было логично. Омрачала лишь мысль что отступившие англичане наверняка воспользуются этой передышкой и успеют подготовиться…
Ночью поспать не удалось, откуда-то с запада уже перед рассветом, на них наткнулась какая-то блуждающая группа противника с несколькими грузовиками. Видимо, тоже направлялись к этому мосту, чтобы переправиться на другой берег канала. Хорошо что боевое охранение успело заметить их чуть раньше чем те эсэсовцев, иначе были бы серьёзные потери, а «особый» блокнот Гюнтера и так уже заполнен на три листка…
У соперников за переправу нашёлся даже миномёт, до самого утра беспокоя их своим огнём и не давая спать. В результате всем пришлось всё время сидеть в укрытиях, пытаясь спрятаться от случайных осколков. Когда рассвело то направленные в ту сторону разведчики обнаружили загнанные в канал грузовики, брошенный миномёт с пустыми ящиками для мин… и никого из людей. Получалось, те всё это время вплавь переправлялись на другой берег, а миномёт удерживал немцев от попытки им помешать.
Другая такая же группа, посланная на тот берег через мост разведать силы противника, сообщила что там никого нет, британцы ночью или утром бесшумно отступили, оставив после себя лишь стреляные гильзы и несколько окровавленных бинтов. Таким образом получалась не слишком приятная картина — отступавших не догнали, потеряли время, а заодно упустили ещё две группы противника. Хорошая новость была только одна — обошлось без жертв с их стороны.
Когда взошло солнце то его разведывательный отряд снова устремился вперёд, подпираемый сзади танковой ротой. К этому времени «Лейбштандарт» уже начал подтягиваться к тому месту где они ночевали, и встречаться с хмурым Дитрихом ни у кого из трёх командиров передовой группы желания не было. Так, без дальнейших происшествий, они преодолели десятки километров и днём очутились там где должны были переправиться через реку и ворваться в Дюнкерк с юга. Но едва выехав на открытую местность, в нескольких километрах от моста, Гюнтер был вынужден немедленно дать приказ отступить, потому что понял — здесь силам его передовой группы в одиночку не справиться, нужен весь полк, а то и больше…
Наблюдение из кустов в бинокль заставило его тяжело вздохнуть. Да, этот орешек так просто не разгрызть… Что ж, пока сюда постепенно подтягивается весь "Лейбштандарт, он немного злоупотребит своими командирскими полномочиями. Распределив личный состав на сменное дежурство и позиции боевого охранения он велел поставить ему палатку в кустах. А потом, наказав будить его только в случае вражеской атаки или приезда Зеппа, рухнул на лежак и мгновенно забылся во сне…
…Добравшись до штабного автобуса Дитриха ровно в пять часов Гюнтер вошёл внутрь и вытянулся, приветствуя командира и других офицеров полка. Зепп хмуро взглянул на него и молча подозвал к столу, где Роске привычно раскладывал карту.
— Господа, нам нужны эти два моста, которые обороняет противник, и я намерен их сегодня получить! Поэтому предлагаю такой план атаки и готов выслушать ваши возражения! — открыл совещание Зепп и, опёршись руками в стол, сурово оглядел своих подчинённых. — К делу, время очень дорого!..