Южнее Дюнкерка, Франция.
26 мая 1940 года. Вечер.
Гюнтер Шольке.
Все присутствующие на этом импровизированном собрании разом усилили внимание. Зепп, продолжая нависать над картой окрестностей города, заговорил:
— Сейчас в штабе армии идёт совещание на тему того когда наступать: через час, как предлагаю я; или на следующее утро. Будем исходить из того что примут мою точку зрения… Итак, господа! Наш Генеральный штаб, в лице многоуважаемого генерала Гальдера… — тут голос Дитриха буквально засочился иронией а лицо скривилось… — в своей щедрости выделил нам из своего резерва 94-ю пехотную дивизию под командованием генерала Гельмута Фолькмана. Она полнокровная — это плюс. Но у неё нет боевого опыта — это минус. Её солдаты даже в Польше не отметились! Так же на этом участке вместе с нами будет наступать переброшенная с другого направления 6-я танковая дивизия генерала Вернера Кемпфа. В отличии от 94-й пехотной она уже успела понюхать пороху и довольно сильно… Её главный ударный кулак — 11-й танковый полк, вооружённый в основном чехословацкими машинами, понёс серьёзные потери. По моим данным в дивизии осталось около сотни танков, не считая тех что сейчас в ремонте. Зато те ребята не уступают нашим в плане опыта и готовы раздавить эту кучу трусливых крыс, сгрудившихся на берегу! Авиация обещала нам всю поддержку которая возможна, хотя над проливом и городом идут непрерывные драки за небо. Уверен, союзники не ожидают нашей атаки вечером и можно будет смять их порядки, прежде чем они смогут прийти в себя от неожиданности.
Он обвёл всех взглядом, нахмурился чему-то, и продолжил:
— Теперь план боя. Как вы видите, англичане устроили себе неплохое предмостное укрепление, пользуясь тем что им дали такую возможность… — обвиняющий взгляд в сторону Гюнтера, который невольно опустил глаза, чувствуя вину. В сущности, это так и есть, ведь боевую задачу он не выполнил. — Благодаря усиленному наблюдению с земли и с воздуха вырисовывается следующая картина. Противник, англичане и французы, спешно оборудует оборонительные позиции фронтом на запад, юго-запад, юго-восток и восток. В общем, ждёт атаки с разных сторон, прикрывая оба моста. На юге у него небольшое озеро, в него упираются фланги вражеских позиций, деля оборону на два сектора. Условно «западный» и «восточный». Рубеж состоит из двух линий траншей, расположенных полукругом от озера до канала. В некоторых местах строятся ДЗОТы, в них наверняка установят пулемёты. Местность, как вы сами видели, ровная. Никаких низин или высот, только группы деревьев и кустов до самого берега.
— Силы противника — ориентировочно полк, возможно больше. Точнее установить не удалось, слишком любопытный растяпа на «Аисте» был сбит, когда пытался посчитать их по головам. Скорее всего, это те кто сумел сбежать от нас в Ватандаме и другие отступающие, в том числе и французы. Вооружение… Точно у врага есть противотанковые пушки, несколько из них пилот заметил перед гибелью и успел сообщить. Но вот сколько их и где они расположены передать уже не смог. А сейчас бесполезно, они наверняка замаскированы и мы узнаем о них только когда пойдём в атаку. Зенитки — подтверждено наличие мелкокалиберной артиллерии, именно ею был сбит наш «Аист». Что касается проклятых «Бофорсов» или более крупных орудий — сведений нет, так как она огонь не открывала. Полевая артиллерия. Тоже неизвестно, на паре открытых удобных мест, где можно было бы её поставить, ничего нет кроме групп кустов. Но полностью отбрасывать такую вероятность я бы не стал, возможно их обложили ветками или накрыли маскировочными сетями. Что ещё? Танки или их следы на вражеских позициях не замечены, скорее всего они все в городе, пытаются сдержать парней Гота и Гудериана. Итог? Мы почти ни хрена не знаем о противнике, господа! — голос Зеппа взрыкнул от злости, а Шольке тяжело вздохнул, понимая что и этот камень тоже в его огород.
— Ладно, как-нибудь выкрутимся! — катнул желваками Дитрих и приказал: — Доложить о состоянии людей и техники к наступлению!
Первыми начали говорить командиры батальонов и частей усиления «Лейбштандарта». Как Гюнтер и ожидал, потери были, но не такие серьёзные как опасался. Все три батальона потеряли в совокупности около полтораста человек, примерно четыреста раненых в боях за Ватандам. Получается почти батальон, но надо учитывать что часть людей легкораненые, то есть остались в строю. Да, батальоны чуть уменьшились, но их боевая мощь снизилась незначительно, а по боевому духу и напору эсэсовцы ничуть не уступают частям Вермахта. Особенно если взять ту же 94-ю пехотную, для которой сегодня состоится, в сущности, первый настоящий бой.
Командир приданного танкового батальона тоже доложил о состоянии своего подразделения. Из первоначального количества в пятьдесят две машины сейчас в боеготовом состоянии находилось сорок одна. Это были «двойки» и «тройки», с небольшим числом «четвёрок» и «чехов». Правда, боеприпасов к ним всего 1,5 БК на танк, и горючего бы побольше. Тут все синхронно вздохнули, потому что снабжение хромало. И главной причиной было даже не противодействие неприятеля а сугубо технические и организационные проблемы, которые проявились ещё в польской кампании.
Главные и наиболее удобные дороги забиты боевыми частями, которые наступают или маневрируют по рокадам вдоль фронта. Танковые и пехотные командиры плевать хотели на проблемы тыловиков, у них самих приказ и жёсткие сроки, поэтому они требовали уступить дорогу, угрожая освободить её самостоятельно. Никакие требования или жалобы на них не действовали, даже разумное объяснение что припасы везут их товарищам. К тому же данная местность, с огромным количеством мелких каналов и речушек, сильно затрудняла деятельность тыловых служб. Как прикажете проталкивать колонны машин с боеприпасами и бочками с топливом через узкие мостики, да ещё часто разрушенные или забитые брошенной вражеской техникой? В результате на дорогах жуткие пробки, регулировщики отчаянно пытаются навести порядок, направляя технику в пункты назначения. И даже в этих условиях то и дело водители или старшие колонн теряются в незнакомых названиях и сворачивают не туда куда надо, пытаясь найти боевую часть там где её давно уже нет. Так было в Польше, так всё осталось и сейчас, вопиющая неразбериха, несмотря на пресловутый немецкий порядок.
Доложив обстановку в своём разведывательном отряде Гюнтер был готов ко всему. Разносу за нерасторопность, приказу немедленно провести разведку боем или что там ещё придумает Зепп. Но этого не понадобилось… В задней части автобуса притулился телефонист, и у него на маленьком столике зазвонил аппарат. Неразборчивый и тихий ответ в трубку, а затем солдат встал и громко сказал:
— Обергруппенфюрер, вас к телефону! Командующий армией!
Дитрих прищурился и изучающе посмотрел на него, словно пытаясь с помощью телепатии узнать причину вызова. Но не смог, поэтому резко разогнулся и направился к нему. Взял трубку, обернулся лицом к своим офицерам, и ответил:
— Обергруппенфюрер у аппарата, господин генерал!.. Так точно, прямо сейчас провожу инструктаж перед атакой!.. Что⁈ Но почему, господин генерал⁈ — его лицо ошеломлённо вытянулось, словно кто-то украл из-под носа Зеппа его любимую вещь. Он почти полминуты слушал что ему говорили и его физиономия медленно наливалась кровью. — При всём моём к вам уважении, я считаю что атаковать надо сейчас! Нельзя дать противнику время закончить свои укрепления и… — тут Дитрих вдруг вытянулся по стойке «смирно» и снова застыл, внимая командующему армией. — Я понимаю, господин генерал, но мы справимся, даже с учётом вами сказанного!.. Да, пусть и без авиации!.. Нет, в моём плане это больше плюс чем минус!.. Эта перестраховка нам может дорого обойтись, господин генерал!.. Слушаюсь, господин генерал!.. Так точно, всё понял!
Видимо, дождавшись когда командующий отключится Зепп с такой силой грохнул трубкой об аппарат что тот жалобно звякнул и свалился на пол автобуса, а телефонист вздрогнул от неожиданности. Тяжело дыша, Дитрих немного постоял на месте, пытаясь успокоиться, а потом медленно вернулся к офицерам. Те, как и сам Гюнтер, напряжённо смотрели на своего командира, пытаясь понять что случилось.
Тот поднял глаза, глянул на них, и шумно выдохнул:
— Наступление отменяется до завтрашнего утра, господа. Эти два чёртовых кретина, Кемпф и Фолькман, наверняка сговорились и убедили командующего повременить с атакой. Сказали что ещё подошли не все их части, командиры не успели ознакомиться с местностью, а солдаты только с марша. Кемпф упирал на то что его технике нужен предбоевой осмотр и мелкий ремонт, пополнение топливом и так далее… А Фолькман ему поддакивал, говоря про изнурённых после сорокакилометрового марша пехотинцев, которые готовы съесть полевую кухню вместе с лошадьми и еле стоят на ногах. И самый главный аргумент — «Немецкая армия не воюет ночью!» — передразнил кого-то Зепп. — Ни черта не видно, авиация не сможет оказать поддержку, нарушится координация войск и наступит полный хаос… Идиоты, что один что другой! — припечатал Дитрих, стукнув кулаком по столу. — Как они не понимают что к завтрашнему утру и противник будет готов к бою, а сейчас мы ещё можем выбить из них дух и ворваться в город⁈ Эвакуация и бегство на корабли у противника идёт днём и ночью, а мы тут спокойно поужинаем, ляжем спать, потом утром не спеша позавтракаем и только тогда пойдём вперёд… Дерьмо!!
Гюнтера осаждали противоречивые мысли. С одной стороны, понять командование можно, все перечисленные причины действительно снижали шансы на успех в бою. Да и выспаться нормально хотелось, поесть, искупаться в ближайшем канале, постирать пропотевшую форму… Словом, хоть немного отдохнуть. Но ведь то же самое сделает и противник, в результате чего потери могут быть гораздо больше чем если атаковать сейчас!
— В качестве уступки мне пообещали что сегодня ночью наша артиллерия и полевые орудия 94-й пехотной начнут методичный обстрел позиций противника, чтобы не дать врагу спать и постараться разрушить что-нибудь. Ну да, много они там настреляют по площадям… — презрительно фыркнул Зепп. — Благо что как раз пришла одна из колонн снабжения со снарядами к пушкам, вот артиллеристы и хотят показать себя. Ладно, господа, все свободны… Кроме оберштурмфюрера Шольке! — уточнил он, когда все офицеры потянулись к выходу из автобуса.
Гюнтер насторожился, предполагая что теперь-то и начнётся его настоящий разнос, тот самый который он старался оттянуть как мог. Видимо, Дитрих не хотел делать это при всех, и решил пропесочить начальника разведки полка наедине. Что ж, спасибо и на этом.
Оставшись одни, не считая телефониста и отошедшего к нему Роске, Зепп молча рукой показал Шольке чтобы тот встал рядом. Приготовившись к худшему Гюнтер вытянулся и сделал каменное лицо. Главное, со всем соглашаться и не пытаться оправдываться, это всё равно бесполезно. Но обергруппенфюрер его удивил.
— Знаю что ты и твои вадленкурские засранцы опростоволосились, поэтому дам возможность отыграться, Шольке. Слушай меня внимательно! Сегодня ночью, примерно в полночь, ты пошлёшь группу своих людей к позициям противника, понял? Нужен пленный, желательно офицер. У нас мало информации о союзниках и я хочу срочно это исправить. Знать какие точно силы нам противостоят, с каким вооружением, где оно расположено… в общем, как можно больше. На всё про всё дам тебе час! Нет, два! Потом, ровно в два часа ночи, станет бить артиллерия и все вокруг будут настороже. До начала её работы твои парни должны вернуться обратно, вместе с добычей. Состав группы и место проникновения на вражеские позиции выберешь сам! Приказ ясен, оберштурмфюрер?
— Так точно, обергруппенфюрер! — автоматически ответил он, охваченный возбуждением и опаской.
Ничего себе задачка… Раньше Шольке ни разу такого не делал, даже в Польше. Поэтому и опыта не было, придётся разрабатывать план впервые. Нет, в будущем Гюнтер мельком читал про действия таких разведчиков, своих и русских, но почти ничего не запомнил. Эх, знать бы заранее что эта информация ему пригодится! Но увы… И в отряде тоже нет никого с кем бы можно посоветоваться. Да уж, ситуация… С другой стороны, если всё пройдёт тихо и удачно то это явно скажется на его репутации в положительную сторону. Ладно, нечего пока загадывать, надо возвращаться к себе и начать думать над планом вылазки. Похоже, сон и вечерняя помывка отменяется…
— Тогда не задерживаю, Шольке! Свободен! — сказал Дитрих и отвернулся от него, явно показывая что тот может идти.
Гюнтер это и сделал, повернувшись через плечо. Выбравшись из штабного автобуса и пробираясь назад к месту расположения своих людей он уже мысленно начал перебирать кандидатуры тех кто вместе с ним отправится в гости к союзникам… Ведь Зепп же не запрещал ему лично участвовать, верно?
Берлин.
26 мая 1940 года. Вечер.
Альберт Шпеер.
На этот раз ему уже было лучше чем утром. Тело, хоть и по-прежнему болело в районе груди, позволяло слегка шевелиться без риска лишиться сознания от боли. Выспавшись и отужинав рейхсминистр был готов принять тех кто горел желанием встретиться и поговорить с ним. Кивнув доктору Венцелю, в последний раз проверявшего показания медицинских приборов, Шпеер посмотрел на дверь, в которую как раз начали входить посетители.
Первым вошёл сам Гиммлер, у него на губах играла улыбка, видимо, от осознания того что Альберт смог выкарабкаться из лап смерти. Что ж, Шпеер был полностью солидарен с его радостью. Вторым оказался ближайший соратник рейхсфюрера СС Вальтер Шелленберг. И, наконец, третьим гостем его палаты был шеф гестапо Мюллер. Все они, с накинутыми на плечи белыми халатами, занесли с собой стулья и расселись рядом с койкой, словно готовясь внимать от него мудрые откровения. Доктор Венцель, бесшумно ступая обувью, быстро вышел из помещения, плотно закрыв дверь.
— Дорогой Альберт, вы не можете себе представить насколько мы все рады что вы пришли в себя и можете разговаривать! — первым, как и положено начальству, начал беседу Гиммлер.
— Напротив, отлично вас понимаю, и всецело разделяю это чувство… — хрипло ответил Шпеер, сдерживая чуть усилившуюся боль в груди. Ещё бы, хоть он и не считал себя таким уж знатоком подковёрных интриг в Рейхе, но догадаться что фюрер наверняка был очень недоволен и рассержен покушением на него труда не составляло. А поскольку забота о драгоценной особе нового рейхсминистра лежала на Гиммлере то ему наверняка пришлось выслушать от Гитлера много о себе неприятного. — Как полагаю, вы хотите услышать от меня подробности покушения от непосредственного свидетеля?
— Да, мы были бы очень признательны вам если вы это сделаете, доктор Шпеер! — кивнул головой Мюллер, вступая в разговор. — Как следователь хочу сказать что нам важна каждая мелочь, которая может пролить свет на личности нападавших. Поэтому прошу вас напрячься и сообщить что делали вы и террористы буквально поминутно.
— Я понимаю, господин Мюллер… — согласился Альберт, поудобнее устраиваясь на койке. — Итак, всё началось с того что мы с Бертой сидели в машине и проверяли документы…
…Иногда сосредоточиться было трудно и он замолкал на минуту, пытаясь вспомнить подробности. В таких случаях вся троица терпеливо ждала его, не сводя взгляда. Наконец, то и дело поправляя сам себя, Шпеер рассказал как нападение выглядело с его точки зрения. Единственное, о чём Альберт умолчал, это о том что Берта лежала на нём а он уткнулся носом ей в грудь. Эта информация, по его мнению, не выглядела важной в расследовании и рассказывать такое у него не было никакого желания. Пусть это останется тайной между ним и Бертой.
Всё время рассказа Гиммлер с Шелленбергом слушали его чуть ли не затаив дыхание, а начальник гестапо вдобавок что-то иногда записывал в блокнот. Когда Шпеер закончил то чувствовал себя словно только что произнёс долгую, многочасовую речь, хоть весь монолог, судя по настенным часам, занял не больше пятнадцати минут.
Когда он замолчал то голос снова подал Мюллер, начиная задавать уточняющие вопросы:
— Скажите, доктор Шпеер, вы говорили что видели в лицо по крайней мере одного нападавшего, верно? — он вытащил из кармана своего пиджака несколько фотокарточек и поднёс их ему к лицу. — Этот террорист есть среди них?
Альберт внимательно всмотрелся в изображение и невольно вздрогнул, узнав этого молодого парня. Трудно забыть лицо своего несостоявшегося убийцы, который бил из пулемёта прямо в него с расстояния пяти метров. Шпеер понимал что спасло их сначала бронированное стекло, а потом уже Берта и водитель. Если бы оно не выдержало то сейчас его тело лежало в морге, накрытое плёнкой… Решительное и симпатичное лицо молодого мужчины без всяких внешних особенностей типа шрамов, родинок или чего подобного. Такие вот типы пользуются большим успехом у женщин, в отличии от него, обычного интеллигента-архитектора.
— Да, он был одним из них… — подтвердил Альберт, чуть кивнув головой. — Этот человек стрелял в меня в упор но, к счастью, бронированное стекло автомобиля выдержало.
— Это некий Петер Баум, доктор Шпеер. Вместе с товарищами приехал в Берлин из Швеции, по программе призыва соотечественников-немцев… — просветил Мюллер, смотря на него невыразительными глазами, от чего рейхсминистр на секунду почувствовал себя подозреваемым в преступлении. — Сначала их было четверо, потом один куда-то бесследно исчез. Сколько всего террористов вы видели?
Шпеер задумался. Один в него стрелял, этот чёртов Баум… Потом за ними была погоня на броневике. Но там в любом случае должен был сидеть ещё водитель, помимо стрелка. Значит, двое? После того как террористы их протаранили и они вместе с Бертой укрылись в переулке то к ним пошёл один из них, вооружённый пистолетом. Скорее всего чтобы добить. Но это был не Баум а другой парень! Точно, он тоже есть на одной из фотокарточек! Получается, этот другой пошёл добивать, а Баум сидел за пулемётом? Или кроме него внутри был ещё водитель, тот самый третий? Так, стоп, а кого же тогда убила Берта? Надо хорошенько вспомнить… Итак, заново! Они сидели в переулке, спрятавшись сначала за мусорным баком. Потом пулемётчик в башне повернул голову, увидел их и открыл рот, чтобы сообщить об этом своим сообщникам, и в этот момент Берта отличным выстрелом вышибла ему мозги. Затем они побежали вглубь переулка. За ними пришёл другой. При этом ещё один в этот момент стрелял из пулемёта и что-то кричал! Получается, место стрелка занял водитель! А убитый не был Баумом, за ту секунду когда они встретились взглядом с террористом Альберт ясно понял что это и есть третий нападавший. Да, всё верно, их было трое, Берта убила одного из них, остался Баум и тот ублюдок который стрелял в них с Бертой.
— Их было трое, господин Мюллер! — уверенно ответил он, довольный что вспомнил все подробности. — Потом, как я и сказал, моя секретарша убила пулемётчика, а один из выживших едва не прикончил нас. Убитый тоже есть на этих фотографиях. А вот четвёртого вроде бы не было вообще.
— Хорошо, это подтверждается словами других свидетелей. А теперь очень важный вопрос, доктор Шпеер, поэтому прошу вас так же уверенно ответить на него как вы это сделали только что… По словам выжившего мотоциклиста охраны, а также ещё одного солдата, террористы кричали друг другу команды на английском языке. Прозвучали имена «Джонни» и «Райан». Также достоверно установлено что свидетели несколько раз слышали слово «Сэр!». Что вы можете сказать по этому поводу? Готовы подтвердить или опровергнуть их слова?
Альберт ошеломлённо воззрился на него, поражённый такой новостью. Неужели главный гестаповец Рейха хочет сказать что это были британцы⁈ Откровенно говоря, сам Шпеер почему-то был почти уверен что террористами являлись германские коммунисты, недобитые товарищи Тельмана. Или, на крайний случай, поклонники шайки Рема из СА, желающие отомстить фюреру за чистки в партии несколько лет назад. Хотя… если учитывать что сейчас идёт война с Великобританией и Францией то всё складывается во вполне логичную картину. До Гитлера добраться намного труднее, вот они и решили удовольствоваться скромным рейхсминистром Шпеером. Но надо что-то отвечать! Он мысленно снова прокрутил в голове нападение и сказал:
— Когда всё началось, я был в машине и при всём желании не смог бы слышать криков. Там и стрельба-то через броню гремела приглушенно. А потом, после аварии… Да, они что-то друг другу кричали, но из-за перестрелки я ничего не мог расслышать. Да и некогда мне было слушать их переговоры, надо было убежать как можно дальше, вы уж извините… — мрачно усмехнулся Альберт.
— Понимаю, доктор! — по лицу Мюллера Шпеер так и не смог различить какие эмоции тот испытывает. — Как бы то ни было но пока версия об английских террористах основная. Конечно, есть кое-какие странности, но в целом всё выглядит убедительно. На их квартире обнаружен план нападения на кортеж, видимо, его готовили уже много дней.
— Какие странности, господин Мюллер? — удивился Альберт, у которого в голове всё выстроилось в логичную цепочку. — Конечно, если это не секретная информация. Честно говоря, по-моему тут всё ясно.
Тот пожевал губами, словно колеблясь, но повелительный кивок по-прежнему молчащего рейхсфюрера заставил его поделиться сомнениями:
— Меня смущает то что террористы на всю улицу орали на своём родном языке, доктор. Если это профессионалы, а я уверен что других бы и не послали на вашу ликвидацию, то они должны были кричать только на немецком. Зачем выдавать свою национальность противнику так явно?
С такого ракурса Шпеер на ситуацию не смотрел и проникся к Мюллеру некоторым уважением. Похоже, действительно того поставили начальником гестапо не зря, голова у него работает. Хм, довольно странно… Хотя…
— Может они специально хотели запугать нас? — предположил он, пытаясь поставить себя на место террористов. — Показать что британские спецслужбы настолько хитроумны и бесстрашны что могут убить министра прямо посреди улицы вражеской столицы? Или всё гораздо проще, они воевали и в пылу боя неосознанно перешли на родной язык, чтобы лучше понимать друг друга. Не факт что все нападавшие хорошо знали немецкий. Мне кажется, эти версии довольно правдоподобны? Что скажете?
— Скажу что мы обязательно будем рассматривать и их тоже, доктор! — заверил его Мюллер, закрывая блокнот и пряча его вместе с фотографиями обратно в карман пиджака. — Благодарю за вашу помощь в расследовании, всё что вы нам поведали поможет в поиске и поимке врагов Рейха. Желаю скорейшего выздоровления и возвращения на службу! У меня пока больше нет вопросов, рейхсфюрер! — повернулся он к Гиммлеру.
Тот, с явным облегчением на лице, также попрощался со Шпеером и все трое вышли из палаты, оставив Альберта в одиночестве. А рейхсминистр попытался избавиться от чувства что забыл поведать им что-то важное. Оно появилось когда Шпеер рассказывал подробности нападения и всё это время Альберт упорно силился понять что именно он упустил… Что же ещё случилось в том переулке, о чём подсознание пыталось ему напомнить? Ещё минут десять Альберт мучил свой мозг, желая вытащить из него нужную информацию, но тщетно. И потом, незаметно для себя, заснул.
Берлин.
26 мая 1940 года. В то же время.
Адольф Гитлер.
— … Таким образом, мой фюрер, несмотря на трудности со снабжением и серьёзные потери в некоторых частях, Генеральный штаб прогнозирует полный разгром дюнкеркской группировки противника в течении двух-трёх дней, при условии что натиск наших войск не будет ослабевать! — закончил свой доклад генерал Гальдер, поправив воротник мундира.
В кабинете для совещаний воцарилось молчание, все смотрели на него, ожидая вопросов или указаний. Фюрер задумчиво обвёл всех присутствующих взглядом, с неудовольствием заметив что такие вот вечерние совещания входят в традицию. Конечно, ничто не мешало бы делать это и днём но, по словам того же Гальдера, окончательные доклады по состоянию своих фронтовых частей их командиры присылали после заката солнца, когда накал боёв стихал. На их основании можно было делать выводы за день, отправлять нужное количество ресурсов или пополнения в личном составе и технике по заявкам командующих. Поэтому, ради пользы дела, Гитлер решил поступиться своим личным желанием и согласился.
Неожиданно для себя Адольф осознал что начинает всё больше скучать по Еве. Казалось, прошло совсем немного времени с тех пор как девушка уговорила его отпустить её, но столько лет близкого знакомства не прошли даром, к некоторому раздражению Гитлера. Привязанность к женщине это непростительная слабость для него, фюрера Третьего Рейха! Он должен быть выше этого, думать прежде всего о Германии, её проблемах и нерешённых вопросах! Но мозг, к неудовольствию хозяина, то и дело заставлял вспоминать те весёлые и милые дни в Берлине или в Берхтесгадене, когда они подолгу разговаривали обо всём на свете. Только они вдвоём… Интересно, где сейчас Ева и что она делает? Странно, но мысль о том что девушка может найти вместо него, великого человека, какого-то обычного мужчину вызвала у Адольфа болезненный укол в сердце. Может, узнать у Шауба? Нет, нельзя поддаваться этой унизительной зависимости от любой женщины! Никогда и ни за что!
Приняв это решение и твёрдо вознамерившись его придерживаться Гитлер снова обратился мыслями к совещанию и к терпеливо ждущим генералам:
— Что ж, господа, в целом удовлетворён вашей оценкой ситуации, генерал! — ответил он, глядя прямо в глаза этого потенциального предателя. — Но меня интересует один вопрос… Когда, наконец, генерал-лейтенант Рундштедт поможет танкистам Гудериана и Гота, которые сейчас изнемогают в уличных боях в Дюнкерке при остром дефиците так необходимой им пехоты? Я начинаю думать, не замешано ли тут нечто большее чем перегруппировка его частей и их пополнение?
Гальдер растерянно заморгал, сглотнул но постарался взять себя в руки:
— Со всей ответственностью заверяю вас, мой фюрер, что уже завтра первые пехотные дивизии генерала Рундштедта присоединятся к Панцерваффе в городе! Насколько возможно они пополнены и готовы продолжать наступление!
Гитлер несколько секунд сурово смотрел на него, буквально гипнотизируя взглядом, а затем перевёл его на Мильха.
— Каково состояние фронтовых частей Люфтваффе, генерал? Насколько снизилась их боевая мощь из-за ожесточённого сопротивления союзников? — теперь его голос заметно подобрел, показывая всем что фюрер испытывает расположение к новому начальнику ВВС Рейха.
Тот помолчал, видимо, собираясь с мыслями, и заговорил:
— Потери наших частей довольно серьёзны, мой фюрер… Я бросил против окружённых самые лучшие истребительные, штурмовые и бомбардировочные эскадры со всего Западного фронта, оголив и ослабив другие участки. Также всё пополнение в пилотах и самолётах приоритетно именно для них. Это дало свой результат, напряжение боёв не спадает, и в основном наши парни побеждают в схватках. Но это обходится дорого, признаю, мой фюрер! В некоторых эскадрах потери составляют до сорока процентов в машинах и пилотах, несколько эскадрилий обновились больше чем наполовину, и нас спасают только указанные мной меры. Не будь их то английские лётчики наверняка смогли бы переломить ситуацию над городом в свою пользу и не дать нашей авиации бомбить беглецов. Пришлось бы отводить части на переформировку или бросать туда всё подряд. Что касается пилотов… По словам командиров эскадр люди сильно устали, делая по несколько боевых вылетов в день, как я и говорил в последний раз. Они заваливаются спать, едва выбравшись из машин. Как и ожидалось, увеличились случаи аварий, так как лётчики не всегда успевают правильно среагировать при взлёте и посадке. В бою ещё держатся за счёт адреналина, но вне его их внимательность притупляется и они делают такие ошибки от которых вчерашний курсант лётной школы покраснел бы от стыда. Мой фюрер, я настоятельно рекомендую сразу же после завершения операции под Дюнкерком немедленно вывести эти эскадры на пополнение и отдых не меньше пары недель минимум! Иначе они станут фактически небоеспособны и мы потеряем множество хороших лётчиков с их неоценимым боевым опытом!
— Извините, генерал, но если вы очистите небо от своих лучших людей то кто же будет прикрывать армию, которая сейчас наступает на Париж? — вкрадчиво поинтересовался Гальдер, повернув к Мильху голову. — Даже после разгрома окружённых война не окончится, нам всё равно будет нужна защита с воздуха!
— Вам вполне хватит тех частей которые сейчас не участвуют в битве над Дюнкерком! — огрызнулся начальник Люфтваффе, метнув на оппонента раздражённый взгляд. — Я не позволю допустить чтобы мои пилоты засыпали в воздухе от усталости и валились с неба словно осенние листья! Они — люди, и у них есть свой предел прочности! Сейчас парни летают на последних внутренних резервах сил, но ещё чуть-чуть и они сломаются, понимаете⁈ Им нужен отдых, притом срочно! Вчера случилось пятнадцать лётных происшествий из-за невнимательности лётчиков, шестеро погибли, трое ранены… Вы хотите чтобы таких случаев стало под сотню⁈ Так и будет, если мы немедленно не примем меры, генерал! — вспылил Мильх. Впрочем, он тут же остыл и добавил почти нормальным голосом: — Я высказал своё мнение, господа генералы, пусть решает фюрер.
— Генерал Гальдер нам обещает что через два или три дня уже всё закончится… — ответил Гитлер, выразительно посмотрев на начальника Генерального штаба. — Сразу после этого, обещаю вам, я отдам тот приказ который вы рекомендуете, Эрхард. Весь личный состав Люфтваффе, который сейчас изнемогает в исторической битве над Дюнкерком, будет отправлен на отдых и щедро награждён! А пока у меня возник ещё один вопрос… к командованию Кригсмарине!
Застигнутый врасплох Редер во время обсуждения сухопутных вопросов погрузился в настолько глубокие собственные размышления что не сразу понял почему все на него смотрят. Одни с ожиданием, другие с насмешкой. Наткнувшись на вопросительный взгляд Гитлера он кашлянул и попытался встать. Адольф лёгким движением руки пресёк это намерение и вынудил гросс-адмирала говорить с места.
Между ними в прошлом году возник серьёзный конфликт по поводу назначения военно-морского адъютанта фюрера, здесь Редер упёрся накрепко, и Гитлер решил уступить ему. Конфликт разрешился но осадок всё равно остался. Эрих являлся сторонником крупного надводного флота и усиленно добивался его увеличения. Вермахт, СС и Люфтваффе ожесточённо торпедировали его усилия, сражаясь за ограниченные ресурсы Рейха в свою пользу, так как знали насколько дорого обходятся крейсера, не говоря уже о линкорах. Адольф колебался, тогда так и не став принимать чью-то сторону окончательно. Но сегодня, после долгих размышлений, не в последнюю очередь вызванных откровениями Шольке, Гитлер решился…
— Я внимательно вас слушаю, мой фюрер! — вытянулся гросс-адмирал, сидя на стуле.
Кто-то из генералов фыркнул но тут же затих, когда Адольф начал осматривать присутствующих в поиске виновника.
— Скажите, Редер, а почему наш флот почти не участвует в блокаде Дюнкерка? — спросил Гитлер, устремив на него немигающий взгляд. — И я не говорю о подводных лодках, нет! Неужели кроме них больше некому помешать англичанам бежать из Франции?
Тот уже полностью пришёл в себя и с достоинством ответил:
— Согласно вашему приказу наши крупные корабли не выходят из портов во избежание атак вражеских подводных лодок и авиации! — не преминул напомнить ему гросс-адмирал невозмутимым голосом. — Но если последует новый приказ то я…
— Эрих, я имел в виду ваши лёгкие силы… например, торпедные катера или эсминцы! — поделился мыслью Адольф, намеренно прервав его. — Мне докладывают что в проливе появились сотни всяких мелких лодок, которые тоже помогают вражеской эвакуации. Для их потопления вовсе не нужны мастодонты вроде «Бисмарка», вполне хватит и более мелких боевых кораблей. Или у вас есть возражения?
Редер снова задумался, решая что ответить. Он был опытным моряком и Гитлер не был уверен что подал ему здравую идею, так как сам вовсе не являлся профессионалом в морском деле. А вот гросс-адмирал, если вопрос касался его любимого флота, не стеснялся спорить с фюрером, несмотря на возможные негативные последствия лично для него.
Главнокомандующий Кригсмарине, видимо, принял решение и сказал:
— Это довольно неплохая идея, мой фюрер… — признал он, и чуть усмехнулся: — Даже удивительно, почему она мне самому в голову не пришла, хотя я должен был её предвидеть. Наверное, старею…
— Такое случается потому, Редер, что вы всё своё внимание сосредотачиваете на крупных кораблях, своих любимцах, а более мелких не принимаете в расчёт! — насмешливо улыбнулся Гитлер, от чего большинство генералов тоже тихо засмеялись. — А они, как в этой ситуации, возможно, тоже смогут принести свою пользу.
— Думаю, вы правы, мой фюрер! — энергично кивнул гросс-адмирал, скорее всего уже мысленно прикидывая какие корабли и силы отправить в пролив. — Я сегодня же ночью издам нужный приказ лёгким силам передислоцироваться в ближайшие к Дюнкерку порты и начинать действовать на вражеских морских коммуникациях в Ла-Манше. Уверен, командиры катеров и эсминцев будут рады погонять британских уток.
— Вот и отлично, Редер! — улыбнулся Гитлер, представляя какие сейчас страсти разгорятся после той новости которую он озвучит.
На гросс-адмирала, да и на самого фюрера, сразу накинутся некоторые сладкоречивые личности, с жаром убеждающие какую величайшую ошибку для Германии несёт это решение. Но Адольф решил, а значит все подчинятся, несмотря на то что они сами думают по этому поводу.
— И последнее, Редер… — начал Гитлер, не сумев скрыть усмешку. — Я принял решение возобновить и даже ускорить работы по строительству «Графа Цеппелина» и будущего «Петера Штрассера». Они нам впоследствии понадобятся, так что завтра же начинайте свою часть работы по ним. Ожидаю, что эта радостная новость взбодрит вас и заставит с удвоенным энтузиазмом выполнить свою боевую задачу в проливе!
В кабинете опять настала гробовая тишина, пока присутствующие осмысливали то что услышали. Без сомнения, онемел от приятного удивления только сам гросс-адмирал, остальные же явно были против, переживая за ресурсы своих ведомств и финансы из казны. Адольф почувствовал удовольствие от такой реакции, в который раз наслаждаясь внутренним напряжением среди подчинённых. Как же, у них изо рта буквально вырвали вкусный и жирный кусок пирога, а потом отдали его сопернику! Есть от чего огорчиться.
— Мой фюрер, я очень благодарен вам за такое решение и обещаю что флот оправдает все ожидания нашего глубокоуважаемого фюрера! — пришёл в себя Редер, всеми силами пытаясь сдержать своё удовлетворение от неожиданного подарка. — Эти авианосцы достойно себя покажут в связке с «Бисмарком» и «Тирпицем», и скоро нам будет чем ответить Гранд-флиту.
— Мой фюрер, мне кажется в данный момент это несколько непродуманное до конца действие… — осмелился возразить Гальдер, обведя присутствующих вопросительным взглядом. — Конечно, корабли для Рейха важны, но основную нагрузку войны несёт именно армия… и Люфтваффе… — добавил он, кинув быстрый взгляд на Мильха.
Гитлер заметил что все они согласно закивали на эти слова, старательно избегая смотреть ему в лицо. Даже Эрхард Мильх, новый глава Люфтваффе и недолюбливающий пехотных генералов человек, и тот хмуро кивнул, показывая что придерживается того же мнения. Сразу понял что эта флотская «морковка» наверняка оторвёт кучу ресурсов, которые бы он мог пустить на свои нужды. Фюрер ощутил как в нём поднимается раздражение от тупости этих болванов.
— А как вы собираетесь бороться с Англией без сильного флота? — ядовито поинтересовался он, со злостью оглядывая участников совещания. — Если забыли то я напомню — у нас сейчас хватит сил только чтобы хорошенько укусить британских моряков, прежде чем пойти ко дну, пуская пузыри. Причём укусить не до крови, а так, чтобы Черчиллю было не слишком больно! И при этом используя все наши морские силы, вплоть до последних старых тральщиков! Это тот максимум, на который способен надводный флот Кригсмарине, если понадобится завтра поднять якорь и выйти в море! — при этих словах Редер тут же кивнул, так как сам при беседе с Гитлером использовал похожую формулировку. — И это только англичане! А ведь есть ещё и американцы которые, если островитянам станет совсем плохо, отбросят свою сдержанность и пришлют на помощь английскому королю Атлантический флот! Да, я знаю что между ними есть разногласия, но они такие же как были раньше у нас с австрийцами, не больше. Как только Рузвельт поймёт что мы начинаем одолевать, то объявит войну и воспользуется ослаблением Черчилля чтобы усилить свои позиции флотом в обмен на уступки. И британцы никуда не денутся, потому что не смогут собрать свои линкоры и авианосцы со всего мира, оголяя важнейшие участки мирового океана ради защиты метрополии! Нам нужны корабли, нужны много кораблей, так же как самолётов, пушек, танков и солдат! Нам нельзя быть сильными в одном месте но слабыми в другом, потому что хитрый враг найдёт это место и ударит! Пусть лучше он смотрит на нас и тщетно ищет прорехи, отчаиваясь от того что мы одинаково сильны везде! Поэтому корабли будут, я так сказал! — Адольф с размаху хлопнул ладонью по столу, грозно посмотрев на всех, завершая дискуссию.
Как же удобно что у них в Рейхе нет этой дурацкой болтливой демократии как в той же Америке! Там, чтобы принять какое-нибудь важное для страны решение, приходится долго переливать из пустого в порожнее, убеждать сомневающихся, создавать какие-то союзы, договариваться… И всё для того, чтобы потеряв кучу драгоценного времени, сделать то что в Германии займёт всего несколько минут! Или не сделать вообще, напрасно просидев несколько часов… Оперативность налицо!
Гитлер знал что его советский оппонент, грузин Сталин, тоже действовал по похожей схеме — совещался, выслушивал мнения своих генералов или министров, давал иллюзии выбора… А потом говорил: «Есть мнение, что…» И все русские отлично понимали что увлекательная игра в советскую демократию закончилась, пора выполнять то что решил истинный хозяин СССР. Выполнять быстро, профессионально и без возражений, ибо они чреваты. Потому что ни Германия, ни вся эта аморфная многонациональная масса под названием Советский Союз, под управлением жидо-комиссаров, не сможет существовать без крепкой централизованной власти. Рейх — из-за того что немцы веками привыкали дисциплинированно жить по приказам, зная что за них думают те кто над ними. А русские… они, как восточные варвары, отождествляли своего верховного правителя как самого сильного, умного и безжалостного вождя. Именно таким Сталин и был, как бы сам Адольф его не презирал. Если же вдруг на троне попадался слабый или глупый правитель то сами русские сбрасывали его с этого царственного стула, как не оправдавшего доверия соотечественников. Вся их история насыщена такими событиями. Но время сразиться со Сталиным ещё не пришло, пока надо разобраться с англичанами, подло отвергнувшими его планы на союз с ними…
…Присутствующие тихо покидали его кабинет, стараясь скрыть свои истинные эмоции. Без сомнения, совсем скоро его, фюрера, начнут уговаривать отменить это решение, приводить множество убедительных аргументов… Но Гитлер был уверен что всё сделал правильно. Какой-то русский император, по словам эмигрантской актрисы Ольги Чеховой, однажды выразился в том смысле что без флота у государства только одна рука — армия. Кажется, это был Пётр 1? Или нет? Неважно. Главное Адольф понял твёрдо — ему не хочется быть одноруким калекой!