За тебя, Родина!

Глава 29

г. Вадленкур, Франция.

18 мая 1940 года. День.

Гюнтер Шольке.

Открыв глаза он несколько секунд недоумённо оглядывался вокруг, пытаясь понять где находится. Знакомая обстановка… Точно, это же его комната во временном штабе! А как же тут очутилось его тело?

Гюнтер нахмурился. Он помнил что сидел на пороге церкви и ждал кого-нибудь из офицеров-танкистов, подчинённые которых в последний момент спасли его вместе с парнями когда они уже готовились принять героическую смерть в стенах религиозной обители. И позволил себе отключиться на несколько минут… Но кажется, судя по тому что Шольке практически не чувствовал усталости и, наоборот, ощущал прилив сил, эти несколько минут превратились в несколько часов?

Задумчиво хмыкнув Гюнтер встал со своего немудрёного ложа, с чувством потянулся и тут же решил отжаться. Сказано — сделано! После пары минут разминочных упражнений он только сейчас обратил внимание что так и спал в своей пропахшей потом форме. Видимо, те кто отнесли его сюда, решили не заморачиваться с раздеванием командира и просто сложили бессознательное тело а потом спокойно ушли. Что ж, спасибо и на этом. Оставшись только в майке и штанах, то и дело зевая, Гюнтер наскоро умылся и сходил в туалет. И, естественно, решил о себе напомнить тот самый орган-эгоист которому всегда и на всех плевать, главное чтобы удовлетворили именно его потребности! Здравствуй, желудок! Неисправимый проглот, как же без тебя-то?

На удивление в домике, кроме него, никого не было, хотя мимо окна периодически проходили солдаты и проезжали военные машины. Странно… А где Брайтшнайдер? Где писарь, который должен был сидеть на своём месте? Хм, похоже, что-то случилось пока он спал? Надо бы узнать!

Проигнорировав возмущение желудка, снова начавшего выражать своё недовольство, Гюнтер решил выйти на улицу и самому найти кого-нибудь из своих. На крыльце скучающе прохаживался незнакомый фельджандарм со своей неизменной цепной горжеткой, вооружённый пистолетом-пулемётом. Кивнув ему, Шольке хотел спуститься вниз но тот неожиданно проворно заступил ему дорогу! Не понял?

Гюнтер удивлённо посмотрел на парня, ниже его почти на полголовы, мешавшего ему пройти. Скуластое, явно не арийское, лицо; внимательные глаза, без всякого почтения смотревшие на него. Форма с оранжевыми окантовками, знаки различия простого фельдфебеля. Да этот «цепной пёс» совсем охренел⁉

— С дороги, фельдфебель! — приказал он, сурово сдвинув брови. — Перед тобой офицер СС!

— Я знаю, господин оберштурмфюрер! — ответил тот, тем не менее не двигаясь с места. — Но выйти из дома вы не можете!

— Чего? — Гюнтер настолько удивился что даже не разозлился. — Ты, случаем, не пьян, парень?

— Никак нет, господин оберштурмфюрер! Не положено на службе! — официальным тоном выдал фельджандарм. — Согласно приказу коменданта города Вадленкур вы, оберштурмфюрер СС Гюнтер Шольке, находитесь под домашним арестом до дальнейшего решения трибунала! Именно для этого здесь учреждён пост военной полиции. Настоятельно прошу не выходить из дома, иначе буду вынужден применить к вам меры воздействия запретительного характера!

Гюнтеру показалось что он спит. Сказав эту загадочную ахинею фельдфебель не рассмеялся над собственной шуткой, как ждал Шольке, а продолжал спокойно стоять на месте. Так… Определённо что-то случилось, пока он спал! Какой ещё арест? За что? Подождите-ка!

— Фельдфебель, комендант города Вадленкур никак не мог отдать такой приказ, и уж тем более судить, потому что я и есть этот комендант! — попытался внести ясность Гюнтер. — Так что хватит этой комедии, фельдфебель, уже не смешно…

— Извините, господин оберштурмфюрер, но насколько я знаю, вы не были назначены комендантом! — почтительно но твёрдо поправил его тот. — Если хотите подробностей то предлагаю дождаться того кто выполнил приказ о вашем домашнем аресте. Он вам лично всё объяснит.

— И кто же это такой смелый? — раздражённо усмехнулся Шольке, мысленно пытаясь понять как он умудрился провиниться после того как сделал невозможное, почти полностью уничтожив главные силы вражеской танковой дивизии. Вообще-то, Гюнтер не удивился бы если его наградили чем-нибудь или даже повысили в звании за такой подвиг… Вот и дождался «награды», проснулся под арестом. Как там однажды пошутил Алекс? «Наказание невиновных, награждение непричастных?» Приблизительно так.

— Вот он как раз идёт сюда! — вытянул руку фельдфебель и Гюнтер оглянулся… Он⁈

К крыльцу дома подходил, как ни в чём не бывало, унтершарфюрер СС Роске, личный помощник Дитриха! И при этом дружески улыбался, скотина! Значит, вот как? В лицо дружим а за спиной подстава⁈ Хотя… Сам бы он не мог этого сделать, только по приказу Папаши… Выходит, приказ арестовать его отдал Зепп? Но тогда при чём здесь этот таинственно появившийся комендант Вадленкура? Что за чертовщина? Ничего не понятно…

— Здравствуйте, Шольке! — приветливо поздоровался Роске, привычно улыбнувшись и протянул руку. — Вижу, вы наконец-то проснулись?

— Да уж… проснулся… — хмуро ответил Гюнтер, даже не пытаясь пожать ему в ответ. — И обнаружил что кое-кто, которого я по своей наивности считал надёжным товарищем, а возможно и другом, решил арестовать меня по неизвестной причине. Спасибо хоть что не в темницу бросили, господин унтершарфюрер! — не смог он удержаться от язвительного тона.

— Так… — задумчиво протянул тот, опуская свою руку. — Понимаю вас, оберштурмфюрер, и могу дать объяснения, благо время как раз поджимает, завтра утром состоится суд трибунала.

— Вот как? — неприятно удивился Гюнтер такой скорости военного судопроизводства. Понятно, что военно-полевой суд не станет заморачиваться всеми процедурами гражданского органа но всё равно, как-то это не очень… — Что ж, тогда тем более я хочу услышать в чём меня обвиняют и где я так преступил закон что потребовалось меня запереть! — и снова вошёл в дом, слыша за спиной шаги Роске.

По правде говоря у него появилось предположение о том что это было следствием его «липового» приказа фюрера но он почему-то был уверен что для такой реакции вышестоящих было рановато… Вот сейчас и настанет ясность!

Они снова вошли в ту комнату в которой проснулся Гюнтер. Сам он уселся на постели, облокотился о стену и с ожиданием воззрился на помощника Дитриха.

— Прежде всего скажите, унтершарфюрер, что это за глупая история с приказом какого-то коменданта Вадленкура о моём аресте? И при чём тут вы и Зепп? — спросил Шольке, горя желанием разобраться в этой тёмной истории.

— Хм… Хорошо, начну с самого начала! — решил унтершарфюрер и посмотрел ему прямо в глаза. — Вы же помните некоего обер-лейтенанта Бахмана?

Гюнтеру потребовалось несколько секунд чтобы вспомнить кто это такой. Ну конечно, тот самый расслабленный кретин у которого радист утопил рацию а он сам не нашёл лучшего времени чтобы отметить день рождения и заодно будущую победу над пока ещё сражающимися Союзниками. Так сказать, бывший комендант города, по мнению Шольке снятый им с поста совершенно справедливо, пусть и не совсем законно. Интересно, что с ним?

— Да, припоминаю… — усмехнулся он, покачав головой. — Редкостный идиот, между нами говоря. В первый раз встретил армейского офицера которому нельзя доверить даже отделение, не говоря уже о роте. Когда я приехал в Вадленкур этот болван встретил меня в пьяном виде и пытался уверить что война уже закончилась нашей блестящей победой. Как оказалось, он умудрился утопить ротную рацию и приказ о моём назначении и задаче о обороне города до него не дошёл. Когда же я сообщил ему обстановку и довёл до сведения что теперь здесь командует некий оберштурмфюрер СС Шольке то этот Бахман стал возражать, причём в довольно развязном тоне. У меня был очень напряжённый рейд за спиной, мой отряд понёс незапланированные потери и я потерял впустую очень много времени. На счету была каждая минута а этот обер-лейтенант… — Гюнтер вздохнул и признался: — Словом, я сорвался, приказал Бруно арестовать его и запереть до протрезвления. Назначил вместо него толкового штабс-фельдфебеля Биссинга и больше не вспоминал об этом пьянице. А что, Бахман умудрился выжить в этой суматохе?

— Не только выжил, оберштурмфюрер, но и очень хорошо вас запомнил! — весело улыбнулся Роске, выслушав краткий пересказ событий. — И с его слов ситуация выглядит немного иначе. Говорит что к нему ворвался какой-то наглый эсэсовский ублюдок… это его слова, не мои! — поправился он. — И, не тратя времени на разбирательство а также не показав письменное распоряжение вышестоящего начальства, велел арестовать его своему громиле-помощнику. Кстати, ваш Брайтшнайдер тоже сейчас под арестом! — ошеломил его помощник Дитриха. — За то что, хоть и по вашему приказу, угрожал офицеру оружием.

— Проклятье! Это было не совсем так! — раздражённо ответил Гюнтер, встав с кровати и начав расхаживать по комнате. — Я действовал по обстановке, не было времени расшаркиваться и соблюдать положенные процедуры! Французы могли напасть каждый час а благодаря этому выпивохе город был совершенно не готов к обороне! Да, возможно, я немного перегнул палку но в тот момент у меня сидела в голове только одна мысль — как можно быстрее рыть укрепления и искать тех кого можно в них посадить! А вместо помощи этот Бахман только что-то бормотал, пуская слюни…

— Немного перегнул палку? — переспросил его унтершарфюрер уже без улыбки. — Скажу честно, это очень мягко сказано. Вы, наверное, не знаете но этот Кристиан Бахман является сыном генерал-майора Бахмана! — многозначительно сообщил тот.

Это имя ничего Шольке не говорило поэтому единственной его реакцией был недоумённый вопрос:

— И что?

Роске снисходительно усмехнулся.

— Эх, Гюнтер, признаю, вы очень хороший офицер СС, смелый, напористый и так далее… но вам бы не помешало больше знать о связях наверху. В минуты откровенности наш Папаша то и дело рассказывает мне про свои склоки с высшими чинами армии и СС, поэтому и вам я приоткрою тайну. Генерал-майор Бахман является одним из лучших друзей нашего группенфюрера СС Пауля Хауссера, командира дивизии усиления СС. Кстати, у него такое же прозвище что и у Зеппа — «Папа». Как я понял, они вместе учились в Прусской военной академии ещё при императоре Вильгельме. Потом судьба снова столкнула их в рядах ветеранов рейхсвера «Стальной шлем» и с того времени они тесно дружат, несмотря на некоторые шероховатости в отношениях между армией и СС. Представьте себе реакцию старого генерала когда ему вчера вечером позвонил единственный любимый сын и сказал что некий офицер СС посмел незаконно сместить его с должности и посадить под замок? Естественно, тот был в ярости и сразу сообщил Хауссеру. Закрутилась бюрократическая машина и пока вы спали ваша судьба была решена — домашний арест до суда. А решение по нему, учитывая авторитет группенфюрера, поддерживающего контакт с самим Гиммлером, почти наверняка будет очень суровым. Особенно беря во внимание что генералы Вермахта недолюбливают нас то с радостью воспользуются этим случаем чтобы ткнуть носом в лужу " тупых зазнаек с молниями"… Резонанс от вашего поступка их стараниями проявится уже в самое ближайшее время, будьте уверены.

— Надо же… — хмыкнул Гюнтер, остановившись у окна. — Сразу папочке побежал жаловаться. Нет бы прийти ко мне и постараться выяснить всё по-мужски, но куда там, лучше сразу подключить тяжёлую артиллерию…

— То есть закончить всё обычным мордобитием? — спросил Роске, иронично глядя на него. — А зачем? Он, видимо, понял что не сможет победить вас в таком «мужском разговоре» и не стал даже пытаться. Не все же любят кулаками махать, некоторые предпочитают более… элегантные способы добиться своей цели. Тем более, у него это получилось, верно?

Шольке промолчал, рассеянно наблюдая за тем как по улице спокойно расхаживают германские солдаты и местные жители. Казалось, ничего не напоминало о том что здесь творилось всего сутки назад. Даже дома в зоне видимости из окна почти все целы. Это и неудивительно, укрепления Гюнтера были возведены на южных и западных окраинах, там и разгулялась французская артиллерия. А центральным кварталам досталось намного меньше.

— Значит, суд? — утверждающе спросил Гюнтер, обернувшись к унтершарфюреру. — Что ж, надеюсь, мне дадут сказать пару слов в своё оправдание?

— В этом не сомневайтесь! — заверил его Роске. — Скажу вам ещё кое что… Дитрих на вашей стороне и то что вы до сих пор относительно свободны во многом его заслуга. Когда вся эта история вылезла наружу то он сразу заявил что станет поддерживать своего офицера и не даст его в обиду. Он подтвердил свой приказ о том что вы были уполномочены им взять под командование гарнизон Вадленкура и принять все меры к его обороне. Даже путём замены коменданта. Таким образом Зепп принял на себя часть того удара что предназначался вам, понимаете? По настоянию Хауссера, читай Гиммлера, гестапо уже хотело взять вас под стражу но тот прямо сказал старшему из них что вы выполняли его приказ и велел убираться из города. Дитриха, как одного из самых приближённых к фюреру, гестапо тронуть не осмелилось и доложило Гиммлеру. В результате сейчас снова разгорелась ожесточённая перепалка между Дитрихом и Паулем, на стороне которого стоит сам рейхсфюрер. Интересная, честно говоря, ситуация… — рассмеялся Роске, качая головой. — По идее, группенфюрер как эсэсовец, должен был быть на вашей стороне против армейцев но, из-за дружбы с генералом Бахманом, вынужден ратовать за суд над своим же «чёрным» братом. К тому же все знают как они раньше собачились с Зеппом, и сейчас появился новый повод в виде вас, оберштурмфюрер… Подозреваю, что в роли третейского судьи снова придётся выступать нашему фюреру а зная его расположение к своему верному бывшему охраннику Зеппу, Гиммлер не торопится ставить его в известность. Дитрих кипит от ярости и готов немедленно лететь в Берлин чтобы лично объяснить Гитлеру ситуацию, потому что по телефону его с ним упорно не соединяют.

— Ну и ну, заварил же я кашу, отстранив этого Бахмана… — усмехнулся Шольке, снова начав расхаживать по комнате. — Подумать только, какие последствия от, казалось бы, такого незначительного происшествия!

— Согласен, круги по воде пошли очень сильные… — подтвердил Роске. А потом неожиданно добавил с каким-то восхищением в голосе: — Но это ещё не все неприятности, которые вам грозят, оберштурмфюрер. Как вы додумались самовольно состряпать приказ от имени самого фюрера⁈

Гюнтер тяжело вздохнул и уселся на кровать, чувствуя что трудный разговор ещё не закончен. Что ж, глупо было ожидать что такая вот его инициатива останется без последствий. Ещё когда он сидел в приёмной коменданта Седана и приказал его писарю состряпать эту бумагу то он заранее знал что такое ему не простят просто так. Но в тот момент его волновало совсем другое и эти последствия были где-то там, далеко-далеко… Теперь же они стояли прямо перед ним и надо было встречать их лицом к лицу, как и положено тому кто не привык бегать от ответственности за свои поступки.

— Просто понял что другой возможности подчинить себе проходящие через город части я не найду… — признался он глядя Роске в глаза. — Никто не стал бы слушать какого-то офицера СС, требующего подчиниться его приказу и защищать маленький французский городок, когда у них были свои собственные задачи и командиры. И даже на приказ Дитриха бы не посмотрели. Но если всем проходящим можно наплевать на приказ оберштурмфюрера СС и даже генерала СС, то вот сделать то же самое с приказом самого фюрера… — Гюнтер невесело ухмыльнулся.

— На это уже нужна большая смелость, а в немецких офицеров с самого начала военной карьеры вбивается строжайшая дисциплина и безоговорочное подчинение приказам вышестоящих. А кто может быть выше фюрера? Никто! Поэтому и решился на такую авантюру. Был почти уверен что большинство, хоть и не поверят этому приказу до конца, не станут лезть на рожон и пытаться его оспаривать. А сделают то что безопаснее и привычнее — просто подчинятся тому кто имеет право приказать и требовать исполнения своих распоряжений. Как видите, это сработало. Был лишь один случай когда офицер решил не подчиниться…

Шольке тепло улыбнулся, вспомнив бесстрашного старого офицера-сапёра, не дрогнувшего когда он направил ему пистолет прямо в лицо. — Но когда я ему объяснил безвыходность своего положения то он смягчился и сделал вид что поверил. А потом уже всё закрутилось так что я и забыл об этом…

Наступило почти минутное молчание. Гюнтер просто ждал новых вопросов а помощник Дитриха, видимо, пытался понять как Шольке смог найти такую наглость чтобы пойти на серьёзнейшее нарушение субординации и чёрт знает чего ещё…

— Вы понимаете, оберштурмфюрер, что за такое вам может быть? — тихо спросил Роске, наклонившись к нему. — Сейчас об этом знают только сам Дитрих и некоторые ваши командиры из тех кто выжил… Но когда об этом расскажут те кому вы это показывали то от гестапо не спасёт даже Зепп! Подлог, посягательство на полномочия фюрера, превышение всего что только возможно… Чёрт побери, да там кучу обвинений можно будет на вас навесить! Очень серьёзные последствия, вплоть до обвинения в заговоре или государственной измене! Это всё дойдёт до Гиммлера а уж он не упустит возможности в своё время доложить об этом фюреру в нужной интерпретации которая, конечно, будет крайне невыгодной для вас! Когда Зепп увидел этот приказ, лежащий в вашей планшетке, то решил что у него галлюцинации. Просил чтобы я лично прочитал его дважды! А потом гадал какой идиот надоумил вас на эту мысль…

— Никто! — твёрдо ответил Гюнтер. — Я сам это придумал, сам напечатал на машинке в приёмной коменданта Седана когда его писарь вышел покурить! Поэтому не надо искать корни какого-то заговора, Роске! Виноват во всём я один! Виноват что удержал город вопреки громадному перевесу противника, благодаря мужеству моих солдат и ошибок противника! Виноват в том что выжил а не погиб, как многие мои подчинённые, срывая планы французов и сохранив пути снабжения для наших танкистов! И я готов ко всему что может последовать! Я знал что меня может ждать ещё тогда когда это сделал! Прошу лишь передать Зеппу что единственной причиной моей авантюры было понимание того что другой возможности выполнить приказ о обороне Вадленкура у меня не было! Не будь этой бумажки то сейчас оба города были бы захвачены французами и мы не сидели бы здесь с вами!

Эмоционально закончив речь Гюнтер лёг на кровать и закрыл глаза. Сердце часто стучало, постепенно успокаиваясь, в голове было пусто. Вот почему такая несправедливость⁈ Образно говоря, такой поступок, который совершили он и его солдаты, достоин награды, причём не какой-там нашивки… А тут приходится надеяться о том как бы завтра не наступил последний день его жизни в наказание за превышение служебных полномочий! Сюрреализм настоящий! Проклятье, а как же его женщины, если Шольке не станет⁈

Эта мысль повергла Гюнтера в ещё большую мрачность. Вот уж не было печали…

— Я подробно сообщу Дитриху о нашем разговоре… — пообещал Роске, поднимаясь со стула. — Думаю, он обязательно постарается вытащить вас но, вкупе с делом Бахмана, ситуация выглядит довольно безрадостной.

— Постойте, унтершарфюрер! — окликнул его Гюнтер когда тот уже собрался уходить. — Вчера я не успел узнать какие именно у меня потери… Кто выжил а кто погиб… Можете ввести меня в курс дела?

Тот замялся и у Шольке засосало под ложечкой. Похоже, его ждут очередные неприятные известия. К удивлению, судьба подчинённых взволновала его куда больше собственной. Похоже, действительно он успел врасти в коллектив и теперь воспринимает своих солдат как… пусть не младших родственников в семье но как близких товарищей, за которых несёт персональную ответственность.

— Хорошо, расскажу… — решил Роске и снова уселся на стул, явно чувствуя себя не в своей тарелке. — Но мои данные не полные, поимённо назвать не могу.

— Пусть так! — кивнул Гюнтер, внутренне собравшись и приготовившись.

— Кроме вас и вашего заместителя Брайтшнайдера выжило сорок человек… — признался помощник Дитриха и Шольке почувствовал как сердце болезненно заныло, заранее ощущая что многих он уже больше не увидит в строю. — На ногах остались семнадцать бойцов СС, ещё двадцать три человека отправлены в наш госпиталь с различными ранениями. Остальные погибли…

Гюнтер закрыл лицо дрогнувшей рукой, погрузившись в свои горькие мысли. Сорок!!! Всего сорок из общего числа почти под сотню человек, если брать всех членов экипажей броневиков и мотопехоту на «Ганомагах»! Это просто кошмар! Меньше половины тех с кем он начинал служить всего две недели назад! А за восемь дней до этого, в день наступления, они были полны жизни радовались каждому мгновению! Всего за неделю его отряд потерял больше половины личного состава! Это очень большие потери! И скоро в его «особом» блокноте список пополнится десятками фамилий тех кого он не смог уберечь от гибели, хотя и пытался как мог… Слабым утешением служило то что при таком огромном несоответствии его сил и войск противника было вообще чудом что выжили хоть они. По всем правилам военной науки уцелеть под давящим катком целой танковой дивизии противника его отряду было бы невозможно! Даже учитывая неплохие укрепления и ПТО, которые и сделали основную часть работы.

— … я не знаю поимённо но наибольшие потери, по словам солдат, они понесли когда сражались с прорвавшейся в город группой французских броневиков… — продолжал рассказывать Роске, видимо, не замечая его состояния. — Эти «Панары» носились по улицам, расстреливая всех наших кто им попадался. Пока ваш посыльный добрался до резерва и передал приказ их уничтожить те успели натворить делов. Сначала бойцы пытались забрасывать их гранатами но получилось плохо… А потом, когда ваши машины столкнулись с французскими, началась настоящая бойня. Никто не уступал! Броневики расстреливали друг друга в упор, сталкивались в таранах! Те кто выжил и смог вылезти наружу, бросались на противника с ножами, стреляли из пистолетов, били кулаками и душили… Ни одного пленного из экипажей «Панаров» не было, все погибли в бою с нашими. Но прежде чем последний из них вспыхнул на улицах Вадленкура то и все ваши машины тоже были выведены из строя и сгорели. «Здоровяка» также больше нет… — уточнил он, наверное, решив что Шольке это было особенно важно.

На самом деле ему был важен не только экипаж его «Здоровяка» но и любой другой. Но Гюнтер промолчал, чувствуя что не может сказать ни слова. Просто не смог найти тех что выразили бы всю его боль в этот момент. А Роске, увлёкшись, продолжал говорить дальше…

— По приказу Зеппа я каждый час пытался связаться с вами и сообщить время прибытия 10-й танковой дивизии, которую Гудериан по просьбе Дитриха послал вам на помощь… Но вы не отвечали! Мы уже не знали что и думать. Лётчики над городом докладывали что поля под Вадленкуром заставлены сгоревшей и подбитой вражеской бронетехникой, ваши оборонительные позиции на окраинах разрушены и в них нет никакого движения. Где вы и ваши солдаты никто не знал. Сам город весь в дыму и было плохо видно что происходит внизу. Иногда на улицах виднелись танки и тогда штурмовики пикировали чтобы поразить их… Наш полк ворвался в город через час после танкистов, которые добили прорвавшихся в него французов и контратаковали исходные позиции противника. Дитрих сам нашёл вас лежащим в церкви и храпящим так что стены содрогались… — усмехнулся Роске, посмотрев на него. — И не велел вас будить, сказал, пусть выспится герой! Занялись ранеными, отправили их в госпиталь. А потом появился этот Бахман и всё завертелось на ночь глядя…

— Значит, весь наш полк ещё здесь? — Гюнтер повернул к нему голову.

— Нет, этим утром он по приказу Дитриха был отправлен вслед за танкистами на юг, в качестве пехотной поддержки, чтобы выйти в тыл сидельцам на линии «Мажино»… — огорчил его унтершарфюрер. — Здесь только Дитрих, я и пара человек из штаба. Весь полк, его штаб и тылы ушли на юг. Кроме вас с Бруно все остальные отдыхают и приходят в себя после этого боя. Ваш друг и медсестра пытались вас навестить но часовой не пустил, так что пришлось им тоже уехать…

— Ясно! — произнёс Шольке, снова вздохнув. — Если возможно, выпустите Бруно, он ни в чём не виноват. Просто выполнял приказ командира, мой приказ. Вся ответственность на мне!

— Я понимаю но это пока невозможно! — с сожалением развёл руками Роске. — Этот Бахман очень зол на то что ваш помощник с ним грубо обращался и угрожал оружием. Поэтому, чтобы тот снова не стал жаловаться отцу, Дитрих лично с ним поговорил и тот, узнав что вы под домашним арестом, добровольно согласился разделить ту же участь. Думаю, ему ничего особенного не грозит, как простому исполнителю приказа и завтра, после суда, если его оправдают, Зепп намерен его отпустить, сославшись на то что вашим выжившим разведчикам нужен временный командир.

Да уж, Бруно там накомандует без присмотра Гюнтера! Опять всеобщий пофигизм и расслабление… Мда, а ведь похоже, даже если удастся увильнуть от казни то его карьере конец? Что он и озвучил в виде вопроса.

— Боюсь, так и есть… — подтвердил унтершарфюрер с истинным огорчением. — Единственный кто точно может не только спасти вам жизнь но и оставить командиром разведчиков это сам фюрер. Но до него надо сначала добраться а потом ещё и убедить в вашей правоте что, как вы сами понимаете, невозможно сделать до завтрашнего утра.

Что верно то верно. И даже если это всё удастся сделать, что крайне маловероятно, то реакцию Гитлера вряд ли можно будет назвать положительной. В прошлый раз он вытащил его из-под носа Гиммлера только потому что к Еве успела обратиться Лаура, да и сам фюрер не хотел чтобы его «верный Генрих» начал допытываться насчёт письма. А так он был очень зол за тот случай когда пьяный Шольке избил патрульных, хотевших его задержать. Теперь же другая ситуация, разоблачение и допрос по этой теме ему вряд ли грозят. Да и всю важнейшую информацию которую он мог дать Гитлеру, уже раскрыл, а значит, по идее, больше не интересен.

— Возможно, вы хотите чтобы я кому-нибудь позвонил в Берлине и объяснил ситуацию? — внезапно предложил унтершарфюрер. И в ответ на удивлённый взгляд Гюнтера, доверительно поведал: — Зепп очень заинтересовался тем случаем когда вас вытащили из тюрьмы по приказу самого фюрера и решил что вы имеете весьма влиятельного покровителя в столице. Думаю, если так, то самое время воспользоваться его помощью. Завтра может быть уже поздно!

Вот оно что! Значит о нём наводили справки? В принципе, логично. Дитриху хотелось знать кого он назначил на должность своих «глаз и ушей», вот и задействовал свои контакты в СС. Хм, а ведь идея соблазнительная! Умирать-то не хочется, особенно когда завариваются такие интересные дела в мире! Допустим, он согласится… Но кому тогда сообщить? Хотя выбор невелик. Ханна или Ева. Первая может повлиять на Геббельса который, в свою очередь, повлияет на Гитлера. А если колченогий не захочет повлиять в пользу Гюнтера? Тогда дело худо… Ева? Та, будучи очень близкой к фюреру, наверняка сумеет найти ключик к главе Рейха и убедить его что живой Шольке гораздо выгоднее для него чем мёртвый. Смогла же она один раз это сделать, возможно, получится ещё раз? В конце концов, что он теряет в этом случае? Ничего. Что же касается выбора…

— Я был бы вам очень благодарен, Роске, если вы позвоните фрау Грубер из рейхсминистерства просвещения и пропаганды… — сказал он ожидающему его ответа унтершарфюреру. — Объясните ей всю ситуацию без прикрас и посоветуйте, в случае необходимости, связаться с Евой Браун. Думаю, это всё что я могу вам сообщить. Если у них получится сообщить фюреру эту историю и причины моего поступка то он сможет справедливо рассудить нас. А если нет… то завтра я в последний раз увижу восход солнца! — грустно усмехнулся Шольке.

— Ева Браун? — неподдельно удивился помощник Дитриха. — Вы знакомы с близкой подругой самого фюрера?

Гюнтер молча кивнул, не собираясь рассказывать как у фюрера растут на голове никому невидимые украшения. Ева теперь его очень близкая подруга, а не Гитлера, но другим пока рано об этом знать.

— Что ж, если так то, возможно, шансы на благоприятный исход вашего дела значительно вырастут… — удовлетворённо сказал унтершарфюрер и снова встал, собираясь уходить. На этот раз Шольке не собирался его останавливать но тот сам обернулся на пороге.

— И ещё, оберштурмфюрер… Наш «Папаша» приказал мне передать кое-что вам лично. Цитирую: «Отличная работа, парень! В том что Вадленкур не потерян и мы продолжаем наступление это полностью твоя заслуга! И уж поверь, я буду биться за тебя так же как и за других своих офицеров! Никто не скажет что я неблагодарен к тем кто вырывает для Германии победы зубами, рискуя их лишиться напрочь! Всем твои герои, погибшие и раненые, будут обязательно награждены, даже если мне потребуется лично выбивать этот приказ у нашего „огородника“! Спасибо тебе, Шольке, и благодарю за службу!» — старательно подражая голосу Зеппа произнёс Роске. — Уфф… Вроде ничего не перепутал! Вот увидите, он обязательно спросит передал ли я вам сообщение… — усмехнулся он, надевая пилотку.

— Передайте ему что я полностью уверен в его словах и нисколько в них не сомневаюсь! — ответил Шольке, пожимая ему руку и выходя вместе с ним в коридор.

— Это само собой! — сказал унтершарфюрер, остановившись перед дверью на улицу. — Обед вам скоро принесут а я пойду быстрее в штаб, доложить Зеппу и позвонить этой фрау! А вам желаю хорошенько отдохнуть перед завтрашним днём, уверен, душевное спокойствие вам не помешает в любом случае, каким бы не было решение суда! Удачи!

И вышел на крыльцо. А Гюнтер, тоскливо проводив его взглядом, оглядел невозмутимого часового-фельджандарма и вернулся обратно в комнату. Всё что от него зависело, он сделал, осталось лишь ждать результатов…

Берлин.

18 мая 1940 года.

Управляющий Ральф Айзенбергер.

Уже третий день он лежал в клинике Шарите и медленно выздоравливал под неусыпным контролем врачей и прочего медперсонала. Раны болели, но уже не так сильно как раньше, можно было даже не морщиться при неловких движениях. Несмотря на своё довольно плачевное состояние, в целом мужчина был доволен собой.

В преклонном возрасте, давно отвыкнув от молодецкой лихости, которой он так бравировал на фронте, Ральф сумел сделать по-настоящему правильный поступок — спасти ребёнка. Пусть и не от смерти, но всё равно… В этой ситуации управляющий твёрдо знал что осуществил действие достойное и солдата и просто мужчины — защитил беззащитного. Ну а то что чуть не умер в процессе… что ж, солдат всегда должен быть готов к гибели от врагов и не бояться этого. Что касается ран то тут тоже ничего необычного. В своё время он уже лежал в госпитале после той Верденской атаки и мог абсолютно точно сказать что сейчас врачебный уход за ним был намного лучший чем тогда, много лет назад. А за это следует обязательно поблагодарить Её милость, баронессу.

Отдельная, светлая палата, личная медсестра, усиленное питание с фруктами… Ральф даже думать не хотел в какую сумму аристократке обходится каждый день лечения своего управляющего. Каждый раз, захваченный этой мыслью, мужчина обещал сам себе что постарается поскорее выздороветь и вновь приступить к своим обязанностям в усадьбе. Чувство благодарности к баронессе, и до этого бывшее высоким, поднялось ещё выше и он в который раз убедился что правильно сделал, не поддавшись соблазну сменить место службы у Марии фон Мантойфель на другую аристократическую семью. Может, там бы и платили больше но Ральф сильно сомневался что в такой ситуации новые хозяева стали бы тратиться на лечение управляющего. Скорее, уволили бы и взяли нового. Да и сам характер баронессы, её поведение в быту, поступки привлекали его, как человека честного и не любящего фальшь.

Она даже прислала к нему безнадёжно влюблённую Елену! Горничная умудрилась втюриться в него много месяцев назад и упорно старалась скрывать это, не подозревая что почти все в усадьбе заметили её чувства. И теперь всё своё свободное время Елена сидела в его палате, развлекая разговорами или рассказывая новости. Неизвестно почему но её голос оказывал на него какое-то усыпляющее воздействие… Тембр или ещё что, но стоило ей минут пять поболтать не останавливаясь как Ральф засыпал, причём незаметно для самого себя. Даже если ночью уже хорошо выспался! Сначала та обижалась, думая что ему просто скучно, но когда она вчера в шутливой форме пожаловалась на это доктору тот наоборот успокоил женщину, сказав что это полезно для раненого. Во всяком случае, засыпать под её болтовню Ральфу нравилось больше чем читать газеты или какую-нибудь книгу между перевязками и приёмом лекарств.

Сейчас Елена ещё была на службе, обещая, как обычно, прийти вечером. Вздохнув от скуки мужчина повертел в руках книгу, раздумывая чем бы заняться, когда вдруг дверь палаты тихо открылась и внутрь быстро вошёл какой-то тип.

Ральф с удивлением посмотрел на него. Незнакомца он видел в первый раз и решил что тот ошибся дверью. Но, как оказалось, визитёр был именно к нему.

Среднего роста с обычным лицом, не считая внимательных глаз, непрерывно рыскающих по палате, гость подошёл к его кровати и бесцеремонно уселся на стул.

— Здравствуйте! Вы же Ральф Айзенбергер, верно? Управляющий Марии фон Мантойфель? — спросил он вкрадчивым голосом, от которого мужчина насторожился. Чутьё на неприятности проснулось и теперь еле заметно сигнализировало о проблемах. Вот только каких?

— Баронессы фон Мантойфель! — строго поправил его Ральф, уже начиная испытывать к незнакомцу стойкую антипатию.

— Хорошо, пусть будет баронесса… — охотно согласился визитёр, не став спорить. — Честно говоря, мне всё равно. Я здесь по делу и у меня мало времени.

— Я тоже не горю желанием долго видеть вас, господин Безымянный! — честно признался мужчина. — И чем быстрее вы выложите это своё дело тем лучше!

— Я не представился? — иронично спросил тот. — Какая досада! Допустим, называйте меня… Отто! Что же касается дела… Оно очень простое. Нам нужны те деньги которые мы из-за вас потеряли! Вот и всё!

— Что⁈ — изумился Ральф, неосознанно пытаясь сесть. Но был ещё слишком слаб и, застонав, снова упал на подушки. — О каких деньгах вы говорите? И кто это «мы»?

Интересно, кто такой этот чудак? Пришёл сюда и требует у него деньги, непостижимая наглость! Эх, будь сейчас он в полной силе то вышвырнул бы этого дурачка пинком из палаты!

— Спокойно, господин Айзенбергер! — слегка отодвинулся тот, бросив взгляд на закрытую дверь. — Не надо так бурно реагировать! Вижу, вы ещё не поняли? Тогда я объясню. Всё дело в том что совсем недавно мой… начальник должен был получить долг от некоего господина Бломфельда… Семьдесят тысяч рейхсмарок! Очень даже неплохая сумма, верно? Но благодаря вашим неразумным действиям эта сделка сорвалась. И мы не только не получили денег которые должны были… Но и потеряли наших людей. А это уже совсем плохо! Одного убили вы, другие двое схвачены. Мой начальник очень недоволен этим и твёрдо намерен не только получить свой долг но и компенсацию за причинённые проблемы! Ещё семьдесят тысяч. Итого — сто сорок тысяч рейхсмарок! Отличная сумма, не правда ли?

Несмотря на услышанное, Ральфа охватило веселье. Неужели эти бандиты собираются ему угрожать? Да ещё стребовать с него кучу денег за то что он спас мальчишку и не дал им нажиться на горе фрау Хаммерштайн? Если это правда то когда мужчина выздоровеет то вплотную займётся этими обнаглевшими преступниками! Нет, каково, а?

С трудом удержав улыбку Ральф спросил:

— Значит, самый главный бандит Ганс Бургхальтер решил чтобы я лично возместил ему потери? Правильно понимаю?

— Да, именно так! — подтвердил Отто, снова глянув на дверь. — Он очень сильный и жестокий человек, я бы вам не советовал злить его ещё раз. В тот раз он уже хотел лично приехать и разобраться с вами, но господин Бургхальтер не какой-то там уличный уголовник или бандит, как вы неправильно выразились, у него есть свои принципы. Именно поэтому он не стал снова пытаться красть того мальчишку или шантажировать его мать хотя, между нами говоря, другие именно на этом варианте и настаивали, так как это было бы безопаснее. Но, как я уже сказал, у него есть принципы, поэтому он желает чтобы вы лично принесли эти деньги! Как и где именно вы их достанете для него не имеет значения. Впрочем, эта ваша баронесса наверняка богатая и если вы сможете украсть из дома что-то ценное… например, её украшения, и свалить это на другую прислугу то, скорее всего, она даже вас не заподозрит. Хотя, решать вам! Я лишь предложил вариант.

Да, вся компания этого Бургхальтера те ещё мерзавцы… Ну что ж, похоже, дурные делишки этого толстого Бломфельда аукаются даже после его смерти. Похоже, придётся снова брать в руки оружие и окончательно решать этот вопрос. Естественно, не в нынешнем состоянии…

— Допустим, я соглашусь… — со смиренным видом вздохнул Ральф. — Вы же видите что я даже с постели встать не могу. Придётся подождать…

— О, это не такая проблема! — махнул рукой Отто. — Он знает что вы тяжело ранены и готов подождать вашего выздоровления. После того как вы выйдете из этой клиники у вас будет неделя чтобы вернуть долг. Мой визит сегодня только для того чтобы получить ваше предварительное согласие. И если вы его не вернёте… — визитёр философски пожал плечами… — тогда умрёте! И вряд ли быстро и безболезненно. А долг вместо вас придётся отдавать кому-то другому… Возможно, баронессе. Но и сумма там уже будет совершенно другой, вы же понимаете? Впрочем, безопасность её дочерей стоит намного дороже, верно говорю? — и неискренне улыбнулся.

Ах ты, сволочь!! Вот, значит, принципы какие! Женщин и детей не трогаем, но если по другому никак то… трогаем! Очень удобные принципы, нечего сказать… Ральф прикрыл глаза и заставил кулаки расслабиться. Спокойно, только спокойно! Не надо показывать ему свою ярость, пусть лучше думает что мужчина сломался. Они, наверное, не знают кем он был на войне, раз озвучили такие планы бывшему штурмовику. Что ж, это их огромная ошибка. Можно даже сказать, смертельная ошибка!

— Можете передать господину Бургхальтеру что я согласен! — хрипло сказал Ральф, полностью овладев собой. — Как только вылечусь то сразу займусь вашим делом. Не беспокойтесь, я всегда отдаю свои долги! — он сказал чистую правду, вот только смысл в словах был немного не тот что хотел услышать этот Отто.

— Вот и хорошо что мы договорились! — самодовольно улыбнулся тот, встав со стула. — Я обязательно сообщу подробности нашего разговора господину Бургхальтеру. Уверен, он будет рад услышать что мы поняли друг друга. А вы поскорее вылечивайтесь, это не только в наших но и в ваших интересах! Я ещё навещу вас чуть позже, когда вам станет лучше. А пока, до встречи! Приятно было познакомиться!

Отто напоследок снова улыбнулся и исчез так же тихо как и появился, закрыв за собой дверь. А Ральф, наконец, расслабился на подушках, размышляя о беседе. Ну что ж, Ганс Бургхальтер, если ты не по зубам полиции то это не значит что можешь спокойно спать по ночам! Пора связываться со своими друзьями и, образно выражаясь словами Олда Шаттерхенда, главного героя писателя Карла Мая, «выкапывать топор войны»…