Человек-Эхо

Глава 59

Когда-то величественный особняк, Музыкальный институт Прентисса представлял собой впечатляющее здание из песчаника в георгианском стиле начала 1900-х годов напротив площади Риттенхаус на Локаст-стрит. В мире классической музыки многие считали его филадельфийской версией Джульярдского оркестра. Многие участники Филадельфийского оркестра учились в Прентиссе. Хотя большинство учебных курсов было на уровне колледжа, они также содержали подготовительную школу. Ряд ведущих исполнителей крупнейших оркестров по всему миру прошли обучение в Prentiss.

Из-за престижа школы и позднего часа Бирн позвонил в офис DAs. Затем офис позвонил в школу и договорился с Джессикой и Бирном о встрече, чтобы с кем-нибудь поговорить.

Деканом Музыкального института Прентисса был Фредерик Дачезн. Дачезне было за сорок, он был высоким человеком с резкими чертами лица, у него были редеющие светлые волосы, карие глаза и аура неброской элегантности. Он встретил их у входной двери института, запер ее за ними и проводил в свой кабинет, большую, обшитую белыми панелями комнату рядом с приемной. Комната была загромождена нотами на подставках, стопками компакт-дисков, а также разнообразными музыкальными инструментами в футлярах с бархатной подкладкой.

На стене висела большая копия школьного устава в рамке. Дачезне предложил кофе, от которого Джессика и Бирн отказались. Они сели.

"Мы ценим, что вы нашли время поговорить с нами", - сказал Бирн. "Надеюсь, мы не слишком задержали вас".

"Вовсе нет. Иногда я не ухожу отсюда до полуночи. Всегда есть чем заняться". Он рассеянно поправил какие-то бумаги на своем столе, затем остановился, возможно, поняв, что это безнадежно. Он повернулся обратно. "К нам не часто наведываются полицейские".

"У нас всего несколько вопросов", - сказал Бирн.

"Я предполагаю, что это как-то связано с Джозефом Новаком".

"Так и есть", - сказал Бирн.

Дачезне кивнул. - Я видел это в новостях.

"Что вы можете рассказать нам о Новаке?"

"Ну, насколько я понимаю, мистер Новак был слабо связан с Прентиссом в течение десяти лет или около того".

"Он был наемным работником?"

"Нет, нет. Он работал внештатным инженером в различных звукозаписывающих компаниях. Институт нанимает несколько разных техников в зависимости от проекта ".

Бирн показал компакт-диск, который он получил от Кристы-Мари. - Он работал над этим проектом?

Дачезне надел очки. Когда он увидел диск, то нежно улыбнулся. "Это было записано более двадцати лет назад. Новак не записывал оригинал. Он работал над ремастерингом.'

"Вы были знакомы с Джозефом Новаком?"

"Мы встречались раз или два. Я никогда не работал с ним лично, нет". Дачезне покачал головой. "То, что произошло, ужасная трагедия".

"Когда ты видел его в последний раз?"

Дачезне на мгновение задумался. - Должно быть, прошло уже два года.

- С тех пор вы с ним не общались?

"Нет".

"Вы знаете, над сколькими записями он здесь работал?"

"Не сразу", - сказал Дачезне. "Я могу раздобыть для вас эту информацию".

Бирн заглянул в свои записи. "У меня есть еще несколько вопросов. Боюсь, некоторые из них, вероятно, покажутся вам довольно простыми".

Дачезне поднял руку. - Пожалуйста. Это место обучения.

"Не могли бы вы немного рассказать нам об институте?"

"Вам нужна версия для туристов или версия для потенциальных доноров?"

"Турист", - сказал Бирн. "Пока".

Дачезне улыбнулся и кивнул. "Институт был основан в 1924 году женщиной по имени Евгения Прентисс Хольцман и известен во всем мире как одна из ведущих консерваторий. Попасть туда сложно, но обучение бесплатное. Ряд нынешних участников Филадельфийского оркестра также преподают здесь.'

"Сколько у вас учеников?"

"Прямо сейчас, около ста шестидесяти".

"И это все бесплатно?"

"Ну, не частные уроки".

"Дорого?"

"Очень", - сказал Дачезне. "Почасовая оплата может быть довольно высокой".

Дачезн продолжил, рассказав о том, как Prentiss набирала своих студентов, какова была общая учебная программа. Он также назвал имена некоторых наиболее известных выпускников. Список получился впечатляющим. Закончив, он достал из своего стола пару больших полноцветных буклетов, протянул один Бирну, другой Джессике. Издание называлось "Заметки Грейс".

"Прентисс публикует это ежеквартально", - сказал Дачезне. "Внутри вы найдете всю необходимую информацию".

Джессика и Бирн пролистали буклеты. Бирн показал свой экземпляр. - Спасибо.

Дачезне кивнул.

"Если позволите, у меня есть последний вопрос", - добавил Бирн.

"Конечно".

"Когда дело доходит до оркестровой музыки – симфоний – всегда ли есть книга?"

- Книга?'

"Как в музыкальном театре. Кто-то пишет книгу, кто-то музыку, кто-то еще пишет тексты".

"Кажется, я понимаю, о чем ты спрашиваешь. Ты хочешь знать, есть ли за симфониями история. Повествование".

"Да".

"Это сложный вопрос", - сказал Дачезне. "И он долгое время был темой для дискуссий. Я полагаю, то, о чем вы говорите, в том, что касается инструментальной музыки, называется программной музыкой.'

"У программной музыки есть история?"

"И да, и нет. В чистом виде программная музыка может быть простым намеком на повествование ".

"Значит, музыкальное произведение, основанное на повествовательном подходе, может быть не особенно последовательным?"

Дачезне улыбнулся. - Скажите мне, детектив. Где вы изучали музыку?

"Немного пошалили на перекрестке".

"С уважаемым мистером Джонсоном".

"Ну да, - сказал Бирн. "Я заключил с дьяволом другую сделку".

Дачезне на мгновение задумался. - Отвечая на ваш проницательный вопрос, да. По большей части. Есть несколько исключений, одно из которых - "Времена года" Вивальди.

Джессика пыталась слушать внимательно, но единственным звуком, который она могла слышать, был разговор, доносившийся у нее над головой. Она знала, что Бирн делал загадочные, но подробные записи. Она надеялась, что он все это улавливает. Она совершенно терялась, когда дело касалось классической музыки. Всякий раз, когда кто-нибудь упоминал "Севильского цирюльника", она вспоминала Багза Банни.

"Существуют ли какие-либо симфонические поэмы, программная музыка, в которых используются образы животных?"

"Боже мой. Много."

"Конкретно лев, петух, лебедь или рыба?"

"Возможно, самый известный из всех. "Карнавал животных", - без малейшего колебания ответил Дачезне. "Это музыкальная сюита из четырнадцати частей. Очень любимая".

"Все эти движения связаны с животными?"

"Не все", - сказал Дачезне.

"Кто был композитором?" - спросил Бирн.

"Карнавал животных" был написан великим сторонником тональной поэмы. Французский композитор-романтик по имени Камиль Сен-Санс".

"У вас есть информация по этому поводу, которую вы могли бы нам позаимствовать?" Спросил Бирн.

"Конечно", - сказал Дачезне. "Мне потребуется некоторое время, чтобы сопоставить все это. Ты хочешь подождать?"

"Не могли бы вы переслать нам это по факсу, как только соберете все вместе?"

"Конечно", - сказал Дачезне. "Я сразу же этим займусь".

Джессика и Бирн поднялись. "Мы действительно ценим это", - сказал Бирн, вручая мужчине визитную карточку.

"Вовсе нет", - ответил Дачезне. Он проводил их до дверей своего кабинета, через приемную, к парадным дверям.

"Вы были здесь, когда здесь училась Криста-Мари Шенбург?" - спросил Бирн.

"Нет", - сказал Дачезне. "Я здесь почти двадцать лет, но к тому времени она уехала".

"Она здесь преподавала?"

"Да. Это продолжалось всего два года или около того, но, насколько я понимаю, она была чем-то особенным. Студенты были безумно влюблены в нее".

Они спустились по ступенькам и подошли к боковой двери "Прентисса".

"Возможно, это то, что вы не вправе обсуждать, но имеет ли все это какое-то отношение к мисс Шенбург?" Спросил Дачезне.

"Нет", - сказал Бирн, непревзойденный лжец. "Я просто фанат".

Дачезне посмотрел на стену. Джессика проследила за его взглядом. Там, рядом с дверью, в аккуратной группе портретов молодых музыкантов – скрипачей, пианистов, флейтистов, гобоистов – была фотография юной Кристы-Марии Шенбург в дорогой рамке, сидящей в репетиционном зале Prentiss.

По дороге к фургону– припаркованному недалеко от Локаст-стрит в узком переулке под названием Моцарт–Плейс, они шли молча.

"Ты видел это, не так ли?" - наконец спросила Джессика.

"О да".

"Тот самый?"

"Тот самый".

На фотографии Кристы-Мари, сделанной десятилетней давности рядом с дверью, на ней был браслет из нержавеющей стали с инкрустацией из крупного гранатового камня.

Они видели такой же браслет на полке в квартире Джозефа Новака.