— Все наладится, милый. — сказала она с искренней теплотой. — Я знаю, что сейчас больно, но становится лучше.
— Спасибо, Мам.
— Не за что.
— Ты не могла бы рассказать папе? — Спросил я через минуту. — У меня нет сил, чтобы пройти через все это снова.
— У него остановка в Финиксе, но я скажу ему, когда он позвонит. Хочешь, я попрошу его позвонить тебе?
Я хотел сказать «нет», но потом сам удивился тому что сказал. — Эм... угу. Если ты не возражаешь.
— Что вы, пилот, говорите? — поддразнила она меня.
— Спасибо, Мам.
— О, Пол, ты больше не мой маленький мальчик.
— Очевидно же, что нет.
— Но я горжусь тобой. — сказала она. — Я горжусь человеком, которым ты стал.
Ты бы не гордилась, если бы знала о некоторых вещах, которые я сделал. Зрелость? Ха! Вслух же я сказал: —Спасибо, Мам.
— Я люблю тебя, милый.
— Я тоже тебя люблю. Пока.
Затем я позвонил Сьюзен, но линия была занята. Когда через пятнадцать минут я позвонил снова, она ответила после первого гудка.
Она даже не поздоровалась: — Поверь мне, ты переживешь это.
— А?
— О, Пол, это ты!
— А кто ж еще? — Спросил я. — О, неважно. Джина, верно?
— Да. Она перезванивала пару раз, и я подумала, что это снова она.
— О. Как она?
— Она расстроена. — сказала она. — Но она выживет.
— Она расстроена?
— Да, конечно. — сказала Сьюзен с мягким упреком. — Глава в ее жизни закончилась.
— Без шуток. — сказал я с иронией в голосе.
Она аккуратно сменила тему: — Как дела, Пол?
— Думаю, я в порядке. Я не самый счастливый парень на свете, но я выживу.
— Приятно слышать. — сказала она с дразнящей ноткой в голосе. Потом она посерьезнела. — Мне жаль слышать о вас с Джиной. Знаешь, она тебя очень любит.
— Да, я знаю. — сказал я. Затем я повторил слова Джины: — Но она не может быть со мной, верно?
— Нет, не может. Ты понимаешь почему?
— Нет. — кисло ответил я.
Тишина.
— Хорошо, хорошо. Поэтому я все испортил. Я плохой. Я должен был сделать что-то раньше. Я должен был что-то сказать. Я должен был... ААА! — Я чуть не взвыл от бессилия. — Мне следовало обратить на это внимание... ну и так далее, верно?
К моему удивлению, Сьюзен рассмеялась. Однако она быстро взяла себя в руки. — Мне очень жаль. Иногда я забываю, как ты молод.
Я проворчал что-то про смеющихся надо мной пожилых женщин.
— Вернемся к тому, что ты говорил. — легко сказала она, игнорируя мои сварливые замечания. —Да, тебе, наверное, следовало что—-о сделать, но нелегко поддерживать гармонию в трехсторонних отношениях, особенно когда две не хотят делиться третьим. Я не говорю, что ты не облажался, как ты сказал, но у тебя была трудная работа.
— Наконец-то! Хоть кто-то видит вещи, по-моему.
— Пол. — сказала она, — я всегда смотрела на вещи, по-твоему. Мы похожи больше, чем ты, можешь себе представить. Но я также женщина, и я могу сопереживать Джине и Кендалл. Помнишь наш разговор о доверительных отношениях?
Я грустно рассмеялся. — Да, я думал об этом на днях.
— У тебя не может быть серьезных отношений более чем с одним человеком. Я знаю, что я, конечно, не встречала никого, кто смог бы поддерживать отношения с несколькими партнерами. Не в долгосрочной перспективе, по крайней мере.
— А ты нет? Тогда почему ты позволила мне попасть в такие? — Спросил я с явным раздражением.
— Я ничего тебе не «позволяла», Пол. Я всегда относилась к тебе как к взрослому и позволяла принимать собственные решения.
— Тогда почему ты не остановила меня?
— А ты бы послушал? — резонно спросила она.
— Да! — К сожалению, я знал ответ на эту ложь. Когда она позволила тишине затянуться, я признался: — Ладно, нет.
— Я знала, что ты поймешь.
— Я всегда смотрю на вещи по-твоему. — пробормотал я.
— Это потому, что ты мудр не по годам.
Я не мог понять, смеется она надо мной или нет.
— Я дразню тебя, Пол. — сказала она, словно прочитав мои мысли. — Хотя и не совсем. У тебя есть мудрость не по годам, но тебе всего восемнадцать.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Это значит. — спокойно сказала она, — что у тебя нет ответов на все вопросы, и ты не знаешь, как вести себя в любой ситуации. Утешайся этим. Сейчас ты можешь винить в своих ошибках молодость и неопытность. Представь, что случится, когда ты будешь в моем возрасте.
— Что?
— Ты не можешь использовать незрелость как оправдание! — сказала она со смехом. — Когда ты будешь в моем возрасте, ты должен винить в своих ошибках свое невежество, высокомерие или простую глупость. Это не очень хорошо для твоего эго.
— Наверное.
— Все совершают ошибки, Пол, но важно, чтобы ты учился на них. Мой отец всегда учил меня прощать любую ошибку «в первый раз», и неважно, насколько большую. Если кто-то повторяет ошибку, однако, у тебя будут проблемы. Ты сделал много ошибок с Джиной. Но ты, вероятно, сделаешь их самое снова?
— Вряд ли. — сказал я с удивительной убежденностью.
Она усмехнулась. — Хорошо. Так что береги этот опыт и учись на нем.
— Легче сказать, чем сделать.
— Да. Но я верю в тебя. Не думаю, что ты зайдешь так далеко, если вы с Кендалл когда-нибудь расстанетесь.
— Не расстанемся.
— Значит, ты уже учишься.
— Надеюсь.
— Ты справишься. — сказала она.
Мы поговорили еще несколько минут о доверии и общении, о вещах, в которых я потерпел неудачу с Джиной. Я думал, что у меня есть веские основания не доверять ей, но это было в основном моей виной. Снова и снова Джина пыталась заставить меня все исправить, но я ничего не делал.
Пока продолжался наш разговор, я хотел спросить совета у Сьюзен насчет употребления Джиной кокаина, но не мог заставить себя сделать это. Наверное, я не хотел быть стукачом. Мне стыдно признаться, но я также не хотел разрушать свои шансы сохранить Джину в качестве друга.
Я знал, что кокаин вреден для нее, но Джина по-своему была сильным человеком, и я должен был доверять ей, чтобы она заботилась о себе. Если бы я вмешался в ее жизнь, это бы ее окончательно оттолкнуло. Я был достаточно эгоистичен, чтобы избежать этого.
В конце концов, я решил, что Джина взрослая: я не мог жить ее жизнью ради нее. Поэтому я не сказал ни слова о кокаине или, о чем-то еще, что сделала Джина.
Мы со Сьюзен еще немного поговорили, в основном о школе и моих планах на лето. У нее была такая манера слушать, что я чувствовал себя самым важным человеком в мире. К тому времени, когда мы, наконец, попрощались и повесили трубки, я почувствовал себя намного лучше.