75
В последующие два дня нервы Клары были на пределе. Главной ее заботой было не вызвать подозрения у слуг. Утром она попросила принести ей завтрак в ее комнату, после чего тут же отнесла его в дальний конец коридора, где в комнате для гостей прятался Томас, а ночью принесла ему еще еды, которую сумела достать. Существовала реальная опасность того, что кто-то из слуг может услышать, как он двигается, кашляет или стонет от боли во сне.
— Как вы себя сегодня чувствуете? — спросила она на третий день, принеся ему поесть на серебряном подносе.
Он стоял у окна и осторожно выглядывал из-за закрытой шторы на улицу.
— Нас окружили военные? — спросил он.
— Никто нас не окружал.
— Джонни сказал вам, что вы должны отвечать, если они придут сюда?
— Да, — вздохнула она. — Он подробно проинструктировал меня.
— Это хорошо.
Томас подошел к небольшому столику, на который она поставила свой поднос, и сел, глядя на нее.
— Когда я познакомился с вами, то и подумать не мог, что когда-нибудь буду обязан вам жизнью, — сказал он, принимаясь за еду.
— Могу вас заверить, что я тоже.
Он кивнул:
— Благодарю вас.
— Вам незачем благодарить меня. Я была поставлена в безвыходное положение: мне было сказано, что ваша жизнь находится в моих руках. Я не могла допустить, чтобы ваша смерть была на моей совести. Но я не одобряю того, что вы сделали, и никогда не прощу Джонни за то, что он загнал меня в такую ситуацию. — Она присела на край кровати.
Томас выпил свой кофе и улыбнулся.
— Нет, вы простите его. В конечном итоге все и всегда прощают Джонни.
— Думаю, вы сами убедитесь, что его чары на меня не действуют.
— А вот это плохо. Это будет для него ударом. Знаете, он ведь очень высоко отзывается о вас. Он питает к вам слабость.
— Не сомневаюсь, что он питает слабость очень ко многим.
— Слабость ко многим — да, но в вас он влюблен, — как бы между прочим небрежно заметил Томас.
Клара густо покраснела и сразу встала.
— Думаю, вы забываетесь, мистер Герати. То, что я вынуждена прятать вас у себя, не дает вам права говорить со мной так дерзко. — Она направилась к двери. — За подносом я зайду позже.
Выйдя из комнаты, она закрыла за собой дверь и заперла ее на замок. Она быстрым шагом пошла по коридору, но внезапно остановилась и прижалась спиной к стене: слова Томаса снова и снова звучали в ее голове.
— К вам мистер Сеймор, мэм, — объявил Феннел.
Она постаралась изобразить легкое недоумение:
— Мистер Сеймор? О, пригласите его, Феннел.
Через несколько секунд в гостиную порывисто вошел Джонни в сопровождении Феннела.
— О, моя дорогая леди Армстронг! — Он нагнулся и поцеловал ее в щеку.
— Мистер Сеймор, чему мы обязаны удовольствием видеть вас здесь?
— Боюсь, что грубо пренебрегаю своим долгом, леди Армстронг, — громко сказал он нарочито веселым тоном.
— В каком смысле? — притворно улыбнулась ему Клара, глядя на него злобным взглядом.
— Портрет, леди Армстронг, ваш портрет! Я приехал, чтобы закончить его.
— Как предусмотрительно с вашей стороны, мистер Сеймор. А мы уже потеряли всякую надежду, что он будет закончен хоть когда-нибудь, и поэтому отправили его в изгнание в… — Она вопросительно взглянула на дворецкого. — Куда именно вы поместили мой незаконченный портрет, Феннел?
— В кладовую, миледи.
— В кладовую! — с наигранным ужасом воскликнул Джонни.
— Вот так-то, мистер Сеймор. Любое произведение искусства в итоге находит правильное место для себя. Вот и ваше нашло — в кладовке.
— Мне принести этот портрет, миледи? — спросил дворецкий.
— Нет, спасибо, Феннел, — ответила Клара.
— Несите обязательно, Феннел! — воскликнул Джонни. — И, наверное, еще чаю, раз уж на то пошло.
— Поставить его на мольберт в бальном зале, где он стоял раньше? — спросил Феннел.
— О, что бы мы без вас делали, Феннел! — сказал Джонни и подмигнул Кларе.
Дворецкий кивнул и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.
— С каких это пор мои слуги в моем доме слушаются вас, а не меня? — сказала Клара.
Джонни быстро подошел к ней и сел рядом.
— Как он?
— Отдыхает и выздоравливает. И ждет не дождется, когда сможет отсюда уйти — точно так же, как и я с нетерпением жду, когда он исчезнет отсюда.
— Все назначено завтра на ночь. Выведите его через французское окно с боковой стороны дома в два часа утра, когда вся прислуга гарантированно будет спать.
Джонни рисовал, а Клара сидела на стуле, позируя ему.
— Что ж, если и есть во всем этом что-то хорошее, так это как раз то, что я вернулся дописывать ваш портрет. После того как вы, даже не попрощавшись, исчезли из «Шелборна», я уж думал, что больше вас вообще не увижу.
— Я и сама приняла решение, что больше не увижу вас — разве что за чаем или на теннисном корте у кого-нибудь из соседей, куда вы соблаговолите явиться, будучи в наших краях.
— А почему, позвольте вас спросить, вы все-таки уехали не попрощавшись?
— Потому что не люблю, когда из меня делают дурочку.
— И каким это образом я делал из вас дурочку? — Джонни продолжал рисовать, и голос его оставался совершенно спокойным.
— Вы играли со мной.
— Что?
— Да бросьте, Джонни. Теперь я вас раскусила. Вы легкомысленный ловелас, ни на ком не задерживающий своего внимания надолго, который решил, что было бы увлекательно затащить в постель отверженную жену полковника, пока ее муж находится на фронте.
— С чего вы все это взяли? — Он смотрел на нее совершенно обескураженно.
— Я слышала о вашей репутации.
— От кого?
— Это не имеет значения.
— Я считаю, что это абсолютно несправедливо.
— Но вам, похоже, и этого недостаточно, так вы еще являетесь ко мне на порог с беглым мятежником, подвергая меня опасности. После всего этого я действительно не хочу вас больше видеть.
— Вы не можете говорить это серьезно.
— Могу, еще и как могу!
— А как же ваш портрет?
— Да к черту этот портрет! Вы никогда не были честны со мною. С Пирсом мне по крайней мере понятно, на каком я свете нахожусь, даже если мне это и не нравится. Но вы! Вы мне никогда даже не намекали на то, что вы революционер.
— Так я и не революционер. Да, у меня с ними прочные связи, но на этом все и заканчивается.
— Если вы не революционер, тогда почему я прячу у себя в гостевой комнате человека, который находится в розыске?
— Я связан с ними политически. Я политик.
— Ха-ха! — пренебрежительно рассмеялась Клара. — И какую же страну вы собираетесь построить с поэтами, выдающими себя за революционеров, и художниками, которые рядятся под политиков?
— Да уж как-нибудь получше той, в которой мы живем сейчас, где юношей используют в качестве пушечного мяса, а фермеры рядятся под армейских офицеров.
— Этим, без сомнения, вы хотите обидеть моего мужа.
— Да, — крикнул Джонни, — вашего мужа! Который устроил фарс из вашей свадьбы!
— Что ж, настоящим фарсом было бы, если бы я продолжала видеться с вами. Скажите мне, когда вы крутили роман с графиней Кавински, граф уже умер или был еще жив? Впрочем, такие мелочи вряд ли имеют для вас какое-либо значение, не так ли?
— Так это Элис и ее длинному языку я обязан вашему прозрению?
— А что? Сколько еще женщин могли бы высказать свое мнение по этому поводу? Граф Кавински, он ведь покончил с собой, верно? Не вы ли стали тому причиной?
Бросив на нее испепеляющий взгляд, Джонни швырнул свои краски на пол и, порывисто подойдя к высокому французскому окну, остановился, уставившись в сад.
Она вздохнула и тихо подошла к нему сзади.
— Извините. — В голосе ее послышались мягкие нотки. — Он действительно покончил с собой из-за вашего романа с Элис?
— На самом деле его доконали карточные долги, это вам любой скажет, — тихо ответил Джонни.
— Не сомневаюсь.
Он обернулся к ней лицом:
— Мы же с вами были друзьями — как могло получиться, что мы теперь таким вот образом причиняем боль друг другу?
— Это все потому, Джонни, что я не такая, как вы. Вы хотите, чтобы я жила жизнью, которую ведете вы. А я не могу. Не могу я, подобно вам, порхать с места на место, не заботясь об условностях и общепринятых нормах.
Он схватил ее, притянул к себе и с силой прижался к ее губам.
— Вы не такая, как все. Я влип, влюбился в вас.
Она оттолкнула его и ушла на середину зала.
— И вообще, как вы себе это мыслите? Будем встречаться украдкой, урывками, когда представится удобный случай?
— Вы могли бы уйти от него.
— Не говорите глупости. Это погубит меня.
В комнату вошел Феннел.
— Извините меня, миледи, я хотел узнать, останется ли мистер Сеймор на обед.
— Нет, Феннел. Мистер Сеймор уже уходит.
Когда дворецкий вышел, она сказала:
— В два часа ночи я выведу Герати через французское окно. Там вы его и заберете.
Клара открыла французское окно, и они вдвоем вышли в сад.
Тут же из тени появился Джонни — и с ним еще два человека.
— Пойдемте, быстрее! — сказал один из этих мужчин и, подхватив Герати под руку, быстро пошел с ним через лужайку.
Джонни стоял и пристально смотрел на Клару.
— Сеймор, пойдемте же! — тихо позвал один из его спутников.
— Мне остаться? Или же вы хотите, чтобы я ушел? — спросил он у Клары.
— Оставайтесь, — тихо ответила она.
Он развернулся и негромко сказал:
— Вы идите! Я вам больше не нужен. Желаю удачи!
Они с Кларой зашли в дом.
Он закрыл французское окно, задернул шторы и медленно подошел к ней.
— Вы уверены? — шепотом спросил он, обнимая ее.
— Нет, — так же шепотом ответила она, подаваясь вперед всем телом и целуя его.