Собственно, это разговоры с Ириной и Михаилом Гробманами в марте 1998 года по порводу журнала "Зеркало", который они издавали. Мне, если честно говорить, было не очень интересно говорить про журнал, а было интересно про повадки людей, что жили и живут в этой стране и действуют в этой сфере. Впрочем, это довольно сложно обяснить — такая тонкая материя, как запах эмиграции. Он везде разный и всегда странный.
— Самый первый вопрос — историографический. Как, собственно, возник журнал?
— Сначала возник не журнал, а газета. В 1990 году мы издавали газету под названием "Знак времени". То есть, сначала — "Бег времени", которая был подготовкой к уже следующему изданию. Это было приложение к ежедневной газете "Наша страна", но по сути это уже тогда было автономным изданием.
Это было начало нашего приезда сюда, со всей спецификой. Так что часть людей, покупавших газету, сразу после покупки выкидывали наше приложение-вкладыш, а часть поступала наоборот.
"Знак времени" был достаточно идеологической газетой, потому что нам с самого начала надо было отделить себя от другой публики. Разброд в то время был совершенно невероятный. И "Знак времени" отчасти явился родоначальником многих рубрик, которые разбрелись теперь по многим газетам. В 1991 году это было двенадцать полос раз в неделю, а раз в месяц — тридцать две, формата А3.
В общем, это была газета, посвящённая культуре и искусству. Даже в большей степени культуре. Но мы не печатали оригинальных текстов. Мы печатали статьи и эссеистику, но не художественную прозу и не поэзию. Многие наши соотечественники начинали именно у нас.
В таком виде это просуществовало примерно два года. Это было такое общество единомышленников, чем собственно редакционный коллектив. Этим мы резко ограничивали соё пространство — мы писали всякие критические статьи, реакции на выставки, и так далее.
Надо сказать, что всё это находило отклик — раза четыре в неделю мы находили в разных изданиях по ругательной или несогласительной статье про нас. На нас всё время жаловались. Но нас была уникальная ситуация в смысле независимости и финансовой и идеологической.
Специфика тогдашней литературной жизни в Израиле заключалась в том, что пресса была неструктурирована. Не было, кстати, "культовых" культурных отделов и в России. И вот этот период закончился.
— И вот настали 1992–1993 годы, и началось что-то другое…
— Мы сами пришли к тому, что на газетных страницах мы что-то сказали.
И после паузы к нам пришёл издатель журнала "Зеркало", журнала, который к тому моменту уже существовал, и представлял собой такой вполне приличный дайджест. (Надо оговориться, что большинство современных русскоязычных изданий являются дайджестами, но уже не западной прессы, а российской).
Новый хозяин сообразил, что он купил что-то не то, пустой мешок, впрочем такой хороший кожаный мешок, на котором можно переплывать Тигр и Ефрат, но чём-то наполнить его надо. Тогда он обратился к Ире Гробман, с обязательством отсутствия всякого давления.
И так появилось "Зеркало", которое сначала было довольно тонкой тетрадью, а потом понемногу стало утолщаться. Сначала он был ежемесячным, и вышло 32 номера.
И за три года мы все сильно изменились, например, мы очень много переводили литературу на иврите. Ведь переводят всё немного по-разному — Сохнут, например, переводит те произведения, которые способствуют определённым иммиграционным процессам, есть религиозные центры… Наш отбор израильской литературы был другим, более литературным.
— А можно назвать как-нибудь журналы в Израиле в известном смысле конкурирующие с вами?
— Конкурентов у нас в Израиле нет, к сожалению. Есть скорее несоотнесение, как, например, с журналом 22.
— Нельзя ли об этом подробнее…
— Дело в том, что у каждого журнала есть своя культура и своя публика Культура журнала "22" — это культура ИТР, и всего того, что с этим связывается, техническая интеллигенция. К тому же это были сионисты, хотевшие соотнести себя с Израилем. Они решали проблемы более культурные, чем литературные. Там напечатано огромное количество интересных вещей, но создание литературного пространства, не была их задачей. Это был прежде всего общественные идеи.
Есть ещё одно обстоятельство — когда Россия была закрыта, каждый иммигрантский журнал считал своей обязанностью спасать русскую литературу, печатать что-то "оттуда".
У нас, "Зеркала", функции совершенно другие, потому что время изменилось. Культурная и литературная жизнь в России абсолютно самодостаточна. И мы не стремимся жить этой отражённой жизни, получать материалы оттуда. У нас существует своя жизнь — именно израильская.
Освещение именно этой жизни — очень важный принцип нашего журнала.
— А кого вы видите наиболее типичным вашим автором и типичным читателем?
Тот же читатель, что читает газеты и журналы такого же профиля и в России. Мы думаем, что это тот же читатель, что и читатель Ex-libris'а. Есть разный круг читателей по авангардности. Мы ближе к "Месту печати", чем к "Новому миру", но без замкнутости, характерной для цеховых изданий.
Что касается автора, то это человек, который именно здесь выражает себя в слове. Это те, кто остались менее неизвестным в России, и те, кто живёт здесь. Авторы наши — Израиль и эмиграция. Но у нас нет пафоса еврейско-русского воздуха, а почти все журналы грешат этим. В связи с этим у нас есть определённые трения с местным "истеблишментом".
— Каково соотношение собственно литературных публикаций в вашем журнале с вещами других жанров?
Двадцать процентов литературы, но много свидетельств времени, документов, и это для нас не менее важно.
Например, при публикации Харджиева в Москве, была использована беседа с Харджиевым, почти его исповедь — это из "Зеркала". Или в шикарном альбоме Суетина есть две ссылки на "Зеркало", и из них одна — на публикацию Григория Казовского, который публиковал письма Малевича, а была ещё публикация рукописного манифеста украинско-еврейских футуристов, начинающийся словами "Именем Будды и Христа, Моисея и Магомета…", написанный на украинском и на идиш. Всё это — наши находки.
Мы буквально заставили написать воспоминания жену Юло Соостера, это очень личная книга и очень интересная. Она сейчас будет выходить в Эстонии.
А ещё у нас есть раздел "Современные записки" — это и есть хроника, оперативный отклик. Александр Бараш начал вести эту хронику, и её электронный вариант будет в Интернете.
— А вот нескромный вопрос о тираже…
Тираж около 2000, из которых подписчикам уходит восемьдесят процентов. Нас же ещё покупают Университеты и организации, ну и частные лица, разумеется. Журнал дорогой, но к тому же он не может продаваться в киосках из-за своего содержания.
Извините, если кого обидел.
20 января 2009