Живой Журнал. Публикации 2009

История про сказочника

С этой смертью вышла некоторая неловкость. Я за две минуты до печального известия написал историю про Михалковых, которую пришлось стереть — в ней был нездоровый градус веселья.

Итак… Возник нездоровый градус веселья, а ведь Смерть — это всегда рык льва в лесу. Звук, известие, знак — после которого все звери должны прижать уши и помолчать.

Но я понимаю, что смерть Михалкова, да и вообще всех известных людей, даётся нам как бы в назидание. Потому что можно соотнести человека с его делом, или узнать о нём что-то новое. Это ведь так важно человеку обычному. Вот утону я в Западной Двине или погибну как-нибудь иначе, — страна не пожалеет обо мне, но обо мне товарищи заплачут. Не будет утром траурных газет, подписчики по мне не зарыдают, прости-прощай, Центральный Комитет, ах, гимна надо мною не сыграют. Над Михалковым сыграют гимн, треснет салют (он участник Отечественной войны, и это положено по статусу), Центральный Комитет, правда, пропал куда-то.

Честному обывателю, пока он не утонул в Западной Двине или по какой-то причине не повесился в доме творчества, важно избежать двух крайностей — фальшивого блеяния ах, на кого ты нас оставил, великий-дорогой, потому что настоящее горе молчаливо (если оно и есть в конкретном случае), а так же избежать плясок на невырытой ещё могиле. Я и сам готов всегда мрачно пошутить, хотя знаю, что мой кладбищенский юмор от страха смерти.

Что, вам не страшно?

Протрезвеете — поговорим.

При этом я прекрасно понимаю, что я одна из этих обезьян в лесу, которые прижимают уши, когда узнают среди городского шума рык смерти. Но притворяться, что сердце моё разорвалось, как-то тоже стыдно.

Лучше я расскажу одну историю про Михалкова и перескажу его стихи. После смерти сказочника все начали повторять одно стихотворение Михалкова, которое я помню давно. И помню, как писал о нем Рассадин с интонацией "Как это, как этот ужасный человек мог написать "Я хожу по городу, длинный и худой, неуравновешенный, очень молодой? Ведь это талантливые строки, безо всяких скидок". Мне, правда, тут слышится "Хорошо быть девочкой в розовом пальто! Можно и в зелененьком, но уже не то". (Надо было бы точную цитату из Рассадина, но на "Рутении" я не нашёл (А то бы скопипастил — с непременным указанием, хехе, — а книжка в соседней комнате на верхней полке — лень ночью с лестницей возиться) Так вот все стали постить именно это стихотворение, написанное "до-славы", а я, всё же расскажу про другое.

Итак, однажды я отправился на Книжную ярмарку (кстати, скоро будет очередная). Там на меня пытался наступить Сергей Михалков. Он оказался огромного роста, в длинном чёрном пальто с палкой. Шёл и никого не замечал.

Я представил себе Дядю Стёпу, который в старости потерял зрение и, вот, идёт по улице как Годзилла и давит маленьких детей. Потому что их просто не замечает.

А, представив всё это, я тут же спрятался за ворох упаковочной бумаги.

Некоторое время спустя, в одном из номеров журнала "Детская литература" (№ 1–2/2003) — мной была обнаружена подборка стихов Михалкова. В этой подборке нашлось чудесное стихотворение:

Это замечательные стихи, да. Блестящие. Хармс бы позавидовал этим стихам. Причём не всякому понятно, что действие происходит во время Гражданской войны в Испании — стихотворение написано в 1937 году. В СССР тогда не было фашистов, а в Германии никого в плен не брали — ни почтальона Гаврилу, ни трёх товарищей. Я бы эти строфы, правда, закольцевал — ещё одной строфой:

Кстати, это стихотворение Михалкова чудесно поётся на мотив "Кудеяра":

Поётся басом, на манер Шаляпина. Обязательно с припевом:

Гениальный детский поэт, гениальный сказочник. Иногда, правда, казалось, что это какой-то феномен нечеловеческой природы, ну а кто — человек? Господь и деревьев в лесу не уравнял. Не то что…

Извините, если кого обидел.

28 августа 2009