Живой Журнал. Публикации 2009

История про публичность

Заговорили о публичности в Живом Журнале.

Такие разговоры всегда интересны, хоть и ведут к ужасной болтовне. Но и в самом деле — нет ли какой угрозы, как спрашивает себя честный обыватель, заходит ли речь о генетически модифицированной картошке, выборах или шапочках из алюминиевой фольги.

Однако, сперва надо разбираться в терминологии.

Собственно публичности я не боюсь. Я всё-таки много преподавал — в школе, а потом в высших учебных заведениях, а преподаватель — это вполне публичная профессия. Не говоря уж о том, что профессиональный рассказчик историй любые истории пишет собой, своим опытом и представляет их публично.

Много лет назад я вывел для себя правило — написанная единожды вещь станет известна всем. И дело не в мелких тайнах, а в публичности человеческих отношений — ты говоришь о ком-то в частной беседе что-то снисходительное, или просто поддакиваешь своему приятелю. А тот говорит об общем знакомом, а тот потом это слышит (видит) и обижается.

Так происходит и в обыденной жизни, но в Сети путь стремительнее и оттого болезненнее. Эту публичность я всё-таки учитываю. Ведь на Страшном суде мы будем держать ответ согласно кэшу Яндекса, и не надо нарушать мировую гармонию, если уж не припёрло по-настоящему.

Но дело ещё и в личных границах частного и общественного.

Во-первых, для меня этой границы почти нет. Я купаюсь без трусов, а другому человеку и в кабинке переодеться неловко. К тому же есть удивительное свойство самоиронии. Вот, например, есть у меня в запасе такая история: одна моя знакомая (очень красивая женщина) развелась с мужем, но не рассорилась. Они как-то встретились, и моя знакомая призналась, что ради развлечения закрутила роман с одним старым приятелем. Бывший муж подозрительно посмотрел на неё и спросил:

— С Березиным, что ли?

Эта мысль была для неё так неожиданна, что она захохотала.

— Представляешь, — сказала она мне, даже сейчас смеясь. — Я так неприлично громко смеялась! Так долго! Это так было так смешно!

Потом она посмотрела мне в лицо и осеклась.

Это, в общем, личная история, и тогда мне было несколько обидно, но теперь-то даже весело.

Во-вторых, Живой Журнал, часто используется психотерапевтически. Стучит посередине ночи женщина по клавиатуре, стучит о том, что суженый не понимает её, а ведь она выслала ему фотографию своего прекрасного тела на фоне ковра. Ну и начинает случайный свидетель над ней глумиться, над ковром её, над простым её чувством. Облегчение она в момент стука по клавиатуре испытала, выговорилась на площади, но — ценой такого риска.

Я тоже, разумеется, занимаюсь психотерапевтическим выговариванием, да только в скрытой форме. Я слишком хорошо знаю, что нужно написать, чтобы тебя пожалели. Но зачем мне такая жалость? Помощь — да, а вот то, что в общении звали "симфонией" испытать куда сложнее, да оно и не достигается рецептом "сейчас я открою душу, и всё придёт". Интернет — великое благо, потому что это опыт дозированного общения. Ведь живые люди — хитрая штука. При общении с ними довольно сложно не то, чтобы без трусов сидеть, но и в любое время сходить в ванную, выйти за хлебом и почесаться.

Только надо различать проблему анонимности и проблему публичностью. Одно дело — человек придумывает себе alter ego, холит его и лелеет, чрезвычайно страдая, когда кто-то вываляет этот секрет Полишинеля в дёгте и перьях.

Совсем иное — когда ты, в общем-то не анонимен в своём дневнике, но к тебе лезут разные люди — примерно так же, как папарацци фотографируют знаменитостей на пляже, караулят их, когда они писают на бульваре или целуются с официантками. Когда на свет выплывают частные мелкие тайны: кача — убил отца — ются — живёт с сестрой.

В-третьих, и, наконец, в последних — угроза возникает тогда, когда человек не равен своему представлению в мире. Есть представление о принцессах, и вот она пишет в дневнике "Сегодня какала". Эта новость, понятное дело, будоражит умы.

Мне тут бояться нечего — у меня обычная физиология. Будь я православным проповедником, а смаковал бы собственное чревоугодие в дневнике — тут была бы неловкость. Или подробно рассказывал, как дрочил в школе (не дрочил, кстати — к сожалению) — вот это подстава.

А я не проповедник, я писатель. Без трусов.

Конечно, я осторожен! Ещё бы! Я действительно не хочу никого обидеть — если в том не вижу особой нужды.

Извините, если кого обидел.

04 сентября 2009