Анатолий не заметил, сколько прошло времени, когда дверь кабинета отворилась и из коридора тихо зашел Виктор Павлович, выглядевший озадаченно.
Сев в свое кресло, он наклонился вперед к Анатолию и, подняв брови, почти шепотом надсадно выдохнул: «Трупа нет!»
— Как нет? — вздрогнул Панаров.
— А вот так! Может, тебе все привиделось? Ты же грезишь наяву, а?.. Никакого убийства, пожар в пустом доме: проводка дрянная — замкнуло…
— А как же Любовь?.. Она же исчезла?
— В стране масса людей исчезает по разным причинам. Некоторые — на время… Вот, как ты исчезнешь… Другие — надолго, а то и насовсем. Далеко не все случаи исчезновения имеют причиной убийство. Вы же наверняка знакомы с силлогизмами формальной логики? — взяв себя в руки, уже с мудрой иронией усмехнулся полковник, вновь переходя на «вы». — И совсем не ваше это дело — доискиваться причинных связей. Для этого есть компетентные органы… То, что вы сейчас дописали, останется в моем кабинете. Больше об этом никому ни слова. Вам понятно?..
Анатолий был ошарашен логикой событий и рассуждениями Виктора Павловича.
— Но ведь мы оба знаем, что убийство было. Как же так?.. Человека не стало, ее зарезали — я знаю, кто это сделал! Боксер у вас в подвале. Нужно поднажать на него — и он выдаст своих дружков. Они же по его указке действовали! — яростно стискивая кулаки пред собой, почти кричал он в лицо невозмутимому, неподвижному комитетчику.
Виктор Павлович нахмурился, искривленный брезгливостью лик его вдруг потемнел, стал отчужденным, злым и опасным. Он встал из-за стола и заходил взад-вперед позади стула, на котором спиной к нему сидел Панаров.
— Очень внимательно меня сейчас послушайте, Анатолий Васильевич, уже без экспрессии. Повторять не буду. Соберитесь и попытайтесь понять, ибо от этого зависит ваша жизнь. Вы живете в мире воображения, порожденном сознанием — так вам кажется. Вашим или внешним к вам — не суть важно. Вы думаете, что вокруг иллюзия, галлюцинация, бесконечное видение… А этот мир реален, кретин! Повторяю — ре-а-лен!.. Из него нельзя выскочить, проснувшись! И здесь нет добрых ангелов-хранителей, держащих зонт над вашей головой! Нет добрых людей, и даже я вам не папа, как у нас в системе старших величают… Вы сами должны просчитывать наперед каждый свой шаг, жить с чувством, что он может быть последним. Брать на себя ответственность за все, что с вами происходит, во что выливаются ваши поступки, а не дуться на абсолют в небесах! Любое другое отношение к жизни приведет к тому, что кругом вас будут страдать живые люди. Надеюсь, вы не отравлены солипсизмом, не дошли до абсурда?.. Не думаете, что я порождение вашего больного рассудка?
— Этого положения нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть — недоказуемо, — хмуро вымолвил Анатолий.
— Браво!.. — иронично захлопал в ладоши полковник. — Я уж боялся, что мне сейчас начнете Юма с Беркли цитировать… Вы же живете — как будто спите, сосредоточенный только на своих мыслях, чувствах и желаниях! Вы самому себе кажетесь добрым, замечательным, высокодуховным человеком! Заслуживающим покоя и комфорта в жизни… Ведь так?.. Но вы дико заблуждаетесь: оценивая вас извне, скажу, что это совсем не так. И доказательством для вас должно послужить, что вокруг вас — и из-за вас! — страдают и даже умирают люди. И все идет к тому, что на этом пути умрете и вы… Сойдите с него! Я тоже читаю и немного разбираюсь в философии. Вашими болячками детскими я уже давно переболел. И поэтому по-человечески сочувствую… Но горе вам, если вы доверчиво раскроетесь и попытаетесь, как шлюха, закинуть мне на плечи ответственность за свою розоперстую судьбу!.. Вы играете с опасными силами! А правило игры здесь одно: не под-став-ляй-ся! Вы все запомнили?..
— Да, спасибо, Виктор Павлович, я все понял.
— Вот и замечательно… — полковник искусно выдержал очередную паузу, вернувшись в кресло и закурив от зажигалки. — Вы должны исчезнуть.
— Надолго?
— Не знаю… Думаю, до конца года… Там видно будет.
— А как же семья, работа?..
— Опять за свое?.. — угрожающе возвысил глас комитетчик. — В белых одеждах незапачканных изволите остаться? Поздно об этом задумались! Как там, в Новом завете?.. «Чистой, горной водой будете умываться — а все равно вас мордой в хлябь земную ткну да еще повожу туда-сюда…» — как-то так примерно?.. В Чернобыль поедете. Добровольцем. Там сейчас настежь раскрылись врата Горациев — кстати для вас: очиститесь меж лишеньями земными, познаете радость, испытывая силу духа, вернетесь с пути окольного, станете зрелым мужчиной…
— Тушить атомный реактор?
— А хоть бы и реактор!.. Делать все то, что потребует отчизна! И искупать своим здоровьем все то, что вы — не Он, а вы! — натворили со сна в этом реальном мире. Ежели получится, нужно постараться награду заслужить. Явите пример мужества — там есть сейчас место для подвига, уж поверьте мне… Имеются возражения?.. Мы же оба хорошо знаем, что вам есть что искупать, правда? — Виктор Павлович, не мигая, в упор смотрел в глаза Панарову.
Холодок пробежал по спине Анатолия.
Радиация, лучевая болезнь, рак крови, кадры хроники об атомных взрывах в Японии, в муках умирающие дети, щелкающие счетчики Гейгера, костюмы химзащиты, противогазы и дозиметры…
Пришлось усилием воли остановить этот дурной поток мыслей.
— Когда нужно явиться на пункт сбора? — коротко спросил он.
— Вот и молодец, так держать!.. Вы поедете по нашей квоте. Запрос завтра отошлем в ваш отдел кадров. Для начала на два месяца. А потом, вероятнее всего — по вашей просьбе — срок продлим… Собирайте вещи. Много с собой не берите. Не более одного чемодана. Будете там на полном обеспечении: койка, питание, спецодежда… Вот женщин не обещаю. Придется вам с вашим любвеобильным темпераментом ловеласа потерпеть… И не хмурьтесь, не относитесь к своей персоне столь серьезно! Пройдете чистилищем Чернобыля — вам сам черт будет не брат. Сами дойдете до того, что только после него заслужили право уважать свой жизненный путь, до сегодняшнего дня выглядевший довольно заурядно, пошло, не правда ли?.. Вашим детям будет кем гордиться, когда вырастут.
Панаров в глубокой задумчивости воротился домой, в спальне вынул из-под шифоньера запылившийся коричневый чемодан из искусственной кожи, влажной тряпкой протер пыль и принялся укладывать одежду.
Как ни странно, он чувствовал в душе облегчение, чуть ли не подъем от того, что все так вышло. Предчувствие неизвестности, опасности, риска привносило в израненную душу надежду на искупление.
Виктор Павлович принял правильное решение. Есть немочи, что исцеляются лишь хирургически. Иссечь пораженную область в пределах здоровых тканей, провести ревизию операционного поля и слой за слоем наложить крепкие швы, избавив пациента от страданий, маеты и зла, глубоко пустивших корни внутри.
Виктор Павлович мастерски владел скальпелем…