И восстанет мгла. Ввосьмидесятые

Глава 80

Надежда встретила супруга немым смятенным вопросом в глазах, боясь первой начать разговор.

— Слышал, в новостях передали: в Чернобыле пожар вовсю на атомной электростанции? — выбрала она нейтральную тему.

Панарову было не до пожара.

— Алешк, иди на улице поиграй, побегай с друзьями, — предложил он удивленному сыну.

— Ну и что делать собираешься? — напрямую, без околоток спросила Надежда, услышав, как хлопнула входная дверь.

— У меня много вариантов? — хмуро огрызнулся загнанный в угол супруг. — Я явку с повинной написал… На срок с конфискацией заработал из-за этого стукача, суки. Он меня подставил — работает, видать, на них. А теперь и я вот…

— Ну и ладно, сейчас все сотрудничают, — Надежда попыталась успокоить мужа, молча сжимавшего и разжимавшего кулаки. — А те, кто не сотрудничает, сидят тише воды, ниже травы. Или на нарах… Может, не до тебя им сейчас будет?.. С Чернобылем этим?

— Жил ведь раньше спокойно, — удрученно сетовал Анатолий. — Пахал, калымил по малости, с друзьями выпивал… А тут стукачом стал.

— Кого это ты заложил? — резонно вопросила Надежда. — Что ты на себя раньше времени наговариваешь?.. Живой, на свободе, с семьей все в порядке — об этом думай и радуйся! Стучать тоже с умом можно. Чтобы ни себе, ни людям сильно не навредить.

— Какая у нас образцовая семья вышла! — театрально, с горькой иронией промолвил Анатолий. — И менты, и охранники на зоне, и стукачи — полный набор!.. Только зека с наколками до комплекта недостает.

— Вот еще — не дай бог! Всегда лучше по эту сторону ограждения оставаться… Сам же знаешь — не перед кем здесь угрызений совести испытывать. Любой при первой возможности тебя с потрохами сдаст. Как Козляев… Возьми себя в руки и успокойся, хорошо? — она продолжала по-мужски твердо и уверенно убеждать загрустившего, помягчевшего мужа. — Ты не о себе, а о детях думать должен… И все правильно сделал.

На следующий день Панаров отправился на завод к семи утра, как ни в чем не бывало заполучил обратно пропуск в отделе кадров и отдал в окошко дежурной. Никто ни о чем не выведывал, всяк был занят своими делами и мыслями.

На заводе осторожно, с оглядкой, вполголоса начали говорить о взрыве на реакторе, о выбросе радиации, о недобровольной вербовке добровольцев-ликвидаторов. Это мрачное слово, недавно появившееся в лексиконе трудяг, зазвучало все настойчивее.

Анатолий предпочел не доискиваться Боксера и не лезть к нему с неприятной историей на проходной. Тот тоже не показывался ни в перекуры, ни в перерыве на обед.

Отработав смену, Панаров с облегчением прошел через «вертушку», без приключений забрав пропуск. Пройдя полпути по дороге домой, он заслышал негромкий свист за спиной. Двое незнакомых сухощавых ребят помоложе его расхлябанной походкой, словно на разболтанных шарнирах, нагоняли сзади.

— Здорово, Тольк, — поприветствовал один из них, в дурацкой изжеванной панамке и с нелепой бородкой клинышком, походивший на спивающегося деревенского учителя. — Боксер с тобой побазарить хочет… Пошли с нами.

— А чего ему на заводе не базарилось? — напрягся внутри Панаров.

— Не с руки… Да тут недалеко, на Урицкого — пошли, не ссы, — нагло ухмыльнулся железной фиксой худосочный парнишка.

— Я не ссу, пошли.

«Если без ножей, то от этих щеглов я отмахаюсь, — подумал Анатолий, незаметно оценив физические данные обоих. — Такого Кузьму я и сам возьму».

Отказаться от встречи с Боксером значило насторожить его.

— Мужики, живет-то он не в этой стороне, — с виду безмятежно заметил Панаров.

— А мы не домой к нему. У него свояк здесь неподалеку, там он тебя ждет.

Все трое подошли к домовым воротам небольшого кирпичного дома. Дверь во двор была не заперта.

— Иди внутрь, он в доме. А мы тут, на лавочке, посидим, — дружелюбно осклабился «учитель». — Не очкуй, все под контролем! — подбодрил он вновь заколебавшегося было Панарова.

Открыв калитку и войдя во двор, тот сделал несколько шагов к крыльцу, заметив влево полуотворенные железные ворота кирпичного гаража.

«Кучеряво живет свояк-то у Боксера — с машиной», — было последней мыслью Анатолия, после которой в голове молнией вспыхнула черная мгла…

…Очнулся он в темном пустом гараже, мутно освещенном едва теплившейся, тусклой, пыльной лампочкой на сорок ватт, свисавшей на двужильном проводе с бетонного некрашеного потолка. Затылок разрывало от боли, глаза слезились, руки и ноги оказались туго стянутыми таким же двужильным проводом. Он был надежно прикручен к деревянному стулу.

— Очухался, болезный? — участливо вопросил бородатый. — Я тебя аккуратно киянкой оприходовал — спасибо скажи, горемычный.

— Вы че, мужики, рамсы попутали? — Панаров попробовал с первых секунд взять нужный тон, пересиливая нараставший в душе страх. — Вы че, бля, беспредел творите?.. Вас Боксер порвет, на хер!

— Не мохай, не порвет, — осклабившись, успокоил его второй, с плоским чувашским обличьем, весело выглядывая из-под козырька кепки. — Ты нам, мил человек, щас все расскажешь… Как к мусоркам переметнулся, как постукивать начал, о чем с погонами базарил…

«Проверка, что ли? — подумал Панаров. — Видал кто-то, как меня на „козле" от проходной увозили? Раз о мусорах разговор, значит, не в курсах, что это из госбезопасности были люди… хоть так».

— Ну че, подсобить тебе с красноречием? — по-дружески предложил бородач. — Вот смотри, объясняю доходчиво… Вот эту жилу чувствуешь? — Он сжал двумя цепкими пальцами твердое сухожилие мышцы бедра у коленного сустава. — Сейчас я достаю выкидуху, приставляю вот сюда… Задаю вопрос и, если ответ мне не понравится, резко дергаю рукой на себя — у меня с детства судороги от огорчения случаются… Правила усек? Лады?.. Поиграем?

— Я как завтра на смену пойду, коли ты мне сухожилие пересечешь? — покрывшись холодным потом, попытался как можно будничнее спросить его Анатолий.

— А кто тебе обещал, что ты вообще отсюда выйдешь?.. Вон, в углу, мешки с цементом стоят…

— Парни, а вы точно от Боксера?.. Он солидный мужик, беспредела бы не допустил.

— Боксер таких гнид ссученных, как ты, своими руками в кислоте полоскал, — презрительно заметил «чуваш». — Так что не гони, шестера… Давайте, играйте уже.

— Начинаем, поехали, — слегка надавив лезвием выкидушки чуть повыше колена привязанного к стулу Панарова, объявил его напарник. — Давно к ментам ходишь?

— Не был никогда, нет на мне греха.

— Ответ неправильный.

Панаров почувствовал, как лезвие, скользнув, легко прорезало брючину и кожу, как горячей струйкой по голени потекла кровь… Сухожилие осталось нетронутым.

«Ну, хоть не беспредельщики», — с облегчением ощущая жжение раны над коленкой, подумал Анатолий.

— Да он кайфует! — возмутился голос за спиной, и в ту же секунду полиэтиленовый мешок накрыл голову Панарова, края плотно прижали к шее под челюстью руки одного из бандитов.

Анатолий задыхался. Он храпел, мотал головой из стороны в сторону и изо всех сил безуспешно пытался прокусить пленку зубами.

Наконец он со всхлипом и облегчением смог глотнуть воздуха — пакет сняли с головы.

— Слетал в космос, Титов?.. Ништяк там? — поинтересовался тот, что с ножом. — Будешь молчать — на Марс отправим в один конец… Или еще не осознал?

— Мужики, чем хотите клянусь: не был у ментов и не сдавал никого! — с натугой прохрипел Анатолий. — Взяли б тогда и Боксера, и вас. Я уж скоро год с ним в деле, и предъяв ко мне не было. Покуда что конкретное есть — предъявляйте… Че вы, блядь, как фашисты?

— За базар, сука, ответишь! — пригрозил «учитель». — Фашисты — это перебор. Поехали дальше… Вопрос номер два… Че и кому ты напел о делах с Боксером? Уточню: мы в курсах, че и кому. Проверяем щас твою откровенность.

— Я себе, что ль, враг? — взмолился Панаров. — Меня же первого бы приняли, ежели б язык не умел держать!

— Молодец, хвалю!.. — подбодрил его «борода». — Ответ неверный, падла.

Снова залитый слюной пакет на голове, вновь мучительный спазм удушья, еще продолжительнее первого… Проваливаясь в темноту, Анатолий обмочился.

— Ну отдышись, отдышись, родной, — вернул его в реальность, ударив пару раз пятерней по щекам, второй. — Я его метода не одобряю… Эх, паяльничек бы щас сюда!.. — мечтательно протянул он. — Как натешится, начну тебе шкурку портить… Что тебе на спине вырезать? «Стукачок»?.. На яйце могу имя жены ножичком написать… Хочешь?

Панарова охватила животная паника. До него дошло, что доводами этих извергов не убедить. Признаться, что дал подписку в органах, знаменовало произнести самому себе приговор. Звать на помощь бесполезно — слишком самоуверенно ведут себя истязатели… Последней соломинкой было оговорить кого-то другого.

— Скажите Боксеру: Козляев, гад, стучит, — продышавшись, выговорил он с трудом. — Железно, отвечаю за базар… Меня по его наводке с чаплашками на проходной приняли. Может, с завода теперь попрут.

— Че ты баешь?.. Про Козла, братуха, мы сто лет знаем, — вроде бы чуть отмяк бородач. — То, что ты еще подумал, я уже давно забыл… Козел и не скрывает, что гнида. А вот ты, я смотрю, героя милиции решил получить. Посмертно… Или все-таки одумался?.. «Облегчи совесть, Толян!» — так вроде следаки грузят?

— Все, что знал, сказал… Убьете меня — невинная кровь на руках будет, — безнадежно выдохнул тот. — …Что ж за матери вас породили, гнид? — само собой вдруг вырвалось у него.

— Ты че-то, лошара, за мать мою щас прогнал? — высоко взвизгнул за спиной «кепка». — За Боксера, сука, забудь, я тебя за понятия щас кончу!

— Да кончай уже, сученыш дохлый! Иначе я тебя по всему городу буду искать и найду! Руки вырву и в жопу затолкаю, выродок! — прорвало отчаявшегося Анатолия.

— Опа, Матросов родился! — удивился тот, что с выкидухой. — На амбразуру очко натягивает!.. Ладно, пошли мы, бывай… Вот только пакетик на башку на прощанье надену и завяжу, чтоб шею не продуло.

Насилу закрепив пакет на дико мотавшейся из стороны в сторону голове Панарова, парочка выключила свет, вышла из гаража и захлопнула металлические ворота.

Анатолий задыхался в кромешной темноте, упав со стулом на бок… Грудь разрывало черным огнем, мышцы диафрагмы судорожно, с болью сокращались, изо рта шла пена…

Внезапно он почувствовал, что ему удалось сделать вдох, с резью, со свистом одолевая спазм в гортани. Глаза стегануло ослепительное сияние лампочки, ярко воспылавшей у потолка. Он лежал на боку на цементном полу и видел чьи-то полуботинки у лица.

— Живой, Тольк?.. Дышишь? — заслышал он знакомый шепот. — Щас я тебя развяжу… Зверюги, блядь! Еле успел. Я им черепа снесу! Давай-давай, поднимайся, садись на стул… Дыши, дыши… Как в себя придешь, пошли в дом. Штаны тебе сухие дам. Помоешься, лупанем по стакану…

— Боксер, я не понял ни хера, — натужно хрипел Панаров. — Ты меня волкам кончить велел?.. За что?

— Велел бы — кончили, Толян… Дебилы они, мокрушники. Пугнуть они тебя должны были, проверить… Перестарались, уроды.

— Ни хрена себе — перестарались!.. — осипшим голосом выдавил Толька. — Ты мне чурку должен.

— Не вопрос, Тольк. Хочешь, вместе его уроем — здесь в цемент живого закатаем, — с готовностью отозвался Боксер.

Отмывшись, переодевшись и более-менее придя в себя после двух граненых стаканов водки, Панаров молча, не мигая, воззрился на Генку. Тот заметно суетился, подливал ему и себе, резал соленые огурчики и копченую грудинку, много говорил и доверительно трогал его за плечо.

— Ты знаешь, как трудно их в кулаке держать? Они только силу уважают… Ты че, вправду думаешь, я им тебя пытать приказал?.. Слово мое воровское тебе — на словах шугануть, если очканешься… Я же в курсе, что тебя на вертушке зацепили. Люди ведь по-всякому реагируют: кто-то в штаны сразу делает и добровольно к ментам стукачом идет… Я же рискую, пойми. За мной серьезные люди, которые чуть что и меня, и тебя живьем забетонируют. А работать не с кем — кругом одни сидельцы: сам видишь, какой народ ненадежный, зверье… А ты путный мужик, безотказный, мы с тобой много еще делов провернем. Ну, брат, не держи зла! Добро?

Толька молчком кивнул головой, не сводя немигающего серьезного взгляда с лица Боксера.

— Ну, вот и лады! Давай за дружбу, по полному… Кто старое помянет, тому глаз вон.

Они чокнулись гранеными, опрокинули залпом и взяли с тарелки по кусочку загорелой, остро пахнущей грудинки.

Челюсти Панарова слушались тяжело, мясо глоталось с тупой болью в горле, лишь водка пошла полегче.

Он встал из-за стола и кратко попрощался.

— Где опять поддал-то? — беззлобно поинтересовалась Надежда по его возвращении.

Анатолий не был пьян, не шатался и смотрел на жену трезвым, но странным, отрешенным взором.

— Брюки какие-то с рубашкой чужие… — заметила та вопросительно.

— Спецовку измарал — Генке помогал в гараже… Он свое дал, чтоб до дома не как свинье идти, — безучастно солгал Анатолий. — Что там нового с Чернобылем?

— Горит все… Ликвидаторов вербуют. Вроде деньги хорошие предлагают… Но ты не ходи. Ну ее к черту, эту радиацию!