И восстанет мгла. Восьмидесятые

Глава 74

На весенних каникулах Алеша опять беспрекословно и терпеливо обирал мелкие, клейкие березовые почки с охапок топорщившихся глянцево-коричневых веток, привезенных лесорубами по просьбе мамы, топтался ногами, обутыми в глубокие резиновые сапоги с шерстяными носками, вдоль топких берегов речушки, подбирая нападавшие в снег черные кругленькие пористые ольховые шишки, и пачкался с головы до пят в липнущей смоле на мягкой и душистой груде «лапки», колючих зеленых веток, наваленных огромной кучей в цехе переработки хвои на кормовую добавку для скота.

За неделю следовало выполнить положенную норму: три спичечных коробка березовых почек, два полиэтиленовых пакета сосновых и три — ольховых шишек. В обмен на ценное сырье школа должна была получить от городской фармфабрики цветной телевизор в «Красный уголок». Помимо обязательного зачета личной нормы, устраивались и соревнования на самый большой и тяжелый мешок. Здесь ребята из рабочего поселка взяли все призовые места. Хотя подарки их не особо порадовали — детские книжки с произведениями русских классиков.

Цветной телевизор школа действительно заполучила. На торжественной линейке Слон гнусаво и пространно поблагодарил фармацевтов, раздал почетные грамоты пионерам-ударникам и забрал его в свой кабинет. Алеша выведал об этом от наблюдательных двоечников, которых поочередно вызывали после уроков к директору «на ковер» на нешуточный разговор — последняя четверть была для них решающей.

Возвращаясь с очередной ходки с товаром, Панаров привычно ступал по узкой тропке почти в полной темноте к той части ограждения, где тянулись бараки свинокомплекса. Подпрыгнув и с усилием подтянувшись на руках, помогая себе правой ногой, носком упершейся в удобную выбоину, щель в бетоне, он перемахнул на другую сторону вблизи от свинарника. В воздухе стоял резкий, въедливый запах аммиака и обильных свиных испражнений. За стенами длинного барака сонно похрюкивали сытые поросята.

Не все в руководстве района поначалу понимали, зачем стеклозаводу иметь свиноводческий комплекс. Над директором подшучивали и кропали бойкие фельетоны в районную газетку «Знамя труда». Но когда первые тонны мяса поступили по себестоимости в заводскую столовую, когда сотни рабочих стали покупать свинину не на рынке, а у проходной за полцены, когда дальновидный директор нежданно привез награду из Москвы за свое начинание (не спасшую, однако, от расстрела с конфискацией в год Олимпиады), мода на карманное животноводство охватила леспромхоз и другие предприятия города.

С дешевыми промышленными тарифами на электричество и солярку растить свиней при заводе, закупая корма по линии ведомства, было выгодно. А позднее, уже при новом смышленом молодом директоре, и похвально, хоть и двусмысленно, отвечало политике хозрасчета.

— Здорово, Ефимыч! — по возможности придав голосу щепотку бодрой непринужденности, поприветствовал Панаров заспанного дежурившего Семена, так некстати вылезшего из своей конуры. — Я проскочу через тебя в горячий?

— Здоров! — хмуро наклонив голову и зевая, негостеприимно ответил Козляев ночному гостю. — Че, опять с Боксером поганку мутите?

— Ну да, попросил помочь там по мелочи, как обычно, — отряхиваясь от пыли, подтвердил тот.

— Я в ваши с ним дела не лезу. У меня свои дела. Но мне-то какая выгода, что ты всякий раз через мои нычки ныряешь?.. — засопев, недовольно вопросил Козляев. — Рискую из-за тебя ни за хрен…

— Да чем ты рискуешь-то? — все еще стараясь играть в шутливый тон, переспросил его Анатолий. — Ну, раз-два в месяц проскочу тут… С пустыми руками. Если б я хрусталь через твои нычки таскал — другой коленкор.

— А коли примут вас с Боксером? — злобно покосился на него Семен. — Я ваших дел не знаю и знать не хочу. Ведь раскручивать станут: как с территории, как на территорию… И на меня с вашей помощью выйдут — не как на свидетеля, а как на подельника… Я ведь только снаружи — вроде дурак дураком. Я все секу и кумекаю… Мне-то ваши поганки на кой черт сдались?

В ночном разговоре повисла долгая неприятная пауза. Панаров почувствовал, что Козляев ждет встречных предложений. Семен был не из тех, кто переживал за чистые руки и незапятнанную совесть: на заводе многие люди знали, что он приторговывал и комбикормом, и свининкой. Задабривая отборным свежим мясцом руководство и начальников ВОХР, много он мог себе позволить, и не особо его тревожили нечастые ночные визиты Панарова. Но брать его в долю, платить за молчание без ведома Боксера, пахло залетом… Да и не жирно ли ему будет, с долей в деле почти ни за что? Какой тут риск, ежели в его вонючую епархию брезгливые вохровцы носа не суют ни днем ни ночью?.. Нужно как-то по-другому уговориться, задобрить мужика малой кровью… Не бежать же ему, как мальчишке бестолковому, из-за каждой мелочи жаловаться Генке?..

— Ефимыч, ну че ты взъелся?.. Какая муха тебя сегодня укусила? — деланно рассмеялся Панаров, протягивая сигареты, зажигая спичку и закуривая сам. — У тебя семья, у меня семья… На зарплату не зажируешь. Подкалымить — святое дело, когда получается, да?.. Сегодня ты мне помог — завтра я тебе, — примирительно увещевал он насупившегося приятеля.

— Да я что, против, что ль, Тольк? — пошел наконец на попятную безмолвствовавший Козляев, выдохнув дым через ноздри. — Я все понимаю, нормально все! Только чтоб было по справедливости, услуга за услугу — и от меня к тебе иногда просьбы будут. Вынести через вертушку чаплашку-другую из горячего, подвесок там ваших с тысчонку… Ты тоже правильно реагируй. Лады?.. У меня, бывает, срочный заказ подвернется — и что, мне все тут бросить и к вам в горячий на поклон бежать?

— Не вопрос, Ефимыч! — посулил с готовностью Анатолий. — Скажешь, что надо вынести — вынесу. С доставкой на дом! Только, чтоб не борщить!

— Вот и столковались, — с довольной ухмылкой Семен протянул ладонь. — Я борщить не буду — это не моя тема. Мне свиней вон хватает. Но люди, бывает, просят… Зачем отказывать дельным людям?

Панаров кивком попрощался и канул в темноту, уже не скрываясь, не таясь и не опасаясь охранников. Он на своей территории, с пустыми руками. А мало ли чего он вдали от цеха шляется неприкаянно… Перекур у него. Бригадир в курсе… Животных, может, любит?..

По пути решил занырнуть на «химию».

Всякий раз он с любопытством пытался уловить ту неощутимую границу в воздухе, когда густая резкая вонь органики сменялась едким запахом кислот. Вот, вроде, еще долетает, чувствуется в носу нехитрая атмосфера свиного житья, еще шаг — и уже глаза пощипывает и во рту появляется чудной ржавый привкус.

Панаров автоматически провел языком по зубам. Зубы у «химиков» быстро разрушались — охочая до кальция плавиковая кислота делала свое дело.

— Здорово, Генк, — стиснул он широкую мозолистую лапу Боксера. — Все нормально. Принял — сдал. В ажуре, товар дошел до потребителя.

— Салям, шутник, — удовлетворенно кивнул рыжей башкой бригадир, закуривая. — Здесь тоже все пучком. Как у тебя с «Маяком»?.. Новости есть?

— Да нет, тихо пока… Проверяют, поди.

— Че-т долго проверяют, — подозрительно осклабился Боксер. — Ты им там случайно ничего лишнего не наплел?

— Ты меня за дурака, что ль, держишь? — почти искренне обиделся Панаров. — Не в моих интересах…

— Смотри, брат. Поаккуратнее будь, — протянул Генка, не мигая, изучающе глядя в глаза. — За язык, знаешь, много народу пострадало… Ты про тех двоих как-то спрашивал, — Боксер с усмешкой чуть приблизил лицо к уху Анатолия. — Я их искупал… Базарили лишнего… Ну, давай, брат, бывай, — по-свойски хлопнув по плечу, подмигнул он на прощание. — Любке привет передавай… Фильдеперсовая баба!

Панаров не удивился, что Боксер пронюхал о его отношениях с Даманской. Рабочий поселок — что деревня. Все друг у друга на виду, все друг на друга посматривают, всем друг до друга есть дело.

Беспокоило лишь, что тот явно неспроста вознамерился вспомнить о ней тотчас после недвусмысленного намека-угрозы.

Нет уж, дудки, никаких секретов он ему с «Маяка» передавать не станет. Покуда выйдет — попарить ему мозги не грех, срубать двойную долю за житуху удалую, рисковую, а там, как начнет не на шутку доставать, прижимать — взять да и свинтить: напиться вдрызг в горячем, прямо в смене, послать Михалыча от души на хер да с треском вылететь с завода, хоть бы и по статье нехорошей.

Пьяную голову меч не сечет, развела жизнь — разошлись пути-дорожки…

Так размышлял Панаров, неспешно направляясь, миновав после окончания второй смены проходную и забрав пропуск, в знакомую — ноги сами легко несли — сторону рабочей слободы.