И восстанет мгла. Ввосьмидесятые

Глава 21

Дальнейшая жизнь подтвердила, что поводов для тихого изумления взрослые предоставят ему еще много. Недели через две после очередного возвращения блудного отца из Новиковки, придя домой под вечер от Павлушки, где он замечательно провел время, играя с дядей Гошей в стрелковый тир, искупавшись в чистой срубовой бане, топившейся по-белому, сообща с другом и его папой, испробовав с хохотом мягкого дубового веника на жарком березовом полке и душистого липового чая со свежими домашними «мадденками» и луговым медом в просторном сосновом предбаннике, Алеша неожиданно обнаружил в передней тетю Наташу, безотрадно сидевшую, сжав ладони узкими коленями и ссутулившись, в углу разложенного и наспех застеленного цветастой простыней дивана. Поблизости, у стены, стояло два габаритных чемодана.

Обычно тетя Наташа заливисто смеялась и щебетала в гостях, в этот же раз она едва заметила вошедшего племянника, утирая батистовым платочком горючие слезы с влажно-сапфировых глаз.

— Тетя Наташа, здравствуй! — вежливо обратил на себя внимание мальчик. — Ты к нам в гости пришла?

— Алеша, тетя Наташа немного устала, и неможется ей, — услышал он скорбный глас мамы за спиной. — Иди на кухню, вымой руки, сейчас кушать будешь… Она у нас поживет.

Из приглушенных разговоров родителей, полных намеков и недомолвок, до Алеши дошло, что дядя Артем выгнал тетю Наташу из дома — или она сама от него ушла. Причины он не разобрал.

— Дурак ревнивый, совсем одурел, спятил! — полушепотом ругалась возмущенная мама за дверью в родительской спальне. — Этого спускать нельзя. Раз поднял руку — потом во вкус войдет. Разводиться надо, пока не поздно, с такими замашками.

— Хвостом ей меньше вертеть нужно было, блюсти себя, — размеренно шептал папа. — Не давала бы повода — не бил бы. На заводе все всё друг о дружке знают. Слухи дошли, намекнули ему людишки — вот и вспылил, приревновал.

— Что значит — намекнули? Он ее застал? — почти в голос вскрикнула Панарова и, спохватившись, враз перешла на шипение. — У него доказательства есть? Нет… Домыслы одни. А мало ли что там говорят. Не надо было жениться моложе себя, чтоб не ревновать потом. Ровню бы нашел!.. Сам ей до свадьбы проходу не давал.

— А чего она ему не рожает? — резонно вопросил Анатолий. — Было б чем дома заняться — детьми — на шашни бы времени не оставалось.

— Это ее дело, — завернувшись в одеяло, отрезала Надежда, защищая младшую сестру. — Молодая еще — двадцать лет, пожить для себя хочет… Что она в жизни видела? Сперва отца-пьяницу, теперь мужа-идиота.

— Вот и пожила, — съязвил Панаров, выключая свет в спальне и отворачиваясь на бок. — В следующий раз башку ей оторвет, покуда не разведутся. Замуж вышла — о семье, о детях думай, а не «для себя»… И сколько она у нас будет торчать?

— Недельки две поживет, потом, если что, к Лизке переедет, — поворачиваясь лицом к стенке, ответила жена. — А там посмотрим…

Но уже меньше чем через неделю в дом Панаровых вошел Нежинский, с темным ликом, горящими нездоровым, шалым блеском аспидными глазами, черной щетиной на впалых, бескровных, восково-бледных щеках и всклокоченными смоляными волосами. Он хмуро поздоровался, молчком прошел в переднюю и безмолвно рухнул на колени пред тетей Наташей, мягко лежавшей на диване, даже не прикрыв за собой дверь в комнату. Это быстро сделала за него Алешина мама. Поэтому мальчик не слышал из задней разговора внутри. Где-то через четверть часа дверь открылась и дядя Артем возник на пороге.

— Ну что, мужчина, немудрено на женщину-то руку поднять? — с неприязненной иронией поинтересовалась Надежда.

Панаров молча вышел во двор, не желая ввязываться в разговор, его не касавшийся.

— Я жизнью своей клянусь, что с нее волос больше не упадет, — не поднимая от пола безумно светящихся глаз, с болью вымолвил Нежинский. — Я себе руку лучше отрублю!

— Вот бы раньше и рубил! — заботливо посоветовала свояченица. — Сладил с девочкой двадцатилетней, герой! Не устраивает — разводитесь. Кто тебя держит? Что она от тебя хорошего-то от свадьбы видела? Даже детей вон не решается заводить.

— Я ее люблю. Я не пью, зарабатываю, все в дом несу, по бабам не таскаюсь… — начал оправдываться зять, но тут же был прерван.

— Знаешь, я бы на всю эту домовитость твою наплевала и развелась, коли к тому только одну вещь добавить — руку поднимает, — выразительно, с презрением отмахнулась Надежда.

— Я же жизнью поклялся, что никогда больше… — заладил было наново Артем, но опять был прерван нетерпеливым жестом.

— Зарекалась лиса курей воровать… — с желчной усмешкой выразила Алешина мама свое отношение к обещаниям Артема.

— Она меня простила! — вдруг злобно выпалил тот.

— А вот я бы ни за что не простила, — заявила Панарова, подбоченившись и вызывающе, безбоязненно глядя вверх, в черные цыганские глаза.

— А я не на тебе и женился, — проронил Нежинский, повернулся и вышел, не попрощавшись, из дома.

На следующий день поутру тетя Наташа наскоро впихнула вещи в чемоданы и засобиралась домой. Синяка на лице уже почти не было видно, лишь небольшое изжелта-бурое пятнышко, которое она замазала тональным кремом и запудрила.

— Смотри, Наташка! Пока ты молодая, красивая, бездетная. Уехала бы в Саратов или Куйбышев, мужика нормального нашла, — дальновидно увещевала ее, провожая, старшая сестра. — Ведь он тебя сейчас быстро обрюхатит, чтоб привязать. А потом уже дороги обратно не будет: дети, возраст…

— Он сказал, что если сегодня до вечера не вернусь, чтоб я Толю завтра утром послала к нам… — невидящими глазами глядя в пространство пред собой, ровно промолвила та. — Его из петли вынуть… Он это сделает, я знаю.

— Веришь ему? — воскликнула Надежда, хлопнув себя маленькой ладошкой по бедру и укоряюще качнув головой. — Да хоть бы и повесился!

— Я решила, я возвращаюсь, — все тем же странным механическим голосом ответила Нежинская.

— Твоя жизнь, — помолчав, заключила Панарова, — иди, сестра…

Дверь хлопнула, и тетя Наташа с двумя чемоданами пошла на автобусную остановку, возвращаясь к мужу.

Алеша недопонял то, что ему удалось подслушать. Но где-то в душе чувствовал, что тетя Наташа поступила правильно. Даже ежели мама была права и дядя Артем не повесился бы. Она и сама не смогла бы с безразличием предоставить другому человеку свободу выбирать — жить иль умереть из-за нее. Жертвовать собой легче.

Настолько глубоко, конечно, мальчик еще не задумывался.

Скоро тетя Наташа забеременела, как и предсказывала Алешина мама, и родила девочку. А потом, с небольшим перерывом, еще одну…