И восстанет мгла. Восьмидесятые

Глава 52

Безотказный директор, благоволивший Надежде, с пониманием, по-человечески, даже по-отечески, отнесся к беде в семье молодой сотрудницы. Новенький, с иголочки, сруб был готов ударными темпами уже через неделю — из первоклассной смолистой строевой сосны, проведен как «для своей» через бухгалтерию и лесовозом перевезен на еще теплое пепелище.

Панаров выхлопотал отпуск вне очереди, изъяснившись в отделе кадров, и целыми днями работал, как заведенный, с Борькой и его братьями, помогая во всем: от рытья подпола, укладки фундамента и заведения венцов до стропил и рифленых листов шифера на крыше. Домой он возвращался ночью — помыться, поесть и поспать, чтобы рано поутру вновь исчезнуть, уйти на весь день.

Рожать Алешину крестную увозили из обжитого без новоселья (не до того!) дома, и зимой у него появилась еще одна двоюродная сестренка по имени Жанна. Тетя Лиза постепенно оправилась от шока, с головой погрузившись в заботы материнства: крохотная дочурка, изведавшая страх и панику еще до появления на подлунный свет, оказалась неспокойной, шумливой и требовательной, особенно по бессонным ночам.

— Спасибо тебе, Толенька — столько ты у нас поворочал! — потчевала она зятя, наливая полный стакан водки. — Век не забуду — и за то, что приютили, и за то, что подняться на ноги подсобили… Ведь на улице очутились! Некуда голову приклонить!.. Погорельцы!..

— Ладно благодарить-то, — резонно возразил, залихватски опрокинув поднесенную чару и понюхав половинку огурца, Панаров. — Если не свои — на кого же еще рассчитывать в жизни?.. Родственники мы все-таки…

— Родственник родственнику рознь, — с укором протянула Елизавета. — Вон, Темка Наташкин ведь гвоздя не забил! «Мне некогда, я работаю»… Вот и весь сказ.

— Да он всегда такой был, себе на уме.

— Эгоист — эгоист он и есть, — вынесла приговор обиженная Коркунова. — Но Наташка-то могла ж его пристыдить, заставить пойти подсобить! Нет — молчала, как неродная.

— У нее особого права голоса там нет, — вступился Анатолий за Нежинскую. — Живут как-то вместе — и то слава богу… Толку от него все равно бы не было. Он привык баранку крутить, а не бревна ворочать. Так что зазря на них не злись, Лизк, и не говори им ничего.

Елизавета, видно, все ж таки злопамятно затаила мстительную обиду на семью младшей. Никого из сестер не предупредив, втихомолку, с чувством торжествующей справедливости она в скором времени расширила площадь нового дома, поставив к нему со двора просторный пристрой. На пристрой были пущены бревна старого материнского сруба, молчком разобранного и перевезенного из Пелагеевки.

Узнав о случившемся, когда дело было сделано, Надежда была возмущена до глубины души.

— Ни нам, сестрам, ничего не сказала, ни матери. Тихой сапой все обделала, — нажаловалась она мужу. — Не жалко дома — ладно там, погорельцы… Но по закону он нам трем на равных принадлежит! Спросить-то нас надо было?.. Стремная она какая-то!

Как обычно, в глаза мама Алеши ничего сестре не сказала, с Наташкой и с матерью этой темы никогда не поднимала.

— Нам от них ничего не надо — пусть живут, как хотят. У каждого своя совесть и свои понятия, — резонно заметил Панаров. — То, что я должен был сделать — сделал, спина месяц потом не разгибалась. Пегий — мужик нормальный, а то, что Лизочка у вас самая повернутая, это и раньше было известно. В кого иначе сын ее чудной пошел? Не в отца же… Хорошо, у нас Алешка не такой. В мою породу, а не в вашу.

— Да не дай бог! — воскликнула Надежда, звучно хлопнув мужа ладошкой по бедру. — С твоей породой в жизни далеко не уедешь. На диване вылеживать да книжки философские читать надобно на пенсии, когда все засеяно-запахано. Ежели б из ваших кто погорел — так бы с голой задницей по улице до сих пор и бегали, куковали. А моя порода — вон, в новом доме, больше прежнего, живет. Не будем углубляться в подробности… Об этике там всякой можно рассуждать, когда есть кров над головой да что пожрать — в холодильнике.

— Порядочность будь присутствует в человеке либо ее нет, — поучительно изрек Анатолий. — Независимо от крыши и холодильника. Императивом зовется.

— Ага, конечно!.. Поди, с «Титаника» в лодках одни самые порядочные спаслись, — с сарказмом парировала Алешина мама. — Не смогли из вежливости отказаться, когда непорядочные им места уступали… Все от обстоятельств, от ситуации зависит. Коли в жизни будешь всем место уступать — кончится тем, что тебя как личность в упор замечать перестанут. Ковриком станешь, о который ноги вытирают… А дети видят поведение родителей и волей-неволей учатся от них. Смотри, не испорти мне мальчишку.

— Ты поменьше при нем ори на меня, — мягко попросил папа Алеши. — И хвали хоть иногда.

— За что ж тебя хвалить? — с женской непосредственностью удивилась Надежда. — Ору, когда нажрешься, чтоб сын знал, что алкоголиком быть плохо.

— Я не алкоголик.

— А кто же ты?

— Нормальный мужик, семьянин, каких миллионы, — Панаров обиженно потянулся за книгой в матерчатом переплете, лежавшей неподалеку на кресле. — Может, не лучший — места в жизни не выторговываю, но уж точно не самый скверный. И мозги у Алешки от меня… Ты когда книжку последний раз в руках держала?

— Мне не до книжек, — оскорбилась Надежда, отодвинувшись от мужа. — Работа, дети, кухня, огород… Я вечером ни ног, ни рук не чувствую, на койку еле дотащусь и валюсь, как солдат. Это ты со смены пришел, поужинал и завалился на боковую со своим Гегелем или как там его…

— Потребность читать или есть, или ее нет, — уже глядя на страницу и давая понять, что разговор исчерпан, заключил Анатолий. — Я тоже не бездельничаю. Но без книжек сызмала жить не могу… А ты можешь.

— Вот вроде неплохой ты в целом мужик, но что-то в тебе Архипыч, видно, в детстве отбил, — предположила Панарова, желая, чтобы завершающая точка в разговоре, как всегда, осталась за ней. — Мать, небось, виновата. Позволяла ему тебя лупить ни за что… Книжками этого уже не направить. Многознание еще никого жизненному уму не научило…

— Ладно, философ, скоро все изменится… — с оттенком печали в голосе усмехнулся, пристально посмотрев на трогательную миниатюрную фигурку своей вечно боевитой и вечно правой жены, Панаров. — Тогда и посмотрим, кто чего стоит. Я уже кой-какие шаги предпринял и с нужными людьми переговорил… Будет тебе каюта на «Титанике».

Надежда, ничего не поняв, с чувством очередной одержанной победы в споре поднялась с дивана и отправилась на кухню проверить, не убегают ли щи и нужно ли добавить капусты, чтобы вышли погуще — на дольше хватит.

Она знала, что мужа не изменить, да и не желала в глубине души вместо уютного, мягкого читателя на диване заполучить добытчика-охотника, днями и ночами пропадающего на своих неведомых, потаенных мужских тропах.