И восстанет мгла. Ввосьмидесятые

Глава 36

Новый год вступил в бытие миллионов советских людей миллионом алых роз и укреплением трудовой дисциплины на местах.

Из разговоров родителей мальчик уже без особого удивления заслышал, что существует новоявленная злокозненная категория взрослых — «люди в штатском с корочкой», могущие кого угодно правом остановить на улице, мягко взять за рукав в магазине, исподтишка подсесть рядышком на скамье в парке либо на пустое соседнее кресло в кинотеатре и любезно, но настойчиво поинтересоваться, проницательно, по-советски вопрошающе глядя в глаза: «Товарищ, а вы почему не на рабочем месте?»

Неверный ответ на вопрос, очевидно, грозил нешуточными неприятностями, ибо Алешин папа выглядел как-то непривычно озабоченно, рассказывая по вечерам за ужином маме о своих знакомых и друзьях, уже повстречавших таинственных любопытствующих штатских.

Мама не разделяла его беспокойства.

— Вот и правильно! — с легким торжеством в голосе провозгласила она. — Алкашей всяких будет поменьше мотаться. «Химиков» с вашего завода. Порядка больше будет.

— Не с того конца они начинают порядок наводить, — скептически покачал головой Панаров. — Зенки нам запудрить хотят… Что-то там наверху творится, а этим попросту внимание народа отвлекают… Обожди еще, Леньку будем вспоминать добрым словом… Не нравится мне рожа этого Андропова.

— А у кого там рожа лучше? — не без основания заметила Надежда.

— Как бы он Союз не развалил, — уйдя в свои мысли, лежа на диване перед телевизором и задумчиво глядя сквозь экран, заявил вдруг Анатолий. — Я, когда в армии служил, прослышал от офицеров о шестьдесят восьмом в Чехословакии. Говорили: они нас с тех пор ненавидят. И вроде именно он убедил Брежнева войска ввести: тот до последнего колебался, не хотел… Там из ГДР всего роту-две немцев снять и отправить к ним надо было. Никто бы сто лет не дернулся, сидели бы тихо — они немцев исторически уважают… Что он, не знал об этом?.. Или, сука, провокатор?

— Ты бы рот поменьше сейчас открывал, — мягко посоветовала Надежда. — Толку от болтовни твоей нет, а залетишь единожды понапрасну — всю жизнь потом загубишь, не отмоешься.

— Да это я так, только с тобой да сам с собой, — вернулся в реальность Панаров и повернулся на бок, наконец заметив действие на экране.

Ничего развалить Андропов не смог либо не успел. После краткой переписки с американской девочкой с красивыми креольскими глазами, впервые пробудившей в Алеше живой интерес к девочкам его возраста как виду живых существ, и старческого ворчливого переругивания со своим о три года более дряхлым улыбчивым заокеанским оппонентом на метафизические темы цитадели мирового зла и стратегии космического оборонного добра, тот как-то быстро занемог, слег и выпал из сферы внимания Алеши.

Стараясь не выдать себя, свою новую любовь, мальчик как можно равнодушнее вскользь осторожно поинтересовался у родителей, где находится «Артек» и есть ли возможность туда попасть. На экране телевизора артековская пионерская форма очень шла темноволосой красавице Саманте.

— Ты еще маленький, сынок, — с одобрительной улыбкой приголубила, погладила его по голове мама. — Вот станешь пионером, может, тебя и пошлют… Это пионерлагерь на Черном море, в Крыму. Для самых лучших детей во всем Советском Союзе.

— Что ты ему небылицами-то голову морочишь? — неожиданно возмутился папа. — Кто его туда пошлет из нашей дыры захолустной?

— Я просто объясняю, — стушевалась было Панарова, но тут же с готовностью приняла привычную бойцовскую позицию. — А вдруг пошлют? Ты откуда знаешь?

Ей было как-то неловко сознаться ребенку, с горящими глазами внимавшему ее словам, в том, что папа прав. Захотелось в духе эристиков настырно противоречить, идти вразрез, упорствовать и стоять на своем.

— Тебя в детстве много куда посылали? — с нескрываемой издевкой полюбопытствовал Анатолий. — На колхозное поле да в коровник вонючий?

— Что ты на свой аршин меряешь? Тогда время другое было, — обидевшись на черствость мужа, возразила никогда не сдававшаяся Надежда. — И жили мы в деревне… Вот будет учиться на одни пятерки — возьмут да и пошлют, — вновь ободряюще улыбнулась она Алеше и украдкой быстро зыркнула на мужа, изо всех сил нахмурив брови.

— Я и так на одни пятерки учусь, и фотка моя на доске почета, — горделиво возвестил мальчик, воскрешая поникшую было мечту повстречаться с Самантой Смит на романтическом черноморском побережье. — Я самый лучший в классе, мне Римма Григорьевна так сказала.

— Вот и молодец! Учись дальше на одни пятерки — станешь пионером и поедешь в «Артек», — опять угрожающе взглянув на скептически хмыкнувшего супруга, предсказала Надежда. — Если б я в детстве не мечтала из дома уехать, в четырнадцать лет бы только отца слушала — так и осталась бы в коровнике работать. Когда очень хочешь, все можно в жизни получить, сынок.

— А почему у некоторых не получается? — тотчас же, не откладывая в долгий ящик, решил осторожно подвыяснить возможные исключения из нового, наверняка такого же ненадежного взрослого канона Алеша.

— Потому что других слишком слушают, — Панарова значительно воззрилась на вынужденно молчавшего с несогласным видом мужа. — Вместо того, чтобы своей головой с детства учиться жить. И не все стараются, потому что больше всего хотят лениться, лодырничать, а не добиваться — баклуши бить, а не в «Артек» поехать.

В объективные препятствия, преграды, каковые нельзя осилить, одолеть, обойти, наконец, Надежда не верила. Привыкнув сызмала полагаться лишь на себя, вдали от отчего дома с грузом вины грешной ослушницы внутри — источником гонора, заносчивого упрямства, удерживавшего от покаянного возвращения, когда не было уж сил жить на луковице с черствой ржаной краюхой — она не сомневалась, что в восемнадцать проворонила свой шанс, не пойдя после техникума в плановоэкономический институт.

— Вот с тобой бы не познакомилась в Новиковке — точно бы уехала поступать в Оренбург! — не раз казнила она мужа. — И поступила бы.

— Мам, а я бы тогда был?.. В Оренбурге? — поинтересовался как-то Алеша.

— Конечно, был бы, сынок… Только немножко другой, — смутившись, отвела та взгляд от наивных серо-голубых глаз под короткой прямой челкой. — Скоро к тебе на день рождения приедут бабушки и привезут много подарков. И я тебе подарок купила… Но пока не покажу.

Последняя осень злосчастного умирающего генсека была мягче, чем морозистая весна. Отсутствие жесткой воли сверху в разгоревшейся было борьбе за трудовую дисциплину дало себя знать в выдохнувших с облегчением низах. До людей дошло, что с опаской ожидавшееся похолодание отменяется, неумеренное рвение особо ретивых не поощряется, преизбыточные гомон, шумиха и суета окрест этого стали как-то неуместны и даже неблагопристойны ввиду надвигавшегося события. Страна готовилась к очередным похоронам.

Бахметьевск привычно прошествовал шумливой кумачовой демонстрацией в канун Великого Октября, позже привычно собрался на городской площади под елкой на Новый год и вскорости, в начале февраля, привычно посмотрел по телевизору на траурную процессию.

В этот раз папа Алеши аппетитно поглощал свежеиспеченные горячие оладьи со сметаной.

— Ну хоть напакостить не успел, — сыто подвел он итоги правления усопшего, отставляя пустую тарелку на спинку дивана. — Хотя кто его знает?

— У него вроде почки неизлечимо больные были, — по-женски сердобольно отозвалась Надежда. — Когда ему пакостить-то?.. У нас у Гальки на работе отец от почечной недостаточности умер. Так там дома дышать нечем было. От него мочой разило за версту, и рвало все время.

— Вот так, значит, страной и управлял, — согласно заключил Анатолий. — Но, может, так даже лучше — когда не вмешиваются. Все как-то само собой к лучшему возвращается.

— Ежели не управлять, все в конце концов развалится, вразброд пойдет, — возразила Алешина мама, немного отодвинувшись от мужа. — Русский люд только из-под палки умеет жить. Вон у нас Васька, мастер, перестал на делянки с проверками мотаться — лесорубы в обед поддавать начали. Один под трелевщик, пьяный, свалился — переломало всего. Теперь из Саратова комиссия — небось, выгонят его из мастеров, если не посадят.

— Что ты сравниваешь? — принял ее слова слишком близко к сердцу Панаров. — Кто у вас в лесорубы идет? Пьянчуги да «химики» бывшие… В космос, что — тоже из-под палки полетели? А страну после войны заново отстроили?

— На одном космосе долго не протянешь, — невозмутимо заметила жена. — И на том, что сто лет назад было. Сейчас, за десять последних лет, что сделали? Слава богу, мы хоть газ в дом провели. А за водой в колонку как бегали, так и бегаем. Зимой задницы морозим… Мне четвертый десяток идет, я так всю жизнь, как маятник, качать не хочу.

— Все время ты политику к своей заднице сводишь, — успокоился, рассмеявшись, Анатолий. — Что могу — делаю… Незачем мне на Фролина кивать. Он полгода назад сухари был готов сушить. Меру во всем нужно знать, а то как по Гегелю может получиться.

— Это как? — поинтересовалась Надежда.

— Когда количество вначале перейдет в качество, а потом обратно в количество — от десяти до пятнадцати лет с конфискацией, — сформулировал тот небесспорную мысль почитаемого им диалектика.

— Пап, а мне уже девять скоро будет, — решил к месту включиться во взрослый разговор о количестве лет Алеша.

— Еще не скоро, осенью, — сдержав смех, чуть улыбнулась ему мама, весело переглянувшись с отцом.