И восстанет мгла. Восьмидесятые

Глава 85

Ночью Алеша задыхался. Он утопал в жарких перинах и пуховых подушках, с трудом вдыхал раскрытым ртом внезапно поредевший воздух и еще тяжелее — с надрывом, со свистом — выдыхал, сев в измятой постели, наклонившись вперед и упершись руками перед собой.

— Доигрался с воспитанием… Простыл он в ледяной воде, — упрекнула Надежда пьяно храпящего на диване мужа.

Вбежавшая из сеней бабушка нагрела молока, положив в кружку ложку густого, засахарившегося прошлогоднего меда, кусок сливочного масла и соды на кончике ножа. Алеша с отвращением мелкими глотками пил огненную смесь.

— Завтра еще нутряного жира от соседей принесу, — пообещала Вера Андреевна. — Очень для груди пользительно… Квелая у него грудка…

Алеше было невдомек, как это простуда пришла так внезапно — ведь ложился-то он в кровать здоровым человеком!.. Да и не болело у него нигде, лоб был холодный, мышцы не ломило, кашлять не хотелось… Зудело только все в груди и свистело, не давая вдоволь надышаться.

Испив молока и проглотив какую-то горькую таблетку от кашля, Алеша попросил, чтобы его оставили на диване, добудившись и согнав храпевшего отца на пол. Там, полусидя, подперев спину подушкой, он под утро, уже засветло, забылся сном, задремал.

Проснувшись, мальчик не ощущал никаких признаков недуга. Но на речку его с собой папа с дедушкой не взяли. «Там сыро и прохладно, а у тебя бронхи застужены», — категорично втолковала ему мама.

Архипыч с сыном решили пройтись вдоль бережка, разогнать мутное похмелье, покалякать по душам. Неприметно от женщин выскользнув из избы, они вынесли бутылку «беленькой» из раскрытых секретных запасов Веры Андреевны в чулане, захватив со стола нехитрую снедь и граненый стакан.

Завернув за палисадник, отец и сын быстро накатили «соточку» по очереди, занюхав соленым огурчиком, и неспешно направились к «белому берегу» — месту, где в воду круто обрывалась высокая доломитовая скала, главенствовавшая, белесо возвышавшаяся метров на пятьдесят над черневшей внизу рекой, неутомимо исподволь подтачивавшей ее.

Верхом кручи почти по самому краю шла проселочная дорога, и не раз случалось, что подвыпивший шофер либо мотоциклист с коляской вечером не справлялись с управлением или не замечали обрыва и низвергались без шансов выжить. Имена павших аккуратно, неизгладимо фиксировались в памяти сельчан и воскрешались при разговорах.

Берег напротив скалы был низкий, ровный, покрытый по кайме густой шелковистой травой с зацветающими клевером и ромашкой — ранней весной заливался, но к средине мая пойменный луг уже высыхал на ветру. Растянуться на нем с бутылкой, упасть ничком в траву, утонуть, пропасть с головой, бросив спецовку на теплую, прогретую солнцем землю было покойно и приятно.

Выпив еще по стакану и зажевав куском вареной курятины, отец с сыном обсудили непутевое житье бедового Володьки в Саратове.

— Зря он из города уехал… Крестьянский хлеб нелегкий, — резонно заметил Архипыч.

— Он всегда взрывной был, неуправляемый, — согласился Анатолий. — Таким в милиции долго не удержаться — набедокурят обязательно.

Тихий журчащий звук воды убаюкивал, сливаясь с шелестом ветра в ветвистых кронах сосен высоко над белевшим за рекой утесом. Все мороки городской жизни остались где-то далеко. Хотелось заново стать мальчишкой, носиться с друзьями вдоль воды, кидать гальку, искать под обрывом розово-коричневый на изломе слоистый кремень и чиркать одним камушком о другой, высекая яркие пахучие искры. Хотелось взобраться с пологой стороны на холм, подползти к самому выступу, к нагому карнизу белой скалы, и глазеть, не отрываясь, в завораживающе медлительные свинцовые разводы волн, ощущая пьянящее головокружение от жутковатого желания сигануть с крутизны вниз.

— Ты знаешь, сынок, я ведь, наверно, скоро помру… — неожиданно прервал задумчивость Анатолия отец.

— С чего ты взял?.. — насторожился тот, приподымаясь на локте над травой и встревоженно изучая глазами сухощавую фигуру старика. — Болит где-нибудь?

— Нет, со здоровьем все ладно, — помотал головой Василий Архипыч. — Но я пророчествовать вдруг начал.

— Это как?.. — изумленно вскинул брови сын. — По-библейски, что ли?

— Вроде того… — подтвердил, надолго замолчав и уйдя в себя, Панаров-старший. — Вот, например, давеча пришло мне в голову знамение: «…И восстанет мгла над землей, что не отличишь с трех шагов — человек пред тобой иль оборотень… И восстанут, пробудятся от сна векового племена древние… И станут вновь, что искони, угрюмо поклоняться, жечь, воскурять фимиам своим Ваалам…»

— И что все это значит? — непонимающе посмотрел Анатолий на закатившего очи седого старца. — Про кого это?

— Про страну нашу, сынок… Слова сами в голове звучат, будто вслух мне их говорит кто-то… — воротился из грез Архипыч. — Сынок, а ты знаешь, кто такие Ваалы?

— По-моему, Ваал должен быть — один, а не много, — неуверенно произнес Анатолий, не увлекавшийся древними семитскими религиями. — Бог такой был в древнем Карфагене, в Тире вроде бы тоже, может, еще где у финикийцев… Поклонялись они ему в образе тельца златого.

— Нет, у меня в голове точно «Ваалы» были, — убежденно заявил дедушка. — …Тельцам, значит, златым?.. Интересно… А как думаешь, отчего «угрюмо»?

— Да вроде жертвы человеческие им приносились… — не особо желая поддерживать странный разговор, бросил Анатолий, глядя на обветренную скалу напротив. — Детей даже, по-моему… А оборотни — это вообще из другой оперы, к германцам ближе. Как-то у тебя, отец, «все смешано, как в кабаке и мгле». Эклектизм сплошной, — невесело усмехнулся Панаров, некстати вспомнив Виктора Павловича. — От таблеток все это… Закругляйся с ними потихоньку.

— Может, и правда таблеточки чудодейственные мне видеть дают, что другие не видят, — согласился с допущением сына Василий Архипыч. — Увидел я, сынок, что город ваш на плохом месте стоит. На разломе глубоком, из которого всякая нежить наверх лезет. Речка ваша маловодная встарь широкой была — люди на лодках длинных плавали и сети ставили да неводы бросали. А потом вся возьми да и на раз в разлом уйди, глубоко теперь где-то под землей течет. И город под землю уйдет. Заодно с людьми… Я это видел.

— Про реку я читал или слышал где-то, это не видение, а факт, — заметил Анатолий. — А город-то куда провалится?.. Мы же не в сейсмической зоне.

— Уйдет город. И с жителями, — уверенно повторил Архипыч. — Так мне было сказано… Алешку при себе не держите, как школу закончит — отсылайте его отсюда подальше.

— Ну, до этого еще долго… Он только четвертый класс заканчивает.

— Я о нем думаю все время. Мыслями ему помогаю… Далеко выведет породу нашенскую — вижу, как далеко…

— Ладно, отец, хорош на сегодня со своими пророчествами, «все свершилось по писаньям», — нетерпеливо поднялся, обмахивая брюки, Анатолий. — Давай по последней — и домой пошли, обедать… А то мать сейчас за нами шпионку вышлет.

— И то правда, — вставая с земли, согласно кивнул Архипыч. — Давай ты первый, сынок. А мне уж что останется… Я уже подлечился.