И восстанет мгла. Ввосьмидесятые

Глава 89

Жигулевское море оглушило Алешу бесподобными размерами. Другого края было почти не видно, лишь узкая сизо-голубая лесистая полоска в дымке на горизонте.

Он своими глазами увидел прибой. Вода изумрудными вспененными волнами накатывалась на бело-золотистый берег, в спешке лобзая его и с легким шипением возвращаясь обратно. Великолепный песчаный пляж тянулся на километры, куда хватало глаз.

Расстелив на песке цветистые полотенца, у воды шумливо расположились десятки расслабленно благодушествующих семей отдыхающих.

Вода оказалась невероятно теплой, как молоко, а дно очень ровным — без страха можно было отойти метров на двадцать. Алеше понравилось погружаться под воду с головой, ненадолго отрывая ноги ото дна и зная, что вот оно, близко и надежно, стоит только чуть распрямить колено и пощупать пальцами мягкий песок.

Артем бесстрашно доплыл до середки и благоразумно поворотил обратно.

— Там течение — сносит быстро, — объяснил он, выбравшись на берег и растянувшись на полотенце рядышком с Наташкой.

— А я еще лет десять назад переплывал, — похвастался Чекан. — Сейчас уж не рискнул бы, не доплыву, пожалуй…

Надежда с Наташкой трогательно, по-собачьи, побарахтались вдоль бережка и наядами вернулись загорать.

Алеша с Леночкой принялись усердно искать на линии прибоя мелкие ракушки и всякие занятные отполированные волнами камушки-кругляши.

— Ну а как там мой любимый зятек поживает, Толик? — поинтересовался у Панаровой лежавший животом на голом горячем песке дедушка.

— А что это он у тебя в любимчиках? — кокетливо переспросила Наташка.

— Бескорыстия в нем больше, чем в остальных… И живет он, как дрезину в гору тянет… С напряжением внутри, как отшельник в миру, что ни отказаться от него не может, ни полюбить со всем его дерьмом, — без улыбки промолвил Чекан. — Тяжело ему — такие вот, бывает, и пропадают в жизни не по вине.

— А ты другой? — изучающе посмотрела на него Панарова.

— Я нигде не пропаду… Я как волк матерый, которому любой лес — дом родной, — уверенно заявил тот, прищелкнув пальцами. — Надо будет — и в тайге, и в тундре, и на луне выживу. Еще и заработаю там… А Толю тебе беречь надо, — повернулся он всем телом на бок в сторону снохи, подставив локоть под голову. — Дети от него толковые вырастут — породу вашу татарско-хазарскую разбавят, — с хитрецой в глазах поддел ее Чекан.

— Я русская! — с негодованием возразила Надежда.

— Ты в зеркало почаще смотрись… Вон Наташку, небось, Маня на стороне нагуляла… Не сознается.

— Напраслину не возводите, дядь Вить! — надув полные губки, возмутилась Нежинская. — В деревне все на виду. А гулящей маму никто еще не нарекал.

— Шучу, шучу, — примирительно успокоил ее тот.

Искупавшись по второму разу, от души наплававшись, на берег вылез Артем и, отфыркиваясь и выгоняя пальцами воду из ушей, с размаху мокро грохнулся на огненный песок.

— О чем разговор? — бодро подключился он.

— Да вот, дядя Витя Толю восхваляет за бескорыстие, — с притворной укоризной заявила Наташка. — А мы мещане — себе на уме.

— Правильно, — полушутя-полусерьезно, стряхивая мокрую черную челку со лба, с готовностью согласился муж. — Одни деньги вам подавай, не хватает никогда… А любовь где?.. Сострадание к единственному мужу?

Нежинский сырой ладонью шлепнул жену повыше бедра.

— А Надька?.. Мужика одного на две недели оставила! — попрекнул он Панаро-ву, нарочито нахмурив густые брови. — Он там, наверно, на стенку лезет…

— Да уж привел, поди, кого-нибудь, — весело, со смехом и чуток мстительно предположила Наташка.

— Мы друг другу доверяем, — твердо ответила Надежда, заботливо глядя на своих детей, копошившихся у самой кромки воды. — Я ему давно сказала, еще в молодости: «Делай, что хочешь, но чтобы я ничего не знала и люди кругом не шушукались, не злословили. Иначе разойдемся». Срамить себя никому не позволю.

Артем значительно посмотрел на супругу и как-то туманно-поучительно поддакнул: «Вот!» Та невинно сделала вид, что не заметила ни долгого взора, ни маловразумительной реплики.

Погостив с неделю в Переволоках, путешественники засобирались в Куйбышев.

— Мы на пару дней, дядь Вить, заездом… Потом вернемся, еще поживем, покупаемся, — пообещал Нежинский. — Ты балык хорошо обвернул?.. Салон не провоняет? Обшивка в жирных пятнах не будет?

— Будь спок! — уверенно мотнул тот головой. — Замучаетесь разворачивать… Мне оберточной бумаги не жалко. Вагон вон в сарае валяется.