День цветения

Стуро Иргиаро по прозвищу Мотылек

Здесь не было двери, здесь был только люк в полу, запертый изнутри. Еще здесь была пара маленьких окон на самом верху, заколоченных досками (одно из них я выломал, чтобы пролезть). Голубятня представляла собой весьма тесную высокую комнату, ближе к центру проткнутую каминной трубой. Вместо потолка над головой громоздились многоярусные конструкции шпиля.

Преотличная ловушка для глупых аблисов. Ночью, выбив доску, я спрыгнул внутрь и обнаружил, что без посторонней помощи выбраться из голубятни будет очень и очень непросто. Ни простора для разбега, ни достаточного места чтобы полностью раскрыть крылья. Правда, я отыскал за трубой какие-то палки и решетчатые ящики непонятного назначения. Если Маленький Человек не явится, придется из этого хлама устраивать себе лестницу до окна.

А вот если вместо Маленького Человека явится кто-то чужой… Я нашел себе палку покрепче, и всю ночь провел на перевернутом ящике, прижавшись спиной к теплой трубе. Назойливый шум трупоедского жилья, слышимый здесь гораздо отчетливее, чем в твоей, Альса, башне, мешал спокойно размышлять. Однако мне показалось, шум этот словно бы сменил оттенок, перешел в другую тональность. Не было в нем уже того тошнотворного привкуса страха. Что-то здесь у вас определенно изменилось. Большой Человек, принесший записку, пытался со мной поговорить, но ничего толкового из его сообщений я не извлек.

Знаешь, Альса, когда весь этот ужас кончится, я попрошу тебя разговаривать со мной исключительно на лиранате. Однажды мы уже пытались так делать, но ни у тебя, ни у меня не хватило терпения. Впрочем, по словам Ирги, в Каорене больше в ходу найлерт, а на современном найле я говорю куда как свободнее.

Может, сегодня я, наконец, увижу тебя? Меня так измотали беспокойство и ожидание. Я не виню тебя в невыполнении обещаний (ах, что только не обещаем мы в момент душевных потрясений!), я знаю, это не твоя вина. Само собой, за тобой следят, и я бы на их месте тоже не спускал с тебя глаз. Я все понимаю. Но теперь больше уже не могу понимать. У меня сил не осталось на понимание…

Скрежет, шуршание, какие-то глухие удары из-под пола. Я вскочил. Кто это? Прозевал приближение, прохлопал ушами своими…

Фу-у… Это Маленький Человек. Копошится внизу, стучит чем-то. С лязгом стронулся с места и поехал откидываться люк. Из дыры просунулась детская ладошка и поставила на грязный пол фонарь в железном футляре. Я отбросил палку и подошел к дыре.

— Здравствуй, Маленький Человек. Тебе помочь?

— Ага. Ты здесь. Чудненько. Дай руку.

Я выдернул его из дыры.

— Значит, так, — заявил он, деловито направляясь к моему ящику, — Вот это тебе сейчас горло промочить, небось проголодался с ночи здесь сидеть. Вот это с собой возьмешь, во фляжечке, на дорогу. Вот здесь немного денег, я их у Арамела украл. А вот это кинжал от Имори, мой-то у дознавателя остался, но ничего, приедет — обратно выпрошу. Бери кинжал, чего смотришь? А то ты у нас совсем безоружный, учись пользоваться. Да, и известия.

Он вдруг улыбнулся и мордашка его сделалась смешной и плутоватой. А ведь он в прекрасном настроении, понял я запоздало.

— Убийцу поймали.

— А?

— Ты не ослышался. Поймали вашего колдуна. В подвале он сейчас, у Арамела. Растянут в лучших традициях Сабральских мастеров.

Поймали… Неуловимого, непобедимого… А как же Йерр?

— А… Маукабра?

— Дракон? Где-то бродит, — мальчик беспечно пожал плечами, — Отловим. Это дело десятое. А колдуну вашему…

Тут он сказал короткое непонятное слово и сложил из пальцев замысловатую фигуру. Я моргал. Никак не мог переварить полученную информацию.

— В связи с этим, — продолжал Маленький Человек, — экспедиция по поимке отменяется. Эту его тварь найдем и без твоей помощи. Твоя задача — свалить отсюда как можно быстрее. Сегодня же ночью. Причем свалить капитально, в Каорен, или куда ты там собирался. Потому что Арамел тебя видел. И все тебя видели. Тебя-то как раз будут искать скорее, чем дракона. Сегодня Арамел еще забавляется с убийцей, а завтра начнутся облавы.

Что за Арамел? Какие облавы… Облава. Охота на человека. Тот, Кто Вернется говорил, она случится. Рано или поздно. Будь осторожен, говорил он…

— Значит, я не нужен?

— О чем я толкую! Посиди здесь до ночи, а потом…

— А… Маленькая Марантина? Твоя сестра?

— Что — моя сестра? Ты что, надеялся утащить ее с собой?

— Утащить? Она сама хотела. Она обещала мне…

— Ерунду она тебе обещала. Этого еще не хватало! Чего ради она будет исчезать, сам подумай? Убийца пойман, а она вдруг раз — и исчезнет! Что напридумывает после этого Арамел? Что учудит дознаватель?

Я отодвинулся.

— То есть как? Погоди. Я никуда без нее не полечу!

— Придется, Мотылек, — он умело изобразил сочуствие и похлопал меня по руке, — Ничего не поделаешь. Так уж сложилось.

— Но…

— Ты отличный парень, Мотылек. Рад был с тобой познакомиться. Но теперь мне пора. Счастливого пути.

Он поднялся с ящика, собираясь уходить.

— Но попрощаться, Маленький Человек! Позволь нам хоть попрощаться!

Дай только дотронутся до нее. Схвачу и унесу. Без разговоров. Только вот что делать с собаками? Потребовать, чтобы их выпустили за ворота. Пусть бегут. А потом я их найду. Да, так.

Маленький Человек обернулся и сказал мягко:

— Очень жаль, но это совершенно невозможно. Я знаю Альсарену. Она закатит скандал, будут крики, слезы. Лишний шум, лишние нервы. Пожалей хоть ее. Поверь, будет лучше, если она ни о чем не узнает.

Нет, она узнает! Надоело мне… думать о посторонних. Входить в их обстоятельства. Почему в мои обстоятельства никто не входит?

Он не успел отшатнуться. Он даже испугаться не успел.

— Эй! Рехнулся? Что ты делаешь?!

Вот так, Ирги. Вот так, так, и так. Как ты учил меня.

— Не дергайся, Маленький Человек. Укушу.

— Ты свихнулся, — пробормотал он, — зачем я тебе? Отпусти.

Я нашарил на ящике подаренный кинжал.

— Иди к люку. Осторожно. Не вздумай вырываться, сломается рука.

— Заложника взял? Ты дурак, Мотылек. У тебя никаких шансов. Тебя убьют.

— Молчи. Лезь в люк.

По приставной лесенке мы слезли в более просторное круглое помещение без окон. Здесь оказалось совсем темно.

— Я ничего не вижу, — закапризничал Маленький Человек.

Не то, чтобы он был очень напуган, но обеспокоен и рассержен — это точно.

— У меня ночное зрение. Иди вперед. Там дверь.

За порогом вела вниз витая лестница. Освещали ее редко прорезанные вертикальные узкие окошки. Для меня света было предостаточно, но для Маленького Человека явно не хватало. Он едва плелся и спотыкался на каждой ступеньке. Мы спустились витка на четыре, когда он снова завел:

— Ты совершаешь ужасную глупость, Мотылек. Тебе не дадут уйти. Тебя подстрелят.

— Если подстрелят, твоя сестра упадет и разобьется.

— Она марантина, как ты не понимаешь! Она почти ведьма. А тут ты ее требуешь. Ты думаешь, кальсабериты будут спокойно смотреть, как вампир уносит ведьму? Вас обоих насадят на стрелу!

Пропасть, что он говорит? Неужели они посмеют… Маленький Человек передернул плечиками и остановился. Стриженая макушка его не достигала моего подбородка.

— Ты не знаешь, что такое кальсабериты, Мотылек, — с нажимом проговорил он, — Они не позволят вам даже взлететь. Они вас сразу схватят и будут долго, долго, долго пытать. А потом отправят на костер.

— Что значит — пытать?

— Это значит — делать больно. Очень, очень, очень больно.

— Зачем?! — поразился я.

— Чтобы вы признались в связях с нечистым.

Не знаю никакого "нечистого"!

— Вас растянут на стене друг перед другом, и ты будешь видеть, как пытают ее, а она — как пытают тебя.

Маленький Человек содрогнулся. Он говорил правду. Я слышал это — отчаянную горькую ярость. И стыд. Ему было стыдно за этих… которые делают больно.

— Но… я не улечу без нее, понимаешь? Зачем мне куда-то лететь без нее? Ты еще маленький, ты и представить себе не можешь, каково это, когда…

— А ты разве взрослый? Страсти-мордасти. Взрослые такого себе не позволяют.

Он выдернул локоть из моих ослабших пальцев и обернулся. Я очень близко увидел его глаза, яркие и светлые, так похожие на Альсины. Откуда в нем столько холода? Захватывающего дух, обжигающего холода?

— Я приведу ее к тебе, — тихо сказал он, — Сейчас. Нет, не сейчас. Ближе к ночи. Когда все лягут спать. Возвращайся в голубятню и жди.

Пауза.

— Нет, — выдавил я, — нет. Ты лжешь. Ты обманешь меня.

— Я не уверен, что у меня получится. Но я постараюсь. Я хочу тебе помочь. Разве нет?

— Да… Наверное…

— Мне невыгодно тебя обманывать, пойми. Ты готов совершить умопомрачительную глупость. И совершишь, если я обману тебя.

— И совершу!

— Не сомневаюсь. Знаешь, — он осторожно взял у меня из руки им же подаренный кинжал, — мне надо было бы тебя сейчас убить. Одним махом решить проблему. Что смотришь? Раз я заговорил об этом, то ничего такого делать не собираюсь, — он передал мне кинжал за лезвие, — спрячь его куда-нибудь. Глупый ты, Мотылек, даром что эмпат.

Я опустил голову. Опять. Опять я остался в дураках. Это судьба.

— Ну что ты здесь стоишь? Топай наверх. Увидят тебя, не дай Бог…

Он нетерпеливо пихнул меня в плечо, но я перехватил его запястье и развернул мальчишку спиной к себе. И подтолкнул коленом в тощий зад.

— Иди вниз.

— Опять? Да что ж тебя так разбирает!? Все же оговорено!

— Я не отпущу тебя, пока мы с твоей сестрой не отлетим подальше. В тебя стрелять не будут. Шевелись.

— Потащишь по воздуху и меня и сестру? Пупок не развяжется?

Я не уловил смысла последней фразы, но сарказм до меня дошел.

— Я без труда поднимаю вес в полтора раза больший чем собственный.

— Однако… — пробормотал он, послушно спускаясь по ступенькам.

Мы миновали еще пару витков. Здесь от лестничной площадки ответвлялся коридор, явно в сторону жилых помещений. Почему-то никого из обитателей Треверргара мы так не встретили. Мало того, поблизости я не мог расслышать ничего внятного. Отзвуки человеческого присутствия доносились глухо, снаружи, и имели взволнованную, тревожную окраску.

— Ну? — спросил мальчик, — что следует далее по твоему гениальному, тщательно продуманному плану?

— Мне нужен самый главный человек. Который всем тут командует.

— Ты решителен, Мотылек, и силенок тебе не занимать, но ты здорово подставляешь меня.

— Тебя не тронут. Я отпущу тебя, как только мы отлетим подальше.

— Ясное дело. Только мне придется сполна ответить и за тебя и за Альсарену. Пытки, подвал, ну я тебе рассказывал…

— Врешь! Откуда они…

— Имори, Мотылек. Имори полностью деморализован. Дознаватель уже говорил с ним. Арамелу стоит немного нажать, и он все расскажет. И о тебе, и обо мне, и об Альсарене. Если уже не рассказал, — он зло усмехнулся, — или ты и Имори хочешь взвалить себе на закорки?

Большой Человек. Про собак я вспомнил, а про него забыл. А ведь он тоже накрепко связан с нами.

— Позволь мне помочь вам, Мотылек. Пока не поздно, — голос его сделался проникновенным, — не заставляй меня действовать жестоко.

Угроза? Сочувствие? Он предлагает решить все за меня. Взять ответственность на хрупкие свои плечи. Он умнее меня, он хитрее и опытнее меня, и он в самом деле хочет нам помочь. Так что же я…

Сюда идут. Снизу. Кто-то поднимался, поспешно, с трудом, гоня перед собой тоскливую волну озноба. Страх, холод в животе, тянущее беспокойство. Опять?

— Послушай разумного человека, Мотылек…

— Тише. Сюда идут.

Он насторожился. Толкнул меня локтем в живот.

— Поднимайся наверх. Ну? Давай скорее!

— Что-то произошло. Тот, кто поднимается, испуган. Очень испуган.

— Тем более. Что ты застрял! Прячься!

Я узнал того, кто поднимался, цепляясь за стену, борясь с клокочущим дыханием и слабостью в ногах. Этого странного старика я видел в твоей, Альса, башне в тот вечер когда колдун чуть не свел меня с ума своими ритуалами.

Маленький Человек, нечленораздельно шипя, пытался затолкнуть меня обратно на лестницу. Снизу уже доносились шаркающие шаги и кряхтенье. В поле зрения всплыла бликующая лысинка в венчике легких, как пух, волос.

Маленький Человек оставил попытки своротить меня с места и кинулся навстречу старику, что-то поспешно чирикая на лиранате. Старик выбрался на площадку, хватаясь за грудь.

— Рейгред…

Я видел, как он обнял мальчишку, обхватил костлявыми своими руками. Сложная, многослойная гамма чувств. Я не понимал, что там на первом месте — облегчение и радость встречи (словно они десять лет не виделись), или привычно-острая тоска утраты (словно поверх старых, уже подживших ран только что нанесли новую, особо болезненную).

Над плечом мальчишки старик поднял глаза и посмотрел прямо на меня. Он глядел прямо на меня, но во взгляде его ничего не менялось, будто он рассматривал стену. Потом он сморгнул и отвернулся.

Маленький Человек что-то спросил, старик ответил. Известия оказались оглушающими для Маленького Человека. Он тихонько ахнул, на мгновение превратившись из яркого, как блик на снегу, сгустка энергии в комок мертвой материи. Все это уложилось в кратчайший отрезок времени, ни старик, ни сам мальчик не заметили этого выпадения из жизни. Потом множеством мелких крючьев дернула боль и я невольно попятился.

И старик среагировал на движение и стал присматриваться, подслеповато щурясь. Я шагнул вперед, собираясь с духом. Старик не внушал угрозы, напротив, в нем ощущался некий абсолютный резонанс с внешним миром, нечто настолько истинное и несомненное, что служило как бы фундаментом всем остальным его эмоциональным постройкам. Согласие? Непротивление? Доброта? Помнится, именно это поразило меня тогда, при первой встрече.

— Добрый день, — сказал я на лиранате, — мое есть желание говорить. И просить. Нет, требовать.

Я положил ладонь Маленькому Человеку на плечо.

— Господи помилуй…

Старик вскинул растопыренную пятерню и сделал в воздухе непонятное движение, словно ставил между нами невидимую стену. Маленький Человек обернулся, полоснув режущим, как стекло, взглядом.

— Подавись своими требованиями, Мотылек. Нет больше Альсарены. Ничего больше нет.

— А?.. — я ослышался?

— Отец Дилментир. Поговорите с этим чучелом на старом языке. Это Альсаренин дружок, вампир. Явился требовать сестру в обмен на меня. Я его заложник, если вы не поняли. Вы тут поговорите, а я пойду…

— Стой.

— Не трожь меня, глупец! Пошел вон!

— Тихо, Рейгред, — прикрикнул старик, — тебя все равно туда не пропустят. Пока не вынесут тела и не подсчитают… Отец Арамел жив, это точно. И еще кто-то из его мальчиков. А на остальное тебе любоваться незачем.

Маленький Человек втянул воздух сквозь зубы и отвернулся. Старик, щурясь, рассматривал меня. Глаза у него слезились и напрягать их ему было больно.

— Вот ты, оказывается, какой, Мотылек… ох, Господи, велика же твоя любовь! А мне-то, грешным делом, казалось, Имори обмазывал тебя медом, для своего оправдания. Ты и впрямь вампир?

Старик меня знает? Со слов Большого Человека?

— Я аблис.

— Вампир, вампир, — вставил Маленький Человек, — кровищу хлещет только так. И добавки просит. Сам видел.

— Ничего ты не видел!

— Ага! А кто целый кувшин усидел?

— А кто просил попробовать, а потом плевался?

— Дети мои! Дети… успокойтесь. Не шумите… Зачем ты прилетел сюда, Мотылек? За Альсареной?

— Да.

Старик опустил пятнистые, как у ящерицы, лишенные ресниц, веки.

— Увы, сын мой. Произошло несчастье. Альсарена… как бы тебе сказать…

— Разорвана в клочья и сожрана, — куражась, перебил Маленький Человек.

— Не хорони сестру раньше времени и не гневи Бога, сын мой. Это не достоверная информация. Ее не нашли. Но ищут.

— Как? — взмолился я, — почему? Не может быть! Убийца ведь пойман! И он не трогает женщин!

— Не трогает, верно, — не унимался Маленький Человек, — чего их трогать, еще визжать начнут, мол, уберите руки! Он просто-напросто отрывает им головы, без лишних разговоров… И всем вокруг, заодно…

Старик взял Маленького Человека под локоть. Помедлил, и осторожно взял под локоть меня.

— Пойдемте, дети мои. Пойдемте ко мне в комнату. Не след здесь топтаться, увидят тебя, сын мой, больно уж ты… приметен. Да и тебе, Рейгред, прийти в себя требуется.

Он некоторое время молчал, увлекая нас за собой вглубь коридора, а потом вздохнул.

— Поднимался я сюда, думал, и тебя, Рейгред, живого не увижу… возроптал было на судьбу жестокую… Ох, грехи наши тяжкие…