День цветения

Альсарена Треверра

Маукабра исчезла в темноте, увозя Герена и Летери на северо-восток, к трактиру на перекрестке. Молчаливого и послушного Герена привязали к круглой скользкой рахриной (или рахрячей?) спине, не особо надеясь на Маукабрин ловкий хвост, которым та пользовалась словно рукой. На всякий случай привязали — держаться господин Ульганар был способен только ногами, но Маукабра — не лошадь. Летери привязываться отказался: еще бы, ведь не свалился же он во время умопомрачительной скачки по лесу ("Аирасса!" — выкрикнул мальчик, и колдун дернулся, как от тычка под ребра), и даже во время лазания по вертикальным стенам тоже не свалился, хотя Мотылькова каморка вон на какой верхотуре оказалась!

Герен увез с собой кошель с деньгами на покупку лошадей и всего необходимого. Колдун перетряхнул свою мошну, но достаточной суммы не собрал, поэтому Стуро по первым сумеркам отправился разыскивать наше с ним барахло, брошенное где-то в чащобе. Мы со Стуро и колдун, похоже, только и делаем, что наперегонки раскидываем свое имущество по окрестным лесам. Странно, что до сих пор его, имущество, то есть, никто не уволок. Приличные же деньги — у нас, я имею в виду, а у колдуна — уйма полезного в хозяйстве хлама, лекарства и коллекция фантастического железа. Впрочем, наши узелки по сравнению с колдунскими баулами — все равно что мухи рядом со слоном. Точнее, с двумя слонами. Однако — мал золотник, да дорог.

Теперь мы остались в обществе означенных слонов, а Герен и Летери, первая партия балласта, отправились в тыл, организовывать отступление. Вторая партия — я и Радвара — скромно дожидались транспорта, кое-как умостившись на старом срубе незамерзающего родника в распадке между холмами. Редда с Уном сидели рядышком на снегу. Армия же тренировалась. Используя слонов в качестве груза.

Силуэты плавали в полутьме, кляксами на синем снегу. Стуро — обманчиво грузный, неуклюжий, высокий горбун в плаще, и колдун — обманчиво тонкий, даже хрупкий, долговязый подросток с острыми локтями… Голоса их доносились невнятно. Вот колдун впрягся в своих слонов, оторвал их от земли — обманчиво легко, словно две огромные подушки, а Стуро присел и ухватил его почти у самых колен. И поднял — не сразу, но поднял. Колдун накренился над его плечом — колодезный журавль с великанским противовесом. Живая эта конструкция качнулась, когда Стуро шагнул вперед, на нетронутый наст, а старуха Радвара рядом со мной сдержанно вздохнула.

— Мальчик-то, — пробормотала она, — не слаб, мальчик-то. Эк он…

А ты что думала, старая? Он покажет еще, на что способен. За пояс заткнет колдуна твоего, онгера недоделанного.

Хлопнули крылья, размазав кляксу силуэта чуть ли не поперек всей лощины. В удаляющийся скрип снега ввязался знакомый звон натянутого паруса. Стуро бежал вдоль русла ручья, бежал все быстрее, набирая необходимую для взлета скорость. Я привстала, всматриваясь.

Черная каракатица, потерявшая в темноте четкие очертания, так и не оторвалась от земли. У края лощины она тяжело завалилась в снег и распалась на несколько составляющих.

Проклятье! Чертов колдун нагрузил парня сверх всякой меры. Нормальный человек и шагу бы не сделал под такой ношей. Неужели Имори столько весит? Или — как раз столько?

Имори, Имори… Почему вытаскивать приходится именно тебя? Почему не Рейгреда, например, а еще лучше — Летери? Насколько все было бы проще…

Они возвращались, и я поспешила им навстречу. Колдун тащил своих слонов, Стуро сутулился, растирал ладонью шею.

— Снег глубокий… ноги вязнут, — он немного задыхался, — Я… споткнулся… И там уже… земля пошла… чуть-чуть в горку…

— Еще бы не в горку, — отвечал колдун, — Ты почти до соседнего холма добежал.

— Значит… надо брать разбег… побольше… Ничего, родная… Я в порядке. Редда, уймись, я в порядке!

— Нельзя так, — сказала я колдуну, — Мотылек просто надорвется и тогда у вас вообще ничего не получится.

— Да нет, все нормально… — запротестовал Стуро, отпихивая собак.

Колдун перебил:

— Попробуем с одной сумкой. А ты, — это мне, — иди на место. И забери псов, чтоб не путались. Давай, Иргиаро, не отвлекайся.

— Дело не в тяжести, — пояснил Иргиаро, — Сумки болтаются, я не могу поймать баланс.

— Вот и попробуем с одной. Помоги закрепить.

Они привязали баул к колдунской спине. Я отошла, придерживая Уна за ошейник. Вторая попытка тоже успехом не увенчалась — Стуро удалось только чуть-чуть оторваться от земли, чтобы тут же потерять равновесие. Они вернулись, облепленные снегом и очень друг другом недовольные.

— Центр тяжести должен быть здесь, — Стуро хлопнул себя по животу, — Здесь, а не пропасть знает где! Твоя проклятая сумка тяжелее тебя самого! Легче будет, если мы тебя привяжем к сумке, а не сумку к тебе.

— Не ори, — огрызнулся колдун, — Тебе просто не хватает сил.

— Мне не хватает рук, придерживать твою идиотскую сумку! Альса, — он повернулся ко мне, — Я бы поднял этот вес, будь он покомпактней.

— Имори покомпактней, — сказала я, — Наверное… По крайней мере, центр тяжести у него где положено.

Колдун, не обращая на нас внимания, вылез из лямок и принялся копаться в бауле.

— Пить хочу, — заявил Стуро.

— Постой! Ты же весь мокрый. Потерпи немножко. Я вот подумала — ведь завтра, когда Имори выведут во двор, для разбега не найдется ни времени, ни места. Мотылек! Тебе придется схватить его прямо с воздуха, как коршун хватает цыпленка.

— В любом случае, я должен его поднять.

— Ты должен подхватить его с земли… уж я не знаю, как. За ворот, что ли, за одежду, за пояс? Какой тут центр тяжести, Мотылек! Пальцы твои выдержат? Колдун, что ты скажешь? Эй! Ты зачем это делаешь?

Колдун хладнокровно вскрывал себе вены на левом запястье. Повернул лезвие, разводя края раны — струйкой полилась кровь — я не сразу поняла, что не на снег, а в чашку. В маленькую плоскую чашку, которую он достал из сумки. Я хмыкнула — опять какие-то холодноземские выверты.

Наполнив чашку до половины, колдун выдернул нож. Ранка моментально слиплась — меня это уже не удивляло. Колдун протянул чашку Стуро.

— Внутрь, — велел он коротко.

Стуро попятился, кривя губы.

— Это стимулятор, Иргиаро, — объяснил колдун.

— Ты что-то путаешь, — на лице вампира читалось омерзение, — Я трупоедскую кровь не потребляю.

— Стимулятор? — переспросила я.

— Да, — колдун продолжал протягивать чашку с кровью, в полумраке похожей на смолу, — Эссарахр для вессаров.

— Кажется, он прав, Мотылек. Это поможет. Это стимулятор, зелье, умножающее силу и выносливость. Помнишь мои пилюльки? Я рассказывала тебе, как они действуют.

Стуро заколебался. То, что я перекинулась на сторону колдуна, пошатнуло его решимость.

— А без этого нельзя?

Колдун фыркнул:

— Тебе, кажется, был нужен Большой Человек?

Вампир взял чашку, покачал ее, понюхал, покривился еще немножко, а потом залпом проглотил содержимое.

— Странный вкус, — пробормотал он, гримасничая, — Едкий какой-то…

Колдун подхватил его под локоть — и вовремя. Стуро повело в сторону, он неловко взмахнул рукой, выронил чашку.

— Ну-ка, садись сюда… садись, — колдун помог ему устроиться на одном из баулов, — Посиди немного. Сейчас полегчает.

Зайдя парню за спину, принялся делать ему массаж по какой-то своей таинственной, но действенной методе. Стуро сутулился, шмыгая носом. Я присела на корточки.

— Ну как?

— Пропасть знает… — он сглотнул, — Плывет все. Словно арварановки перебрал. Надо же, какая гадость!

— Это необычная кровь, — я понизила голос, но колдун увлекся массажем и не прислушивался к разговору, — Очень необычная. У него радикально изменена структура организма. Похоже, таким манером он способен поделиться своей необычностью. На время, или… скорее всего только на время.

Стуро сплюнул в сторону.

— Все равно, — буркнул он, — лишь бы работало, — вдруг нахмурился и озадаченно уставился на меня, покачиваясь от колдунских тычков.

— Что? — я обеспокоилась.

— Слышу… — он коснулся пальцами пелерины капюшона, — Слышу очень хорошо… Как при контакте. Дай-ка руку.

Он прижал мою ладонь к груди под ключицами и ошалело заморгал. Я не отставала:

— Что?

— Ощущения? — громко поинтересовался колдун.

Стуро обернулся.

— Слышу… очень внятно. Очень… очень далеко. И тебя. И ее — он кивнул на бессловесную Радвару, — Собак тоже… Птиц… спящих… вон там, в кустах… Пропасть! Мышей под снегом!

— Встать можешь?

Стуро встал — вскочил, да так стремительно, что я покатилась в сугроб. Попытался поднять меня, но почему-то промахнулся, цапнул обломок наста, не удержался и бухнулся на колени.

— Не спеши, — посоветовал колдун, — Сейчас привыкнешь.

Стуро поднялся — медленно. Протянул мне руку. Взялся отряхивать — и опять сшиб в снег.

— Оставь ее в покое, — колдун уже влез в лямки, — Полетели.

Стуро сгреб его вместе с сумкой, вскинул себе на грудь, перехватил поудобнее — будто тюк шерстяных очесов, громоздкий, но легкий — и со всех ног помчался вдоль заметенного русла, на ходу распахивая крылья. Прыжок — и его увлекло в небо.

Посадка ему не удалась. Они с колдуном шлепнулись на склон, в редкий орешник, по ту сторону ручья. Взметнулся снежный бурун, даже нас с Радварой окропило. Неистово захлопали крылья, затрещали ветки. Понеслись энергичные проклятия.

Оба шумно выдрались из кустов. Перепрыгнули ручей.

— Чуть не выкупались! — Стуро коротко хохотнул, сверкнув клыками.

— Делай поправку на увеличившуюся силу и скорость, — одернул его колдун, — Мы не развлекаться сюда пришли.

— Ерунда! Еще раз… — Стуро ухватил колдуна за плечи, но тот увернулся.

— Теперь с воздуха. Попробуй меня подхватить.

— Ерунда!

Громыхнули крыла — Мотылек взмыл прямо с места, вертикально вверх, как птица. Я разинула рот. Ну и кровушка у нашего недоделанного онгера! Но что-то мне не очень нравится эта явная эйфория. Не было бы какой пакости, когда она закончится… и сколько она продлится? Завтра Стуро наверняка получит еще порцию… Не случилось бы привыкания…

Черный ураган с гулом и свистом распорол воздух, заходя по пологой дуге — и белые змейки заполошно разбежались по насту впереди него — зацепил одиноко стоящего колдуна, опрокинул — и грянулся наземь сам, мгновенно погребя человека под всплесками крыл и снежной пеной.

Отскочил, будто пружиной подброшенный.

— Не управил! — донесся до меня возбужденный Стуров крик, — Ерунда! Еще разочек…

Опять сумасшедший прыжок в небо. Где прежняя плавность, где парение? Мой ненаглядный превратился в настоящий ночной кошмар, в демона крылатого, выходца из преисподней. Вот такими вампирами и пугают бесхитростные души.

— А-ха-ха! А-ХА-ХА-А!!!

Ночь сотряслась и разломилась, роняя комки тьмы, облака и звезды. Меня властно пригнуло к земле. Волосы, позабыв былой опыт, немедленно встали дыбом. Взгавкнул Ун, а Радвару, бедную, вообще смело с обледенелых бревен. Один колдун не дрогнул. Он еще больше выпрямился и показал небесам кулак.

Демон, снижаясь, пошел прямо на колдуна, а впереди него стеной шла ледяная плотная воздушная волна. Мгновение — удар, колдунские сапоги пахают две короткие борозды — и вот уже черный клубок неистово лупит полотнищами крыл, расшвыривая осколки слежавшегося снега.

— Ерунда, сейчас я…

— Хватит! — заорал колдун, — Остановись!

Стуро поднялся, утирая рукавом мокрое лицо.

— Спятил? — колдун снова показал ему кулак, — Тебя в Треверргаре слышно. Завтра голоси сколько влезет, а сейчас заткнись и делай, что велят.

Ворча, он направился к сумкам. Стуро, проходя мимо меня, весело подмигнул. Неудачи его не разачаровывали. Колдун извлек из баула железный крюк на толстой веревке. Перекинул веревку Мотыльку через шею, один конец привязал к поясу, а другой, с крюком, дал в руку.

— Давай еще раз. Попробуй подцепить меня крюком.

Сказано — сделано. Мотылек ушел в небо, колдун встал столбом посреди затоптанной, перепаханной лощины. Снижение, хищный свист летящей стали, колдунские руки цапают тускло взблескивающий серп, рывок — черные крылья, мгновенно сминаясь в воздухе, рушатся на опрокинувшегося человека.

— А если взять повыше…

— Помолчи, Иргиаро.

Они вернулись. Колдун мрачно хмурился, Стуро был озадачен.

— Ничего не понимаю, — сказал он мне, — Меня словно сдергивает с плоскости полета. Кажется, здесь дело даже не в тяжести…

Колдун подобрал чашку и заново принялся ковырять запястье.

— Не понимаю, — бормотал Стуро, обирая с котты ледяные комочки, — Я ведь не раз подхватывал коз с земли, там, в Тлашете… Конечно, они значительно легче, но…

— Может, достаточно? — встревожилась я, наблюдая за колдунскими манипуляциями, — Откуда ты знаешь, как подействует эта твоя… этот твой стимулятор на Мотылька? Он не вессар, он аблис!

— Вот именно. Пей, Иргиаро.

Я закусила губу. Стуро взял чашку и посмотрел на меня.

— Нам нужен Большой Человек, — он упрямо свел брови. Я отвернулась.

Чашка упала в снег. Колдун подхватил беднягу, скорчившегося, как от удара под дых. Осторожно усадил на сумку. Стуро стиснул ладонями лицо. Я бросилась шупать ему под челюстью — пульс уже частил как сумасшедший, а кожа прямо под моей рукой стремительно нагревалась.

— Смотри, что ты натворил! — взвилась я, — У него же жар! Сердце долбится, ты только послушай! Ты отравил его, чтоб тебя…

Стуро замычал, сильнее стискивая ладони.

— Что?

— М-м… тошнит…

— Пусть тошнит! Выплюнь эту гадость!

— Не вздумай, — рявкнул колдун, — Терпи, сейчас пройдет.

Он принялся остервенело массировать парню спину, шею и затылок. Стуро сгибался, захлебывался кашлем, зажимая ладонью рот. По вискам струился пот, повязка на шеке быстро намокала. Я не знала, чем ему помочь.

Стуро совсем сложился вдвое. Он еще покашлял в собственные колени, как-то странно вздрогнул и повалился вперед головой, прямо мне под ноги. Неловко задралось перекошенное крыло. Редда прянула к нему и остановилась в растерянности.

Он был без сознания и горячий до невозможности. Снег тек слезами на одежде его и на волосах.

— Ты отравил его! Отравил! Он же не человек!

— Все нормально, — пренебрежительно заявил колдун, нагибаясь над жертвой. Поворочал его, пощупал. Редда зарычала, прижимая уши. Пришлось схватить ее за ошейник, — Немножко поспим и все будет хорошо.

Поднял парня на руки и зашагал по протоптанной нами же тропочке в гору, к развалинам. Собаки бежали по бокам, обеспокоенно поглядывая снизу вверх. Я оглянулась на Радвару. Та только руками развела. После ночной истории с крестьянами она вообще какая-то пришибленная.

Мне ничего не оставалось, как припустить следом за колдуном. Радвара поплелась за нами.

— Что за рискованные опыты? — обиженно промяукала я в прямую колдунскую спину, — Ты хоть соображаешь, кого ты накачал своей отравой, экспериментатор чертов?

— Человек этого бы точно не выдержал, — он не оборачивался, — Аблисы куда выносливей.

— Да откуда тебе знать?!

— От тебя. Вернее, по тебе. Если бы это было не так, я б тебя тогда убил, а не разморозил.

А-атлично. Целитель, по совместительству убийца. Приверженец радикальных методов. И в работе, и в быту. А чего мелочиться? Сильные духом личности обожают размах и глобальность.

— Ну правильно, — пробурчала я, смиряясь от безысходности, — Сначала делаешь, а потом думаешь. Дай Бог, все обойдется.

В загроможденном обломками холле колдун задержался, позволяя мне зажечь припрятанный светильник. Пересек пустынный зал, у стены, в которой находилось невидимое снизу, да еще в такой темноте, отверстие, сгрузил ношу на пол. Не задерживаясь на лишние разговоры пополз наверх — как муха по стене — на этот аттракцион я и смотреть не стала. Он вернулся довольно скоро, с какой-то сетью, непонятно откуда взявшейся. Положил Стуро в сеть, повесил вроде мешка за спину себе и снова полез на стенку. На одних пальцах, артист. Тьфу, глаза бы мои его не видели!

Тут приковыляла Радвара и скромно встала на краю светового пятна. Она куталась в шаль и смотрела в сторону. Здорово окрысился на бабку обожаемый наследничек. Словно не понимает, зачем Радвара все это сделала. Ах, да что я! Прекрасно он все понимает! Просто ему так удобней. Он же у нас герой. Благородный, итить…

— Эй, колдун! Ты чего там застрял? Мы тоже хотим наверх!

Что-то зашуршало, по стене соскользнула и развернулась все та же сеть.

— Ты предлагаешь нам с Радварой карабкаться по веревкам?

Не на горбу же нас тащить! А вы как думали? Безотказный вампир из игры выбыл…

— Эй!

Молчание. Ун поднялся на дыбки и заскреб передними лапами по стене.

— Ску-ску-ску…

— Колдун, ты оглох?!

— Не откликнется он, — вздохнула Радвара, — Наверх пошел, с мальчиком. Мальчика устроить надобно…

— А мы, значит, так допрыгнем?

— Ты, девонька, наверняка влезешь, вишь, тут вроде как ступенечки…

— А ты, теть Радвар?

— А я… здесь подожду. Ты полезай, не боись. Черненькая возвернется, поможет старой…

— Это из-за крестьян, да?

— Да, девонька. Подвела я Малыша. Да и всех подвела.

Она пригорюнилась. Я подергала сеть — вроде бы крепко держится.

— Я ж думала, — бормотала старуха, — Думала, уйдем мы к тому времени, как люди-то сбегутся по Слову Верности… Думала, сцепятся они с погоней, с "хватами" столичными, на себя их оттянут… Ох, девонька, девонька…

— Теперь жалеешь, теть Радвар?

— Нет, девонька. Что угодно сделаю, на все пойду, лишь бы жив Малыш остался…

Я посмотрела в темноту, где скрывалась дыра.

Благодарствую, Радвара-энна. Бью земной поклон. За верность твою, за любовь материнскую.

"Малыш", герой-мститель, правильный гирот, дар целительский, талант-самородок… Самовыродок твой Малыш, тетка Радвара!

Хорошо, что я в штанах. В платье я бы, наверное, не влезла. Или влезла с гораздо большими проблемами. Светильник остался внизу. Из-под потолка я видела запрокинутое лицо старухи и умоляющие глаза обеих собак.

— Редда, Ун. Останетесь здесь. Внизу. Слышите?

— Ваф!

— Светильничек-то, девонька…

— Я доберусь.

Я неплохо ориентировалась в этой части руин — не раз и не два спускалась из Стуровой комнатки к козам. Правда, еще никогда — в абсолютной тьме. Ну и что? Немного дольше, немного медленее… Кажется, это нужная лестница. Теперь до самого верха. Ага, а вот это "балкон", когда-то устроенный для Стуро Большим Человеком. Отсюда я и с закрытыми глазами доберусь, впрочем, разница небольшая.

— Ты почему бабку свою бросил, герой?! В темноте, в холоде! Кончай выпендриваться, подними ее сейчас же!

— Не ори.

Спокоен, Бог ты мой. Горд и неприступен. Однако поднялся со Стуровой лежанки и проследовал в дверь мимо меня. Не теряя достоинства. Решил, видимо, не скандалить лишний раз. Я рявкнула ему вслед:

— Это у тебя там что-то заклинило! "Не ори", да "не ори". Слов других не знаешь?

Он не удостоил меня ответом.

Я села на постель рядом со Стуро. Ненаглядный мой хрипло дышал, постанывал, но сердце уже не колотилось так ужасающе. Остро пахло потом, воротник рубахи и волосы промокли. Колдун успел снять повязку — я увидела кривой безобразный шрам на щеке, между челюстью и ухом. Будто раскаленную подкову приложили. Памятка от господина Ульганара. Трупоед чуть было не загрыз вампира. Кому расскажешь…

Колдун с Радварой вернулись. Бабка тут же забилась в угол. Колдун сказал:

— Там твои собаки. Они мне не доверяют.

Правильно делают. Я взяла свет и отправилась сказать собакам, чтобы не волновались и ждали внизу. Все равно скоро объявится Маукабра и мне придется с ними распрощаться.

Я думала, за время моего отсутствия колдун и Радвара поговорят, и, глядишь, до чего-нибудь договорятся. Какое! Радвара кукожилась, колдун возился с жаровней и делал вид, что никакой бабки на свете не существует.

Я тихо села рядом со Стуро. Взяла его мокрую руку. Он непроизвольно стиснул пальцы — и я ахнула от боли. Дернулась — если бы не скользкий пот, вряд ли бы освободилась.

— Не трогай парня, а?! — раздраженно бросил колдун.

Раскомандовался тут. Я отвернулась.

Он нужен нам со Стуро. Обещал помочь, а такими союзниками не разбрасываются. Придется терпеть. Я буду терпеть, сколько потребуется. И какое дело нам до причин, которые вынудили его дать сие обещание? Нет нам дела до тех причин. Цель оправдывает средства. Всю жизнь терпеть не могла, когда так говорили.

Эта цель оправдывает.

Господи, покарай меня, если я не права!

Тягостное молчание. Колдун устроился на полу перед жаровней и дымил трубкой. Тоже мне, лекарь, портит воздух в тесном помещении… У Ирги курево пахло как-то попристойней, что ли…

Потом колдун вскинул голову, вглядывась в темный угол пустыми глазами — вроде как прислушиваясь. Задавил огонек в трубке пальцем, поднялся и быстро выскользнул из комнаты. Наверное, Маукабра его позвала. На удивление быстро она обернулась.

Отсутствовал колдун недолго. А когда вошел, сразу стало понятно, что там, снаружи, что-то произошло. Надменные черты его неожиданно смягчились, сгладились углы и грани… и глаза потемнели, и появилось в них сомнение какое-то… неуверенность… виноватость…

Он косо взглянул на меня, явно желая, чтобы я отвернулась или провалилась. Затем вздохнул, повернулся к Радваре, опустился перед ней на пол. И спрятал лицо в коленях ее, в складках грубой домотканной юбки, украшенной выцветшей вышивкой. И старуха замерла на мгновение, а потом, с надрывным вздохом, ткнулась лбом в рыжий колдунский затылок.

Очень трогательно. Из темной щели коридора в комнату бесшумно втекло стеклянисто поблескивающее, словно земляное масло, длинное тело Маукабры. Треугольная пасть улыбнулась, полоснув воздух раздвоенной лентой языка. Раскосые сияющие очи сощурились.

Все в порядке. Герен и Летери там, где им быть положено. Дражайшему симбионту всыпали, чтоб не выпендривался. Что с парнем? Ага, понятно. Пусть пока спит. А ты, смешная девчонка, ты готова в путь?

Это все пришло мне в голову, пока я неотрывно смотрела в солнечное золото глаз, в вертикальные прорези змеиных зрачков. Это была не безмолвная речь, не телепатическое проникновение, как я его понимала… Нет, это было просто понимание. Мне и доказательств никаких не требовалось, чтобы с уверенностью сказать — да, эта черная драконообразная тварь думает именно так.

И черная драконообразная тварь, проходя мимо меня, снова заглянула мне в лицо, улыбнулась и кивнула. И подмигнула заговорщицки — честное слово!