День цветения

Альсарена Треверра

Я услышала шум с галереи для музыкантов, что над большой пиршественной залой. А забрела я сюда, прячась от любящих братьев, да и вообще от всего света (особенно от отца Арамела!). Уединенные мои блуждания по закоулкам Треверргара скрашивали Редда с Уном.

Так вот, внизу кто-то что-то невнятно проорал, послышался возбужденный говор и топот ног, а потом голос Эрвела, излишне громкий, с заметной истерической ноткой, воскликнул:

— Кто? Как? Не может быть! Где, Господи всемилостивый… — и уже далеко, где-то в коридорах, — Гере-ен!

Ун вскинулся на перила, свесил морду вниз:

— Баф?

Герен? Вернулся? Колдун все-таки отпустил его! Я подхватила юбки и бросилась к лестнице. Герен! Живой! Он знает что со Стуро!

В холл уже набежала толпа, в центре ее крутилось некое более плотное ядро — спина Эрвела, черный плащ Рейгреда, Варсел, Ровенгур, Кресталена, кто-то из слуг… Герен! Его темноволосая голова, всплывшая над всеми, блеск зубов — улыбка? гримаса? — изменившееся, словно бы почерневшее лицо…

Я остановилась на нижней ступеньке лестницы, не решаясь приблизится. Вспомнилось наше весьма нелюбезное прощание… как же мне теперь к нему подойти?

Он увидел меня поверх чужих голов и все вокруг на мгновение замерло. Не отпуская моего взгляда, Герен шагнул вперед, раздвигая толпу, отстраняя Эрвела с поглупевшим от счастья лицом, Рейгреда с лицом озабоченным… Большими шагами он пересекал холл, двигался на меня и протягивал руки.

— Альсарена, детка моя…

Простил? Я не знала, что мне делать — кидаться прочь или падать к нему в объятия. Я так ни на что и не решилась, когда он вдруг оказался рядом…

— Детка моя, моя маленькая!..

…ухватил за локти, снял со ступеньки и привлек на обширную свою грудь. Пахнуло потом, остро, как от взмыленного коня. Висок царапнула трехдневная щетина, губы воткнулись в ухо:

— В мою комнату, быстро, — прошептал он, — Спрячься за ширму, сиди тихо.

В шепоте звучал приказ, да и вообще голос его сделался каким-то незнакомым. Ледяной, жесткий, слово сказал, будто гвоздь забил.

Я трепыхнулась, он прижал меня крепче, повел ладонью между лопаток, поцеловал в макушку. Пальцы впились в затылок.

— Поняла? Сейчас же иди.

Я с трудом кивнула, ударившись лбом о твердый порожек его ключицы.

— Господин Ульганар! — на лестнице, у меня за спиной, стоял один из дедовых слуг, — вас к себе господин Мельхиор просят.

— Иду. Уже иду.

Он еще разочек притиснул меня к груди, словно бы не в силах расстаться, потом отодвинул и взбежал по лестнице наверх. Оглянулся, на миг достав требовательным приказывающим взглядом. Сзади меня тронул за плечо Эрвел.

— Что он тебе сказал? — тоже шепот, сдержанный, приглушенный.

— Кто? — опешила я.

— Герен.

Толпа шумела, собираясь около лестницы. Кресталена повторяла, как заведенная:

— Герой, господа. Настоящий герой. Господа, он настоящий герой.

— Не знаю, — пробормотала я, — ничего не поняла…

Эрвел потерял ко мне интерес и побежал за командиром. Рейгред припустил следом. Я немного попуталась у всех под ногами, а потом скрылась в нашей общей комнате. Я догадывалась, зачем Герен требовал конфиденциальности. У него имелись известия о Стуро.

Где-то двенадцатую четверти мы с собаками терпеливо прождали за задвинутой ширмой. Сидеть на одном месте мне было трудно, я ерзала и дергалась. Блуждание по этажам хоть как-то облегчало болезненную ажитацию, в которой я находилась. Нет, надо лечиться. Иначе я свихнусь.

Стукнула дверь, голос Герена произнес:

— Заходи. Открывай вон тот сундук, я пока переоденусь.

Герен кого-то привел. Я придержала собак, хотя они и не думали демонстрировать наше присутствие.

— Куда барахло-то с сундука переложить, господин Ульганар? — спросил вошедший с Гереном.

Голоса я не узнала, наверное, кто-то из дедовых людей. Можно было бы подсмотреть в щелочку, но меня мало интересовал незнакомец. Я надеялась, он скоро уберется.

— Бросай на пол. Давай, поспеши, времени в обрез.

Они шумно возились в комнате. Зазвякал металл, Герен принялся командовать:

— Затяни потуже… так, хорошо. Теперь на левую… на левую, черт! Застегивай.

Незнакомый слуга сопел и тихо чертыхался.

— Это повыше… повыше, говорю, куда ты крепишь, бестолочь! — раздражался Герен, — Там шнурок, затяни его покрепче. Сойдет, хорошо. Достань мне шлем.

Бам-м! Короткий звук удара, что-то грузно рухнуло, что-то покатилось, жестяно шелестя по устилающему пол тростнику. Я подскочила.

— Альсарена, — совершенно спокойно окликнул Герен, — выходи.

Он был с ног до головы затянут в кольчугу, сверху прикрытую бело-голубым гамбизоном, а на бедре у него висел меч. Цилиндрический шлем откатился в угол, распластав словно крыло двуцветный фестончатый намет. Второй человек лежал ничком возле раскрытого сундука. Вооруженный человек, один из столичных хватов.

— Господи! Что с ним?

— Ничего страшного, — драконидский рыцарь разжал железную перчатку, — Я ударил его по голове. Он жив, все в порядке.

Я разинула рот.

— Подними шлем, — сказал рыцарь, — и раздевайся. И поживее.

Заросшее лицо его в обрамлении кольчужного капюшона казалось черным и страшным. Глаза посветлели от ярости. Желтые волчьи глаза. Я не узнавала господина Герена Ульганара, старинного друга отца и моего жениха. Это был чужой, злой и отчаявшийся человек. Способный на все.

Я еще раз взглянула на неподвижное тело. Ударил по голове!

— Колдун, Герен? Колдун тебя прислал?

— Все потом, — он перевернул хвата, расстегнул пояс и стащил с лежащего суконный налатник, — раздевайся, слышишь? Нельзя заставлять их ждать.

Голубое и белое, вспомнила я. Его цвета. В переводе с мертвого лираната "Ульганар" означает "Человек Озера". Анар — мужчина, воин. Воин Озера. Рыцарь Озера.

— Ты пришел за мной?

— За тобой, — он бросил мне хватовские сапоги.

— Погоди, а Рейгред сказал…

— Одевайся и молчи! Почему ты еще в платье?

— Завтра похороны… Неужели ты не позволишь мне попрощаться с отцом?

— Аманден простит.

Грубо развернул меня к себе спиной, повозился, дергая завязки, пробормотал проклятие и распорол шнуровку одним движением кинжала.

— Поднимай руки!

Чувствуя, что спорить чревато, я подчинилась. Герен, безжалостно кромсая кинжалом, содрал с меня оба платья, и оставил в одной сорочке. Взамен швырнул пропахшую потом стеганую поддоспешную рубаху и кожаные штаны, с нашитыми на них роговыми пластинами.

— Сапоги надевай поверх своих. Прекрати морщить нос, сейчас не время. Живее, живее! Дьявол, что ты там возишься?!

— Откуда я знаю, как это застегивается?

Он натянул на меня неуклюжую тяжеленную кольчугу, оцарапав нос и нетерпеливо дергая зацепившиеся волосы (и как мужчины таскают на себе этот ужас, не понимаю?), поверх нее — слишком длинный налатник, перепоясал мечом (я почувствовала себя стреноженной), накинул плащ, опустил капюшон пониже. Отошел как художник от мольберта, нахмурился.

— А Мотылек, — спросила я, — ты видел его? Он… он у колдуна?

— Дьявол, — буркнул Ульганар, — слишком заметно.

— Что заметно? Это? — я указала на грудь.

— Роста ты мелкого, — объяснил он с отвращением, — Пигалица ты.

Подошел, поддернул налатник, изобразив эдакое "брюшко" по лираэнской моде. Подол малость подобрался.

— Мотылек, Герен! — взмолилась я, — где он?

— Жив и здоров, — ожесточенное лицо его не дрогнуло, — на поляне, в засаде вместе с колдуном. Скоро увидитесь. Кровь Альберена! Самого малорослого ведь выбрал! — он снова отступил и прищурился, — иди на меня.

Я сделала пару шагов. Он скривился.

— М-мать… Игрок зачуханный. Предусмотрительный, зараза.

— Что?

— Ты на балу, что ли? — рявкнул рыцарь, — Задницей не верти!

— Я не верчу!

— Иди еще раз. Холера! Холера!

— Что ты орешь на меня?!

— Р-р-р! — предупредила Редда.

Герен, по волчьи скаля зубы, заозирался. Шагнул к столику в углу, ухватил круглое большое зеркало. Швырнул его на постель, замотал в покрывало, завязал узлом.

— Подставляй спину.

— Что ты задумал?..

— Спину подставляй!

Зеркало легло мне на загривок и придавило к земле. Спина согнулась колесом. Я ухватилась за нелепый узел, подтягивая его повыше. Это мало помогло.

— Зачем…

— Стой здесь.

Герен ловко связал раздетого до исподнего хвата. Сунул ему в рот обрывок моего платья, загрузил несчастного в сундук. Туда же полетели оставшиеся тряпки. Крышка с грохотом захлопнулась.

— Он задохнется, — пискнула я из-под зеркала, — подсунь что-нибудь!

Он послушался — сунул под крышку пучок тростника. Водрузил на голову свой красивый шлем с наметом, откинул забрало. Проверил, ловко ли прилажен меч.

— Пойдем. Если берешь собак, зови их.

— Редда, Ун, за мной!

— Выходим, — он отворил дверь, — и больше не слова. Тащи зеркало и молчи.

— Зачем…

— Я сказал — молчи!

Господи Милосердный, каюсь во всех грехах своих, вольных и невольных! Отец, родненький, прости меня! Ухожу, все-таки бросаю тебя… теперь — навсегда…

Мы прошли по коридору, спустились с лестницы. Меня шатало под тяжестью, неудобный груз елозил по спине. Рыцарь гордо топал впереди, не делая никаких поползновений мне помочь. Вот уж не думала, что Герен Ульганар способен на такую мелочную месть!

В холле и во дворе толпилась масса народу — лиц я не могла видеть по причине надвинутого капюшона, усугубленного согнутым в три погибели состоянием. Однако голос управляющего в общем гуле признала.

— О! — удивился управляющий, — что это у вас, господин Ульганар?

— Зеркало. Необходимая принадлежность для охоты. Существо, которое мы ошибочно считали драконом, таковым не является.

Люди зашумели.

— А каковым же оно является? — заинтересовались сразу несколько голосов.

— Оно является василиском, господа, — уверенно и даже небрежно заявил Герен, — Очень крупным экземпляром. Это нас и смутило.