День цветения

Отец Арамел

Этот прием не давал мне покоя. Прием, которым шустрый гирот лишил меня оружия. Странный прием. Ни на что не похожий. И определенно, являющийся принадлежностью некоей совершенно мне незнакомой системы. Причем, системы какой-то парадоксальной. Он сделал бы то же самое и без меча. Меч только мешал ему. Он отнял у меня двуручник фактически голыми руками. Одной рукой, если точнее.

Иверена Нуррана, насколько я могу судить, решила натанцеваться задним числом, да еще впрок впридачу. После "круговой" собрат мой по таолорской "миске" показал молодежи фигуры одного из самых сложных каоренских танцев. Я имею в виду "перебранку". Этот танец, помимо всего прочего, имеет очень быстрый темп. Своеобразные состязания на выносливость. Даже в молодости я не выдерживал "второй смены партнера". А госпожа Нуррана, если глаза мне не врут, не сделала ни одной ошибки, точно копируя движения гирота, а музыканты уже завели мелодию по третьему разу. Нет, я, конечно, знаю, что старшая дочь советника Треверра обожает танцы и прочие развлечения, но, признаться, такой выносливости я от хрупкой аристократки не ожидал. Ее бы на Малую Проверку в Таолорские казармы… что это со мной? Вдруг очень ясно представилась госпожа Нуррана в мужской одежде, с легким мечом, а на трибуне — коллегия, и среди них, конечно, Эльроно. Этакая "незаметная личность". Командир пехотной тридцатки, один из многих. Человек, к которому не просто прислушивается — которого слушается король… Гм. Кажется, я или выпил лишнего, или слишком увлекся воспоминаниями.

Кровь Пресвятого Альберена, они все еще пляшут! Интересно, кто не выдержит первым? Почему-то мне хочется, чтобы выиграл язычник. Общая "миска" сближает.

Кстати, можно было бы спросить его, как там поживает Эльроно… На самом деле, если бы не этот человек, меня не приняли бы стажером в Сеть Каор Энена. Бесспорно, как Истинный Закон. Он замолвил за меня словечко, и, хотя кальсаберитов Сеть не принимала уже тогда (эту возможность перекрыли первой), меня взяли. Даже не потребовав увеличения платы за "голову обучающуюся". А теперь каоренцы не берут наших мальчиков вовсе. Не только Сеть, но и армия. Я ведь предупреждал Эстремира. Но он и слушать не пожелал. "Мы и сами уже давно можем обучать всем их фокусам, Арамел." Конечно. Через вторые-третьи руки. И что останется от Искусства? Он не понимает. Он никогда не относился всерьез к идее Искусства Владения Оружием. Для него Искусство — игра, и только она. И он считает, что достойно обучить молодежь может и тот, кто сам обучался у того, кто обучался у того, кто обучался в Каорене. И совершенно неважно, что половина, да что там — две трети! — "маленьких хитростей" теряется при такой системе. Какая разница!

Спокойно, Арамел. Спокойно. Гневливость — грех, Арамел. Грех.

Ага! Госпожа Нуррана… Нет. Нет, у нее порвалась туфелька. Туфелька не выдержала "перебранки", а сама госпожа Нуррана…

— Наше состязание не окончено! — глаза ее сверкают, как у безумной, — Я сейчас переобуюсь, и мы продолжим!

— Всенепременно, — ухмыльнулся гирот, — Я жду вас, госпожа моя.

И направился к столу. Уселся и, как ни в чем не бывало, принялся уплетать жаркое. Наполнил кубок белым вином.

— Любезный Адван, — окликнул я, — Можно тебя на минутку?

Он улыбнулся, кивнул, прихватил кубок и кусок мяса на вилке, обогнул стол и занял соседнее место, развернувшись со стулом ко мне лицом.

— Скажи, друг мой, что это был за прием?

Пошевелил бровями, усмехнулся.

— У "пса" хороший нюх. Этот приемчик, между прочим, не единственный. Года… э-э… да, года два назад, завербовался к нам в Большие Таолорские один парень. Откуда родом — не сказал. Молчуном его звали. Длинный такой, тощий… В общем, на Проверке он вышел, махало-то отложил, да без махала и раскидал пятерых "недопесков". Играючи. Ларанг на него двоих "псов" выпустил. Потом — троих. Потом — десятку. Ну, и взяли его сразу "псом", да с прибавкой за наставничество, да после первой же заварушки на десятника представили. Вот он нас и натаскивал. И, скажу я тебе, не все его науку воспринять сумели. Зато уж кто сумел…

Да, конечно. И Эстремир говорит, что Орден ничего не потеряет от того, что стажировка в Каорене отныне закрыта для нас! Ведь все Учителя, вроде вот этого Молчуна едут — в Каорен. В Каорен, а никак не в Итарнагон. Они ведь в большинстве своем — язычники, как ни горько это сознавать…

— Если хочешь, я тебе потом покажу кой-чего, — утешает собрат по "миске". — Ты ведь с полувзгляда возьмешь, не то что гвардия наша. Ты вообще, если б не Молчунов фокус, сделал бы меня, как "слепыша" на Площадке.

— Перестань. Еще бы двенадцатая четверти… Да что там, мне бы, друг мой, и двадцать четвертой хватило. Я ведь выдохся, и не говори, что ты этого не заметил.

— Выдохлось не умение, приятель. Будь мы в Каорене, ты бы меня сделал. По работе, не на время. Дурацкие здесь все-таки обычаи. Я же дважды чуть меч тебе не отдал.

— У меня был двуручник.

— А! Кому это было бы интересно. Слушай, ты вот что, — неожиданно гирот сдернул с шеи ожерелье, свой приз, и, прежде, чем я успел хоть рукой шевельнуть, надел на меня. — Вот так. Теперь все по-честному.

— Друг мой, не пристало так разбрасываться заработанными трофеями, — попробовал я его урезонить, но — какое там!

— Эту хреновину заработал ты, а не я. И все, отрезали. Кстати, что у тебя с ногами?

— С ногами?

— Ну, с коленками?

— Артрит, любезный. Возраст.

— Во-озраст, — проворчал он, и вдруг довольно бесцеремонно ухватив мою правую ногу, водрузил ее на стол перед собой. — Так-та-ак… — ловко прошелся жесткими пальцами вокруг колена.

Я поморщился.

— Ясненько. Значит, вот что. Показываю. Массаж от Косорукого. Ты его, между прочим, мог и видать, Косорукого, он лет тридцать при Больших Первым Медиком. Смотри, потом своих дуболомов обучишь, самому себе несподручно… Сперва — так, кругаля посолонь, потом та-ак, переборчик вокруг чашки, потом здесь… не шипи, не шипи, а потом еще вот это местечко, и — главное: так, так и так, по мышцам, тихо-тихо, уже почти все, теперь — точки, терпи, терпи, и — сюда. Все.

Отпустил мою несчастную конечность. Легонько встряхнул руками, "сбрасывая", как называли это каоренские лекаря. Пошевелил пальцами.

— Ну?

— Спасибо, друг мой.

Довольно-таки варварский массаж, доложу я вам. Но действительно — стало значительно легче. Хотя несколько раз мне казалось, что я останусь без ноги.

— Давай другую.

И я послушно развернулся со своим стулом. Адван зажал мою ступню под мышкой, вдруг поморщился:

— А с голеностопом что?

— Старый разрыв связок, пустяки…

— Ага, пустяки. Ладно, сперва колено. Ты глаза-то не жмурь, запоминай. Больно? Погоди, сейчас…

Ткнул пальцем почему-то в грудину, почти в солнечное сплетение, и — я совершенно перестал чувствовать что-либо.

— Этого ни сам себе не делай, ни кому другому не позволяй. Рискованно, — поучал гирот, разминая и растирая бесчувственное бревно, в которое превратилась моя нога. — Чуть не туда нажмешь и — с копыток. И смотри внимательно. Вот так. И — сюда. Хорош.

Одновременно нажал под коленом слева и справа. Осторожно опустил мою ногу на пол.

— Как?

— Да. Замечательно.

— Это еще не замечательно, — сцепил пальцы, помял — отчетливый хруст суставов.

Встряхнул руками.

— Левая-то у тебя похуже. Ладно. Значит, так. Делаешь дважды в день. Утром и вечером. И растирать. С бальзамом. Я тебе сейчас принесу, не средство, а золото. Будешь у меня, как новенький. А то что это за безобразие: к таким хваталам и — такие ходила. Для дыхалки тоже кое-что сообразим, я ведь в медики готовился, да на экзамене срезали.

— На чем же, позволь узнать?

Руки у него, как сказали бы в Каорене — Целителя Милостью Богов. Такое ощущение, что боль, ставшая уже привычной, утянулась в его сильные длинные пальцы. И вытряхнулась в никуда…

— Да на мертвом лиранате погорел. Туговато у меня с языками. А там ведь — сам знаешь. Чтоб от зубов отскакивало. Ну, вот и…

И еще нас, лираэнцев, называют "крючкотворами"! Сами и есть! У этого человека — талант, от Бога, а они, из-за того, что ему трудно дается мертвый лиранат…

— Я готова продолжать состязание, — Иверена Нуррана подошла к нам, повела плечами, — Но, поскольку наше ристалище занято, — чуть кивнула на танцующих, забросивших каоренские "выкрутасы" и вернувшихся к более привычному "флюгеру", — предлагаю продолжить в другом месте.

Собрат мой по "миске" встрепенулся.

— Всецело приветствую ваше мудрое решение, госпожа моя, — кивнул мне, — Прошу прощения, — подхватил Иверену Нуррану под локоток и двинулся к боковому выходу из пиршественной залы.

Принесет он мне бальзам, как же! Не раньше завтрашнего утра.

Если вообще не забудет.